Дорогой вы мой человек

Вчера я очень много пил. На самом деле, я пытался найти смысл в своей Богом забытой жизни. Конечно жизнь не может быть забыта Богом, если она уже дарована, но это, скорее, напоминает отчий дом, откуда рано или поздно Богу пришлось съехать по одной простой причине – искать во мне нечего, а ждать – уж тем более. В силу своего характера (очень не люблю это слово) я растерял всех друзей. Они мне говорили о том, что я слишком резкий и грубый, но на деле выходит, что я – честный. Правда – это двигатель этого мира. Все боялись слушать правду. Как коты воды, как сыновья отцов, как сигареты  боятся пепельницы. Эти мерзкие существа (я про людей) и в самом деле думают, что что-то значат и что-то из себя представляют.  Я начал краснеть за них ещё в детстве, когда мои одноклассники издевались над девочкой, пока та ревела. Это напоминало сцену убийства свиньи – её загоняют в загон и начинают травить. Главное, перерезать горло, тогда свинья умирает без особых мучений. Но кому какое дело до бедного животного? Иногда, когда свинья была слишком резкой и быстрой её убивали иначе- били по голове топором, или кидали чем-нибудь тяжёлым. А мне твердят о том, что я грубый и резкий. Негодяи.  “Я, - говорит мой знакомый Анатолий, - вчера кошку сбил. А я думаю, что за звук такой, как на горку наехал. Ну ладно, сбил и сбил. Не последняя живая.” – вот же тварь. И мне эти люди рассказывают о том, что я не так живу? О том, что не стоит говорить продавщице спасибо? О том, что не нужно уступать места в автобусах, если я платил за место? О том, что я слишком противный? Что ещё мне не нужно делать? Может, мне не нужно ненавидеть вас, людей?
- А что с кошкой-то сделал, Толя?
- Да ничего. А что мне с ней нужно сделать? Дворники уберут.
- Пускай лучше бы тебя убрали, скотина.
Конечно же, я ухожу, ни протягивая ему никаких рук и уж тем более предложений. Я знаю, что через время я и не вспомню об этом случае,  и что не стоит печалиться по пустякам, но я хочу. Я хочу страдать за эту кошку и пускай мои страдания надуманы и мимолётны. Я хочу, чтобы сбили меня, вместо этого несчастного животного и не сказали ни слова. Оставили умирать на обочине с переломанными рёбрами и торчащими наружу глазами. Я хочу, чтобы это видел Толя, я хочу, чтобы он бегал в панике, не зная, куда спрятать мой труп. Чтобы он представлял, как его увозят в тюрьму, а в тюрьме – ставят раком к стенке лишь за то, что у него слишком смазливая внешность. Я груб? Нет, нисколько. А вот Толя со своим внутренним миром – грубое нарушение. Я хочу, чтобы его внутренний мир растекался по раскалённому асфальту, его кишки жрали собаки, а Толя был ещё жив и смотрел на то, как крысы отгрызают ему половые органы. Добро пожаловать в мир людей, дорогой вы мой, человек.
Возможно, я иногда перегибаю палку, но мне ни разу не становилось от этого грустно или ещё как-нибудь. Всё дело в том, что когда перегибаешь палку – она отскакивает обратно в лоб и в большинстве случаев человек падает затылком в собственное дерьмо. Отсюда, кстати, все ссоры и прочая ерунда.  Позавчера мне сказали, что я очень жесток. В это время я поливал цветы и готовил яичницу, на которой кетчупом нарисовал огромную улыбку. Мол, что если ото всюду воняет дерьмом, то это значит, что обосрался я. На секунду я задумался, а потом громко рассмеялся:
-То есть, Анна, ты хочешь сказать, что причина всех людских бед во мне?
- Ну конечно! Всё в твоей голове. Люди прекрасные создания! Прекрасные божии создания! Если кто-то один плохой, это не значит, что все остальные такие же.
- Милая Анечка, вся беда в том, что если один помидор сгнил – гниёт вся партия. Неужели так сложно принять тот факт, что человек создание по истине ужасное? И, пожалуйста, не нужно прятаться за Бога. Сейчас я говорю с тобой.
- Нет! Ты говоришь не со мной, а собственным эго! Ты глупец, который не может увидеть прекрасное в простом! Почему, почему ты не ощущаешь свет, который несут в себе люди, опять же, пускай и не все!
- Я видел свет, дальний, когда уезжал товарищ, который сбил кота. Мне этого достаточно. Я действительно глупец, но я признаю тот факт, что я глупец и небо автоматически просветляет меня лишь за то, что я согласен с природой – я чудовище, которое не может создать ничего прекрасного. Всё прекрасное уже создано. Люди – потребители. Они воруют саму природу и пытаются воссоздать копии. Природа гневается, но, к сожалению, она не может превратить всю население земли в траву и прислать огромного голубя, который сожрёт тебя, Аня, вместе с твоими красными сандалями. Хотя нет, тебя он не сожрёт – ты слишком тощая. На, лучше поешь.
Пока я мечтал о том, как вся популяция Земли переваривается в желудке красивого белого голубя у меня поднялось давление и хлынула кровь из носа.
