Ленин и повар

Владимир Ильич Ленин суетливо ходил по своему просторному рабочему кабинету в Кремле. В последнее время он себя плохо чувствовал. Особенное беспокойство вызывала голова.
- Никогда раньше я не испытывал таких острых головных болей! - подумал Вождь мирового пролетариата.
Прежде, до покушения, он был способен работать чуть ли не сутками. Небольшой отдых, короткий сон и бодрость мозга восстанавливалась полностью.
- Теперь же после двух часов работы возникает боль в висках, - мучился он, с трудом садясь за стол, - наступает вялость, апатия, в глазах словно насыпали песку.
Недавно Ленин попросил коменданта поставить в кабинете диванчик, отгородить его ширмочкой. Слабость накатила внезапно, и он выбрался из-за стола и повалился на диванчик.
- Блаженство забыться хотя бы на минуту! - скривился Владимир Ильич.
Он ощущал физически, как мозг, отключившись, словно очищался от разъедающего яда утомления, а, очистившись, вновь обрёл прежнюю работоспособность.
- Сколько дел впереди! - он заставил себя встать и начать писать очередные тезисы.
Однако выпадали дни, когда отключаться не удавалось. И тогда Владимир Ильич, сжимая лоб, принимался постанывать. Выходило это непроизвольно, и однажды он поймал себя на этом.
- А если услышат? - испугался Ленин. 
С тех пор он стал следить за собой, как бы присматривать за самим собой со стороны. В эти невесёлые минуты им овладевало отчаяние. Почему-то виделся запомнившийся паралитик, неподвижный, полностью беспомощный остаток человека, в котором живы были одни глаза да, пожалуй, ещё желудок.
- Только не это! - подобного состояния он страшился. - Нет, нет, всё что угодно, но только не такое существование!
Однажды в один из таких периодов к нему приехал с фронта Сталин. Он вошёл как обычно без доклада, чрезвычайно удивился, увидев пустой стол и, осторожно, стараясь не стучать пыльными сапогами, прошёл и заглянул за ширмочку.
- Вы здесь товарищ Ленин? - спросил он.
Владимир Ильич лежал опрокинутый, зажмурившись, сильно сжимая рукою лоб. Одна нога свесилась и едва доставала до пола.
- Гм... Значит, вот оно что... - забормотал Иосиф Виссарионович. - Значит, так...
Ленин тяжело дышал с закрытыми глазами. На жёлтом лице лежала маска терпеливого страдания. Под истонченной кожей обозначились кости его мощного лба.
- Голова раскалывается! - простонал он.
- Позвать врача?
- Эти прохвосты ничего не понимают в медицине! - отмахнулся больной. - Особенно в человеческом мозгу…
- Да, чрезвычайно хрупкий инструмент мозг человека. - Сталин охотно согласился, а сам подумал: - Всего какая-нибудь мелочь - и вот! Внешне всё вроде бы цело, а инвалид, полнейшая беспомощность, абсолютная зависимость от ухода.
Они немного помолчали, а потом перешли к рабочему столу.
- Владимир Ильич! - предложил Сталин. - Вам необходимо переехать на некоторое время за город.
- Куда?
- Я знаю отличную усадьбу в Горках. Имение принадлежало миллионерше Морозовой.
- Исключено! - возмутился Ленин. - Я не поеду в эту глушь… Я буду совершенно оторван от политической жизни.
- Вовсе нет! - заверил Иосиф Виссарионович. - Там есть телефон, электричество и все условия для восстановления здоровья. Кстати, там работает очень хороший повар Спиридон Иванович.
Владимир Ильич согласился с доводами и через некоторое время переехал в ближнее Подмосковье. Приехав однажды в Горки, Сталин, двигаясь по аллее, издали разглядел каталку с Лениным, Крупскую и профессора Гетье.
- Чем они там занимаются? - заинтересовался он и пригляделся внимательнее.
