Звезда семи пустынь

  Порой мы так сильно концентрируемся на недостижимой цели, что даже забываем смотреть по сторонам. Именно в такие моменты настоящие чудеса заставляют нас отвлечься от вымышленного идеала и осознать, что мы несем в себе волшебство, способное изменить этот необъятный и загадочный мир.
                Кирилычев Александр


    В шатре царили роскошь и полумрак. Вокруг всё пестрело восточными премудрыми диковинками с резными узорами и позолотой. Тлели ароматические палочки и томно, неподвижно горели толстые свечи. Они стояли на подсвечниках, канделябрах, шкафчиках, тумбочках, столе и на ящиках – одним словом всё пространство внутри шатра было заполнено интимным полусветом древности, дух загадок и приключений витал в воздухе, смешанный с благоуханиями сандала, жасмина и корицы. В центре шатра собралась группа людей, они обступили маленькую девочку, восседавшую на деревянном ящике со всех сторон облепленном пылью и высохшей глиной. Сверху на нём лежала подушка алого шёлка с изящной вышивкой золотой нитью, крышка «трона» была приоткрыта с боку, в этот проём девочка периодически опускала свою тоненькую ручку, доставала оттуда финик и клала себе в маленький, аккуратно окаймленный тонкими розовыми губками, ротик. Девочка была очень красивая, цвета ночи волосы прядями спадали до груди и прятали её маленькие детские плечи, глазки голубые, как небо, звонкими монетами прожигали полумрак. Ресницы своими взмахами подражали ночным мотылькам. Розовое детское личико было совершенно беззаботно, овал выказывал в ней мудрого, утончённого человека благородного происхождения. Она была одета в сарафан, на её ножках красовались кожаные сапожки, а на голове у неё было металлическое кольцо с тонкой, искусной гравировкой и лепными листочками лавра по бокам. Одним словом, об этой юной принцессе пеклись, словно о наиболее драгоценном алмазе африканских пустынь.
Вокруг девочки собралось десять человек – женщины и мужчины, все они были обычно одеты – накидки и капюшоны скрывали их от макушки головы до подошв ступней. Все, кроме одного, опирались на посохи, по которым можно было понять, что эти люди пасли скот. Скорее всего, они пришли из близлежащих деревень, потому что это поселение принадлежало воинственному народу, который брал у соседей всё, что ему требовалось, давая взамен защиту их оазисов и скота.
    Мы с Томми вошли и уважительно поклонились. Одна женщина упала на колени, начала кланяться и благодарить девочку на своём наречии. Она говорила, что бесконечно благодарна прорицательнице, что будет молить Аллаха до конца её дней о здоровье и благополучии её родных и близких. Женщина встала, поклонилась, не поднимая головы, легко скользнула мимо нас к выходу и исчезла снаружи.
Процедура повторилась ещё 8 раз. В шатре остались четверо. Тот самый один, отличавшийся от остальных, девочка и мы с Томми. Когда мы приблизились, мужчина, сверкнув голубыми линзами глаз, сделал шаг вперёд и занял позицию как раз между нами и девочкой. Перебирая в руках чётки, он мягко спросил: «Чего Вы желаете, дорогие гости?» Я объяснил ему, что мы с сыном ищем в этих краях нечто, представляющее огромную историческую ценность для всего человечества. Мужчина тихо, словно кашляя, рассмеялся. Далее наш разговор углубился в русло философии и настоящих ценностей жизни, Бога, веры, что важно, а что нет. Мужчина был настолько красноречив и необычен в своей манере убеждать, что я почти поверил в полную нелепость нашего грандиозного начинания. В это время мой сын Томми незаметно для нас уже успел подружиться с девочкой, он вернулся довольным, уплетая финики за обе щеки, взял меня за руку, поблагодарил мужчину, и мы ушли. Я был удивлён таким поступком своего сына.
    Мы решили переночевать в оазисе и двинуться в дорогу лишь на следующий вечер с караваном, потому что иначе можно запросто попасть в лапы ненасытных разбойников, вечно бороздящих просторы этих песков. Вечером тот мужчина пришёл к нам в палатку вместе с девочкой. Она, как выяснилось, была его дочерью, пользовалась непререкаемым авторитетом, но не только потому, что её отец был вождём этого племени. Она была маленькой прорицательницей, её предсказания всегда сбывались. Мужчина нервничал и явно колебался, было похоже, что всё что он тогда говорил, было ему кем-то навязано, всё кроме одной фразы, которую он произнёс явно от чистого сердца, когда усаживал свою дочурку в седло нашего верблюда. Он отдал девочке серебряный медальон «дж-джа» * в виде грецкого ореха на длинной цепочке и, обратившись к нам тогда, произнёс: «В своих поисках счастья, будьте честны сами с собой и сохраните сердца девственно чистыми, такими, как их вчера увидела моя дочь. Она покажет вам путь и поможет достичь цели, берегите её, как звезду семи пустынь». Ещё он дал нам одного своего верблюда, воду и еду для путешествия, а так же немного золота, на случай, если кто-то будет просить плату за проход. Потом он раскланялся, и мы вместе с формировавшимся караваном отправились навстречу мечте.
    Возможно, Вас тоже удивляет та лёгкость, с которой этот мужчина не только согласился нам помочь, но и отправил вместе с нами неизвестно куда своего единственного ребёнка, тем более что девочка явно была превознесена в их оазисе в особый ранг и была окружена ореолом священного человека.  Было как-то не по себе от такого поворота событий, но всё же явная близость грядущих великих свершений кружила голову посильнее местного финикового вина. Воистину, Господи, неисповедимы твои пути.
    Мы ехали на двух верблюдах примерно в самой середине сложившегося каравана – я с девочкой на нашем, а Томми ехал впереди на верблюде вождя оазиса.  Дорога предстояла неблизкая, и у нас было время выяснить и причину, по которой этот человек помог нам, и каким даром обладает эта девочка.
Даже на закате воздух обжигал лицо частыми порывами ветра, наш безмолвный караван медленно двигался на запад. Перед глазами распласталась безбрежная пустыня, окаймлённая волнистыми сводами дюн где-то далеко – на призрачном горизонте. Танцующее в разгорячённом вечернем воздухе солнце садилось практически прямо по курсу. Поистине, захватывающе и таинственно пустыня погружалась в ночь. Всё вокруг нас начинало видоизменяться, отбрасывать причудливые тени, верблюды стали производить лёгкий ритмичный шорох своими копытами. Пустыня встречала нас в своей, присущей только ей манере – изощрённой игрой света и теней, палитрой новых красок и гаммой непрерывных, монотонных звуков. Ещё одно великое творение Всевышнего впускало нас в свои горячие и от того не особо радушные объятия.
Ночью стало прохладно, и малышка начала прижиматься ко мне, словно маленький кенгуру в сумке у свой мамы пыталась она спрятаться от ветра, растягивая и кутаясь в мой свитер. Я достал из дорожной сумки ещё один свитер и укрыл её, девочка спрятала свой медальон под сарафан, повернулась ко мне, обняла под руки, тихо мурлыкнула «спасибо». Потом она закрыла глазки и опустила свою милую головку мне на грудь. «Спасибо» - было первым словом, произнесённым всем караваном за весь вечер.