- Ааааааа! У тебя кровь! Скорее, задери голову вверх! – завопила Аня.
- Как кетчуп. Ты глянь! А ты, подруга, не думала о том, что помидоры тоже вопят друг другу – задери голову вверх, у тебя кровь! Ладно, это я, конечно, шучу. Просто обидно, что люди воспринимают лишь свои беды.
- Что значит только свои беды? Это неправда. А благотворительные концерты? А помощь, которую оказывает тысячи добровольцев по всему свету?
- А где твои добровольцы? У меня кровь идёт.
- Я. Я рядом.
- Ой, уморила. Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь, и ты тут только потому, что напоминаешь мне грустного котёнка. А я всегда испытывал к ним нежные чувства. А добровольцы и концерты – всё это показательные выступления. Истинная доброта случается незаметно. Понимаешь? Её нельзя заметить глазом. А добровольцев я замечаю. У них на спинах написано – ВОЛОНТЁР.  Вот ты, к примеру, заметила мою доброту?
- Я заметила только твоё хамство!
- Вот! Вот о чём я говорю – доброта случается незаметно. Во-первых, я помыл вчерашнюю посуду, во-вторых, все цветы политы, в-третьих, ты сыта. О, как! А ты всё хамство… Я не хам, я честный человек, который хочется научить людей видеть больше, чем приятную улыбку на моей роже.
- Это совершенно другое! Это не доброта! Это, наверное, обязанности. Поэтому не нужно делать из себя рыцаря – ты хам и это знают все.
- Опять ты начинаешь. Разве это моя обязанность мыть за тобой посуду? Это твоя обязанность! А я просто захотел сделать тебе приятно – когда ты проснулась, на столе не было горы посуды и я видел, как ты улыбалась! Понимаешь, обязанность не может заставить тебя улыбаться, а доброта может! И еда, которую ты ешь. Ты ведь не будешь улыбаться, если приготовишь сама себе? А когда ешь то, что приготовил я – улыбка до ушей. Ладно, кушай. А мне пора на работу. Я и так надолго задержался. Будь молодцом – помой за собой посуду. Это ведь обязанность.
- Ах, вот ты как! Помою!
Я не любил свою работу. Она вызывала у меня чувство тоски, когда я думал, что мне нужно там появиться. Мне хотелось разнести в пух и в прах это здание или хотя бы разрисовать маркером стены – “Вы ни черта не понимаете в жизни, товарищи черти!”  Полегчало бы. Точно полегчало. Галстуки меня всегда завязывала Аня. Она умела делать эти непотребные вещи. Одевая галстук, я чувствовал, как затягивается петля не на моей шеи, а на моей жизни. Потому что я обрёк себя гнить бок о бок с другими гниющими. Но дело в том, что я единственный, кто чует этот запах. Остальные думают, что это аромат жизни. Я хотел бы видеть их повешенными. Ей-Богу. Я до сих пор не могу понять, почему на землю не спуститься Всевышний и не расставит всё по местам. Он значительно упростил дело всей моей жизни – открывать людям глаза.  Это я преувеличиваю. Просто мне очень хочется, чтобы люди видел то, что происходит вокруг, а не только своё отражение в витринах. Вспомнился случай, когда на улице лежал человек – скрюченный, грязный, голова разбита, а изо рта течёт пена. Это видел все. Пускай они и отводили взгляды, но я знаю, что это видели все. К нему никто не подошёл. Кроме меня, разумеется. Все боялись испачкаться, но вымазав свои вещи и посадив это человека на лавочку – я очистил душу. Я заработал индульгенцию. Вот так вот просто. Конечно, я не думал о всепрощении и ублажении своего собственного я, но от этого мне не стало менее приятнее – я человек, а вы, вокруг, твари, которые не достойны носить людские лица и уже тем более глаза. Приехала скорая. Его забрали. Потом я прочитал в газете, что он умер, потому что вовремя не оказали медицинскую помощь. Это был боевой солдат с контузией. Он воевал за Родину. За страну, в которой никто не попытался ему помочь. Мне в тот вечер было дико паршиво. Я напился. Я разумеется напился.  Ладно, не будем о грустном. Галстук поправлен, воротник в порядке – можно выдвигаться.
Два дня выпали из моей жизни. Первый день работа, второй день работа. А теперь – выходной. В рабочие дни со мной никогда не случалось никаких приключений, потому что рутина сжирала всю мою энергию и я походил на маленький скукоженый апельсин, который и есть жалко, и выкидывать – вдруг гости придут. В среду, то есть сегодня, опять пришла Аня. Настроение судя по громкому стуку двери у неё было не очень.
- Привет.
- Привет, Ань.
- Ты даже не спросишь, как у меня дела и почему я такая расстроенная?
- А мне необходимо это знать? Или, быть может, это интересно?
- Ты хочешь сказать, что тебе неинтересно знать, как у меня дела?
- Аня, мне интересно знать как дела у тех женщин, с которыми я собираюсь переспать. А с тобой я могу переспать и без этого – я же знаю, что ты вчера ни с кем не спала и тебе, прости Боже, не блевали на спину. Не для этого ли узнают как у человека дела, как лишь для того, чтобы не было отвращения? Точнее, удостовериться, что отвращения всё ещё нет и не будет. Мол, можно смело целовать, совокупляться и курить одну на двоих.
