Полцарства 8

8.

Все рьяно взялись за работу, и только Ромес грыз карандаш, задумчиво поглядывая на Джошуа. Наконец он нарушил тишину:

 - По-моему, это глупо.

Все застыли, не смея прямо взглянуть на него и на Джошуа, но очень удивлённые.

- Что глупо, сын мой? – ласково спросил Джошуа.

Ромес вскинул голову, услышав знакомое обращение. Но Джошуа это обращение можно было простить.

- Глупо, - сказал Ромес. – Написать конец – это ещё куда ни шло, но зачем всё пересказывать?

Тут случилось то, чего Ромес всё-таки никак не ожидал: Джошуа, не поднимаясь с пола, молниеносно выхватил из складок одежды свою кожаную плеть и больно полоснул ей Ромеса по спине. Ромес вздёрнул подбородок и одарил Джошуа яростным взглядом горящих зелёным огнём глаз.

- За что ты ударил меня? – гневно спросил он.

Джошуа спокойно ответил:

- Ты изначально не должен считать, что ты – умней кого-то. Хозяин здесь – я, здесь мои законы, и я лучше знаю, что нужно моим детям. Или ты думал, что мои дети должны остаться тупыми, забыть, что они умеют читать и писать? Это необходимое упражнение.

- Это – ненужное занятие! – не смирился Ромес. – Если бы ты предложил изложить им свои рассказы через несколько дней, это было бы полезно, они бы только укрепляли память, но сейчас – это глупо! Они же всё забудут! Самим придумать продолжение историй – это другое дело, для развития образного мышления.

- Ты отказываешься делать то, что делают все? – спросил Джошуа.

- В данном случае – да. – Вообще-то Ромес не хотел писать по несколько иной причине: он не любил карандаши с чрезмерно твёрдым грифелем, который рвал бумагу, а сейчас ему достался именно такой карандаш. И вообще он не любил писать карандашами.

- Ты презираешь правила, которым подчиняются все, - сделал вывод Джошуа, - и потому должен понести наказание. Вспомни наш первый разговор. Хм, никогда бы не подумал, что в мелочах ты окажешься не таким, как я рассчитывал. Да, ты не подошёл бы для роли воина-защитника своих братьев и сестёр. Ну что ж, придётся тебе переосмыслить некоторые стороны своего бытия. Ты должен быть покорным мне, раз уж находишься тут. Иди за мной, - Джошуа поднялся с пола и направился к выходу. Его «дети» отодвигались в стороны с его пути. Ромес, положив карандаш и бумагу на пол, последовал за Джошуа.

- А вы работайте! – строго приказал Джошуа «детям», и они тотчас склонились над своими листками. Страж собрался было сопровождать Джошуа, но тот повелевающим жестом остановил его. Он отвёл Ромеса за угол дома и тихо, чтоб «сёстры» и «братья» не услышали, начал говорить:

- Пожалуй, ты один понимаешь, что здесь происходит, но ты ни в коем случае не должен вставать мне поперёк дороги. Мои «дети» лишь недавно очистились от скверны большого мира и отказались от всех его соблазнов ради нашего маленького мирка. Ты не должен пытаться изменить в нём что-либо, потому что здесь я – царь и бог, и этот мирок создал я, в ты – ничего не знающий новичок, чужак по сути, и всё-таки я разрешил остаться тебе тут.

- Да, я помню, ты сказал, что войти-то сюда, возможно, и можно, но вот выйти… А если мне не хочется тут оставаться?

- Сюда не попадают те, кому это не нужно. Значит, ты здесь тоже не просто так. Но, попав сюда, ты должен подчиниться и здешним законам. Ты останешься в любом случае.

- А, понимаю… Какая разница – останусь я живой или я мёртвый, правильно?

- Да, ты слишком умён для «чада». Но всё же, если хочешь выжить, советую забыть о том, что ты другой. Поразмысли об этом. Иди сюда, - Джошуа открыл в стене неприметную дверь, ведущую в тёмную комнатушку, которая, как понял Ромес, имела за стеной комнатку девушек и была третьей комнатой в жилом доме. Правда, использовалась она как чулан, и в ней не было ни единой щёлочки, куда бы проникал свет.

- Ты не будешь меня бить? – спросил Ромес.

- На сегодня с тебя довольно. Но если ты и дальше продолжишь рассуждать, что тебя устраивает, а что не нравится в чужом мирке, то проведёшь несколько дней у позорного столба, - пообещал Джошуа.

- А потом ты будешь меня жалеть? – наперёд заручился Ромес.

- Этого достойны послушные дети, брат мой, а такие, как ты, заслуживают только порицания. Но, - Джошуа положил руку на плечо Ромеса, - каждый ведь при желании может быть хорошим, не так ли? И очень важно не ожесточить его. А теперь иди сюда и посиди без еды и воды. Потом я тебя выпущу.

Ромес без сопротивления вошёл в чулан, и Джошуа снаружи запер дверь на висячий замок. Ромес постоял, глядя в темноту. Хорошо сидеть без еды и воды сразу после завтрака! Конечно, Джошуа – царь и бог, и это не вызывает сомнений. Но царь и бог мог бы придумать что-то получше воспроизведения неоконченных рассказов, или же это самое воспроизведение только по желанию, а не так категорично. Тем более Ромеса слишком раздражало царапанье негодным карандашом шершавой бумаги. А попробуй выскажи это Джошуа!.. Его плеть всё-таки слишком больно бьёт. Ромес ни в коей мере не был ангелом и не желал, чтобы из него делали ангела против его воли. А Джошуа именно этим и занимался. Трудно сказать, какие ангелы получатся из Маки и Лажи, но вот из Ромеса таковой уж точно не вышел бы. Однако следовало признать, что из Джошуа царь и бог получился превосходный, хотя и чуточку сумасшедший, что его почти не портило. Надо думать, и ангелы у него должны быть капельку сумасшедшими, куда же без этого?..