В день, когда Эви ушла от нас в мир лучший, я пообещал Томми, что мы вдвоём всегда будем вместе и сделаем всё возможное, чтобы наша мама могла с гордостью смотреть на нас сверху. С того дня мы изменили мир. Я бросил преподавание истории и мифологии в университете Франклина, и мы начали проводить с малышом всё время – записались на семейные курсы, в спортивную школу, я устроил Томми на домашнее обучение, и не было с того времени и дня чтобы мы расставались больше чем на час или два. Потом мы примкнули к небольшому обществу искателей приключений, очень популярному у нас на Родине – в Канзасе. Потом решили не ограничивать себя какими-либо рамками и пустились в путешествия по миру. Денег у нас хватало - мой отец щедро спонсировал наши поездки. Потом он предложил нам работать на их исторический музей охотниками за реликвиями. Так что это была наша вторая поездка в поисках и первое путешествие по пустыне.
    Я увидел, что сын засыпает, его голова опустилась на горб верблюда, руки повисли по сторонам. Я аккуратно подъехал поближе, взял вожжи и так мы тандемом медленно, но верно направились навстречу рассвету. К утру мы достигли необитаемого оазиса, каких множество раскидано по пустыне, они являются, своего рода, перевалочными пунктами – точками, через которые пролегают все местные маршруты, и без которых путешествия в этих местах были бы невозможны. Капитан каравана скомандовал «привал», и мы весь день провели в тени деревьев. Все начали развьючивать верблюдов и лошадей, знакомиться друг с другом, ставить палатки на раскалённом песке, пополнять запасы воды. Мы разговорились. Девочка на диво оказалась болтливой и очень вежливой. Малышку звали Зафет, её отец был вождём местного воинственного племени, и отпустил он её с нами только потому, что она увидела в нас с Томми чистые сердца и признала наши стремления найти реликвию, как искренние и благоразумные. Так мы проговорили до самого обеда, узнавая всё больше о местных обычаях, народах и ходе жизни в этом особом мире, «мире семи пустынь» как его назвала девочка. Я оставил Томми и Зафет вместе, а сам отправился к источнику, чтобы набрать холодной воды в наши фляги. Очередь к полудню почти рассеялась, и я быстро справился. Когда вернулся к палатке, сын катал малышку на баранах, она весело смеялась и размахивала руками в воздухе, напоминая то ли ветряную мельницу, с которой сражался Дон Кихот, то ли парящего в небе орла. Как же хорошо быть беззаботным ребёнком, вот так веселиться и не думать ни о чём. Пока ребятишки играли и носились вокруг палатки, я приготовил нам незамысловатый обед из сушёного мяса, местного хлеба и фруктов. Потом я позвал их, и тут же мигом в палатку проникли две довольные, глазастые физиономии.  Они уплетали за обе щеки, после трапезы стали спокойные-спокойные, а вскоре и совсем уснули. Я укрыл их простыней, полюбовался немного и сам прилёг рядом. Мне приснился дивный сон, как мы нашли наше сокровище у подножия величавой статуи сфинкса, увидели пирамиды Египта, вернулись в оазис к отцу Зафет целыми и невредимыми, нас приняли с почестями. Во сне все мы были счастливы и довольны.
Когда я проснулся первое, что увидел, были живые глаза Зафет, она с детским интересом рассматривала меня, но в тоже время её собственное лицо было задумчиво и неподвижно. Она отвела взгляд в сторону и казала: «Ваш сон не сбудется, всё будет иначе. Сегодня ночью мы подойдём на один шаг ближе к заветной цели. А вот сделаем ли второй – зависит только от вас. Вам решать, какой дорогой идти, и стоит ли путь грядущих жертв». Я протёр глаза, удивлённо уставился на неё, но спрашивать о том, откуда она знает про мой сон, я не решился. Тут как раз послышался призыв капитана каравана снимать палатки и собираться в путь. Мы собрались одними из первых, навьючили наших верблюдов и ещё около получаса ждали остальных. Томми и Зафет решили уделить эти полчаса игре в пустынных разбойников, к ним присоединился ещё один мальчик, и они весело скакали вокруг нашего лагеря то и дело, смеясь и, натыкаясь друг на друга, прячась за верблюдов. Все собрались в дорогу, солнце уже спряталось за горизонт, и воздух стал более мягким и свежим, казалось, что неподалёку раскинулся, как минимум, океан, а на мгновение показалось, что мы даже слышим шум прибоя, но это был всего лишь шум песчаных масс, лежавших далеко впереди на нашем пути. Караван двинулся на запад вслед освежающему ветру.
    Ночная пустыня – это нечто, аверс и реверс одной и той же монеты. Нет нужных слов, чтобы описать впечатления от звуков, ощущение кожей всех изменений в воздухе, медленное покачивание верблюда под тобой... и эта маленькая девочка, свернувшаяся калачиком у меня на груди изредка подрагивающая во сне.
    Тут я невольно вспомнил, что в душе у каждого из нас есть то, что пугает нас самих, что-то, что заставляет нас видеть кошмары по ночам и вздрагивать во сне. Это что-то, зверь или что-то ещё, видимо, существует не просто так, в этой жизни вообще ничего не существует «просто так». В свои 34 я всё ещё не могу понять, какой зверь преследует меня, и почему я до сих пор виню себя в том, что я ничего не смог поделать и Эви ушла от нас. Просто у нас с ней разные группы крови, просто я не мог ей ничем помочь, мне до сих пор раз в месяц снится тот самый день – 18е декабря 1997-го -  день, когда Эви ушла сквозь пространство и время.
