Девушка с кошкой

 Была уже поздняя, хмурая, мрачная осень. Как водится, уже совершенно отшумела листва, отшелестела, отхрустела даже под ногами, не принимая в расчет  скукоженных, желтых, коричневатых, пожухлых листочков, местами одиноко висевших, точнее, торчавших на оголенных кривоватых ветвях, словно бы этим демонстрируя непреодолимую свою стойкость и неугасимую жажду жизни. Уже окончательно завершился сезон грибников, завершился, так сказать, безвозвратно, по крайней мере, в этом году, и соответственно, люди, любящие это занятное дело, и причисляющие себя к этому почетному разряду, единственное, чем могли напомнить себе о былом времяпровождении в лесу, так это исключительно тем, что скрашивать свой досуг меланхоличными прогулками по оголенной чаще, наполненной запахами хвои, сырости, дождя. Впрочем, климат в Сибири довольно сухой, по крайней мере, насколько мне известно, с учетом того, что я  человек простой, особенно не ученный, во всех географических тонкостях слишком не разбирающийся. Подчас, по целым дням лили мрачные, холодные дожди и выйти на улицу не приносило ни капли удовольствия. В такие дни горожане кутались в плащи, скукоживались, подобно листочкам под зонтами, хмурились лицами, особенно если дождь пробирал насквозь, вне зависимости от наличия зонта.
 Не в пример привычной осенней погоде выдалось назначенное утро. Оно выдалось неимоверно свежим, ласковым, прохладным. Со слабой силушкой ударил морозец, снежок валил и крупными и мелкими хлопьями, и даже не таял бы совершенно, а укладывался бы в мелкие сугробы, и залепил бы все тротуары, улицы, дороги, если бы не машины – их нескончаемый  поток и выхлопные газы. Впрочем, следует пояснить, для чего было предназначено это утро, точнее, какое мероприятие, вернее, какое дело намечалось по его наступлению. 
 В двухкомнатной квартирке было еще темно и сравнительно тепло, и ощущалась абсолютная власть сонного царства. Абсолютную тишину нарушало только лишь голодное урчание холодильника и мягкое, плавное хождение по квартире. Полы в ней, правда, были предательски скрипучие, но девушка по ним старалась ступать аккуратно, не создавая шума, подобно искусной воровке или, лучше сказать, совестливой соседке. Двадцатитрехлетняя Соня, в продолжение всей ночи не сомкнувшая своих глаз ни на минуту,к утру выглядела совершенно разбитой, помятой, измученной, но на удивление чувствовавшая себя вполне бодро, ходила тишайше по квартире и собирала свои вещи, которых у нее, благодаря осенним распродажам, набралось предостаточно. Предвкушение скорой встречи с ее молодым человеком окрыляло ее полновластно и придавало ее настроению лучезарной, сияющей бодрости, несоизмеримой с энергетическими потерями за ночь, и даже, стоит утверждать, что прибавляло счастья. Она буквально порхала по квартире – через всего каких-то пару часов они должны были непременно встретиться. Внешность ее, правда, как уже сказал я, совершенно не отражала счастливого настроения. Тем не менее, по своей женской внутренней убежденности, предполагая, что тщательный марафет все основательно исправит, беленькой плойкой она создала волнообразную прическу, накрасила губы, подтушевала ресницы, одела свое красное, во всех местах зауженное платье и собралась в дорогу. В семь часов у нее намечался вылет.
 Стоит, я думаю, объяснить, почему она старалась совсем не шуметь. Дело в том, что в квартире она находилась отнюдь не одна. Две подруги ее, одной из которых и принадлежала квартира, преспокойненько почивали в своих теплых кроватях, и соответственно провожать ее не собирались, да и вообще, в прощании не видели нужды. А впрочем, этого остро ей и не требовалось. Хотя, как знать. Поклажа у нее набралась довольно богатая: большой чемодан, коробка, ноутбук и серая, миниатюрная кошка. Для того чтобы добраться без чрезвычайностей, казусов, она еще с  вечера вызвала такси. И уже с этой самой минуты начались мелкие, но,вместе с тем, неприятные недоразумения.
–Здравствуйте! Девушка, можно мне машинку?– довольно громко, уже не соблюдая домашнюю тишину, проговорила она.
– Да конечно, по какому адресу, и до какого пункта? – ответила девушка, но только сонным и уставшим голосом.
–В аэропорт. Да и еще девушка, у меня кошка.