- Что ты несёшь? Ты больной!? Нет, ты точно больной! Святая Мария! С кем я общаюсь. Ты разве спрашиваешь как дела только у тех, с кем хочешь переспать?
-А мне станет легче или что-то измениться в воздухе, если я узнаю, как у тебя дела?
-Мог бы из вежливости спросить.
- Из вежливости я не кончаю тебе на лицо. А интересоваться тем, как прошёл твой день – это лишнее. Ты расстроена. Значит, на то есть причина. И если ты пришла ко мне – ты хочешь либо надраться, либо поплакаться. Хотя, в твоём случае это одно и тоже.
-Ты мерзкий. Мне противно даже на тебя смотреть.
- Не смотри. Вот дверь. Она открывается ровно так же, как и закрывалась. Я тебя не держу, более того, у меня появилось свободное время и я совершенно не собираюсь тратить его на выяснение твоих дел и ругань.
- Ладно, прости. У меня сегодня с самого утра не сложился день. Кто-то в метро наступил мне на платье и оно порвалось. Это было моё любимое шёлковое платье. Я потратила на него огромные деньги.
-Мне плевать. Вот честно. Давай лучше выпьем? Ты, кстати, принесла что-нибудь? Потому что мой бар давно опустел. Ещё с утра.
-А кто-то алкаш! – с дикой радостью закричала Аня и стала бить меня подушкой по голове.
Аня была отличным другом. Во всех смыслах. Она всегда поддерживала меня, хоть и не знала об этом. Всегда была рядом. Конечно, я ей не скажу об этом – меньше знает, крепче спит. Но иногда, когда я её целую, мне кажется, что она всё прекрасно понимает. Словно видит этот огонёк в моих глазах, и чтобы не расстраивать меня, никогда не говорит об этом вслух. Этим она мне и нравится. Она молодец. Глуповата, конечно, но это проблема воспитания – не те родители, не та школа, не та компания, но в сумбуре дней она смогла выбраться из ямы и гордо встать на ноги. Она безумно наивна. Ей кажется, что жизнь – это театр, где каждый выбирает себе интересную роль и играет её на протяжении всего пути. Я же ей говорю, что жизнь – это страдание. Ибо не ощущая боли ты никогда не узнаешь, какое на вкус счастье. Кругом контрасты. Всё познаётся в сравнении. Нельзя узнать предел трезвости, не будучи до этого в стельку пьяным. Она со мной не согласна. Мол, счастье даруется свыше, ты его ощущаешь, как тёпло свечи, ля-ля-ля тополя.
-Всё готово! Я молодец, да?
-Конечно…Нет. Много ума не нужно, чтобы налить в бокал. Ты бы лучше поесть приготовила. И вообще – девушкам некрасиво пить. Я считаю, что эту бутылку должен выпить только я. У меня красивые глаза и отменное чувство юмора. Разве это не повод?
-Ишь ты какой! Я себе её вообще-то покупала. А поесть я приготовила. Вчера. Открой холодильник и разогрей. Повод, повод! У нас похожие глаза, поэтому будем пить вместе.
-А ты в курсе, что у всех творческих людей глаза такого…ммм…жёлтого цвета. Точнее, жёлтого с зелёным, красным, оранжевым? Они похожи на карие, но это не карие. В общем, такие очень интересные. Я просто очень долго наблюдал за разными персонажами и заметил такую особенность.
-Чепуха всё это! Главное, что вино – красное!
-Хоть в чём-то я с тобой соглашусь. Ты сегодня у меня на ночь остаёшься или скоро уйдёшь?
- А как нужно?
Всю ночь мы говорили о какой-то мистике. Кажется, что мы напились до такого состояния, что дьявол казался нам реальностью, а Всевышний – соседом, который живёт ниже этажом. Я даже увидел кота, которого сбил Толя. Кот пожал мне руку и поблагодарил за хорошее отношение к животным. Я просил извинений за то, что не сломал Толе нос, но кот лишь улыбнулся и замурчал.
-Кот! Кооот! Прости, я хотел ему отомстить за тебя, но не смог.
- Мурр… Ничего. Мне и здесь хорошо.
-Хорошо?
-Да, здесь кормят. Много и часто. Мур. А знаешь, ведь я сам прыгнул под колёса. Мне было скучно среди людей. Я устал смотреть на то, как вы тонете в собственном эгоизме. Вы взяли меня лишь для того, чтобы вас кто-то ждал дома. Как на кота – вам было на меня плевать, вы хотели, чтобы я стал подобием некой груши, которую можно пинать и выплёскать гнев. Мур. Отдушина, что ли. Я не хочу такой жизни.  Я хотел любви. Дружеской. Я хотел, чтобы ко мне относились на равных, как к товарищу, но этого не было. Поэтому я и прыгнул под машину. Мур.
- Вы, коты, что ли всё так ощущаете?  Чувствуете?
- Конечно. Глаза у тебя красивые. Мур. Мне пора – у нас ужин.
Аня била меня по лицу. Её желанию вернуть меня в сознание не было придела. Кажется, у меня опять пошла кровь.
