Промысел 1 5 2

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2014/05/27/595
\
 «Вот так, - сказал родоначальник племени Синих Камней, - Тонд будет здесь через неделю, наши несколько позже».
Надо выбрать место для стойбища, разметить круги, заготовить подпоры. Леса довольно».
«Сегодня ты где собираешься ночевать?»
Спросила Ида, когда первый охотник пережевал и выпил предназначенное. Вспомнилась русская сказка:
«Емелюшка, а Емелюшка, построй какую ни на есть избушку!»
Да, происходящее на грани времён, в неустановленном месте по-хлеще совокупности всех сказок всех народов мира. Злой мачехи взяться не где, но остальное! Тут тебе джин в бутылке, позволяющее исчезать и появляться волшебное колечко, принцесса в крокодиловой шкуре, целебная палка, летающее яйцо. Сюда же добавить спящую красавицу: незабвенный миг, когда первый охотник целовал поверхность автономблока на морозе! Но главное, Робинзон и Пятница. Только техническая оснащённость Робинзона позволяет перетащить латиноамериканский островок в Ламанш, а Коэффициент интеллектуальной потенции Пятницы вдвое выше, чем у среднестатистического научного сотрудника. Система движка проанализировала зафиксированные поступки первого охотника, обстоятельства, при которых они совершены и вычислила, любой из земных академиков по совокупности параметров умственной деятельности первобытному человеку в подмётки не годится. Программисту 1788 предстояло решить супер задачу, участвовать, или оставаться в стороне от происходящих событий. Первое было недопустимо по этическим соображениям, пунктам трудового договора с институтом сверх дальних экспедиций, второе, с точки зрения общечеловеческих норм. Жизнь в стойбище Излучины даром не прошла. Так называемый стокгольмский синдром сработал по полной. Наблюдая соплеменников Кина, Ида, в отличие от первого охотника, поняла, основным в сообществе вынужденных противостоять смерти двуногих созданий, является понятие «свой». Любое прямоходящее существо признаётся имеющим право жить соответственно данному Создателем разумению. То, что на земле называют толерантность, декларируют, выбрасывают, словно транспарант, прикрывая меркантильные цели, у первобытных людей естественней дыхания. Датчики движка фиксировали, информационные каналы по первому требованию выводили на монитор происходящее тайно. За недостатком сил и активного времени, Ида не могла отсмотреть весь спектр межличностных, межгрупповых взаимоотношений, горизонтали и вертикали власти, но кое-что заметила. Отсталыми простаками жителей бассейна Великой Реки назвал бы, пожалуй, недалёкий слепыш. Выживание популяции людей в условиях приполярья и средней климатической полосы предполагало наличие острого ума, трезвого взгляда, способного вовремя отследить опасность, не только механического плана, но и духовно-нравственную. При безусловной строгости соблюдения закона, поражало не менее строгое соблюдение презумпции невиновности, веротерпимость, уважение внутренней свободы. Убеждённость в том, что пренебрегающий нормами закона продолжения рода человек обречён, редко перехлёстывала через край и принимала форму пугала. Сила, именуемая «Мир», была двигателем, давала энергетический импульс для проникновения жизни сквозь толщу противодействий, позволяла уцелеть там, где господствовала смерть. На Сером Плато, кажется, стала понятна расстановка акцентов общественного управления. Котти, как Ида предполагала, власть фасадная, всё же добился своего, подвёл группу охотников под неприятности. Вмешиваться, разумеется, не следовало, а позиция наблюдателя казалась невыносимой.
«Где ночевать? Что за непосильная задача!»
Кин не понимал, обитательница оболочки шутит, или опасается.
«Одному человеку безопасней всего переночевать на дереве, двоим тоже. Скажи лучше, на какой молнии мы сюда доехали».
«Путь, который проделали на молнии, занял бы два дня, если б был возможен. Мы доехали, но другие не дойдут».
«Почему?»
Ида очистила бревно. На гладкой древесине тепловой точкой выжгла набросок карты.
«Смотри. Ваша излучина. Русло уходит к востоку не далеко от того места, где выравнивается направление. Только пройти напрямик нельзя и разобраться в пути реки человеку вашего племени сложно».
Кин изумлённо поднял брови.
«С чего ты взяла?»
С неба. Я говорю то, о чём знаю, ты же задаёшь вопрос и не слышишь ответа. Вы думаете, поворот реки здесь, где русло распадается на рукава?»
«Конечно. Ты нарисовала воду, а там непроходимые скалы и Серое Плато».
Ида выжгла другой набросок. Кин утвердительно кивнул.
«Вот. Похоже на правду».
«Очень похоже, но ошибка может стоить жизни людям, которых ты позвал за собой. Котти того и добивался. Повелитель уверен, сказка о синих камнях только сказка, Великая Река нигде не родится».
«Кто тебе сказал?»
«Я без подсказчиков знаю. Река у Белого Острия уходит глубоко вниз и поворачивает на север вот здесь. Мощное течение несёт воды под отрогом хребта и притоками, зовущимися у вас левыми рукавами. Только малая протока, которую и за рукав-то не считают, потому что лежит меж двух широких отмелей, сливается с речушкой, впадающей в родившееся русло ниже места, где Мы стоим. Остальные пропадают в непроходимых болотах. Ваши охотники будут придерживаться текущих северо-восточнее крупных рукавов, и никогда не выйдут оттуда, если войдут».
«Почему ты раньше не сказала?»