– Да, сейчас подождите минутку.
Диспетчер переговорила с таксистами и спустя минуту оповестила: белая тойота – ждите, через три минуты.
 За эти три минуты, Соня, нагруженная, словно терпеливый ослик, вернее даже навьюченная как порядочный верблюд, вынесла всю свою поклажу из квартиры и протащила ее не меньше метров десяти, если брать в расчет трясущего спуска по лестничным ступеням. Благо, хоть такси подъехало вовремя. Из белой заезженной машины, по виду старенькой вышел худой, высокий, сутулый, лысоватый мужчина в очках, державшихся на бесцветной оправе, для незаметности, как видимо, и довольно неуклюжим жестом, прикрыл мягкую дверцу.
– Здравствуйте, – поприветствовала она его со счастливой улыбкой на устах.
– Здравствуйте, – ответил он сухо, равнодушно, с явным недовольством. – А, вы с животным что ли!? – добавил он уже с ярко выраженным возмущением, недовольством не только самой кошкой, а скорее даже ее окрыленным настроением, которое увидел на лице ее.
– Вообще-то да, диспетчер вообще-то в курсе, – все в том же тоне, правда, слегка посерьезнев, но, тем не менее, без зла ответила она. 
– И как мы поедем? – наблюдая, что его запугивание не действует, довольно резко отрезал он.
– В чем проблема? – задалась она вопросом, уже значительно помрачнев лицом. – Я сейчас звоню вашему диспетчеру и говорю, что вы – против. Вы не поедите, поедет кто-нибудь другой.
– Да садись, садись, поехали, – небрежно, с пренебрежительностью в голосе, уже садясь в машину, промямлил он. – Начинается.
 Поездка до аэропорта сопровождалась преимущественно грузным, тягостным молчанием, и только иногда, время от времени, таксист останавливал машину, оборачивался и чуть ли не приказывал – проверить, не испортила ли кошка ему сиденье. Для этого он требовал ее зачем-то выйти из машины, чтобы, как он сам объяснял, и он сам мог удостовериться, что кошка не справила нужду в его салоне. В первый раз он потребовал сделать это спустя каких-то метров тридцать – сорок. Разумеется, без охоты Соня вышла, проверила, и осведомила в том, что все нормально. Однако не все было нормально. Вследствие столь нелюбезного отношения к ней и к ее кошечке в душе ее все передергивалось, сжималось, она надувалась, словно индюк, наливалась краской от сердитости, и снова и снова, принуждаемая, можно сказать, насильно, проверяла, осведомляя его впоследствии, что ничего страшного не произошло. Однако не проходило и полных десяти – пятнадцати минут, как таксист снова останавливал машину в каком-нибудь неудобном месте, и снова оборачивался на заднее сиденье с требованием перепроверить. И таким образом продолжалось в течение примерно часа. Немудрено, что у Сони совершенно и безвозвратно испортилось настроение – она вообще чрезвычайно негодовала всякий раз, когда что-то было не по ее, а тут – столь некультурное, и даже грубое обращение. В какой-то момент ей показалось, что именно этого эффекта и добивался таксист. Ведь заметив признаки сердитости в глазах ее, он мгновенно смягчился, и попытался завести разговор.
– Разводишься что ли? – поинтересовался он с видом весьма удовлетворенным, как бы наслаждаясь собственным успехом, что ярко исказилось в сладострастной ухмылке.
– Нет, – ответила она довольно резко, давая хорошо понять, что не желает продолжать с ним разговор в подобном тоне, да и вообще не хочет говорить.
 Но он настойчиво настаивал на этом продолжении – ему определенно доставляло удовольствие услышать ноточку подавленности в ее голосе, вполне закономерную, после целой череды его бессмысленных придирок, он, словно успокаивался, испортив настроение и ей.
– Я смотрю, увозишь все – и вещи, и животное. Так обычно разведенки делают, – добавил он уже, по вероятности, с расчетом завести беседы в нужное русло, довольно улыбаясь.
Соня не ответила ни словом, молчала насупчено, словно девочка, которой запретили выходить из дома. Однако в молчании она находилась не долгое время –  не проехали они еще и метров ста, как он снова приказал – проверить. Она премного недовольно выполнила его требование.
– Может, хватит уже останавливаться, – предложила она нервно. – Я и так уже опаздываю из-за вас.