-Очнись! Что с тобой? Ау! Очнись! – со слезами на глазах говорила моя подруга, выливая на меня холодную воду.
-Да! Я тут. Всё в порядке. Где кот? Аня, где кот? Ему грустно! Всем котам грустно! Надо их срочно спасти.
-Ты дурак?
-Всё в порядке. Где кот? Аня, где кот?
-Я вызываю скорую – у тебя идёт пена изо рта.
- Вызови мне кота!
Приближающийся вой сирен был слышен уже через пять минут. Видимо, мне совсем хреново. А ведь кот был, как настоящий. Более чем – он был настоящим. Я верю в него больше, чем во всех тех, кто меня окружает –медики, Аня, эти часам, которые без устали продолжают тикать, эти носилки, эта планета.
-Кот, пожалуйста. Забери меня к себе. Я тоже хочу есть. – прошептал я и отключился.

Глаза медленно открываются и сквозь маленькую щёлочку, на меня словно на гвоздь обрушивается огромный поток светового молота.  Что вчера было? Где я чёрт возьми? Пейзаж сего места мягко говоря не внушает доверия – обои, если их можно назвать таковыми, изрисованы маркерами и изрядно изорваны, на окнах решётки, а стены то и дело пытаются раздавить мою и без того сплющенную вечером голову. Затем доносится запах помещения – она насквозь пропахло медикаментами и людскими страданиями. Я начинаю двигаться, но понимаю, что на мне смирительная рубашка:
- Есть тут кто-нибудь?
Я колотил в двери ногами, что было мочи и по мере возрастания силы ударов, в этом месте накипала атмосфера бунта и маленькой революции – соседние палаты выкрикивали невнятные вещи: кто-то стучал по решёткам, кто-то пел старые песни, а кто-то насвистывал трагические мотивы, которые изредка прерывались дущераздирающим криком. Видимо, я в больнице. В психиатрической больнице. Это стало ясно, когда дверь в мою палату открылась и забежало три санитара. Два из них держали меня на кровати, а третий засадил смачный укол в мою бледную задницу.
- Хватит орать! Слышишь? Заткнись!
-Да я спокоен! Уберите руки!
-Спокоен? Расскажи об этом напарнику, которому сломал нос! Ты у нас теперь на особом счету, тебе будет очень не сладко.
-Погодите. Ребят, давайте помедленнее. Где я и почему? Кому я сломал нос, за что?
-По порядку захотел? Чего вчера нас не слушал, когда из скорой тебя выносили? Ладно. Тебя забрали за то, что ты разговаривал с котом и клялся отомстить за него. Вначале тебя привезли в неотложку, затем мы оттуда тебя и забрали. Ты напился. Перегарище до сих пор стоит. Когда мы тебя привезли, ты набросился на нашего коллегу с криками “Толя! Бог всё равно тебя воздаст!” и сломал ему ногой нос. Мы одели тебя в смирительную рубашку и вот ты здесь. А за Гришу - получи!
Этот здоровенный амбал бьёт мне рукой по лицу. Опять хлынула кровь. Видимо, я это заслужил. Вот, что значит не сладко. Кровь стекала по белой рубашке, а у меня даже не было возможности вытереть нос. Через несколько минут я потерял сознание.
- А боец и вовсе не боец. Что ты там ему вколол?
- Вась, может, сильно ударил, не? Тиамин и диазепам. У него, видать, алкогольная делирия.
- А он не сильно за кота ударил, а?
Я проспал около десяти часов. Схема повторяется – глаза, свет, где я, пейзаж. Жутко разболелось лицо, но поворотив носом в подушке, я понял, что всё в порядке. Если быть достаточно откровенным, то меня совсем не волновало то, что я находился в психологической лечебнице, мне волновал тот факт, что я говорил с котом и он казался мне настоящим, ей-Богу. На кой чёрт мне нужна моя жизнь, если я живу не так, как я хочу? Высшим благом является удовольствие, которое ты получаешь от нужных себе дел. Никак иначе. А удовольствием для меня была лишь Анна и размышления о жизни. Немного, конечно, обидно за Гришу. На его месте должен был быть Толя, но этот тип крепко спал, пока я ломал его представленный нос. Ладно. Нужно собраться с мыслями и подумать, что делать дальше.
Тело ужасно ломило. Я не мог понять сколько сейчас времени  и от этого остановилось особенно противно – я терялся в созвездии четырёх стен, где единственным солнцем были мысли о скорой встрече с Анной. Чёрт возьми, я никогда раньше не хотел её так видеть. Пока я размышлял о хорошем, дверь в палату распахнулась.
-Анечка, это ведь правда ты?
-Григорий, очень приятно.
Я разворачиваюсь и вижу очень злое лицо, лицо, нос которого похож на уменьшенный маршрут Париж Де Кар. Какая ирония судьбы, почему мне всегда так не везёт? Гриша, видимо, не очень долго думал перед тем, как увидел меня. Его нога опять полетела в мою голову. Я упал.
-Ещё раз ты поднимешь на меня руку! Ещё раз! Мы будем знакомиться по-другому.
-Ногу. Вы хотите сказать, что мы с вами познакомились?