Время ночью только тут течёт подобно песчаной волне, не находящей сопротивления, в такие моменты понимаешь, почему первым изобретённым секундомером были именно песочные часы, часы символизирующие жизнь и перемены. Ветер то умирает, то оживает, как будто кто-то включает, то выключает вентилятор. Температура меняется достаточно быстро, и ещё недавно обжигавший стопы даже через подошву ботинок, песок становится прохладным и влажно-рыхлым, и верблюды начинают застревать, как только попадается небольшая дюна. Изредка встречаются семьи кактусов или одиночки, выглядывающие из-за камней и валунов, раскиданных тут и там, как приют для змей и пустынных мышей, по воле Бога.  Никто не останавливается и не выходит из ровного строя каравана. Царит тишина и покой, изредка нарушаемая тяжёлыми вздохами верблюдов. Кто-то уже сложился в тандем, и такие пары поочередно отдыхают, а потом несут вахту. Близилось утро. Я снова сложил тандем с Томми, когда они с Зафет уже крепко спали, как вдруг начал подниматься ветер и закручивать песок небольшими воронками. Всё ничего, но вдруг капитан каравана остановил движение и дал команду развьючивать верблюдов. Он был обеспокоен ухудшением погоды. Я разбудил детишек, мы стали снимать сумки с наших верблюдов и уговаривать их лечь на землю, но долго уговаривать не пришлось. Животные были утомлены переходом в жару, и сейчас для них за счастье было опустить свои брюха на прохладный песок.  Капитан каравана сказал, что мы должны развьючить верблюдов и лошадей, уложить животных кольцами на песок по 10-15 в каждом а сами, накрывши всё палатками, спрятаться в середине. Тем временем ветер усилился, воронок стало меньше, но они стали больше. Ритмично вращаясь и раскачиваясь на одном месте, они напоминали девушек сделанных из песка, исполнявших танец живота. Не успев даже на половину развьючить наших верблюдов - «бум» где-то далеко на горизонте показалась воронка внушительных размеров, примерно 8-9 кабельтов (кабельтов – морская мера длины равная 0,1 морской мили или 185 метрам) ** в ширину и холкой упирающаяся в рассветное небо. Люди начали паниковать, некоторые бросали своих верблюдов, те начинали метаться, налетали на других путешественников. Ещё недавно стройный и спокойный караван, имеющий план, как переждать надвигавшееся, превращался в обезумевший бедлам из людей, верблюдов, лошадей и песка, и невозможно было понять, кто был более непредсказуемым в тот момент. Я видел, как одна лошадь, словно одержимая, брыкнула мужчину, пытавшегося обуздать её, и начала втаптывать его в песок, другой мужчина, по всей видимости, напарник первого, запрыгнул ей на спину и повалил на песок. Вокруг выл ветер, но сквозь его вой слышался и преобладающе выделялся «шум сражения» словно две вражеские армии сошлись в неистовой схватке не на жизнь, а на смерть в преддверье обрушивающейся стихии. Я подозвал испуганных детей к себе, накинул развёрнутые палатки на верблюдов, я сказал Томми с Зафет, чтоб забирались внутрь и садились с «этой» (подветренной, как я определил) стороны верблюдов, крепко держали палатку руками и ждали. Я взглянул на компас – воронка шла с западного направления, мне всё сразу стало понятно – это горячий пустынный ветер именуемый «самум», я не раз читал о нём. Небо, если выражаться дословно, налилось кровью, как будто багровым вином из опрокинутого кувшина. Температура стремительно повышалась, ещё влажные песчинки отрывались от земли и практически мгновенно высыхали, так и норовя попасть тебе в глаза, в обувь, под полог одежды или за воротник. Я закрепил углы палатки и попытался успокоить верблюдов… Красный ветер «разгорался» и со шквальным, бешеным рёвом мчался прямо на нас. Я, задыхаясь и скрывая лицо от колючих волн песка, поспешил к детям. Не доходя двух метров до палатки я, теряя сознание, от нехватки воздуха, опустился на колени и медленно, на последнем издыхании просунул голову под полог. Последовавший вдох был, наверное, самым глубоким в моей жизни.
    Уже через 5 минут всё кончилось, воронка отдалилась и рассеялась, а мы с палаткой оказались погребёнными под небольшим слоем песка. Как вихрь внезапно появился, так же загадочно исчез. Мы с немалым трудом скинули, покрывавшую нас палатку, вышли на свет божий, стряхнули с себя слой песка, подняли наших верблюдов, стряхнули слой песка с них и осмотрелись. Было душно, дышалось тяжело, сразу же захотелось пить. Трагично осознавать, но вокруг никого не было видно, казалось, что время на мгновение остановилось, словно песочные часы с грохотом самума перевернулись, и поэтому все ещё сидят где-то неподалёку под своими палатками, примерно, как мы минуту назад, и боятся или не могут выйти из укрытия. Возможно, они всё ещё пережидают, застряли или отошли дальше. Я взял рюкзак, пошёл на поиски остальных, но за дюной никого не было. Я стал звать, но никто не отзывался. На востоке всё ещё разгорался рассвет. Когда я вернулся к детишкам, они уже осушили одну флягу с водой и, сидя на палатке, жевали финики. Томми протянул мне полную флягу, я открутил крышку, сделал маленький глоток… и тут на востоке, на песчаном холме я увидел силуэт. Возможно, это был человек, который полз к нам на четвереньках...
Нет, это был волк! Он находился от нас всего в одном кабельтовом**. Его голодные глаза блестели на фоне чёрных очертаний, обрамлённых лучами восходящего солнца. Зверь, рыча и скалясь, приблизился. По всей видимости, во время сумятицы кто-то был ранен и этот зверь учуял запах крови, разнесённый по пустыни самумом, по истине, этот ураган был кровавым. Но если бы он подходил с наветренной стороны, то наши верблюды ещё до шторма бы учуяли его за милю. Неожиданно волк издал протяжный вой. Ещё до конца не пришедшие в себя детишки испугались и спрятались у меня за спиной. Я закрыл их своим телом и невольно запустил руку в рюкзак в поисках хоть какой-нибудь консервной банки в качестве метательного снаряда. Среди прочего на самом дне я нащупал фальшфейер, такими обычно подают сигналы бедствия на судах – кажется, это именно наш случай, хотя я брал его с собой совсем, не предполагая такого. «Ты угадал с ветром при наступлении, но теперь наше взаимное расположение больше не играет тебе на лапу» подумал я про себя, сжимая фальшфейер в руке, тем временем волк подбирался всё ближе и его шаги становились всё более уверенными. Тут показался первый луч солнца из-за горизонта, силуэт волка рассеялся, а он сам, как мне показалось, стал больше и ещё свирепее – «вот до чего доводит моральный голод, полюбуйтесь» - подумал я про себя. Я незаметно отдёрнул ручку фальшфейера и снял предохранительный колпачок, тем самым приведя его в «боевую готовность» и предупредил детей, чтобы они приготовились - отвернулись и закрыли глаза руками. В пятнадцати метрах от нас волк остановился и прислушался, на мгновение он отвёл от нас взгляд и стал осматриваться. Затем он внезапно развернулся и бросился на нас. Я среагировал тут же, зверь уже приблизился на расстояние трех метров, я рванул руку из рюкзака, отвернул лицо в сторону и, особо не целясь, выдернул чеку. Микро-самум оранжевого света огромной силы и со звуком внезапного потянувшего сквозняка разразился на конце фальшфейера, подобно небольшому контролируемому мной атомному взрыву. Я направил пламя на волка уже лишённого намерения сделать решающий прыжок, прикрыл глаза рукой и стал наступать. Ошарашенный сигналом «SOS» зверь моментально отступил, затем он начал грозно скалиться и махать лапами, словно пытаясь потушить пламя. Я сделал выпад, подобно фехтовальщику, ещё один и ещё, пока зверь не попробовал огня на вкус – тут он взвизгнул и, уже решительно осознав поражение, дал деру, то и дело оглядываясь. Я последовал за ним, сначала перейдя на уверенный шаг, а за тем на трусцу - хищника, был не рад, что встретил такую добычу, как мы.
  Я, убившись что незваный гость, отведав нашего приветствия, удаляется без малейшего желания вернуться, метнул догоравшую трубку ему вслед, повернулся и пошёл к детям, коленки тряслись, адреналин колотил по вискам. Так как сейчас, моё сердце билось, и ноги подкашивались только раз в жизни, в тот самый раз я повстречал Эви. Тут время как будто снова возобновило своё течение из одного резервуара песчаных часов в другой, и естественно, нас сразу же заметил весь рассредоточившийся караван, попутчики, подобно грибам после дождя выскакивали из песка и появлялись со всех сторон. Через 10 минут остатки каравана были собраны вновь. 