 Водитель ничего не отвечал и бессовестно продолжал свою моральную экзекуцию, заставляя ее каждые десять минут выходить из машины и перепроверять сиденье. В конечном итоге, от всего этого психологического давления у девушки, что называется, сдали нервы и по лицу ее покатились слезы. Таксисту это обстоятельство, судя по его злорадной улыбке, криво растекающейся по его маниакальному лицу, доставило неимоверное удовольствие. Он явно принадлежал к разряду психологических садистов, которые, подчас, встречаются и среди мужчин, а не только в среде несчастных женщин. В какой-то момент Соня хотела уже даже наорать на него, но побоялась, что он высадит ее посреди дороги, и тогда она, со всей уверенностью можно утверждать, стало быть,опоздает на самолет.Благо,все имеет свойство – заканчиваться. Мало-помалу они подъехали к величественному зданию аэропорта. Тогда Соня достала из белой, кожаной сумочки розовый, так называемый гламурный кошелек, из которого спешно вытащила хрустящие семьсот рублей.
–Еще сто рублей, – затребовал таксист.
– За что!? – изумилась она заплаканным лицом, с размазанной тушью по щекам соответственно. 
– За перевоз кошки, – разъяснил он, словно бы это заведомо было положено по установленной таксе.
– Может, вы мне сто рублей вернете за то, что так долго вез.
– Не было бы кошки, так долго бы не вез, – выпалил он с гневом, что не удается сорвать еще лишнюю прибыль. 
– Нечего было брать заказ с животным, – бросила она ему напоследок и посеменила к зданию аэропорта.
В аэропорту, на удивление, было мало народу и сравнительно тихо. Никакой суеты, по крайней мере, не наблюдалось, как это обыкновенно бывает в столичных, да и не только в столичных аэропортах. У самого входа, разумеется, стоял контролер – высокий, молодой человек с военной выправкой и проверял всех на наличие взрывных устройств. Соня с явным трудом и мукой на молодом лице своем приблизилась к нему.
– Бегом, бегом, бегом, – протараторил он. – Есть справка на животное?
– Да есть – ответила она, и когда уже сложила вещи на ленту, вытащила ее из сумочки и показала ему.
– Там еще, по-моему, нужен пропускной талон, – добавил он с глубоко задумчивым, сомневающимся видом.
– Точно. Я с Норильска с кошкой летела – никакого билета не надо было, – возразила она.
– Ну, давай я с вещами постою. А ты беги туда – в контрольный пункт – узнай, нужен ли талон. Потому что если талон нужен – тебе придется бежать в соседний международный аэропорт.
 В душе ее все передернулось, она чрезвычайно испугалась. В обоснованной тревоге оставив вещи на него, и доверив ему свое драгоценное животное, которое она настоял оставить, она побежала к находившемуся неподалеку пункту регистрации. В нем заседала милая девушка – блондинка с упитанными щечками и большими прелестными губами, создающими впечатление, что рот ее всегда немного приоткрыт. Сильные, густые волосы ее были заплетены в толстую косу, и придавали ей вид русской барышни. От нее не исходило ни любезности, ни вежливости, но и негатива не ощущалось. Соня, пробиваясь через очередь, и выслушивая упреки в свой адрес: «вы, куда девушка без очереди», и объясняя, что ей нужно всего лишь задать один вопрос, она все-таки подошла к ней и спросила: «Здравствуйте, скажите, пожалуйста, для перевозки животного, помимо справки, какие еще нужны документы?».
– Да, еще нужен талон, – услужливо ответила девушка красивой форме, которая ей очень подходила и делала ее еще краше.
– А где я могу его получить? – начиная еще сильнее беспокоиться, потому что надежда ее на то, что никаких дополнительных документов не нужно, в одночасье растворилась, спросила она.
– Вам – в соседний аэропорт. Он находится справа от нас. Торопитесь, а то регистрация уже заканчивается.
 Забыв его поблагодарить, Соня,пребывая в нарастающем беспокойстве, побежала к выходу.
– Точно, мне справка нужна. Вы постойте с моими вещами, я побегу в соседний аэропорт, – попросила она услужливого контролера.
– Хорошо, но у меня смена заканчивается, сейчас будет пересмена. Но вещи пусть стоят, я скажу, чтобы за ними присмотрели, – ответил он, жестом руки, поторапливая ее.
– Спасибо вам, – произнесла она, спешно схватила серое животное, и побежала со всей прытью.