-Я же представился.
-Вас зовут сорок шесть?
-Сорок пять. Не преувеличивай. Усвой одну вещь, парень, как ты будешь относится к нам, так и мы к тебе. Вчера ты вёл себя не самым лучшим образом за что сейчас и получаешь.
-Но я же болен. Разве можно осуждать больного человека?
-А разве можно ломать нос человеку, который пытается тебе помочь?
-Фактически, я ломал нос не вам, а Толе.
- Какому Толе?
- Который кота сбил. Вы, кстати, его не видели?
-Толю?
-Кота!
После этих слов мой новый товарищ Гриша задумался и ушёл. Я успел обратить внимание на его часы  - уже одиннадцать вечера, а число на циферблате стояло двадцать шестое. Получается, я здесь уже третьи сутки. Что такое сутки в сравнение с началом вселенной. Ничего. Если нарисовать график времени и вычеркнуть оттуда мою жизнь – он даже не изменится в размере. Я ничто. Я лишь маленькая белая точка на огромной белой вороне. Я тот, кого невозможно заметить и вспомнить. Я человек без лица, имени и фамилии. Кто меня вспомнит? Кто? Аня? Вряд ли. Разве только если санитар Гриша у которого будут спрашивать – “А что с твоим носом?”, да и то, он будет отвечать не точно, он будет размазывать мою личность по ушам, будто бы меня никогда и не было – “Придурок какой-то”. Кто есть я? День прошёл, пока я спал, а что есть этот день в потоке всех остальных дней? Что есть мой сон в совокупности времени сна моего отсутствия на земле? Я жалок. Я та самая белая точка на белой вороне, которую невозможно увидеть среди тысяч таких же.
Почему моя голова пытается вывернуть меня наизнанку в любой стыдной мне ситуации? В данном случае мне было стыдно за то, что я надрался, за то, что говорил Ане и за Гришин сломанный нос. Если бы всего этого не было – я бы считал себя глазом или клювом вороны. Я был бы тем – без чего ворона не в силах жить. Я был бы важным органом жизнедеятельности. А теперь, я чувствую себя дерьмом. Эта та самая палка, которая отскочила меня в лоб. Такого никогда ранее не случалось – я был слишком расчётлив и умён, чтобы допускать подобное. Это всё этот кот. Он принёс мне яблоко раздора и заставил откусить, а я прожевал и сказал “спасибо”.
-Кот, ты мне нужен.
Я стал медитировать, напевая один и тот же звук “Мммм”. Я медитировал, пытаясь очистить своё сознание от алкогольного бреда. Мне хотелось ясности, расставить всё по местам, дабы трезво оценить своё поведение и перестать растрачивать себя по пустякам. Расстраиваясь из-за глупостей я чувствовал, как моё сердце, выбивая свой ломанный ритм, говорило мне - “Ты ведь понимаешь, что с каждым ударом, ударов становится всё меньше, мои силы иссякают, я не хочу биться впустую. Я хочу биться во благо. ” И тогда я брал себя в руки и всё становилось на свои места. Чувство тревоги четырёх стен передаётся мне. Я начинаю быстрее дышать. К горлу поднимается огромный комок отвращения, который я то и дело хочу выплюнуть, но вместо этого он всё больше и больше нарастает, плавно перетекая в голову, где трансформируется в чувство жалости к самому себе и, наконец, выливается из глаз. Становится легче.
-Мур.
-Кот? Ты здесь?
Да, кот был здесь. Со мной. Он сидел на подоконнике, медленно разглаживая свой пушистый белый хвост. Я не знаю, зачем я спросил здесь ли он. Я ведь его вижу. Это дурная человеческая привычка - переспрашивать очевидные вещи по нескольку раз – “Ты здесь? Ты слышишь? Ты уверен?”.
- А что, ты меня не видишь?
- Вижу, извини. Я совсем размяк. Что ты вчера мне говорил? Почему я здесь?
-Почему ты здесь? Ты задаёшь этот вопрос коту.
- Я не ни черта не понимаю. Мне хреново. Они вкололи мне какую-то дрянь и меня воротит. Я чувствую, как кости трутся о мою плоть. Я ощущаю, как это вещество, словно маленький камень скользит по моим венам. Помоги мне. Помоги мне отсюда выбраться.
- По вере нашей, видишь ли. Страдай. Ты заслужил. Мур. Мне даже нравится смотреть на твои страдания.
-Заслужил? Ничего подобного.
- Не смеши мой хвост. Ты мне противен. Я зайду позже.
Кот превратился в маленького таракана и проскочил под дверь. Я снова остался один. Почему он так уверен, что я заслужил эти страдания? За что? Этого я упорно понять не могу.  Очень хочется выпить. Алкоголь всегда вносил в мою жизнь ясность. Он дарил мне надежду на то, что я могу добиться большего, чем просто алкоголизм. Голову  раскалывало от желания напиться, а всё тело изворачивалось будто бы змея, которая схватила свою жертву. Но беда была в том, что жертва – это душа, которую хотело уничтожить тело. Заткнуть её. Завязать ей глаза или, наконец, выколоть.
