Офицерские лагеря Андриаш

Во  вторую неделю службы за нас взялись основательно: до ужина устроили зачет по уставу, a после ужина - вечернюю поверку и прогулку со строевой песней. После прогулки я спал, как убитый, a утром не успел выскочить из сортира, как взводный увёл ребят на пробежку.
Само по себе это было не так страшно: зарядку я пропускал и раньше. Но, выходя из умывальника, в то утро я попался на глаза старшине и сделал вид, будто я его не заметил. На утренней поверке перед строем объявили, что я получаю наряд «вне очереди» с субботы на воскресенье за нарушение распорядка дня и устава.
В пять мне заступать в наряд, но я не тороплюсь: медленно переодеваюсь, закуриваю и с сигаретой в зубах сажусь в лагере возле постового грибка. Ибо первая заповедь армейской жизни гласит: "Не ищи себе работу, она сама тебя найдёт".
В армейской жизни заповедей много. Одна из них; "Пореже попадайся  на глаза начальству".  Я ею пренебрёг и поплетился. И поэтому для себя я придумал еще одну: "Не пренебрегай армейской заповедью". И дал себе зарок, что всегда буду ей следовать.
Чем руководствуется солдат, уставом? Но и негласной армейской заповедью. Что поддерживает его, долг? Но и подспудная мысль, что в конце концов служба когда-нибудь кончится.
Вот так я сидел, витая в облаках и в своих, абстрактных мыслях, когда сзади ко мне подошел солдат в такое же, как и я, застиранной робе.
- Ты, что ли, заступил на кухню?
- Ну, я. А что?
- Не "ну, я", а курсант такой-то. Я всё-таки старше. По званию.
- И где это видно?
Он посмотрел на свою одежонку без погон, усмехнулся и скомандовал:
- Там увидишь, за мной!
"Ну, теперь хана,  - подумал я, - заставит делать самую черную работу."
Наряд на кухню уже давно стал притчею на острых языках нашего взвода. Эту тему еще в поезде обшутили, обсосали и бросили. Не то в шутку, не то всерьез рассказывая, что провинившегося солдата -"салагу", ставят в пару к самому ленивому "старику", и тот вьёт из него верёвки: заставляет спичкой промерять пол на кухне, мыть до блеска алюминиевые тарелки, или чистить котел  перочинным ножом. Я в эти росказни верил,  как я в армейские заповеди: постольку -поскольку... Мало чего врут   шутники...
Мой "старик" привел меня под навес, гдe варили еду подсобным поросятам, показал бак на печи, ведро и приказал:
- Налить и закипятить!
Вторая заповедь армейской жизни говорит: "Получив приказ, не спеши его выполнять". Потому что следующая команда может быть: "Отставить!". Я «посачковал» с полчаса у плиты, но приказ никто не отменял и я принялся его выполнять: нашел на кухне кран, принёс одно ведро, второе и мне стало грустно. Носить было далеко, а два ведра, что я принёс, плескались на дне котла маленькой лужицей. На третьем ведре мой начальник перехватил меня в коридоре.
- Ты что, впервой?
- Впервой. А что, заметно?
- Да невооруженным глазом.
- Оттого, что одним ведром таскаю?
- Оттого, что кран есть возле печки.
- Я трахнул себя по лбу и побежал из кухни.
- И затопить надо! - вдогонку крикнул он. - А то до ночи
не закипит!
Когда я растопил печь, и в трубу, урча, вылетел узкий язычок пламени, работа пошла веселей: я наполнял котел, а вода закипала.  До самого ужина пришлось заливать воду и присматривать за огоньком. Мой начальник в это время мешал помои для свиней и заливал их горячей водой.
- Эй, Андриаш! - кричал повар из окна. - Иди, подкинь дровишек!
Авдриаш мыл руки и бежал на кухню.
Перед ужином он позвал меня на раздачу. Моя работа состояла в том, чтобы подносить миски повару. Тот накладывал и подавал в раздаточное окно. За окном, разнося тарелки по столам, во весь дух носился Андриаш. Повар все время сбивался со счета.
- Уже сорок четыре. Правильно я говорю,  Андриаш?
- Правильно, правильно. Ты давай!