А между тем, снегопад усилился и усилился до той крайней степени, что на метров двадцать уже ничего не было видно. Не видно было даже дорожки, по которой ей нужно было бежать. Помимо всего прочего, она смутно представляла точное местоположение этого международного аэропорта. К ее счастью, на улице находился один дворник – бородатый старичок, в спецодежде с поднятым воротником, чтобы не залетал снег, одиноко метущий скользкие ступени, и делающий это, по всей очевидности его занятия, абсолютно зря. К нему-то она и подбежала для уточнения своего животрепещущего вопроса.
– Скажите, пожалуйста, где международный аэропорт?
– А вот это за это здание зайдешь – там фонари вдоль тропинки. Опаздываешь, да? Беги, беги дочка, – дал он ей напутствие с доброй улыбкой.
– Спасибо вам, – выкрикнула она и побежала в снежную тумань.
 Помимо снежной пыльцы, падающей с небес с напористой частотой, поиск пути усложнялся еще и густой тьмой, едва рассеивающейся с приходом осеннего расцвета. К тому же, было еще и очень сколько. И она, в своих розовых угах с плоской подошвой, будучи на середине пути, подскользнулась, и со всего размаху плюхнулась и чрезвычайно больно ушиблась затылком. Кошка вылетела в одну сторону сумка в другую. Благо волосы ее были густы и немного смягчили удар. И, тем не менее, в глазах ее немного помутнело, и голова закружилась. Несколько секунд она лежала недвижимо и даже не давала себе отчет в том, что произошло. Во время удара она отчетливо услышала тупой звук как бы разбивающегося яйца, и этот звук создал впечатление в уме ее, что череп ее раскололся, вернее, в нем образовалась трещина. С минуту она еще лежала недвижимо, но как только попыталась подняться, ощутила острую боль, от которой она заплакала. Тут заслышался хруст снега, показались люди, которых было двое.
– Ты чего здесь лежишь? – поинтересовался взрослый мужчина, примерно пятидесяти лет, в зимней шапке – ушанке, с тем уверенным уклоном, что задает этот вопрос вполне уместно. 
Хотя, судя по его улыбке, он прекрасно понимал, что задает глупый вопрос. Но она не вникла в его мотивацию – не до психологического разбора ей было.
– Упала, – потрудилась объяснить девушка. – Помогите мне, пожалуйста, встать, – добавила она обессиленным голосом.
– Мы вообще очень торопимся, опаздываем, наш самолет улетит без нас, а нам еще нужно в аэропорт, который мы не знаем, где находиться, – объяснился мужчина, уходя, и значительно посерьезнев лицом и в голосе.
– Я знаю, где он находится, – крикнула она ему вдогонку. – Я тоже туда иду.
– Да!? – сказал он удивленно и вернулся, и помог ей подняться.
 С трудом она поднялась – голова ее сильно болела, чувствовалась уже усталость от бессонной ночи, подняла сумочку, лежавшую в метре от нее, подобрала кошку, испуганную не меньше, пожалела ее, и двинулась вместе с мужчиной и пожилой женщиной, приходившейся ему, по всей вероятности, матерью или тещей в неопределенном направлении. По дороге он уточнил, что эта старенькая женщина является его родной матерью, и что он отправляет ее за границу – отдыхать. Соня его ни о чем не спрашивала, и ничего не рассказывала сама, и вообще, была не по-женски малословной. Оно, в принципе, было и понятно – тупая головная боль не переставала ни на минуту.
– Ты тоже за границу летишь? – поинтересовался мужчина.
–Нет. Я иду только кошку регистрировать, –ответила она с печалью в голосе.
 Когда мужчина с женщиной завидели аэропорт, они ускорили шаг, а затем и вовсе побежали вперед. Соня осталась семенить в абсолютном одиночестве. Понемногу снежная пелена укрывала две удаляющиеся фигуры. Вскоре после расставания с ними она позвонила своему молодому человеку и выговорилась ему от души. В их беседе, она еще несколько раз расплакалась, расчувствовалась, прониклась жалостью к себе, и постепенно подошла к аэропорту. Аэропорт, точнее его внутренняя обстановка вызвала в ней крайнее удивление – не считая работников, внутри он был абсолютно пуст. Даже эхо свое можно было услышать. Она прошла по блестящей паркетной поверхности, недавно тщательно вымытой, и подошла к контролеру. 
– Где можно получить талон на животное? – спросила она у группы людей среднего возраста.