Мы двинулись в путь, как только были собраны все, и нуждающимся была оказана медицинская помощь – в нашем караване нашёлся хороший врач. Детишки нашли своего друга, с которым играли в необитаемом оазисе, разбили маленький клуб общих интересов на песке и, размахивая руками в стороны и вверх, оживлённо делились впечатлениями. Томми, сложив ладошки, резко разводил и сводил согнутые пальцы, видимо демонстрируя пасть голодного зверя. Зафет обняла его за руку и утвердительно махала головой, соглашаясь с каждым словом моего сына, но взгляд девочки был отрешён и блуждал где-то в пространстве. Я немного успокоился, наблюдая за ними, точно таким же я был в своём детстве. Да, именно в детстве мы всё ещё свободны от демонов, подстерегающих нас в тёмных уголках души. Но эта девочка, она меня беспокоит, я совсем не знаю её, что-то странное стало происходить с Томми и со мной с момента нашей встречи в шатре, но что, я так и не мог понять. И почему её отец так просто отпустил её с нами? А если этот самум и волк были именно «первым шагом» о которой говорила Зафет?  Тогда, что будет дальше? Все эти вопросы начинали зависать в моём мозгу и от невозможности найти простое объяснение происходящему, я решил просто спросить нашу спутницу об этом напрямую. Но чтобы это сделать, нужно было подобрать нужный момент и задать вопросы максимально правильно, так как местный народ очень любит усложнять ответ моралями типа «а зачем Вам это, этого никто не может знать, только Бог» или «это совершенно не представляет ценности в наших краях, зачем вам это?».
Вопросы начали вертеться на языке, когда капитан каравана скомандовал, что мы продолжаем наш поход и до полудня нам жизненно необходимо добраться до следующего оазиса, именуемого здесь «Большой водой». В ещё не освещённом далёком пространстве на западе от нас кружили птицы, то ли орлы, то ли стервятники, было не разобрать. Капитан указал рукой на них и скомандовал «поторопимся». Караван, повинуясь приказу, двинулся в путь, и верблюды, чувствуя приближения палящих лучей солнца, сами по себе ускорили темп. Но как мы не спешили и не пытались успеть, наш караван начал растягиваться, и было принято решение ждать отстающих. Где-то к полудню, когда солнце стояло в зените, а песок напоминал поверхность сковороды, мы наконец-то добрались до «Большой воды». Этот оазис был обитаемым.
Ещё за несколько миль до подхода к оазису нас встречали. Два человека – мужчина и женщина, одетые в накидки, покрывавшие от макушки до пят. Мужчина держал под уздцы коня, а вокруг незнакомки медленно, караульным шагом ступала собака. Как только мы их приметили на горизонте, они подали нам сигнал и двинулись на встречу. У местных племён имеется масса хороших традиций, и одной из них является обязательная встреча гостей, что называется «у порога». Забегая наперёд, добавлю, что народы семи пустынь никогда не отказывают в приюте странникам и принимают их с должным почтением, ибо считается, что весь род того, кто отказал путешественнику в помощи ожидает та же судьба, что и беспомощного путешественника. А беспомощность в пустыне равносильна обречённости на смерть. Итак, гонцы оазиса приблизились, капитан каравана, встал со своего верблюда и подошёл к ним. О чём все трое разговаривали, никто не слышал, но после недолгого диалога мужчины обнялись, а женщина почтительно поклонилась нашему вожатому. Гонец сделал приветственный жест рукой, указывая от груди в сторону аккуратно устроенных хижин и палаток, а его спутница передала собачий поводок капитану каравана, это означало, что нам разрешено оставаться в оазисе столько, сколько потребуется и всем будет оказана необходимая помощь и защита от местных кочевников. Как лично мне показалось, здесь мужчина символизировал сам оазис, женщина – заботу о гостях, а собака – защиту от блуждающей неподалёку опасности, а наш вожак – весь наш караван. К месту будет замечено, что в пустыне вдобавок к двум главным хищникам – палящему зною и отсутствию воды – путника так же поджидают вечно голодные, кровожадные звери, а так же самый страшный звери – песчаный разбойники. Эти люди, если можно их так назвать, без родины и дома, вечно гонимые муссонами и несущие с собой только смерть и разрушение.
Но в данный момент, когда после ночной стычки с самумом и волком, мы, наконец, оказались в безопасности, меня снова начал волновать вопрос, как эта девочка могла знать о предстоящем, как скажет она мне, куда двигаться дальше, и что ждёт нас впереди – в раскалённых песках запада. Когда мы прибыли на место, напоминающее небольшую площадь, наш вожак дал добро развьючивать верблюдов и лошадей. За мгновение после этого порядком утомлённые полуденным солнцем путешественники, ожили, соскочили на землю и в темпе начали устанавливать палатки и снимать поклажи с животных. Последние одобрительно качали массивными головами и уже высматривали места, где тени от деревьев, хижин и навесов давали бы более благоприятное укрытие от палящих лучей, бьющих огненными иглами с высоты зенита.
Мы установили нашу палатку одними из первых, нам на двоих с соседями досталась развесистая финиковая пальма, добротно скрывшая обе палатки в своей охлаждающей тени. Еле заметно поднялся ветер, стало легче дышать. Как я узнал позже, в этих краях различают до тридцати, представьте только себе, до тридцати разных видов ветра. И этот ветер, облегчающий дыхание, они именовали «свежестью». В данном племени говорили немного иначе, у них был особый, свойственны только им диалект – гласные в словах тянулись чуть дольше обычного, акцент ставился только на глаголах, а сама речь не была предназначена для быстрого диалога. Я надеюсь, что акцент на глаголах означает, что местные жители – это люди дела, а что касается дел, то после установки палатки полагалось пополнить запасы воды.
Итак, жители оазиса оказались людьми дела, нам сразу показали, где находятся местные источники, рассказали, что когда-то оазис в изобилии был обеспечен водой и пастбищами для скота.  Теперь же осталось около двух дюжин колодцев с прозрачной, холодной (и необыкновенно вкусной водой), которых с лихвой хватало на всех. Чтобы хоть как-то давать оазису развиваться, жители строили оросительные каналы и расширяли территорию пастбищ, что в свою очередь давало им изобилие в продуктах питания, корме для скота и способствовало в установлении дружественных отношений с соседними оазисами. «Мезоазисная» политика, как я её назвал, это вам не шуточки, не менее важная для выживания, чем государственная или международная к примеру. Нас угостили мясом, жаренным на костре, некоем подобием хлеба, который тут пекли в небольших печах, расположенных прямо под открытым небом. На десерт последовали свежие фрукты и молоко. Хозяева оазиса были очень приветливы и обходительны с каждым гостем и, возможно единственное, что могло смутить – закрытые повязками лица женщин. От того что все они были примерно одинаково одеты, и одеяние позволяло окружающим видеть лишь их глаза, становилось немного не по себе. О красоте местных женщин веками слагались легенды, и вот теперь, находясь в непосредственной близости к разгадке этой тайны, мы узнаём, что по обычаю девушкам ещё в возрасте 13-14 лет мамы впервые начинают повязывать паранджу, когда те всякий раз выходят из дома. А со временем уже, будучи женщиной, бедняжка может снимать паранджу лишь в семейном кругу, и никто из посторонних не может и не должен видеть их красоты. Довольно несправедливо как по отношению к ним, так и по отношению к нам, подумал я себе, но тайна остаётся тайной, наверное, некоторые тайны должны оставаться тайнами. Но оставлять в тайне то, что Зафет знает о грядущем, я не собирался.