Повар давал, но всё время переспрашивал, Это был скупой и недоверчивый солдат из "стариков". Его обманывали все, кто мог. Когда раздали ужин и дивизион ворвался в столовку, Андриаш поднялся на цыпочки и снял с откинутой крышки моечного окна четыре лишние порции. Повар просчитался.
В тот день ужин был, как в ресторане: давали жареную рыбу под соусом и картошку с салатом. Мы съели по двойной порции и напились чаю. Еще две порция остались лежать нетронутыми.
- Шустрый ты парень, Андриаш.
- Я-то? Не.,, Просто проворный.
- А какая разница?
- Те от природы такие. А я по необходимости. Силенок нет -
приходится вертеться.
Он, действительно, был какой-то узкокостный, щуплый, но в нем чувствовалась и самостоятельность, и цепкость.
- Значит, ты не шустрый?
- Щустрые на ходу подметки рвут.
- А ты не рвёшь? - я показал на лишние порции.
- Это я так, по привычке.
- А чего тебя зовут Андриаш?
- Фамилия такая,
Мы познакомились. Я спросил, откуда он родом. И, оказалось, что мы почти земляки. Мы пили чай из горячих никелированных  кружек и вспоминали знакомые улицы, номера трамваев, кинотеатры. И всё это так радовало нас, будто мы целый век оторваны от дома.
Пока мы ужинали, на моечном окне образовалась гора посуды. Мы допили чай., принесли горячей води а начали мыть миски: он мыл в одной ванне, а я в другой споласкивал и складывал на стол. Споласкивать
иж складывать - дело нехитрое, но Андриаш  мыл настолько быстро, что я едва за ним успевал.      
- Хорошо моешь, - сказал я. - Профессионально.
- Школа, - ответил он. - Я за свою жизнь знаешь, сколько
посуды перемыл...
Он сполоснул руки и вытянул пробку, Вода стала выходить из
мойки.
- А кружки?
- На кружки мы принесём другую воду.
Mы взяли по ведру и принесли из котла горячей воды. Он вымыл ванны с содой, и я высыпал в них кружки. Вошёл повар.
- Андриаш, выключишь всё к ****и матери и наберёшь воды в котел, - оказал он.
- Не впервой, - оказал Аадриаш.
В кухонном хозяйстве он ориентировался, как хорь у себя в норке.
Вместе мы вычистили и вымыли котлы и сполоснули ванны, где  мылась посуда. Мне он поручил мыть пол в варочном зале, а сам взял на себя моечную и коридор. Еще оставалась офицерская столовая, но он отпустил меня смотреть кино. В субботу в части всегда крутили кино. Я вымыл руки я пошёл к кинобудке.
Фильм был старый. Я его видел, когда мне было лет десять, и теперь
 не мог смотреть без улыбки: то, что тогда волновало, сейчас уже стало смешным. Я постоял немного, посмотрел кино и мимо   умывальников пошёл в лагерь.
Суббота - банный день, и в душевых горел свет. Какой-то плаксивый малыш звал сквозь приоткрытую дверь маму.
- А ты постучи погромче, - посоветовал я ему.
Он испуганно посмотрел на меня, открыл дверь и скрылся за нею. Я вернулся на кухню.
Андриаш домывал пол. В мойке у стола стояли двое чумазых пацанов и уплетали рыбу. Когда я появился, они немного струхнули и собрались удирать.
- Не бойтесь, это свой, - сказал им Андриаш.
Они доели все подчистую и попросили:
- Дядя Андриаш, дай ещё.
- Достань им на крышке чай, - попросил Андриаш.
Я достал им с крышки моечного окна две кружки, и они с жадностью выпили остывший чай, заедая его хлебом.
- Ну, как, подкрепилась? - спросил Андриаш.
Они закивали.
- Тогда идите, гуляйте.
Пацаны выскользнули из моечной в коридор и остановились на пороге.
- Дядя Андрнаш, а когда ты будешь еще опять дежурить? Завтра?
- Завтра нет. Завтра я буду на позициях..
- Можно, мы к тебе на позицию прийдем?
- Нет, туда нельзя.
- А мы всё равно прийдём.
И они убежали.
- Офицерские? - спросил я, когда они скрылись. Он махнул рукой.
- А чьи?
- Есть тут одна. Мананой зовут.
- Полковая дама?
- Дурочка, детей нарожала, а не кормит.
- А отец?
-  Какие теперь отцы... Старший пацан на казаха похож. Младший, вроде бы, русский.
