Божественный ветер. Почти реальная сказка

Посвящается новому переводу всемирно известной книжки Астрид Линдгрен Эдуардом Успенским.

Жжжжж… Тук. Жжжжжж… Тук, тук, тук… Мягкие щупальца сна, почему-то похожие, по форме, на одеяло, не торопились выпускать меня из своих цепких объятий. Какой сволочи приспичило облагораживать газоны в такую рань? И кто, там, еще, стучится в окно? Окно…
Глаза сами собой открылись. Я живу на пятом этаже и стук в окно теоретически кажется бредом. Никогда не причислял себя к любопытным, но в этот раз любопытство возобладало. И сказать то, что я не пожалел, это ничего не сказать. Я был в шоке. Украдкой выглянув из-за задернутой шторы я увидел, что за окном, в районе балкона, болтался в воздухе полноватый мужичок, небольшого роста. Именно, болтался, потому что, если его, к примеру, подвесили на веревке, то он бы продолжал висеть в той же плоскости, которую позволяла длинна этой веревки, максимум на что он был способен, это раскачиваться из стороны в сторону. Но его бросало то вверх, то вниз, причем источник звука, во время этих перемещений, постоянно менял тональность. После, одного из такого скачка-виража, моему взгляду открылась спина летуна. Нижняя челюсть поползла еще ниже. На спине у незнакомца был пропеллер, он и издавал звуки старой газонокосилки. «Карлсон?» - эта мысль, уже давно, пыталась вырваться наружу, но я, как-то, отодвигал ее, пытаясь найти логическое объяснение увиденному. После обозрения жужжащих лопастей на спине у толстого карлика, пришлось смириться с неизбежным. «Господи, почему я? Почему ко всем приходит Белочка, меня же посетил Карлсон? Было бы не так обидно, если бы намедни я напился, но я же не пил.» То ли я это произнес вслух, а может карлик просто увидел колышущиеся занавески. В общем, он закричал:
- Малыш, давай посадку! – голос немолодой, прокуренной певицы, вдобавок исковерканный акцентом, вывел меня из состояния размышления. Надо было что-то делать. «Ладно, сделаю пока вид, что все это вполне нормально, а дальше видно будет.» Я резко отдернул занавеску и вышел на балкон.
- Слышь, голубь винтокрылый, ты кого «малышом» назвал? – мое появление и мой тон ввергли воздухоплавателя в шок, похлеще того, в котором находился я минуту назад. Я даже испугался, не рухнет ли он со страху вниз. Но, видимо, мне это только показалось. Мой странный гость, всего лишь, обдумывал пути выхода из создавшейся ситуации. В какой-то момент он даже хотел развернуться и дать деру, но видно понял, что далеко не убежит, и поэтому продолжал, безмолвно тараща глаза, висеть перед моим окном. Глядя на него мне, вдруг, стало жалко его и смешно одновременно.
- Давай залетай, - я по шире открыл окно и сделал приглашающий жест рукой. – Вниз лететь недолго, но, наверное, посадка там будет болезненная. Залетай, говорю, пока не передумал.
Продолжая пристально смотреть мне в глаза, он немного помешкал, а потом, тяжело вздохнув, все же, залетел. Я настороженно выглянул на улицу, в поисках свидетелей, но улица, на удивление, была совершенно пуста. Опустившись на твердую поверхность, гость, еще раз, виновато, посмотрел на меня, а затем, как бы извиняющимся тоном, спросил:
- А где Малыш?
- Еще одно слово про «малыша» я тебя самолично в форточку выкину и посмотрю, как ты умеешь пикировать.
- Спокойствие, только спокойствие. Больше не буду, – подняв руки вверх и немного отступив назад заговорил он. - Чего заводишься?
- Ты кто такой? – Спросил я, хотя ответ уже знал. Чисто русская привычка спрашивать о том, что очевидно. – Ты глюк? И выключи, наконец, свою тарахтелку.
- Извини, - он быстро нажал в область живота и стрекотание стихло. - Да, нет, ты что, Глюк давно умер, - иронии ему конечно не занимать. -  Меня зовут Карлсон. Может слышал?
- Нет, не слышал, - соврал я. Дело было дрянь, да и гость уже начинал меня бесить. За такое короткое время общения — это мало кому удавалось. – Каким ветром к нам?