Сытые и довольные Томми и Зафет, сели рядом со мной и в точности как я сложили ноги как восточные люди.  Дальше я просто спросил девочку, откуда она знает, что произойдёт в будущем и что именно должно вскоре произойти. Когда я задал ей вопрос, я заметил, как уголки её глаз повлажнели, а улыбку, словно ластиком стёрло с её уже бумажного лица. Девочка, опустила глаза в землю и молча стала что-то пальчиками обеих рук чертить на песке перед собой. Так продолжалось несколько секунд, пока песок не окропили детские слёзы. Я придвинулся к ней поближе, положил руки на плечи и попытался успокоить. Девочка подняла голову, и я увидел её глаза - теперь уже наполовину голубые и наполовину карие. Карие того оттенка, какой был только у одной женщины на этой планете, у женщины, которую я когда-то потерял, но люблю до сих пор… Девочка то и дело всхлипывала, я пытался её успокоить, но всё было безрезультатно. Тут вмешался Томми, я почувствовал, как он положил свои ладошки по бокам от моих и что-то зашептал на ухо Зафет. Я не мог разобрать, на каком языке и, тем более что именно он ей говорит, но девочка практически сразу успокоилась и начала внимательно слушать. Я немного отстранился и взглянул на песок у ног малышки, я увидел невероятное – надпись на песке гласила «Эви Джил Скотт 06.03.1978 - 18.12.1997» далее цифры даты 18.12.1997 были зачёркнуты. Я отшатнулся, под ногу предательски попался камешек – на миг потеряв равновесие, я упал. Когда я поднялся, то увидел, что Зафет уже совсем успокоилась. Она сделала мне с Томми знак сесть поближе. Тихим, порою пропадающим в пустоте голосом с немалым трудом она рассказала нам следующее.
«В день, когда я родилась, к нам в племя пришёл шаман. Он рассказал моему отцу о моём даре предвидеть. Также он сказал, что в будущем ему придётся выбрать одну из двух вещей. Он должен будет решить, что ему дороже – его собственная жизнь или жизнь его дочери. В тот день, когда отец отпустил меня с вами, он выбрал собственную смерть. Если бы тогда он решил оставить меня в нашем оазисе, то сегодня мы бы не сидели здесь, а мой отец был бы жив. Но сегодня днём я видела, как разбойники напали на наше племя, я видела, как они убили моего отца, защищавшего свой любимый народ. Я видела много смертей дорогих и знакомых мне людей произошедших сегодня. И я видела одну – не случившуюся одиннадцать лет назад. Ту самую не случившуюся, за которую вы, Генри, себя вините. Ваша вина переросла в одержимость и то, что вы считаете любовью, на самом деле есть скрытым страданием. Вы должны как можно скорее понять это и отпустить, простить самого себя – полюбить по-настоящему. Я в своём видении сегодня была там, когда всё случилось, я видела её глазами. Она вас прощает. Теперь вам осталось лишь простить самого себя. Она вас прощает, Генри».
    Когда она закончила свою речь моим именем, я просто превратился в камень, я не мог двигаться, я не знал, что нужно сказать, словно, тогда я был пустой оболочкой. Мне казалось, что моя душа сейчас просачивается сквозь темечко и покидает меня. Как будто в один миг все запертые двери внутри меня распахнулись, как будто мне стали известны ответы на все вопросы, но в то же время я почувствовал какую-то странную, острую, предательскую боль. Мне на секунду показалось, что вот я стою один на один со своим самым главным страхом и теперь я хоть и ранен, но вооружён. В моей руке победным пламенем полыхает оранжевое пламя фальшфейера, а зверь из моих кошмаров, трусливо поджав хвост, уже собирается дать дёру. Тут я почувствовал, как Томми растрясает меня. Тот я, с фальшфейером на мгновение засомневался, замешкался, и зверь, воспользовавшись ситуацией, напал…
Я очнулся, в глазах троилось, голова ходила кругом, сын испуганно смотрел на меня, потом он перевёл недоумевающий взгляд на Зафет. Девочка знаком дала ему понять, что всё хорошо, то, как она это делала, лишь в моей памяти растянулось на неопределённый промежуток времени, промежуток после которого я свалился в глубокий сон. Помню, мне снилось, как мы с детьми уже без каравана – одни идём куда-то, Зафет показывает дорогу, и говорит, что мы можем не вернуться оттуда. Она предлагает мне вернуться, говорит, что на этом пути придётся многим пожертвовать, что мы не обязаны идти дальше…
Когда я проснулся, то первое что увидел, как на востоке занимается рассвет, потом осмотрелся, дети ещё спали. Я, увидев их рядом, немного успокоился и понял, что с ними ничего плохого не произошло. Я замотал головой, прогоняя унылые и неуместные мысли подальше, ещё раз посмотрел на мирно спящих Томми и Зафет. Потом обвёл взором оазис, почти все ещё отдыхали после дневного перехода, было ясно, что караван задержится здесь до заката. Я решил проверить, не спит ли капитан каравана, и узнать у него о наших дальнейших планах. Наш вожатый не спал, он уделил мне время и просветил по поводу всех планов, а так же дал несколько дельных советов, касающихся передвижения в пустыне и ещё рассказал мне много полезных вещей. Сам же он был искренне заинтересован тем, кто мы, откуда и куда держим путь, и что мы ищем в этих опасных песках. Он угостил меня вкуснейшим горячим красным чаем. «Помогает очистить разум» - говорил он, опустошая свою чашку. 
Поговорив с нашим вожаком и, возвращаясь назад, я встретил местную женщину, как мне показалось, ту самую, что встречала нас у входа в оазис. Она несла на голове сверкающий в первых лучах восходящего солнца поднос, остановилась, увидев меня, и предложила мне немного фруктов. Я поблагодарил её и предложил помочь с ношей. Немного погодя и нехотя она всё-таки согласилась и, отдав мне поднос, указала на хижину в глубине оазиса. По дороге она рассказала мне, что фрукты лучше срывать на рассвете, так их и собирать легче, и получаются они более вкусными. Потом она сама, как-то естественно и без слов, дала мне понять, что пора вернуть ей ношу и распрощаться. Некоторые тайны должны оставаться тайнами, вновь про себя пришло в голову. Возможно, Господь специально создал этот мир таким – миром-загадкой, и ответ на него у каждого хоть и свой, но всегда не полный, и только потом уже он сам нам в своих личных откровениях после жизни расскажет, какой же мир он создал для нас. Так может сделать только по-настоящему любящий человек. А чем Бог не человек? Он ведь всех нас создал по своему образу и подобию.