 Они все переглянулись друг с другом с таким выражением лиц, как будто совершенно не понимают, чего от них хотят, и совершенно ничего не ответили, продолжая свою безотлагательную беседу. Она повторила свой вопрос громче.
– Пройдите туда, – ответил один из них.
– Куда – туда? – уточнила она нервно.
– Ну, туда, – небрежно отвечала полная, маленькая женщина в беретке, глядя на нее как на инопланетянина, возможно оттого, что туш ее совершенно растеклась по лицу, и глаза выражали страдание. – Там, короче, коридор, там – в коридоре кабинет, там найдете, – заключила она и с насмешливо-пренебрежительным видом отвернулась к собеседникам.
 Уяснив, что более ей ничего не растолкуют, Соня зашла во внутренность аэропорта и двинулась в поиске мифического коридор. Пройдя мимо зала ожидания, в метрах пятидесяти от него, находилась стеклянная будка, в которой заседали две женщины среднего возраста. Сначала, в поисках коридора, она прошла мимо них, но после, не найдя его, вернулась и обратилась к ним: «Скажите, пожалуйста, где можно получить талоны на животное?».
– Что? – словно бы и не им был адресован вопрос, или он был нецензурного содержания, или они, в принципе, не могут знать таких вещей, неоднозначно отреагировали они с вопросительной миной.
– В этом аэропорту, вообще, мне кто-нибудь ответит или нет!? – уже вне себя от накипевшей ярости, прокричала она. – Что значит там, где – там. Я что по жесту головы вашей должна понять. Где коридор этот находится?
– Шестьдесят второй кабинет.
– Где этот шестьдесят второй кабинет находиться? Что у вас на каждой двери номер висит. Как я должна определить, где он находиться!?
– По коридору идете до конца – там, – вяло и лениво, словно муха в период удушающей жары, ответила работница. 
– А коридор где?! – пытаясь отрешить ее от этого состояния, прикрикнула Соня.
– Третья дверь отсюда, – наконец объяснила работница.
 «Как, коридор за дверью?» – подумал девушка, но поверила на слово, и действительно, открыв третью дверь, обнаружила за ней короткий коридор, по бокам которого вмещалось всего шесть кабинетов. Она прошла в него и нашла шестьдесят второй. Несколько раз постучала в него, но никто не открыл. Потом еще раз постучала, но уже существенно громче, и снова аналогичная реакция. «Что за ерунда? Что за аэропорт. Работники как мухи» – подумала она и попыталась открыть дверь самостоятельно, но дверь совсем не поддалась. «И что мне теперь делать? Самолет мой сейчас улетит без меня. А я стою здесь. Вещи свои оставила. А этот работник просто где-то ходит или что? Почему дверь закрыта?» – размышляла она в гневе и в страхе, и даже в слезной истерике, случившейся с ней вследствие эмоционального напряжения. В конце концов, она постучала  в соседний кабинет, и, не дожидаясь приглашения, сама открыла его дверь. В кабинете находился один единственный мужчина.
– Шестьдесят второй кабинет сегодня работает или нет? – задала она ему вопрос без приветствия. 
– Этот кабинет вообще-то опечатан, – сообщил он, словно само собой разумеющийся факт, при том априори всем известный.
 Соня развернулась и убедилась в том, что на коричневой, древесной двери наклеена печать с тоненькой проволочкой.
– А где талоны на животных тогда получить можно? – уже сильно раздраженным голосом спросила она.
– В семьдесят втором, – ответил он по факту, без эмоции, не раздражаясь на ее сердитый тон, причиной которого не являлись ни его слова, ни его действия.
– Спасибо, – поблагодарила она, смягчившись, и направилась искать этот семьдесят второй кабинет.
Он находился совсем неподалёку, точнее, всего через одну дверь, поэтому она моментально сориентировалась. Постучавшись довольно громко, она решительно вошла.Там ее приняли весьма учтиво. Впрочем, принимал ее всего один мужчина лет сорока, с темными волосами, едва заметными из-за тусклого освещения одной единственной дневной лампой. Вообще в его кабинете было весьма аскетично. Соня молча приблизилась к нему и протянула все необходимые документы. Он принял их послушно и с задумчивым видом ученого-изобретателя, оформил все как полагается. Поблагодарив его, она покинула кабинет, похожий чем-то на каморку, даже вернее, на монашескую келью, а в российской федерации и на лабораторию ученого.