Дверь снова открылась. Я расползался по кафельному полу палаты, словно упавшие в воду листья.
-Эй, я принёс еду.
-Гриша? Это вы?
-Я Вася и ты должен меня бояться.
-Бояться? А, вспомнил. Вы меня ударили.
- А тебя не ударил, а проучил.
-Урок усвоен. Слушайте, долго мне здесь ещё находится?
Дверь захлопнулась. На полу лежала тарелка с чем-то похожим на еду. Я вспомнил, как Аня готовила мне завтрак.  А ведь ещё до сих пор в моём холодильнике стоит Анин ужин. Она прекрасно готовила, не смотря на то, что не знала ни одного названия блюда. Она просто спрашивала, что я буду – мясо, рыбу, яица и так далее, а я отвечал. Иногда говорил, что хочу макароны с яицом и мясом и тогда, Аня выготавливала удивительные вещи. Ах, милая Анечка, почему же ты не приходишь?
Я взялся за тарелку, которую мне принёс боец Василий. И в потоке собственных мыслей совсем не заметил, как она опустела, а во рту остался неприятный солённый привкус:
- Какая же ты скотина, Вася. Тебе ещё аукнется.
Еда есть еда. И не важно какая она – аппетитная или нет. Я должен был стоять на ногах и размышлять обо всём происходящем, поэтому свою брезгливость и прочие мирские проблемы я засунул глубоко себе в задницу. Всё это, конечно, очень странно, но для того, чтобы хоть как-то быть на плову я должен был думать. Я алкоголик и не ел нормально уже больше двух недель. Мой вес равен весу пятнадцатилетнего мальчика. И пока я могу не пить, мне нужно думать. Мне нужно вытянуть свою душу за волосы и показать ей свет. Я хочу, чтобы она проблевалась и вела меня за руку, как и раньше, чтобы она стала моей рукой указывающей правильное направление. Но, к сожалению, всё, что она может – это лишь осуждать других и плеваться в них остатками святости, которую мне даровали при рождении, а именно – Божьим выбором. Всё это подходило к концу, и я совершенно точно знал, что я либо повешусь, либо сопьюсь. Наверное, именно поэтому мне было так просто ругаться на людей. Но всё же, с моей стороны я выглядел Василием, который попросту хотел проучить стадо безмозглых людей. Я хотел, чтобы они узрели свою душу или хотя бы попытались заглянуть ей в глаза. Мода на жизнь зазря пошла ещё несколько десятилетий назад, тогда все это восприняли, как новое дуновение и сам смысл – материальные ценности и накрашенные губы. Вот, что нужно обывателю. А я же хочу указать им другое, но, дабы им указать, моя душа должна взять себя в руки и вести меня. Нельзя ходить по болотам без проводника – утонешь. Поэтому я всё съел. И съел бы ещё один раз, зная, что в мою еду помочились.  Какая разница, чем сыто тело, если душа по-прежнему голодает?
Я хочу спать. Я снова жутко хочу спать. Моя койка это единственное, что вызывает у меня неподдельный интерес:
 -Привет, ты не против, если я с тобой пересплю?
Сон чем-то напоминает жизнь – вначале ты очень хочешь спать, затем наступает такая стадия сна, где ты дёргаешься и не совсем понимаешь, что происходит и уж только потом ты засыпаешь.
Если бы я только умел жить правильно, то есть не правильно, а как все. Я живу правильно по отношению к миру, а все остальные живут правильно по отношению к себе и моя правильная жизнь на фоне правильности других теряется, потому что всегда побеждает то, чего больше. Это то самое стадное правило, которое, к сожалению, работает на ура. Намного легче вылечить одного здорового человека, чем всё нездоровое общества. Люди глупы. Они считают, что если большинство носят часы на левой руке – то носить часы на правой – дурной тон. Вся эта чехарда задаётся временем, вернее сказать, людьми, которые жили в этом времени. К примеру, раньше было модно, когда мужчины носили длинные волосы и парики, а теперь это называется, неадекватностью, что ли. Раньше было модно верить во множество Богов и эта вера считалась истинной, ровно так же, как и сейчас христианство . Было бы забавно посмотреть на человека, который сказал бы, что он язычник. Все бы очень удивились и, может, забросали его камнями. Но, сказав, что ты христианин – никто не бросит на тебя и взгляда, а камня – тем более. Поэтому зная все эти мелочи течения моды во времени и человеческих предрассудков, мне очень просто жить. Моя боль заключалась лишь в  том, что я не мог понять для чего я на этом свете. Я свято верил в то, что у меня есть миссия и только Бог его знает какая, или, конечно же, чёрт. Человек не может придти в этот мир и ничего не сделать. Нет, конечно, он может, но что это будет за человек? Моя цель существования раздирала меня, как и внутри, так и снаружи. Я искал то самое дело, которое я должен был завершить. И благодаря своим поискам я встретил Аню.  Она прекрасна. Моё тело тяжелеет. Рука изредка подёргивается. Кажется, я засыпаю.