- Так их батальон воспитывает?
- Подкармливаем. Они, можно сказать, общие.
Он отжал тряпку, постелил её возле  порога и выплеснул воду из тазика. Я чувствовал сeбя перед ним виноватым.
- Андриаш, ты меня разбудишь завтра?
- Разбужу,
- Во сколько?
- Часов в шесть.
- Нe поздно?
- Нет, Завтра воскресенье.
 
Я рассказал eмy, как меня найти, он выслушал в пол-уха, пере-крыл заслонки у плиты, выключил свет, и мы вышли в темноту.
- Андриаш, ты пойдешь купаться? - спросил я.
- Пойду,
- Я с тобой.
Мы зашли в казарму, взяли полотенца, белье и пошли в душевую. В душевой было темно, и в этой темноте что-то мерно плескалось. Я спросил в открытую дверь: "Есть тут кто?
- Никого нет, заходи - сказал Андриаш.
Он вошёл вслед за мной, я включил свет. Белый кафель ослепил нас. Из плохо прикрученного душа текла вода. В раздевалке все крючки были пустыми.
- Здесь мылись какие-то женщины, - сказал я.
- Это офицерские жены.
Мы  разделись и залезли в кабинки. Вода была не горячая - в самый раз.
 Андриаш усердно мылся, насвистывая какой-то мотивчик. Я отлил ему шампунь помыть голову. Мы потерли друг другу спины и, отмываясь под теплым душем, он запел: "Во субботу, в день ненастный, нельзя в поле, в поле работать, работать. Нельзя в полюшке работать, ни боронить, ни пахать".,.
На следующий день он заступил в караул. Вечером, отдыхая после наряда, я видел, как капитан Лялин, дежуривший в тот день по части, привел его на охрану продуктового оклада. Спустя некоторое время я подошел к нему. Он стоял подтянутый, с новеньким автоматом. Нa плечах  у него поблескивали новенькие сержантские погоны,
- В первый раз с автоматом?
Он улыбнулся и хлопнул ладонью по щеке  приклада.
- Непривычно.
- Долго еще до дембеля?
- Три месяца осталось.
- Надоело?
- Да, как оказать.,.
- Остаться не предлагали?
- Пока нет.
- А остался бы?
- Я б остался.
- Нравится здесь?
- Офицеры - народ хороший, А работу я знаю. Как ты думаешь, есть здесь школа прапорщиков?
- Не знаю. Наверно, есть.
 - Я бы рапорт подал,
- Ты командир отделения?
- Помкомвзвода.
- А чего на кухне дневалил?
- Земляка подменял .
Он поправил автомат на груди и попросил:
- Дай курнуть.
Я протянул ему за колючку сигарету. Он сделал две затяжка и вернул.
- На пocтy, знаешь, как хочется.
- А откуда ты крестьянские песни знаешь? - спросил я.
- А ты?
- Я от деда.
- И я. До десяти лет у деда жил.
- А потам?
- Потом дед умер.
- Слушай, Андриаш, возьми мой адрес.
- А ты мне будешь писать?
- Буду.
Он достал из гимнастерки ручку, блокнот и записал.
- Родные  пишут?-  спросил  я.
- Товарищи пишут, друзья.
- А мать, отец?
- Они у меня погибли.
- Как?
- В авиакатастрофе.
- У кого же ты живешь? Где твой дом?
Он пожал плечами.
- Везде. Где придется. Я ведь из детдома.
Так впервые я познакомился с круглым сиротой – человеком, у которого не было ни одной опоры на этой земле, кроме самого себя. И это заставило меня задуматься.
Что же движет мною? Всё-то у меня не в заправду, всё временно. Как будто сейчас я живу первую жизнь, в которой только учусь, всё делая вчерне и вполсилы. И все жду, что будет другая, настоящая, и тогда я себя покажу. А она все не приходит. И дождусь ли я её когда-нибудь... Может, напрасно  её жду, и та настоящая жизнь - вот она. И правы те, кто делает её взаправду, всерьёз, отдавая этому все свои силы?
Хорошо,  что есть у меня родные: мать, отец и есть дом, а с ним надежда вернуться и начать новую жизнь, в которой всё будет по-другому. А если бы не было? Смог бы я жить, как он, Андриаш? Что же поддерживает его, и какими заповедями он руководствуется?