 Второпях и задыхаясь, она бросилась в обратный путь. Однако этот обратный путь ее оказался не менее опасным, чем первая ее дорога, и в его протяжении Соня снова похожим образом упала, но только уже на свои коленки и сильно порвала капроновые, светлые колготки, из-за чего еще сильнее заплакала. Кстати сказать, в последнее часы она почти все время плакала. Мимо нее уже никто не пробегал. Всхлипывая и утирая слезы, она поднялась и посеменила с несчастным видом дальше. Спустя короткий промежуток времени она прибыла по месту. Регистрация ее уже скоротечно подходила к концу.
 «Даримова Софья Владимировна, – раздался громкий женский голос в громкоговорителе и отозвался эхом во всех углах аэропорта. – Пройдите на регистрацию».   
 Когда Соня заслышала этот голос, беспокойство ее чрезвычайно усилилось, сердце застучало, затрепыхалось, отмолотило пулеметную дробь, можно даже утверждать, что на секунды ее охватила паника, но в то же самое время жалость к себе ее мгновенно улетучилась, словно бы ее и не возникало вовсе. В одно мгновение она собралась с мыслями, настроилась морально, и принялась основательно думать, как ей действовать дальше. А между тем, длинной очереди, похожей чем-то на рыночное столпотворение,  которая обычно собирается перед регистрационным пунктом за пару часов до вылета, не наблюдалось совершенно. Ни одного опоздавшего, кроме нее, стало быть, не было. Вообще аэропорт значительно опустел. Кроме рабочего персонала, по отполированным, блестящим полам сновало всего каких-нибудь пять-шесть потенциальных пассажиров. Она огляделась по сторонам. Контролер уже стоял не тот, на которого она оставила свою поклажу, и рядом с ним никаких вещей вообще не наблюдалось. Вынув все металлическое содержимое карманов, она протиснулась через контрольный пункт, и хотела уже было спросить у строгого контролера о местонахождении своих вещей, но тут же взгляд ее упал на них, лежащих вдалеке, рядом с устройством, предназначенным для обвертывания чемоданов и сумок в полиэтиленовую пленку, как для удобства полается. Соня спешно приблизилась к нему.
–Ваши, да? – обратился к ней молодой, темноволосый паренек. – Берите, берите.
Поблагодарив его, она забрала свой розовый, громоздкий чемодан,черную сумку с ноутбуком, и скорым темпом подошла к стойке для сдачи багажа и предъявления билета. Работница вежливо предложила ей положить ее багаж на электронные весы. И в этот момент случилась еще одна малозначительная, на первый взгляд, но между тем, существенная трудность. Вместе с кошкой перевес составил примерно восемь килограмм. На такой перевес Соня финансово совершенно не рассчитывала. Судорожно кинулась она доставать из своей сумочки кошелек, и, достав его, обнаружила, что денег у нее наличных осталась самая малость, точнее, девятьсот рублей, которые были предназначены и для поездки на такси от аэропорта уже по прилету. А между тем милая работница вручила ей квитанцию, в которой значилась сумма в восемьсот рублей с лишним. Она мигом ее оплатила. Однако один килограмм остался все-таки неоплаченным. Ей не хватило ста рублей. Тем не менее, это обстоятельство уже не вызвало у нее ни страха, ни беспокойства. «Сейчас пойду и сниму с карт» – подумала она, поспешила на второй этаж, где по ее предположению должен был находиться и необходимый ей – сбербанковский. «Сейчас быстренько поднимусь, все дела сделаю, и все останется позади – улечу домой» – помышляла она по пути. Однако в длинной череде банкоматов потребного ей не нашлось. Она еще быстрее прежнего спустилась вниз, спросила у прохожего, где может находиться банкомат, и, последовав совету, вскоре выскочила на улицу. На улице она подбежала к стеклянной будке, в которой находилось два банкомата, у которых скопилась небольшая очередь, но не встала в ожидании, а прошла вперед. Перебарывая себя, Соня обратилась к стоящим в очереди: «Я опаздываю на самолет. Позвольте, я сейчас сниму деньги». К ее удивлению ответа никакого не последовало. По всей вероятности, промолчали еще и оттого, что было раннее утро, а утром, как водится, все соображают медленно. В процессе совершаемой ею операции, она заметила, что рядом стоящий с ней мужчина беспорядочно тыкает пальцем по металлическим клавишам, и сообразила, что он плохо разбирается.