Удивительные сны снятся, когда по твоему телу разгуливает несколько лекарственных препаратов. Что есть реальность, если единственное, что ты можешь видеть – это сон? Что будет реальнее для человека, если он может видеть только сны  - сон или моя жизнь? А уверен ли я в том, что моя жизнь – это не сон? Могу ли я с уверенностью сказать, что мир, в котором я сейчас нахожусь реален, что этот мир обтекает материя разума миллионов людей и в итоге мы образуем целую планету? Разве доказательство моей жизни может являться доказательством окружающей меня реальности? Реален ли я? Разве я не могу быть плодом воображения чьего-нибудь сна, а всё, что меня окружает – секундной фантазией спящего? А один ли мир, если допустить, что сон и реальность переплетаются? Есть ли вероятность того, что во снах я попадаю в такой же реальный мир, как тот, в котором я не сплю и все люди, которые спят, попадают со мной в одно пространство?
-Есть.
-Кто здесь?
-Мой друг, давай не размениваться на имена и предистории. Того, что я знаю о тебе мне достаточно.
-Почему я вас не вижу?
-А ты разве можешь видеть то, во что не веришь?
-А кто вы такой, чтобы я в вас верил?
-А кто ты такой, чтобы я верил в тебя?
-Я?
-Здесь больше никого нет.
-Я…
-Не стоит. Я знаю, кто ты. Я всё о тебе знаю. Я тот, кто дал тебе знания, я тот, кто дал тебе сущность и наделил способностью мыслить.
-Нет-нет. Погодите. Это всё сон.
 Я попытался ущипнуть себя. Руку пронзила боль.
-Ты и вправду думаешь, что во сне не болит?
-Разумеется.
-Тогда почему ты просыпаешься со слезами на глазах? Если это сон – ты не должен чувствовать боли, если это реальность – ты не должен слышать меня, верно?
-Да, верно. Вы нереальны. Мне всё снится, а боль в руке лишь надумана.
-Хорошо.
Моя рука, которую я ущипнул, резко выпрямилась и согнулась в двух местах.  Я видел, как из запястья вылезла кость. Несколько секунд я пытался осознать, что происходит и несколько минут я корчился от боли, истекая кровью. Затем всё прекратилось и раны затянулись. Больше ничего не болело, лишь лужа крови, в которой я лежал, напоминала мне о стерпленных страданиях.
-Боль реальна, мой друг?
-Кто ты? Кто ты, чёрт возьми?
-Я есть страх человечества. Я есть вся мирская боль. Я есть кровь, что течёт в твоих жилах. Я отец всего живого и мёртвого. Я тот, кто вдохнул в тебя жизнь и я тот, кто убьёт тебя. Я Килот.
-Что? Я ни черта не понимаю.
- Глупый человек.
-Вы дьявол?
-Нет, дьявол это я. Я выше ваших суждений, я громче ваших голосов, я ужаснее ваших кошмаров.
-И ты реален?
-А ты?
Моё сердце стучало так громко, что звук ударов разносился по комнате эхом. Вены на руках напоминали корни деревьев, вьющиеся по земле, а голова, казалось, вот-вот взорвётся. Я впервые в жизни боялся того, чего не видел. Это как бояться Посейдона, стоя на берегу лужи. Что происходит? Моя разум задавал мне слишком много вопросов, настолько много, что я не успевал их запоминать.
-Килот, я могу вас увидеть?
-Как ты можешь увидеть то, чего нет, ведь ты по-прежнему думаешь, что я нереален.
-Нет, теперь я думаю иначе.
-Ты веришь мне? Ты веришь в меня?
Всю жизнь я верил лишь себе, я верил лишь тому, что видел собственными глазами. А теперь, я, выходит, должен отказаться от всего, чем жил. От всего, чему верил. Моя правда оказалась ошибочной. Если я признаю существование Килота – я признаю своё поражение. Будь что будет.
-Да. Безусловно.
Палата озарилась солнечным светом, который насквозь просвечивал моё тело. Я видел все кости своего тела, я видел, как судорожно колотиться сердце, но при этом у меня не было необходимости закрыть глаза – я не слеп. Из необъяснимой белой дыры вышел образ. Образ было абсолютно размытым – я не мог прочитать ни одного привычного мне очертания.
-Подойди. Я что-то тебе покажу.
Я медленно встал с кафеля и приблизился к Килоту. Что-то необъяснимое прикоснулось к моей голове и я узрел странную картину:
Знакомая мне машина неслась по дороге. Я никак не мог разобрать, кто сидит за рулём. Но затем  когда на дорогу выбежал кот, я понял, что за рулём был Толя. Он сбил кота, ни подумав хоть на секунду притормозить.
-Зачем вы мне это показываете?
-Это есть правда и логика твоих суждений – верить в то, что видел. Ты увидел, ты поверил?
-Я верил и до этого. Мне же он сам всё рассказал.
-Да, но теперь ты ненавидишь его больше, верно?
А ведь он был прав. После того, как я увидел всё своими глазами, у меня появилось ужасное чувство стыда и ненависти.
-Мой друг, не стоит забывать, что кот сам прыгнул под колёса. Так что твой товарищ здесь не причём. На его месте мог быть любой другой.
-Но он ведь даже не остановился. Почему он поехал дальше, будто бы так и должно было быть?