Вся группа позировала фотографу. Тот, накрывшись чёрной простынёй, наводил аппарат и знаками показывал им, как лучше поставить коляску с Лениным. Иосиф Виссарионович возмутился вслух:
- Кому взбрело в голову фотографировать умирающего человека?
- Надежда Константиновна распорядилась... - раздался голос справа.
Сталин оглянулся, рядом стоял знакомый повар.
- Зачем?.. С какой целью? Почему, кстати, позволяет это делать Крупская?
- Наше дело маленькое! - смутился Спиридон Иванович. - Слава богу, у Владимира Ильича аппетит хороший!.. Больше мне знать ничего не положено.
- Ты веришь в бога?! - грубовато поинтересовался главный безбожник страны.
- Нет! - испугался повар. - С детства ишо меня от попов воротит…
- Как так?
- Когда я был мальцом, в наш город прислали молодого, шибко образованного православного священника. До энтого у нас служил старый, не слишком грамотный в богословии батюшка. Не прошло и нескольких недель, как прихожане накатали письмо в Патриархию с жалобой, что новый священник «не пустил душу в рай». В Патриархии заинтересовались необычной ситуацией и послали разобраться комиссию. И вот что выяснилось. Оказывается, старый священник проводил отпевание так. После службы гроб с телом покойного выносился в церковный двор, ворота на улицу запирались, батюшке подавался стакан водки. Водку он выпивал залпом до дна и запускал стаканом в ворота со словами: «Эх! Понеслась душа в рай!» Молодой же, сведущий в богословии священник, от энтого обычая наотрез отказался, чем и вызвал гнев прихожан.
- Я тоже учился в семинарии, - сказал улыбнувшийся Сталин. - Насмотрелся там, на попов, до сих пор забыть не могу…
В тот день Иосиф Виссарионович уехал в Москву, не пообщавшись с Лениным. На обратной дороге он с особенною остротою ощутил своё здоровье, крепкую голову, грубое сукно на кителе и кожу на сапогах.
- Как же хорошо быть здоровым! - решил он.
Спустя неделю Ленина перевезли в больницу, состояние его ухудшалось. Сталин приехал к нему, осторожно вошёл в его отдельную палату. Ленин внезапно открыл глаза и несколько мгновений приходил в себя, никак не соображая, кто это стоит над ним. Порывисто поднялся, сел.
- Нет, нет, лежите, - с непривычной интонацией проговорил Сталин и лёгким касанием заставил его прилечь.
Он принёс стул и сел в ногах, так, чтобы больному не нужно было поворачивать головы. Ему было искренне жаль умирающего учителя.
- Во всём виновата еврейка Каплан! - не сдержался гость.
- Дело не в ней… - вяло возразил Владимир Ильич.
- Но ведь пули, выпущенные её, были отравлены ядом кураре. - Иосифу Виссарионовичу искренне казалось, что недомогание Ленина связано с ядом.
Свинец удалили, а неведомая стойкая отрава осталась и подтачивала организм.
- Никогда же он раньше не болел... - подумал он, - да и не подошло ещё время немощей и болезней!.. Пятьдесят лет - разве это возраст для нормального мужчины?
- Дело не в пулях, - прошептал Владимир Ильич. - Они не могут причинить вреда, такому как я… Тем более дело не в ядах!
- А в чём же?
- Древнее заклинание… Они начертали его на пулях… Оно разрушает моё тело!
Сталин принял невнятное бормотание больного за кратковременный бред и не поверил ему.
- Вам нужен покой! - попытался он успокоить Ленина и поспешно уехал.
По дороге в Кремль Иосифу Виссарионовичу не давали покоя роящиеся в голове мысли:
- Кураре... Что-то индейское, из детских книжек. Как его вымыть из организма, очистить окончательно?
Следующий раз он приехал к учителю в Горки через десять дней. Больной выглядел немного лучше, по крайней мере, он не бредил.