- Божественным. Ха, да я самый лучший в мире путешественник, и мой перелет в Японию… - мой собеседник встал в третью позицию и, уперев руки в боки, собирался еще что-то сказать, но был резко мною отдёрнут.
- Завязывай, а! Детям будешь рассказывать о своей гениальности. Пока я вижу, на моем балконе самого великого в мире лошару.
- Дело то житейское, - попытался разрядить обстановку Карлсон одним из своих афоризмов, но было видно, что он обиделся.
- Ты можешь нормально разговаривать, или так и будешь мультяшными фразами сыпать.
- Могу, конечно, - он прямо расцвел. – Просто постоянное нахождение в образе оставляет свой отпечаток. Когда старушка Астрид меня впервые увидела, она прямо загорелась написать обо мне… Ты кстати не писатель, случайно. Не хотелось бы еще раз пройти через эту процедуру.
- Как тебе сказать-то, чтобы не обидеть?
- Да, ладно! - Он кажется не верит в совпадения. – Что? Писатель? Вот я, точно, лошара.
- Не переживай, я больше стихами балуюсь, вернее баловался. Последнее время не пишется.
- Тогда ладно, а то уж я испугался, - он облегченно вздохнул. – И что, хорошие стихи? Дашь почитать? А знаешь, кто самый лучший в мире… Черт, опять понесло.
- Проехали. Дам, как-нибудь, если доставать не будешь, - контакт общения, как будто наладился. – Есть хочешь? Тебе еще мотор свой заправить надо. Чем ты его заправляешь?
- Спрашиваешь, конечно буду, - он добродушно заулыбался. – А могу я узнать имя хозяина этого гостеприимного аэродрома?
- Александр, - да, кажется, у кого-то из нас точно не все дома.
- Так вот, Санек! Ты, это, не подумай ничего такого. Спирт есть? – Я поперхнулся и уставился на него. Он заметив это, тут же, добавил. – Для мотора. Ты же спрашивал.
- Спасибо, что объяснил. Сам бы я ни в жизнь не догадался. Ладно, найдем. Пошли.
Мы зашли с балкона в комнату. Сначала я, он за мной. На земле Карлсон вел себя так же неуклюже, как и в воздухе. Постоянно на что-то натыкался. Казалось, что до кухни он не дойдет никогда.
- Тесная комната, - простонал он, в очередной раз, на что-то напарываясь.
- Да, уж, конечно, не царская, - посмеялся я, процитировав фразу из одной советской кинокомедии. – Что есть будешь?
- Я бы не отказался от торта со взбитыми сливками?
- А может тебе еще и лицо вареньем намазать, для полноты ощущений?
- Не, на варенье у меня аллергия, - он явно был доволен этой словестной дуэлью. – А что у тебя есть-то? Огласите весь список пожалуйста.
«Да, в долгу он оставаться не любил. Еще бы узнать откуда у этого вымышленного шведа такие познания в русском языке и в нашем же, отечественном, кинематографе. Петра Первого на него нет.»
- Ты, где так хорошо по-нашему научился? Под Полтавой? – Видимо, он не понял, о чем я.
- Нет, не там. А, что, там бесплатные курсы? Вообще-то, я по другому маршруту летел. А русский язык на родине выучил, в Швеции. В нашем доме русские жили. У них окна частенько открытые были. Иногда, мимо пролетая, прислушивался, о чем они говорили. Так и выучил. А что?
- Ничего. Детское любопытство. У вас на западе шпионаж в крови, что ли? - Наконец мы добрались на кухню. Я открыл холодильник. – Ну, что «Мюллер,» выбирай. Есть колбаса, сыр, вчерашний суп, огурцы, хлеб.
- Точно торта нет? – Увидев мою реакцию быстро добавил. – Ладно, ладно, просто уточнил. Давай все, что есть. Побываешь в России всякую гадость научишься жрать.
Быстро накрыв на стол, я, жестом, пригласил его садиться. Он критически осмотрелся, явно, чем-то не довольный, а потом, осторожно, спросил:
- А спирт?
- В смысле? – Я был немного удивлен. – Ты пить что ли собирался?
- Я тебя умоляю… Ты что на мне где-то топливный бак видишь?
- Жесть. Сказочный персонаж и вдруг – спирт. Куда мир катится? - доставая бутылку, я, все же, поинтересовался. – Разбавить?
