Пушкиниана кулинарная

«Не скоро ели предки наши».
(«Руслан и Людмила»)

Уж с какой только стороны не подходят к Пушкину! Каждый судит о нём со своей колокольни. А вот какой Пушкин был едок? Что он любил покушать? Какие блюда воспевал в своих произведениях?

И.И.Пущин в «Записках о Пушкине» вспоминает лицейские анекдоты и присказки. В день открытия Лицея, 19 октября 1811 г., императрица-немка подошла к одному из обедавших лицеистов и спросила: «Карош зуп?» Мальчик растерялся и ответил по-французски: «Да, мсье».

После известной истории с гоголем-моголем Пушкина и его друзей отсадили назад за обеденным столом, и они шутили:
 
Блажен муж, иже
Сидит к каше ближе.

Из этих анекдотов видно, чем кормили в Лицее нашего Пушкина. Другое дело – меню петербургских ресторанов!

Пред ним roast-beaf окровавленный
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.

Названия блюд звучат необычно и таинственно. Страсбургский пирог – паштет из гусиной печени, деликатес, французское фирменное блюдо. «Нетленный» – консервированный. Трюфли – это не конфеты, а грибы, тоже очень дорогое блюдо. Пушкин писал о них ещё раз – в «Дорожных жалобах» (1830):

Долго ль мне в тоске голодной
Пост невольный соблюдать
И телятиной холодной
Трюфли Яра поминать?

И лимбургский сыр с плесенью (поэтому «живой») ещё раз отметился в биографии Пушкина: няня Арина Родионовна прибежала в Тригорское, плача, и рассказала, что Александра Сергеевича увезли, но в доме ничего не тронули, однако она сама кое-что поуничтожила – сыр этот вонючий, его Александр Сергеевич очень любил. Сама-то Родионовна потчевала своего питомца и его друзей такими «яствами и брашнами», что поэт Н.М.Языков не удержался и воспел их в стихах.
В Одессе, приморском городе с европейскими чертами, Пушкин попробовал устрицы.

Что устрицы? Пришли! О радость!
Летит обжорливая младость
Глотать из раковин морских
Затворниц жирных и живых,
Слегка обрызнутых лимоном...

В «Путешествии Онегина» воспет даже одесский ресторатор, «услужливый Отон».
О, Пушкин знал толк в кулинарных изысках! В письме к С.А.Соболевскому, любителю хорошей кухни, он со знанием дела советовал:

У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармезаном макарони
Да яичницу свари...

На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай (именно котлет!)
И отправься налегке.

Как до Яжельбиц дотащит
Колымагу мужичок,
То-то друг мой рас таращит
Сладострастный свой глазок!

Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели, –
Влей в уху стакан шабли.

Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок.

«Яжельбицы – первая станция после Валдая, – продолжает Пушкин. – В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? Если же нет…»

У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай.

Как видим, у Пушкина было превосходное впечатление от дороги между двумя столицами, в отличие от других трактов, она не дразнила тщетный аппетит высокопарным, но голодным прейскурантом «для виду». Пармезан – итальянский сыр из Пармы. Рецепт пожарских котлет, увы, не дошёл до наших дней. Читаешь «маршрутный лист» пушкинского путешествия – аж слюнки текут!

Будучи великим гурманом, Пушкин, однако, любил и простую пищу. Любимое блюдо поэта – печёный картофель в мундире. В 1827–28 гг., приезжая в Петербург, он останавливался в трактире, а не у родителей, которые жили тогда в столице. Дельвиг, приглашая Пушкина к его же собственным родителям, посмеивался над возможностями их гостеприимства:
 
Друг Пушкин, хочешь ли отведать
Дурного масла, яиц гнилых?
Сегодня приходи обедать
Со мною у своих родных!

Единственное, чем, по словам Анны Керн, можно было заманить Пушкина к родителям, – был печёный картофель. Наверное потому, что его, по крайней мере, трудно испортить.

Мой идеал теперь - хозяйка,
Мои желания – покой,
Да щей горшок, да сам большой, –

эти слова не только поэтическая декларация, в них есть доля истины про Пушкина-человека. Из Болдина он писал: «Обедаю картофелем да грешневою кашей».

В его сказках отразились народные представления о еде. Нетребовательный Балда просил у попа: «А есть мне давай варёную полбу». Полба – крупа из дроблёной пшеницы или ячменя. Попёнку он сам варил кашу. А вот старуха в облике царицы заморские вина заедала пряником печат¬ным – таковы представления народа о царском столе.