Мысли сами лезли в голову вместе со «свежестью», да сегодня на рассвете дул именно этот ветер, как мне казалось, я научился разбираться в некоторых типах ветра на протяжении нашего путешествия. Я увидел мальчика, который шёл по улице и нёс куда-то полено. «Свежесть?» - неожиданно сам для себя спросил я его. Тот удивлённо глянул на меня, улыбнулся и одобрительно закивал головой. Я улыбнулся ему в ответ и протянул пару фиников, он сразу же положил их в рот, и смешно чавкая, продолжил свой путь, повторяя: «Свежесть, утренняя свежесть».  Свежесть принесла с собой и слова Зафет «Она вас прощает, Генри».  Мысли вертелись в мозгу, некоторые хотели соскользнуть с языка, но по дороге назад я так и не проронил ни одного слова. Когда я вернулся, дети ещё спали, я положил фрукты на подстилку, уселся рядом и стал смотреть на уже порядком разгоревшийся восход. Недавно, как мне показалось, известные ответы испарялись подобно влаге в воздухе, свежесть покидала меня, унося на запад всю ясность мыслей. Как я не пытался тогда я не понял за что, она меня прощает и за что, я должен сам простить себя.
  Вскоре проснулись дети, точнее я не могу сказать, сколько времени прошло между тем, как я вернулся и тем, когда они уже сидели рядом со мной и довольные уплетали финики с бананами. Вечером, когда я вместе с караваном начал собираться, Зафет подошла и сказала, что мы дальше не пойдём с ними, наш путь теперь лежит не на запад, а на север к морю. Итак, теперь мне Никогда не угнаться за обрывками моих мыслей, унесёнными свежестью за горизонт, и пришла пора обратить взор На темнеющие На севере каменистые дюны – предвестники перемен, возможно, Не в лучшую сторону – стрелка компаса Неопределённо застыла над буквой «N».
Я не знал, как долго продлится наше путешествие, и хорошо ли будет спрашивать Зафет, как это жить, зная, что в один ужасный день твоему отцу предстоит сделать выбор, к тому же ты будешь знать, когда этот день наступить и то, какой выбор будет сделан. Только теперь, поведя, свои мысли в такое русло я пришёл к выводу, что любой дар на самом деле может быть совершенно противоположным -  проклятием. А быть может, что и все положительные вещи в этом мире могут быть с лёгкостью подменены их отрицательными двойниками – так например, порой хорошее отношение оказывается притворством, вежливость и обходительность – лестью, а любовь – разбитой мечтой, не дающей покоя не душе, ни разуму. Господь создавал этот мир из расчёта своих а, следовательно, и наших сил, следовательно, у нас всегда есть способ дать добру победить, и ключ ко всем великим и малым свершениям изначально и постоянно лежит внутри нас. Будь ты искателем приключений, ребёнком-оракулом, разбойником или простым обывателем – перед тобой стоят все те же двери, открыть которые под силу только тебе. Все равны перед Богом и все разнообразны, как и те двери, которые каждый готов открыть перед собой, создавая свою судьбу.
    Возможно, в своей жизни я уже достаточно много открывал таких дверей, возможно, всё, через что я прошёл, теперь тяготит меня и не даёт двигаться. Мне кажется, что где-то внутри меня остались Неразрешённые вопросы. А ясность, которой я обладал накануне, была дана мне, чтобы показать, что только я сам могу и должен решить всё Нерешённое, досказать Недосказанное и преодолеть Непреодолимое. Итак, стрелка уже не столь Неопределенно застыла над буквой «N».
Караван был готов двинуться в путь, я попросил детей подождать и направился попрощаться с капитаном. Он был удивлён тем, что накануне я интересовался у него планами каравана, а теперь один с детьми решил отделиться и двинуться в мало разведанные места. Я не хотел просто так отпускать этого доброго человека, и тогда я снял с руки дорожный компас и, протянув ему, почтительно поклонился. Он улыбнулся и принял мой подарок.
- Генри – сказал он мне – я вот уже более двадцати лет переправляю караваны по пустыне и не разу не пользовался компасом. Шёпот ветра, восходящее и закатное солнце, влажный песок, тонкие запахи пустыни – вот что ведёт моё сердце сквозь пески этих мест. Ты правильно сделал, что отдал мне свой компас, Генри, мы ещё обязательно увидимся, и тогда ты поймёшь, что и тебе он был не нужен. Иди с миром, мой друг, пусть твоё сердце направит тебя – после этих слов он обнял меня, подобно тому, как он обнимал посла оазиса. Потом вожак сел на своего верблюда, и вознеся в небо кулак с зажатым в нём компасом, скомандовал каравану. Я провожал их слегка влажным взглядом. Я помню, в июне, когда мы встретились с Эви, канзасское солнце нежно припекало, как сейчас, и глаза слезились всякий раз, как глянешь в лазурную синеву. Погода стояла замечательная, вокруг всё цвело и благоухало. Моё сердце тоже расцвело, когда я встретил Эви. В тот день я отвозил кое-какие книги по истории в университетскую библиотеку. На пути домой я решил оставить машину на стоянке и прогуляться по нашему блочному парку. Погода так и манила забросить все дела и, забыв обо всём, провести весь день в тени цветущих аллей. Я захватил с собой «Гамлета» Шекспира и выпорхнул из машины на встречу «свежести» - теперь я знаю, как назывался тот ветерок. В нашем блочном парке есть множество мест, где можно уединиться, но я неспешно направился к своему излюбленному – лавочке у пруда. Из-за слепящего глаза солнца я не сразу заметил, что моё постоянное место уже было занято. Она сидела и читала, вы не поверите, Шекспира. Я поздоровался, представился, и попросил разрешения присесть рядом. Девушка была немного удивлена, ведь вокруг было полно мест, но внимание обратила не на это, а на мою книгу. На её вопрос я ответил, что частенько люблю посидеть вот здесь и почитать Шекспира. Ей понравилось моё чувство юмора, а мне понравилась она. Мы договорились читать Шекспира в парке вместе, делать пометки каждый в своей книге, а потом обменяться. Я на всякий случай переспросил её, не шутит ли она по поводу всего. И она ответила, что я её мало знаю. Так мы встретились, позже и постепенно мы узнавали друг друга и открывали каждый для себя многогранность человеческой внутренней красоты. Как жаль, что всему этому было суждено, подобно «Гамлету», трагично закончиться…   
Когда я вернулся к детям, то увидел, как они – Томми с одной стороны, а Зафет – с другой, упёрлись в бока верблюда и пытались заставить сонное животное подняться. Со стороны это выглядело довольно смешно, как будто они играли в «тяни-толкай», но делали при этом всё неправильно. Я замедлил шаг, наблюдая за ними, а потом и совсем остановился, опёрся на пальму и решил понаблюдать. Я стоял и смотрел за тем, как они попеременно менялись местами и продолжали свою, то ли глупую затею, то ли слишком сложную для моего понимания игру, лишённую всякого смысла. Проходящий мимо абориген поинтересовался, почему караван ушёл без нас, всё ли в порядке и не нужна ли помощь. Я поблагодарил и рассказал, что дальше в своих поисках мы держим путь на север. Он удивлённо посмотрел в сторону, где этот самый север находился и, указав пальцем на чернеющие вдали валуны, сказал – недобрые места расположены на севере. Лучше сверните на юг или попробуйте нагнать караван, или дождитесь следующего, но если всё же решите идти на север, будьте осторожны. В ночное время кочевники бороздят каменные склоны холмов, а на некоторых – стоят их лагеря. Не разжигайте костров и лучше по возможности передвигайтесь днём. Я вежливо поклонился мужчине в знак признательности. Всё что он мне рассказал сейчас, я уже знал – вожак каравана успел поведать мне несколько историй о том, как он попадал в лапы этих кровожадных нелюдей.