- Ни в коем случае. От разбавленного у меня выхлопная труба коптит.
- Боюсь предположить, где она у тебя находится.
- Очень смешно. Тебе бы такой геморрой. Сразу бы острить перестал. Изуродовали своей писаниной, как бог черепаху, а мне с этим жить. Ненавижу писателей.
- Ладно не ной. Пей если хочешь.
- А себе? – расплылся он в улыбке, видя как я наливаю ему полный стакан.
- Не хочу я, с утра.
- Ты меня уважаешь?
- Иди ты, знаешь куда. Давай поцелуемся еще, - после небольшой паузы видя, как скривилось его лицо, я, наконец, сдался. – Хорошо. Но только одну, и я разбавлю. Мне же лететь никуда не надо.
- Вот это по-нашему, - тут же обрадовался он.
- По какому по-вашему, басурманин с моторчиком? -  но его уже было невозможно зацепить. Он цвел и пах. Насчет запаха я преувеличил, конечно. Воняло от него, как от слесаря в автомастерской.
Выпив и закусив, он совсем расслабился. «Даже не поморщился. А еще говорят, что русские мастера пить.» Развалившись он жестом показал: «Налей еще.» Пришлось налить, не выгонять же его. Как никак иностранец.
- Закурить есть?
- Нет.
- Жаль. Так курить хочется, - он поморщился, осмотрел не торопясь кухню. Я все это время вертел в руках вилку и помалкивая, время от времени, поглядывал на своего собеседника. Наконец его взгляд остановился на мне, и он спросил: - Так ты значит поэт?
- С чего ты взял?
- Ну, ты же сказал, что вроде как стихи пишешь.
- Во-первых, не пишу, а писал, а во-вторых писать и быть это разные вещи.
- Это ты точно сказал. Пишут все, а поэтов единицы. Был у меня знакомый один, тоже стихи все писал. Чуть ли не кулаком себя в грудь бил, кричал, что лучше его среди поэтов никого нет.
- И что?
- А ничего. На деле сволочью оказался, - потом щелкнул пальцами в воздухе, как будто что-то вспомнил. – Дай почитать что-нибудь из своего. Ты обещал.
Я нехотя поплелся в комнату за тетрадкой. Вернувшись обратно я заметил разительную перемену в облике и поведении Карлсона. Лицо его и без того не бледное, теперь было ярко пунцового цвета. И он слишком рьяно пытался отвести взгляд куда-нибудь в сторону, лишь бы ненароком не посмотреть мне в глаза. Не укрылось от меня и то, что стакан был пуст. Я улыбнулся и сделав вид, что ничего не заметил протянул ему тетрадь. Он, чуть ли не выхватил ее у меня из рук. Быстро раскрыл и носом уткнулся в исписанные листки. От долгого пыхтения мне стало не по себе. Пока он «читал» я между делом снова наполнил его стакан. Он тут же закрыл тетрадку и с виноватым видом отдал назад.
- Ну как? – Спросил я, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Понравилось?
- Я не понял ничего.
- Чего ты не понял? – Я снова начал терять терпение.
- Что ты пристал ко мне? Я читать не умею.
- Так на кой ты просил почитать?
- А тебе жалко что ли?
Все. Мое терпение лопнуло. Пинка под зад я ему конечно не дал, но намекнуть, намекнул:
- Ты куда летел-то, вообще? – видимо, поняв мой намек, (все-таки хитрый, сволочь) он быстро осушил третий стакан.
- А что, и-к, гонишь?
- Просто интересуюсь.
- Планы у меня большие. Лечу сейчас, и-к, в Японию, я же говорил. Очень мне ихняя куль… культура, и-к, нравится. Самураи, всякие, камикадзе, и-к, и вообще. Я же боевой летчик, там таких, и-к, любят.
- Ты, боевой кто? Чего ты свистишь-то? – Меня просто распирало от его пьяного хвастовства.
- Да, и-к, я. Зря смеешься, между прочим. Я в Сербии и Персидском, и-к, заливе американцам не раз хвосты накручивал. Мне даже медаль хотели, и-к, дать, но поймать не смогли. Сейчас, вот, японцам помочь решил. Смотрел фильм недавно, очень, и-к, туго им приходится. Со всех сторон их прижимают.
- Фильм какого года?