Звездой во лбу у Ромеса засиял третий глаз, видящий во тьме, и Ромес осмотрелся. Он увидел множество каких-то вещей, ящиков, полок, жмущихся к стенам. Сесть на ящики было совершенно невозможно, и Ромес снял с вбитого в стену гвоздя старое пыльное, уважаемое молью пальто, расстелил его на полу и комфортно улёгся на него. И уже начал было он задрёмывать, и даже начала сниться сладкая картина мести Джошуа за нанесённые телесные повреждения (а они были нанесены несправедливо, поскольку Джошуа мог бы спокойно объяснить Ромесу свои взгляды на жизнь, а не бить его за несовпадение, но не сдержался и дал волю нервам), и вот тут Ромесу послышался какой-то слабый шум, доносящийся откуда-то из-под пола. Ромес вмиг пробудился и начал осматривать пол. В одном месте он увидел ржавое железное кольцо и, поняв, что здесь находится крышка люка, потянул за это кольцо. Люк с визгом открылся, и Ромес почувствовал тяжёлый запах плесени и сырой земли. И где-то там внизу мерцало пятнышко света. Вниз вела ржавая металлическая лесенка, и Ромес полез в люк. Внизу было темно – гораздо темнее, чем в чулане, если это возможно. На перевёрнутом ящике из-под яблок в треснутом блюдце догорала покосившаяся оплывшая свечка; под ногами хлюпала застоявшаяся вода, сочащаяся из сырых, плохо обработанных земляных стен, а на грубом ложе, сделанном из брошенных на большие камни досок и наваленной на них гнилой соломы, лицом к стене лежал человек. Верёвка охватывала его лодыжки, а руки скованы за спиной наручниками. Ромес приблизился к лежащему, и хотя шумел он изрядно, человек его не слышал. Ромес отрастил себе когти, режущие металл, и освободил человека от наручников, а заодно уж и от завязанной мёртвым узлом на ногах верёвки. И когда он перевернул человека на спину, то даже вздрогнул. Несмотря на то, что длинные волосы неопределённого от грязи цвета свалялись, несмотря на страшный блеск безумных невидящих глаз, несмотря на, в общем-то, ужасный вид, Ромес сразу же узнал потемневшее, осунувшееся, перечёркнутое зажившим шрамом, но такое родное и знакомое лицо Эрика.

- Эрик! – тихонько позвал Ромес. Веки Эрика затрепетали, глаза заблестели от слёз и приобрели более-менее осмысленное выражение.

- Пить! – почти беззвучно попросил он. Ромес огляделся. На ящике за свечой стояла гнутая кружка, на дне которой было несколько капель влаги. Этого хватило лишь на то, чтоб смочить губы Эрика. Ромес помог ему сесть, придерживая рукой за плечи и шепча: «Эрик, мы теперь снова вместе…»

- Это путательно и ошибательно, - сказал на это Эрик. – Не слышимо ранее это имя. Я – Майр.

- Ну хорошо, Майр, Майрик!

- А ты? Лицо неизвестное…

- Ты потом всё поймёшь. Я – Ромес.

- Очень приятно…

- Как же ты сюда попал?

- Конрой… Да, он дал мне чего-то выпить… Потом… Потом я не помню… Очень хотелось спать. Я был здесь и очень хотел спать. Несколько раз появлялся Конрой, приносил есть и пить… Потом долго не было…

- Когда он являлся в последний раз?

- Давно… Я просыпался – его не было…

- А как же свеча? Кто-то же её зажёг?

- Не помню… Я спал.

- Ты проголодался?

- Да… Нет… Глотать – да, жевать – нет…

- Встать можешь? – Ромес попробовал приподнять Эрика, и тот, сильно шатаясь, попытался встать на ноги. Это ему почти удалось, но без поддержки Ромеса он непременно бы упал. Они вместе сделали несколько шагов к лесенке и очень-очень долго карабкались наверх. Ослабевшие руки Эрика то и дело срывались, но с грехом пополам хозяин и его тень выбрались наверх. Внизу, затрещав, погасла свеча. Чёрный фитилёк со светящейся красной искоркой на конце ещё плавал в лужице расплавленного воска, но вскоре погас и он. Ромес заботливо уложил Эрика на пальто, и тот сразу заснул, словно сознание потерял, но дышал глубоко и ровно. Ромес смотрел на него, смотрел, да и сам уснул.

Разбудил его грохот открывающегося замка. В тёмное помещение, щурясь, заглянул Джошуа, вопрошающий:

- Ты уже подумал над своим поведением? – он некоторое время постоял, вглядываясь во тьму, а потом тихо произнёс: - О, да ты, кажется, в темноте размножаешься делением! – потом крикнул в сторону: - Бенедикт!

В мгновение ока явился Бенедикт, и Джошуа отправил его с каким-то поручением.

- Выходи, - сказал он Ромесу, - и дружка своего прихвати. Он идти не может? Ну, ты с этим справишься.