Потом я подошёл к Томми и Зафет. Они к тому времени запыхались и с обречённым видом присели, опёршись на непослушный мохнатый «камень преткновения». «Ну, что не хочет идти?» - спросил я у них. Оба кивнули и потупили глаза. Ну, ничего, подумал я, сейчас мы быстро разберёмся.  Я снял с верблюда пару сумок и осторожно, не спеша потянул за вожжи. Он повиновался, потом мы навьючили оба каравана пустыни, уселись сверху и отправились в одинокое путешествие на север. Зафет сказала, что идти осталось уже не далеко, через 2-3 дня мы будем у цели. Она видела и место, и путь, который приведёт нас прямо туда. Ещё она сказала, что нас в пути будут подстерегать банда разбойников и то, что она не знает, как нам их обойти. На моменте, как только мы видим, что к нам приближаются кочевники, её видение обрывается, и что будет дальше, она пока не может сказать…
    Как и говорила малышка, мы провели в пути 2 дня. Следуя советам вожака каравана, мы передвигались днём, ночью же отдыхали, восстанавливая силы, и вместе обдумывали дальнейшие действия. В моменты принятия общего решения мне вспоминались времена, когда моя милая Эви под своим сердечком носила тогда ещё неизвестно, то ли Томми, то ли Сандру – такие имена мы выбрали на случай, если родится мальчик или девочка.  Мы специально не делали ультразвук – мы не хотели наперёд знать, кого ждать. Потом мы вместе долго принимали решения, – какого цвета должны быть обои в детской спаленке, какую коляску выбрать в магазине – розовую или голубую. Прости, Томми, но твоя первая коляска была розовой, да, малыш. Жизнь тогда текла по-другому, мы получали удовольствие от разнообразия вариантов, словно мы владели миром, нашим будущим и могли, как из пластилина, лепить из него всё, что было душе угодно. В те добрые, по-настоящему бесподобные моменты мы оба чувствовали, что живём и совершаем великие поступки, если это была всего лишь покупка хлеба или прогулка в парке. Тогда всё казалось возможным.
Сейчас же всё, что мы могли – это пытаться избежать неизбежного, ведь видения Зафет всегда сбывались – рано или поздно. Нам, по большому счёту повезло, обходными путями и нехожеными тропами за четыре дня мы добрались до одного высокого холма, образованного валунами. Отсюда открывался хороший обзор на лежавшую у подножия равнину. Именно там, под тенью трёх изрядно потрепанных муссонами пальмами мы впервые в жизни завидели самых опасных зверей пустыни. Я решил, что безопаснее будет не высовываться днём, а так как ночью нам не стоило разводить костёр, чтобы не выдать себя, то стоило снова браться за планирование действий. Но сначала мы решили разбить палатку, немного отдохнуть и собраться с мыслями. Идеальным вариантом в данной ситуации было бы дождаться, пока кочевники уйдут, ведь что они тут делали и зачем пришли, мы не знали. Возможно, они просто остановились на привал, а возможно, где-то неподалёку расположен их лагерь. Вот, что мы решили: во-первых, нужно более детально разведать обстановку, узнать, есть ли поблизости ещё не дружелюбно настроенные. Во-вторых, было решено идти ночью, оставив верблюдов, так как малейший лишний звук мог привлечь внимание незнакомцев. В-третьих, оставить также и часть вещей, чтобы идти налегке, и если понадобиться, скрываться от погони. Всем сердцем я надеялся, что ничего плохого не случится и Бог поможет нам уцелеть. После совещания дети ещё долго рассуждали между собой о чём-то. «Готовы спать?» - спросил я их, когда солнце добралось до своей высшей точки в лазури. Две пары уставших глаз говорили сами за себя. Я уложил детей и вышел из палатки, посмотрел по сторонам, выглянул из-за валуна – в низине никого не было. Я направился к верблюдам, они тоже отдыхали, накрытые поверх мохнатых горбов второй сложенной палаткой. Вдруг где-то неподалёку впереди я услышал чьи-то шаги и недовольное чавканье. Потом я услышал странный звук, я наклонился вперёд и перевесился через валун. Прямо подо мной стоял ничего не подозревающий разбойник, он одновременно справлял нужду и что-то жевал. Тут его кто-то окликнул: «Оставайся здесь, стереги нашу добычу, мы вернёмся завтра, ты слышишь?» Он недовольно сплюнул и заорал что-то невразумительное в ответ. В голове сразу мелькнула мысль – выдвигаться нужно сегодня ночью. А пока дети спят, я успею собрать всё самое необходимое и разделить груз на троих. Нам предстояло непростое занятие, и любая подготовка не будет лишней. У англичан есть поговорка «используй все доступные возможности сейчас для того, чтобы избежать ситуации, в которой придётся использовать все доступные возможности». Я решил поступить именно так.  После того, как я собрал по рюкзаку для каждого, я забрался в палатку и, убедившись, что дети крепко спят, устроился на отдых.   
Так вышло, что мы все проснулись одновременно. Я рассказал детям, что слышал днём, вещи были собраны, снаружи постепенно темнело и дышать становилось легче. Зафет сказала, что идти осталось всего пару миль и что скорее всего, мы не встретим никого на пути. Когда мы дойдём до цели – она показала пальцем в направлении низины – будьте готовы ко всему, разбойников мы не встретим, но найти, что мы ищем, будет непросто. Если задуматься, то ничто в этой жизни нам не даётся легко. А если вам кажется, что даётся – то вы плохо подумали. Порой одно лишь желание чего-то или крошечная ошибка имеют огромное значение. Но нам нельзя было ошибаться, так как мы были уже всего лишь в шаге от заветной цели.
    Порою первый взгляд бывает обманчивым, так было и в этот раз. Зачастую в густонаселённом городе ты не встретишь таких диковинных людей, не почувствуешь вкуса той жизни, что проносится перед твоими широко распахнутыми глазами. Порой мы так мало замечаем вокруг и всё больше сосредотачиваемся на повседневных делах. А, возможно, сейчас или мгновение назад вы прошли мимо и, даже не обратив внимание на человека, которому суждено стать вашей второй половинкой. Возможно, вы всё время вглядывались в закатное небо запада, когда нужно было всего лишь открыть для себя красоту зарождающегося нового дня на востоке. Порою, мы воспринимаем упущенное, как должное, и в этом кроется глобальная ошибка всего человечества. Быть может, что мы с сыном ошиблись, пустившись в наше путешествие за кольцом, до конца неизвестно, существующего или нет. Но если вы верите, в чудеса и любите приключения, то вы бы сделали точно так же.