- Не знаю, на нем написано, и-к, не было, но то, что дело дрянь, я понял. А полетели со мной?
- Ага, сейчас, крылья достану.
- Правда?
- Конечно. Где-то в шкафу валяются. Всю жизнь хотел их испробовать в японском небе, а тут ты, так кстати, нарисовался. Сейчас достану, надену и полетим.
- Я так рад, и-к.
- С ума что ли сошел? Какие крылья? Какая Япония? Там давно никто не воюет, а мне на работу завтра.
- Злой ты Санек. Я тебе, можно сказать, как другу. И стихи, и-к, у тебя хорошие. А ты лететь не хочешь и меня отговариваешь зачем-то. Не нужно, я уже, и-к, все решил для себя. Там ребята каждый день гибнут, а я, и-к, что же, в стороне сидеть буду?
- Да пошел ты. Лети коли решил. Сам увидишь, - еще раз внимательно на него посмотрев, я осторожно спросил. – Слышь, ты, летчик, а с такой заправкой с курса не собьешься? Вырулишь где-нибудь в районе Афганистана. Там разговор короткий. Стингером выхлопную тебе махом прочистят, чтоб не коптила. И закончится твоя карьера камикадзе, раньше времени.
- Ты, и-к, что, обо мне беспокоишься? Там у меня друзей куча. Не боись, не собьюсь. Я самый, и-к, лучший в мире навигатор.
- Опять начинаешь?
- Нет, ты, точно, злой. Улечу я, и-к, от тебя.
- Заправляйся и катись. Напугал. Раз больше ничего не хочешь – вали.
Карлсон, злобно прищурившись, посмотрел на меня, но тему продолжать не стал:
- А давай, тогда, еще по одной, и-к, на посошок. В самом деле, пора мне, а то, и-к, в районе Омска грозовой фронт обещали. Как бы не попасть в него.
- Оно, конечно, - я счел за лучшее согласится. - Пей. Не жалко.
Налив и выпив еще один стакан он покосился на опустевшую бутылку и стал спешно собираться.
Обратный путь до балкона занял намного больше времени. Но, по крайней мере, он помалкивал, пережевывая огурец. На балконе он долго тряс мне руку. Что-то говорил, путая русские слова с иностранными. Казалось, процедура прощания никогда не закончится.
- Давай пошалим? – Это был уже перебор.
- Лети уже, а то наркологу сдам. Тебя японцы заждались, - на это он шмыгнул носом, затем завел свой моторчик и вылетел в окно, слегка покачиваясь.
Отлетев, на значительное расстояние, он остановился. Повисев, в задумчивости, в воздухе, Карлсон развернулся и полетел ко мне. Зависнув, опять, у моего окна, он долго смотрел на меня мутным взглядом. И такая любовь, и собачья преданность были в этих глазах, что мне невольно стало не по себе. «Неужели все сначала?» Коварные мурашки внезапно вылезли откуда-то и, всем скопом, побежали по спине. – «И откуда они взялись, в таком количестве?»
Но опасения были напрасны. Пытаясь перекрыть своим голосом шум мотора, он прокричал:
- На твой вопрос, и-к, ответ – да.
- На какой вопрос? – Не понял я.
- Ты спрашивал, не глюк ли я. До скорого, - это было последнее, что он сказал. Взревев своим мотором и резко уйдя на вираж он, больше не оглядываясь, исчез за углом дома.
- Сука, - только и сумел я из себя выдавить, а вдогонку прокричал. – Глюки не глушат спирт стаканами. Камикадзе, блин…
Но Карлсон был уже далеко и ничего не услышал. Не знаю, что это было, глюк или реальность, но такой порыв чувств, пусть даже не совсем трезвого сказочного персонажа, дорогого стоит. Я еще долго смотрел в небо, пытаясь разглядеть знакомый силуэт. Но, нет, бесполезно. Он улетел и уже вряд ли вернется. Не тот случай. Что же, встречай Япония свой Божественный ветер*.


Божественный ветер* (камикадзе, ками — «божество», кадзэ — «ветер») - название тайфуна, который дважды, в 1274 и 1281 годах, уничтожил корабли монгольской армады хана Хубилая на подступах к берегам Японии.
Во второй половине XX века слово «камикадзе» стало использоваться для обозначения японских пилотов-смертников, появившихся на заключительном этапе войны на Тихом океане.