– Вы не туда нажимаете, – осведомила она. – Сейчас я деньги сниму и объясню вам.   
 Однако денег ей снять не получилось – в банкомате их попросту не оказалось. Тем не менее, пожилому мужчине она на скорую руку все объяснила; и снова побежала в величественное здание, под куполом которого, уже неоднократно, громогласно раздавалось ее имя, фамилия и отчество. Забежав в здание аэропорта, Соня опять поднялась на второй этаж и принялась пытаться снимать деньги из банкоматов, взымающих приличную комиссию. Но и этого ей не удалось – банкоматы деньги не выдавали по разным причинам – то карта не определялась, то денег не было, то просто программа зависала. Вполне вероятно, что они совершенно не были исправны. Она спустилась вниз и оповестила работницу аэропорта, что у нее не хватает ста рублей.
– Ищи, – ответила та невозмутимо. 
 В безнадежной растерянности Соня отправилась искать. Первым делом, конечно же, пошла она к работнице, заведовавшей приемом багажей.
– Скажите, пожалуйста, как я могу со своим представителем? – спросила она у нее.
 Женщина мигом позвонила и тут же, после разговора оповестила: «мы сейчас летим без представителя.
Новость эта, само собой, потрясла ее до глубины душевной – немудрено ведь она отрезала всяческие пути к благополучному разрешению мудреной ситуации. Она вернулась к кассам. Рядом с кассами стоял всего один пожилой господин, темнокожий, предположительно национальностью своей бурят, а там кто его знает, гладко выбритый, опрятный, ухоженный, лощенный даже. По всей вероятности, он только что прошел регистрацию расплатился по счетам за перевес. Будучи полна решимости, но, не переставая лить слезы, она приблизилась к нему и обратилась с просьбой: «Дайте, пожалуйста, сто рублей». Он обратил на нее своей удивленный, и вместе с тем насмешливый взор и с хитрецой, лукавой улыбкой заметил: «На пиво не дам». Однако Соня не стала убеждать его в том, что ей нужно отнюдь не на пиво, и молча отвернулась в сторону. А господин, вероятно, желавший, чтобы его поуговаривали, побрел в сторону. Она же вернулась к пункту регистрации, и, подойдя к нему, спросила у работницы: «как вообще эти дела решаются. Должен же быть какой-то выход».
– Дай листочек, – попросила та, и, взяв его, сделал несколько прочерков ручкой. – Обязательно забери с кассы тот листочек, который я дала. Нужно его обязательно забрать и вернуть.
 Соня, самой собой, пошла и забрала этот документ, и принесла его обратно. Затем она благополучно прошла в зал ожидания.
– Почему так долго? – спросила ее проводница.
– Так получилось, – ответила Соня.
– Так делать нельзя, по идее. Ну что, побежали.
 И совсем вскоре они уже находились возле неубранного трапа, который, впрочем, в скором времени собрались убирать, и подгоняемые ветром, поднялись по нему. Уже в салоне, достойно оценив растрепанный вид Сони, стюардесса со всей любезностью предложила ей салфетки. Это предложение было вполне обосновано. Тушь ее окончательно сползла с ресниц и растеклась по лицу кривыми, некрасивыми разводами, кудрявые волосы были беспорядочно растрепаны, глаза были красными от слез и отсутствия сна, и помимо всего прочего, что, правда, не сразу, бросалось в глаза, колготки на коленях были совершенно разодраны, а сами колени были в кровоподтеках и ссадинах. Вид ее, откровенно говоря, представлялся чрезвычайно жалким. Его нужно было непременно подправить. Впрочем, она не слишком-то старалась – махнула несколько раз по щекам, вытерла тщательно глаза, и в принципе, почти не изменилась, потому тушь была вся на щеках. В конце концов, покончив со своим небрежным прихорашиваем, она прошла в салон и присела на свое место. Казалось бы, уже все было позади. Она вздохнула с облегчением. Самолет уже стал было потихоньку отъезжать и вдруг остановился. Тут же в громкоговоритель прозвучало: «Уважаемый пассажиры просим вас покинуть салон. Рейс отменяется по причине нелетных погодных условий в Норильске». Пассажиры медленно покинули его, и просидели в аэропорту еще примерно шесть часов. За это время Соня вполне успела привести себя в порядок. К двум часам дня она выглядела так, словно бы ничего и не происходило –радостная, счастливая, и с нетерпением ждущая их встречи.