В «Евгении Онегине» близость Лариных к народному образу жизни под¬черкивается русскими блинами и квасом, потребным, как воздух. На именинах Татьяны подаются блюда дворянской кухни: жаркое и бланманже, т.е. желе из миндального молока. Жирный пирог, «(к несчастию, пересолённый)», перекликается с «горячим жиром котлет», которые ел Онегин. Евгений даже в деревне начинал свой день с кофе (кстати, как и Пушкин). Остальные обитатели деревни постоянно пьют чай на страницах романа в стихах.

Люблю я час
Определять обедом, чаем,
И ужином, мы время знаем
В деревне без больших сует,
Желудок - верный наш брегет.

Чай как символ домашнего уюта упоминается в «Дорожных жалобах»: «То ли дело... ночью сон, поутру чай...»

Онегин, видно, не очень любил деревенскую пищу. Его раздражал

Обряд известный угощенья:
Несут на блюдечках варенья,
На столик ставят вощаной
Кувшин с брусничною водой...

А Пушкин обожал варенье, особенно крыжовенное. Даже когда он был уже женат и жил в Петербурге, П.А.Осипова посылала ему каждый раз к Новому году банку варенья. Вот старинный рецепт такого варенья из кулинарной книги пушкинского времени:

«Очищенный от семечек, сполоснутый, зелёный неспелый крыжовник, собранный между 10 и 15 июня, сложить в муравленый горшок, перекладывая рядами вишнёвыми листьями и немного щавелем и шпинатом, залить крепкою водкою, закрыть крышкою, обмазать оную тестом, вставить на несколько часов в печь, столь жаркую, как она бывает после вынутия из неё хлеба. На другой день вынуть крыжовник, всыпать в холодную воду со льдом пря¬мо из погреба, через час перемешать воду и один раз с ней вскипятить, потом второй раз, потом третий, потом положить ягоды опять в холодную воду со льдом, которую перемешать несколько раз, каждый раз держа в нем ягоды по четверти часа, потом откинуть ягоды на решето, а когда стечёт – разложить на скатерть льняную, а когда обсохнут, свесить на безмене, на каждый фунт ягод взять 2 фунта сахару и один стакан воды. Сварить сироп из трёх четвертей сахару, прокипятить, снять пену и в сей горячий сироп ссыпать ягоды и поставить кипятиться, а как станет кипеть, осыпать остальным сахаром и раза три вскипятить ключом, а потом держать на лёгком огне, пробуя на вкус. После сего сложить варенье в фунтовые банки и завернуть их вощёной бумагой, а сверху пузырём и обвязать».

Вспоминая вкуснейшие яблочные пироги Осиповых-Вульф, Пушкин подписывался в письмах к ним: «Весь ваш яблочный пирог». По словам Вяземских, «мочёным яблокам тоже доставалось от него нередко». «В дороге съел он почти духом 20 персиков, купленных в Торжке», – подсчитал однажды Петр Андреевич. А опочецкий купец Иван Лапин записал в дневнике о Пушкине, кото¬рый на Святогорской ярмарке очищал «шкорлупу» с апельсинов своими «пре-длинными ногтями» и съел  их, «я думаю, не менее 1/2 дюжины» (по-нашему, – около килограмма). Всё это диковинно обывателю, который страшно удивлён, что «божество» может проголодаться. Но Пушкин сам же, по своему обыкновению, продолжает эту игру, сообщая в 1834 г. в письме жене, что на день его рождения (26 мая ст. ст.) тётка Натальи Николаевны Екатерина Ивановна Загряжская прислала «корзину с дынями, с земляникой, клубникой – так что боюсь поносом встретить 36-ой год бурной моей жизни». И точно: 3 июня жалуется: «желудок расстроил»...

Но, конечно, всегда любой еде Пушкин предпочитал живое дружеское общение. И всерьёз, и в шутку подтверждают это его стихи:
«Я люблю вечерний пир, где веселье председатель».

Печален я: со мною друга нет,
С кем горькую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать весёлых много лет... («19 октября», 1825)
 
Мне изюм нейдёт на ум,
Цуккерброт не лезет в рот,
Пастила нехороша
Без тебя, моя душа!
(«В альбом А.П.Керн»)