«Как бы я сделала?»
«Не знаю как но…»
«Кин захлебнулся вздохом, руки онемели, сердце превратилось в огненный комок. Ида раздёрнула одежду, приложила ладонь к груди, потом, распластавшись, легла на первого охотника.
«Не двигайся, родоначальник. Я говорила, потрясения легче избежать, выйти труднее».
«Целебная палка». Прошептал Кин, боясь вздохнуть. Чудовищная боль отпустила. Теперь казалось важно не почувствовать её снова.
«Лежи тихо и слушай, охотник». Ида прижала лицом голову Кина.
«Ты должен быть хорошим мальчиком, Нокк с Излучины. Я с тобой только для того, чтобы ты и все твои могли жить. Мне ничего не стоит молниями перенести сюда людей вместе с палками и тряпками, но что от них останется? Так вот, твоё дело не задавать вопросы, на которые нельзя ответить, А принимать решения, которые нужно выполнять».
\
Бояться можно не долго, слышала Атт от брата. Женщина Излучины привыкла доверять первому охотнику, а теперь усомнилась в правоте слов. Дошедший до абсурда страх плавился в крови, вызывал несвойственные движения рук и зубов. Такого несветимого ужаса Атт прежде не испытывала. Колдун Тонд бросил в глаза огонь, было больно. Осознание опасности убийства хранителя напугало, но душу защитила детская непосредственность. Теперь же! Одна вдали от дома дочь своего отца должна принять единственное решение из двух. Жена может разделить с мужем преступление и расплату или отвернуться. Выбор не богат. Первое предполагает унижение. Женщине следует уподобиться казнимому, раздеться до гола, взять преступника за руку, шагнуть сквозь огненное кольцо. Сердобольные Эйи схватят, попытаются оттащить. Нужно вырваться и пройти скорбный путь. Дальше несомненное изгнание. Придётся вне круга залечивать ожоги, добывать пищу, плестись невесть куда в поисках приюта. Второе и того хуже. Ватажка сопровождения должна будет вернуть дочь к родительскому костру. Многодневный путь с чужими охотниками чреват предложениями утех. Страшная сказка на ночь. Вейт всегда прекращал подобные беседы, говорил, что детям излишне собирать горе по свету. Девочка так и не поняла, какие утехи предлагают чужие охотники. Мейс изначально нравился. Как ни странно, покорил выход из главных состязаний. Атт видела, как соперник Эйи, обезумевший от хлебного напитка вдовец, опрометью, точно в воду, бросается на поединочный нож. Разумеется, орудие тупо. Только лютое неистовство острей иглы. Мейс отступил, потому что понял, противник намерен умереть или убить. Всё равно, от чего наступит смерть, нож или разрыв сердца станут причиной. Формально победивший охотник вылетел на стрельбах. Мейса не смутило поражение, соплеменников тоже. Свой среди своих всегда свой. Атт заметила, распорядитель Котти благодарно кивнул Эйи за то, что по милости сына вождя праздник остался праздником. В пути было хорошо. Охотник и женщина, равные по силам, толкали дорогу, не страшась преград. Трудный спуск отступал перед взаимной страховкой двоих, новая семья срасталась пониманием. Атт тихонько сожалела, что не позволила обнять на первых шагах. Девочка привыкла быть близко с братом, ласкать, смеясь, согревать и согреваться бескорыстным теплом. И вот время сжалось. Чуженинка лежит рядом с преступником, понимает, Мейс уже фактически мёртв. Осквернения алтаря люди не прощают. Осквернителю же дела не было до глиняного идола, ведь сын убил, или мог бы убить мать. Волнами накатывали воспоминания, в помутнённом горем рассудке вставали родные глаза, улыбка, прикосновения, бесконечные ночи жестоких детских болезней, когда Кесс на руках носила сына, прижав к груди, отнимала жар и согревала. Атт же прощалась с мужем. Здоровое, тёплое, пульсирующее молодой весёлой жизнью тело скоро перестанет быть. Женщина спешила изучить, запомнить каждый изгиб, бугорок, касалась потаённых мест, дышала горячо и скоро, отдавала дань последней нежности. Ожоги на груди формой и расположением крупных пятен совпадали с приносящими несчастье знаками. Мейс обнял жену, повернул на спину. Что-то произошло. Лежащего на льду охотника накрыло летним зноем, точно одеяло, подоткнувшимся снизу. Женщина показалась гибкой веткой, предоставила возможность толкнуться и прыгнуть в иное, более разумное измерение. Призванная давать жизнь, ощутив внутри себя избыток, наяву сделала веленное природой, обхватила ногами бёдра, вытащила душу из небытия. И с откатом последнего толчка пришло ясное, спокойное отрезвление, позволило без обременённости оглядеться кругом. Двое были одно. Мейс, не знавший в семье женщин, кроме матери, чувствовал жену, изумлялся. Атт ласкала лицо и голову мужа, глядела в обновлённые, точно вымытые грозой, глаза, понимала, разрыва не будет.
«Если эти сделают, охотник, встану с тобой».
Прошептала Атт, подивилась миру и незыблемости решения.
«Вздор какой!» пробормотал Мейс и утопил лицо в путанице волос.
Заплакал младенец. Громко, долго, надрывно летал и метался голос под войлочным сводом, гас, не проникая во вне. Как-то, видимо наитием, хозяйка угадала зов сына, вошла в круг, накормила настойчивого Эйи, сменила полотно.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2014/05/27/1119