-Я дарую выбор каждому. И каждый поступает так, как считает правильно, но это совершенно не значит, что я не контролирую круговорот событий. Ты должен вбить себе в голову одну простую истину – всё в этом мире имеет вес, за доброту и за грехи воздаётся. Я сотворил тебя и всех тебе подобных для того, чтобы вы закончили начатое – совершенствовали мир.
-Мир? А вам не жалко убивать ваши творения? Даже того же кота, или, к примеру, людей, которые погибают в несчастных случаях?
-Жалость бессмысленное чувство. Я бы назвал это добротой. Если я вижу, что человек чувствует себя не нужным – я забираю его наверх и дарю ему истину.  Зачем ему жить во мраке, если света хватит на всех?
-А почему бы тогда сразу всех не убить? И подарить всем свет?
-Потому что человек борется за право на жизнь, за право видеть свет. И мне нравится на это смотреть. Что может быть интереснее?
-Килот, а зачем нужен вам я?
-Мой друг, не ты мне нужен, а я тебе. Открой глаза.
Я не мог дышать. Я забыл, как дышать. Глаза зажмурились в попытке вернуть всё на свои места. Меня трясёт, а затем, словно я погружаюсь в ванну – меня отпускает.  Я медленно открываю глаза. Передо мной нависло милое лицо Ани:
-Ну как ты? Жив? Я уже совсем распереживалась. Все больницы обзвонила.
-Аня? Это действительно ты?
-А кто ещё умеет вкусно готовить мясо с рисом? Поешь.
Я накинулся на еду будто бы голодный волк. Аня смотрела на меня и улыбалась. Пока я ел, я краем глаза оценил Анин внешний вид – она была обута в красивые туфли на высоком каблуке и в шикарное красное платье.
-А удобнее обуви ты не нашла?
-А мне удобно. Не успел меня увидеть, а уже грубишь!
-Аня, не нужно мне врать. Не может быть удобно на каблуках. Ты вообще зачем их обула?
-Потому что захотела.
-Захотела вечером страдать, когда снимешь туфли? Не смеши. У тебя кто-то есть? Женщины никогда не будут разодеваться просто потому что им захотелось. Это прихоть одиноких дам, которые то и дело, что и ждут своего избранника. Каблуки, крашенные губы, юбки – это одежда несчастных. Ты несчастна со мной?
-Я не с тобой! Почему ты мне хамишь?
-Если ты спишь в моём доме, я считаю, что ты со мной.
-Нет, всё-таки это ты со мной.
-Такое чувство, Аня, что в больнице лежишь ты.
-Знаешь что? Мы можем не общаться.
Из Аниных глаз потекли слёзы, тушь и печаль брошенных слов. Неужели я такой несдержанный человек? Хорошо, допустим, что она так оделась, чтобы порадовать меня, но меня это совсем не радует, потому что мне важна сама Аня, а не её обложка. Мне важна она, как человек, у которого в груди свет. Тот самый свет, про который говорил Килот. Я не знаю, был ли это сон или реальность – но рука у меня на самом деле посинела, а на запястье виднелся маленький шрам.
-Ань, послушай, мне тут совсем не весело.  Я на самом деле ждал тебя. Очень ждал. Правда.
-Правда?
-Конечно, правда!
Моя попытка избежать новых слёз увенчалась успехом. Аня крепко обняла меня и принялась собирать мои вещи.
-Что ты делаешь?
-Как что? Тебя выписывают. Ты уже здесь неделю, курс лечения пройден – ни горячки, ни перегара!
-Неделя? Мне казалось, что прошло всего три дня.
Аня улыбнулась и пошла за документами о выписке. А что останется мне? Что мне делать дома, после всего увиденного и услышанного? Кто я? Я реален? Разве я смогу так же спокойно надевать свой галстук и здороваться с соседями? Разве я смогу продолжить общение с Толей, разве моё отношение к Анне не изменится? Что теперь будет со мной? Я ненавижу этот мир лишь за то, что не могу понять – реален он или нет.
-Ты готов? Давай! Пора уходить! Домой! Там тебя ждёт сюрприз!
-Да готов я, готов.
Я с трудом поднялся с кровати и сделал первые полноценные шаги за неделю.
-Прощай, палата номер шесть! Надеюсь, мы никогда с тобой больше не увидимся.
Я на секунду задержался, чтобы рассмотреть решётки. Почему-то они казались мне красивыми. Внутри что-то сжалось от какой-то недосказанности и недопонимания.
-Не надейся. Мур.
Я не мог найти кота, хотя отчётливо слышал его голос. Аня тянула меня за рукав. Мы плавно перетекали из одного коридора в другой до тех пор, пока не настигли автомобиля.
-Прыгай! Я поведу.
-Главное, чтобы не за нос.
Поднимаясь по лестнице в квартиру, я не мог остановиться думать о том, что всё это не зря. О том, что всё это должно дать мне новый повод жить и делать важные дела – нести свет. Дверь в квартиру открывается и я вижу, как десять моих знакомых хлопают в ладоши и дудят в смешные трубочки, а над головами у них большой плакат – “Толик, с возвращением!”, краем глаза я вижу, как его часть отражается в зеркале, только там написано уже совершенно другое “Килот”.
- Мур. Я же говорил.