Оставалось совсем немного. Мы выдвинулись, как только солнце спряталось за горизонтом – наши силуэты были едва различимы на фоне ночной пустыни. Мы планировали вернуться на наш холм ещё до рассвета, таким образом, не будучи замеченными никем. В деле поисков сокровищ малоизведанный путь всегда ведёт к более ценной добыче. Мы же, сами не зная того, выбрали самый неизведанный. Зафет знала, что мы ищем, она также знала, где было захоронено кольцо и то, что оно захоронено не одно. Она рассказала, что ровно в том месте, где она укажет, ровно в двух метрах под землёй находится сундук внушительных размеров, примерно метр на два. Но так как мы пришли сюда только за одной вещью и не собираемся грабить, то и верблюдов, было решено, не брать с собой.
Ночной песок был слегка влажным отчего, он становился более тяжёлым. Я копал вот уже двадцать минут, на почти ровной поверхности равнины образовалось углубление в метр, метр на два. Со стороны было похоже, что я рою могилу. А, судя по тому, как быстро это занятие отнимало силы, то можно было сказать, что рою я её для себя. Спустя ещё сорок-сорок пять минут лопата наткнулась на что-то, судя по глухому звуку, деревянное и массивное. Тут мы все поняли, что вот оно - мы нашли то, что искали. *** Немного расчистив края ямы и, потратив на это ещё с полчаса, мы, наконец, смогли немного сдвинуть крышку с захороненного ящика.
    В подобные моменты перехватывает дух и, кажется, что не жил и не чувствовал ничего настоящего вплоть до этого самого момента. После понятия крышки, я взглянул внутрь - и ничего такого не последовало, ровным счётом – не последовало ничего. Я обессиленный и безмолвный сел на дно пустого ящика. Такого же пустого, какими на первый взгляд кажутся местные песчаные просторы. Такого же пустого, какой кажется жизнь без приключений и опасностей. Дети, глядя сверху в темноте мало что могли разобрать. Здесь в двух метрах под землёй, на глубине, на которой обычно хоронят людей, я неожиданно понял, что был и прав, и ошибался – жив и мёртв одновременно всё это время. Ах, если бы не моя ошибка, которую я осознал лишь здесь, сейчас! Ведь река моей жизни, изначально направленная в плодородное русло, но в один момент я не пожелал, просто не смог осознать и принять вещи, как они есть. Вещи сами в себе, вещи имеющие цель создания.
С момента нашей встречи с Эви я начал жить для неё, мы начали жить друг для друга. Потом у нас появился Томми, и я стал жить для них, а они в свою очередь – для меня. Когда Эви покинула нас, мы стали жить друг для друга, но я не смог смириться с потерей и продолжал растрачивать часть своей жизни на вещи, которых уже не было. Возможно, все поступки и решения в жизни, которые я принимал в то время, и были наиболее верными. Но внутри меня всё обстояло совсем не так. Гонимый ночными кошмарами из прошлого и страхом потерять сына, я перестал быть тем, кем был раньше, я перестал жить той жизнью, которой жил прежде -  жизнью для Эви и Томми. А что бы случилось, если бы мы с Эви поменялись местами, как тогда любовь дала нам возможность жить друг для друга? Чтобы сделала она? Была ли бы она такой слабой и мучила бы себя чувством вины? Я не знаю, никто не знает и не может – душа человека, это не будущее – она не является в ведениях и её нельзя изменить. Единственное, что я знаю, что она всей душой, всем, чем она сейчас есть, не хочет, чтобы мы страдали. Она и там продолжает жить для нас, улыбаться и радоваться в поистине счастливые для нас моменты. Ей бы очень хотелось, чтобы каждое мгновение, которое мы проведём тут, было наполнено светом, душевным теплом и счастьем.  И находясь под землёй на глубине смерти, я вдруг ожил и переродился, чтобы начать новую жизнь, оставив все свои сожаления, очистив в сердце место для любви. Любви чистой и настоящей – любви к моей Эви, которая сейчас смотрит на меня сверху и молится за моё спасение. И твои молитвы не были напрасны, ангел мой.
    Неужели я не видел, не понимал этого раньше? Ведь это было так просто, это всегда было внутри меня с того самого дня, как мы встретились и ничто, ни холод и ужасы декабря не могли этого изменить – это моя душа, её никому не изменить. Впитанная и созданная ею любовь навсегда останется во мне, она не увянет и не померкнет со временем, что сделает чувство ещё более ценным и более сильным.  Мои поиски были закончены, я поднялся и выбрался наружу. На востоке заходился рассвет, повеяло свежестью. Это она, моя Эви, она видит, она понимает, она прощает меня. Теперь и я могу принять всё её великодушие, ибо простил сам себя - всё понял, нашёл то, сохранённое нами, и не забыл. Восток разгорался нежно-розовым заревом – в очередной раз звезда семи пустынь освещала наш путь. А впереди расстилался шёлковый путь судьбы, сложенной из поступков и помыслов, исходящих из глубины души, наполненной любви и понимания, жаждущей жить и быть счастливой несмотря ни на что.
Для меня настала пора поделиться полученным откровением с Томми и Зафет. Я уверен, что они меня поймут, ибо там – в яме я сам услышал это откровение на сразу всех языках мира, со мной говорил Всевышний. Теперь в моей жизни есть вещи, в которых я уверен – каждый из нас идёт по этому миру своим, загадочным путём. Каждый из нас должен посвятить жизнь любви и созиданию. Господь всемогущ и он дал нам право самим вершить свою судьбу, по умыслу наделив нас всем необходимым для этого -  душой, знающей, что такое любовь к своему ближнему.  Я знал так же и то, что моё откровение поможет Зафет разобраться в себе, потому что теперь я кристально чисто видел, что её тяготит её дар и цена, которая была уплачена за него. Наступит день и наступит уже довольно скоро, когда мы, заглянув в самих себя, сможем не только справиться со всеми невзгодами окружающего нас мира. Но и сможем полюбить его, даря это прекрасное божественное чувство окружающим.


   *Такие медальоны у народов северной Африки символизируют запрет на что-то или служат напоминанием о чём-то очень важном. Обычно отцы вручает подобные медальоны своим дочерям при достижении ими зрелости, что означает родительское позволение стать женой. Но в определённых случаях, вручение подобного медальона может означать и совсем противоположное – запрет женитьбы.
   ** Прошу прощение у всех, кто думал, что типичный американец, типа меня, будет выражать расстояния в ярдах и других единицах меры. Дело в том, что определённую часть своей жизни я провёл в море, работая на пароме, с тех самых пор из моего лексикона уже невозможно было исключить слова, понятия и термины, навеки связавшие меня с величественной стихией.  Так что прошу вас не удивляться встречая подобное в моём повествовании.
   *** Целью наших поисков был перстень Александра Македонского, по легенде утерянный где-то в бескрайних песках Северной Африки. Было бы кольцо простой безделушкой, до которой никому дела нет, если бы ему ещё в своё время не приписали ряд волшебных свойств.  Некоторые информаторы довели до абсурда возможности, которыми артефакт наделял своего хозяина. Мол, раздобыв его, можно смело пускаться завоёвывать весь мир хоть в тот же миг. Ряд источников описывал драгоценность, как специально выкованную для Александра жрецами из потустороннего мира. Перстень был якобы заговорен и призван защищать своего хозяина от смерти в любом из её обличий.