- Здравствуйте, товарищ Ленин! - поздоровался Сталин.
Не поднимая на диванчик свесившейся ноги, Ленин завёл руку под голову, отчего вся его поза приобрела некий легкомысленный характер, словно прохлаждающегося от безделья человека.
- Иосиф Виссарионович, сколько мы с вами знакомы? - вопрос удивил гостя, он достал из кармана трубку, однако тотчас её спрятал.
- Если считать с первого письма, то семнадцать. А как встретились - пятнадцать.
Ленин помедлил. И всё же решился.
- Я долго думал... Мне, в общем-то, больше не к кому обратиться. Пообещайте, что всё это останется между нами?
Нижние веки Сталина настороженно поднялись. Он ответил молчаливым, взволнованным кивком.
- Достаньте мне яду, - попросил Владимир Ильич. - Мне это очень нужно, важно! Вы себе даже не представляете...
Он заговорил сбивчиво, многословно, рассказал о запомнившемся с детства паралитике. Склонив голову с низким лбом, Сталин хмуро слушал. Он медленно полез в карман френча, достал трубку, взял в зубы. И неожиданно улыбнулся.
- Я понимаю вас, но я вчера разговаривал с врачами. - Иосиф Виссарионович говорил убеждённо. - Сам говорил! Они уверяют, что не всё потеряно. Понимаете?.. Не так всё плохо.
- Лукавите? - живо спросил Ленин, ловя взгляд своего собеседника.
Глубоко потянув в себя табачный дым, Сталин поднялся и, сжимая в кулаке трубку, сурово осведомился:
- Вы когда-нибудь видели, чтобы я лукавил?
Владимир Ильич поднялся, словно его подкинула скрытая пружина. Этот грубоватый, вечно хмурый человек один из всех вдохнул в него уверенность в желанном выздоровлении. Начни он сюсюкать, как остальные, с фальшивой искренностью, больной не поверил бы ни одному слову.
- Сколько уверений я уже выслушал! - подумал Вождь. - А этот ляпнул по-солдатски, напрямик: ещё не всё потеряно… надежда есть.
Однако с каждым днём надежда безвозвратно таяла, словно снег весною. Ленин умирал мучительно. Полностью парализованный и почти потерявший речь, он мог передвигаться на инвалидной коляске и объясняться с окружающими на каком-то птичьем языке:
- «Вти-вти-вти...»
Вид его был страшен: исхудавший, с безумными глазами, постоянно пытающийся что-то сказать заплетающимся языком. При нём постоянно находились Крупская и любимая сестра Маняша.
- Бедный мой братик! - причитала она.
Иосиф Виссарионович не оставлял учителя без своего надзора, но в Горки не заглядывал, ограничиваясь расспросами Маняши. Угнетало состояние собственной беспомощности.
- Что предпринять ещё? - мучился он. - Где отыскать докторов-кудесников?
Однажды Маняша позвонила и передала, что брат хочет его видеть. Сталин приехал с утра. Первым дело он зашёл на кухню и заказал на обед своё любимое блюдо «Арагви».
- А не знаю такого блюда, - твёрдо сказал Спиридон Иванович.
- Название и рецепт я придумал сам… - признался Иосиф Виссарионович.
- Скажите мне, как это блюдо готовится.
- Готовится оно в большом котле, - медленно начал говорить он с заметным грузинским акцентом. - Дно выкладывается тонко нарезанными кусками нежирного бараньего мяса, затем картофель, который режут крупными кубиками. Затем нашинкованный репчатый лук. Баклажаны следует заранее разрезать вдоль, залить кипятком, поместить под гнёт и выдержать 30 минут, затем нафаршировать курдючным бараньим салом, смешанным с перцем и рублёной зеленью. Все приготовленные овощи смешиваются в котле. По вкусу добавить тёртый чеснок, перец, соль и лавровый лист. Сверху положи очищенные от кожицы помидоры. Довести до кипения. Приблизительно через полтора часа блюдо будет готово. На стол подавать в горячем виде, предварительно посыпав кинзой.
