Круг. Часть - 10

                Часть – X.
               
                (О мастере, боге и наказании)




                – Ты выполнил задание, – сказал Дионис и, сняв тяжелый кошель с расшитого золотом ремня, положил на стол подле художника. – Твой! Тут хватит на виллу, которой будет завидовать самый богатый грек Помпеи. Если не возражаешь, я готов дать тебе новый заказ. Сюжет, нет, не изменится. Так, если чуть цвета другие, может быть, блики. ...Пусть будет вечер с солнцем, не спорю, как ты и хотел в первый раз. Да. Но в этот раз на картине буду не я, а брат мой, Аполлон. Так надо. Что молчишь?

                За прошедшее лето Квинт был уже не тем ветреным юношей. Там, внутри, ему уже далеко за сорок, а по складу опытов – старик. Мастер понимал, что он попал в силки. Ему не выбраться, не скрыться, а по завершению работ его ждет смерть. Заработанное им золото не даст ему дом, невесту, коня и рабов. Так, призрачные надежды.

                Каждый миг у картины ровнялся часу. Силы таяли на глазах. Он чувствовал сердцем, как полотно пьет его жизнь. Еще одна картина, и он – труп. Мастер понимал, что это лето было последним в его жизни. В его жизни и жизни Валерии. Еще недавно ему было наплевать на все и вся. Как живут, чем дышат рядом. Казалось, что за золото можно купить все. Но так ли? Сколько нужно золота, чтобы Лукреций отказался от супруги? Сколько нужно золота, чтобы от нее отказался злой бог?

                Рядом с оговоренным призом из золотых монет рука художника положила на стол кошель. Тот самый, что он получил перед работой с Валерией.

                – Тут нет двух монет. Я потратил их, отдав нищему. Денег с мужа матроны – я не взял.

                – Почему?

                Устало вздохнув, художник опустил взгляд вниз, под скамью. Гроздь винограда висела так же в глуби камня. Все было в старом рисунке, но что это? Цвет ягод не был бордовым. Он был золотистым, с розоватой прожилкой.

                – Валерия. Все дело в ней, – сказал рассеянно мастер, глядя на виноград.

                Дионис с удивлением смотрел на художника. Такого поворота событий он не ожидал.

                – Она умирает. Во всем виновата твоя картина!

                – А тебе какое до этого дело? Ты убиваешь только плебеев? Богатых – жаль? Не смеши, душегуб. Вижу, что влюблен, но это не рана смерти. У тебя еще будет много женщин куда красивее ее! Хочешь, я приглашу тебя на настоящую вакханалию? Ты будешь любить самых красивых девушек, каких не видел сам Цезарь! Прямо сегодня, хочешь?

                Шмыгнув носом, Квинт сделал над собою усилие и решительно подвинул к Дионису оба кошеля.

                – Ты хуже меня! Пьешь жизни, как нектар. Оставь ее, не убивай. Забери свое золото в обмен на ее жизнь, прошу тебя. Дальше, мне с тобою не по пути. Помогать убивать людей я не буду даже за все золото мира.

                Дионис смотрел на него с восхищением. Он не ожидал от убийцы такого благородства. Но – отказ БОГУ?

                – Похвально! Я знаю, что ты все взвесил и стоишь на краю пропасти. Знаешь, что я, ткнув тебя пальцем, столкну в бездну, в самый Тартар? Даже у комара сейчас больше шансов на жизнь. Такой храбрости я еще не встречал. Богу отказать… Удивил. Я обещал тебе славу? Почет? Исполню. Ты умрешь героем, не как обещал раньше! Твою смерть, будут видеть тысячи горожан, и каждый будет лить слезы, жалея тебя. Ты свободен!

                С этими словами Дионис поднялся со скамьи и пошел к выходу из таверны.

                – Скажи на прощанье, господин! Почему гроздь стала золотою?

                Дионис обернулся и улыбнулся.

                – Какая гроздь?

                Дверь за ним скрипнула и закрылась. Встав со скамьи и отодвинув стол в сторону, Квинт склонился над мрамором. Винограда в камне – не было. Художник вытер рукавом туники то место, где еще недавно видел гроздь, потом дальше, еще и ещё, но никаких следов… Поднявшись с пола, он посмотрел на подошедшего хозяина таверны.

                – Потерял что? Нет? Будешь расплачиваться, или еще что принести? – спросил он художника.

                – Да. Возьми эти деньги. Никогда не отказывай голодному. Корми странника, бродягу, – сказал Квинт, показав взглядом на два кошеля.


__________________________________________



                … Квинт шел к Валерии. Единственным его желанием было порвать картину. Он видел, как с каждым днем матрона становилась тенью самой себя, а на картине она наливалась жизнью, становилась все краше и краше! Ее силы уходили туда, в ночной огненный пейзаж. Художник понял Диониса. Он знал, что картина жива, а из нее, из любимой сердцем Валерии, вытекает жизненный сок. Да что из нее – и из тех, кто смотрит на полотно, восхищается им. Из всех, кто рядом…

                Сильнее всех картину полюбила Валерия. Не покидала ее ни на час. А он любил ее. Мастер шел, не разбирая дороги, шел и думал. В эту минуту она там, в беседке. Ей стелют мягкое на скамье, а рядом с ней – мольберт с полотном.

                – …Стой!

                Квинт остановился, но внутри вдруг все закричало: беги! Легионер со шрамом через все лицо подошел к нему и с силой дернул за правый рукав туники. Ткань с треском порвалась. Оголилось плечо.

                – Это тот самый, что в конце весны убил плебея на дороге из Рима, – сказал он рядом стоявшим солдатам.

                Художник, с испугом посмотрел на легионера.

                – Я – раб. Ты знаешь моего хозяина! Он дал вам золото в таверне.

                Солдат посмотрел в глаза художнику и вдруг, размахнувшись, ударил его по лицу.

                – Где твое клеймо? То брат твой – раб!

                Квинт посмотрел на плечо и в ужасе закрыл глаза. Кожа на плече была первозданной, без единой точки, царапинки. Колени мастера надломились, и он упал на мостовую. Сильные руки легионеров под смех и шутки подхватили его тело и понесли к амфитеатру.

 
                Еще не веря в то, что происходит, словно ища защиту от солдат, он оглянулся и увидел на брусчатой площади одинокую сандалию, слетевшую с его ноги. И вроде показалось, а может и нет, но из толпы зевак на него смотрел козлобородый. Когда он понял, что мастер его заметил, сатир улыбнулся доброй улыбкой друга, махнул рукою и хитро подмигнул, …как позапрошлой ночью на картине.