- Всё сделаю в лучшем виде! - уверенно пообещал повар.
Сталин вошёл в палату один, без Крупской. Обе женщины остались за дверью. Ленин лежал навзничь, прерывисто дышал и часто облизывал воспалённые губы. Иосиф Виссарионович придвинул стул, наклоняясь к ленинскому лицу совсем близко, спросил:
- Как Вы?
Больной услышал шаги гостя, но глаз так и не раскрыл. Его рука заметалась и нашарила грубое колено Сталина. Замерла...
- Нагнись! - едва слышно прошептал он.
Гость не понял просьбу Вождя. Трепетанием век Ленин попросил его нагнуться ближе, совсем низко. Губы его, прилипавшие к зубам, произнесли новую просьбу:
- Я хочу передать тебе силу.
- Что это? - спросил удивлённый Иосиф Виссарионович.
- Старинный медальон… Золотой… - едва слышно прошипел Ленин. - Просто протяни руку ладонью вверх и прими его.
- Зачем?
- Тебе понадобится его помощь…
Сталин отчего-то вздрогнул всем телом.
- Нет! - отрезал он. - Вам нельзя разговаривать...
Он снова принял слова своего учителя за простой бред. Владимир Ильич зажмурился и по его жёлтым измождённым щекам, уже тронутым тленом, покатились две крупные слезинки.
- Плачущий Ленин! - удивился Сталин. - Властный и безжалостный Вождь...
С невыразимой тяжестью на сердце он вышел из палаты и увидел Крупскую и встревоженную Маняшу. Иосиф Виссарионович остановился и машинально, словно в бреду, проговорил:
- Мучается... сильно мучается.
Обе женщины ничего не поняли и поспешили в палату. Сталин же побрёл прочь тяжёлым шагом, повесив голову и отрешённо щурясь. Навстречу ему попался знакомый повар.
- Вот, Ильичу супчик несу! - сказал тот поспешно. - А потом приготовлю вам «Арагви».
Сталин ничего не ответил, только обречённо махнул левой рукой. Повар вошёл в комнату и не успел закрыть за собой дверь, как Ленин неожиданно громко велел женщинам:
- Выйдите отсюда!
Те покорно послушались, а Спиридон Иванович замялся посредине квадратной комнаты с горячей супницей в руках.
- Подойди! - приказал ему Ильич.
Повар поставил супницу на стол и шагнул к постели больного.
- Я хочу передать тебе силу! - прохрипел тот.
- Зачем?
- Молчи и выполняй! - неожиданно твёрдо сказал Ленин. - Протяни ко мне правую руку ладонью вверх.
Спиридон Иванович покорно протянул её.
- Скажи: «Я принимаю дар!» - велел Ильич.
- Я принимаю дар! - откликнулся он.
Ленин протянул свою правую руку ладонью вниз и с трудом задержал её над рукой повара.
- Отдаю тебе свою силу! - прошипел он из последних сил.
Когда больной через мгновение убрал трясущую конечность, на ладони Спиридона Ивановича остался лежать блестящий медальон.
- Передай его своему внуку от сына, который носит моё имя.
- У него же нет детей…
- Будут… - пробормотал Ильич из последних сил. - Первые два мальчика умрут, а третьему передай… Только сделай всё также, как сделал я.
- Всё сделаю мой повелитель! - неожиданно для самого себя выпалил Спиридон Иванович.
- Слово в слово скажи…
- Слушаюсь и повинуюсь! - сказал повар и поклонился.
Внезапно Ленин дико закричал, выгнулся дугой своим небольшим сухоньким тельцем и потерял сознание. В комнату вбежали испуганные женщины, а повар метнулся к себе на кухню. Через час Владимир Ильич Ленин умер…