О фильме Бесы
Удивительно, как на литературном сайте обходят стороной литературную составляющую талантливого произведения, сводя обсуждение до банально-оценочного «Содома и Гоморры». Да, революция – зло, чаще всего превращающая красивую идею, ради которой затевалась, в кровавую насмешку. Да, рождаясь в умах романтиков, она справляет тризну в компании фанатиков, возводя на пьедестал циничных подлецов. Но так ли очевидна революция как стихия, так ли понятны ее механизмы?
Композиционная вольность фильма, трактующего роман как детектив с элементами мистики, совершенно очевидно вызвана конъюнктурными требованиями современного зрителя. Мне такое построение не мешало, даже, пожалуй, добавило интереса. А вот главная претензия к создателям, теневая роль Степана Трофимовича Верховенского, центральной фигуры романа. Именно в Степана Трофимовича Достоевский вложил свое отношение к либерализму, именно он – предтеча революций, фигура, которую Достоевский по-своему любил и понимал, жалея. Романтик и мечтатель, всю жизнь положивший на поддержание собственного статуса «ученого мужа», на подпитку своих иллюзий, не замечающий сына не «со зла», а потому, что сам факт отцовства воспринимался только эгоцентрически, сквозь призму собственных страданий, герой вызывающий сочувствие. Он по-своему благороден, как могут быть благородны эгоцентрики. Но очень осторожен и даже труслив, любовь всей его жизни так и остается тайной для него самого, он боится признания, боится откровений. Не героизм ему нужен, а иллюзия героизма, не идеи рождает душа, а всего лишь тень, возводящую на фантомный пьедестал. Так и живет, довольствуясь миражом, не замечая собственного сына, проживая его капитал.
Петруша Верховенский – главный бес романа, наглый и циничный, не чувствующий корней, безусловно талантлив в продвижении своих интересов. Именно он - автор и создатель городского безумия, сумевший подчинить себе не только толпу невежественных комплексующих фанатиков, но и городскую элиту. Петр, остающийся в тени, ловко мимикрирующий и дергающий за ниточки человеческих слабостей. Кукловод-Петруша, гротескный персонаж, с этаким флером шутовства, топит город в крови и сжигает в огне. Эта связка отца-либерала и сына – революционного лидера совершенно очевидна в романе. В фильме, на мой взгляд, она проигрывает. Такое ощущение, что создатели увлеклись написанием портрета революции, оставив за кадром ее истоки. Впрочем, в романе истоки, сведенные лишь к образу старого мечтателя, тоже не кажутся мне реалистичными.
Отдельная тема – тема пути к Богу. Раз есть бесы, значит, обязательно должен быть Бог. И в фильме, на мой взгляд, довольно выпукло обозначены некоторые аспекты этой темы, порой шокирующие откровения. Трагичность самоубийства Кириллова как понятный нам, ментально-русский протест ребенка к Отцу Небесному. Сколько в этом от нас, как в извечном желании Чуда, как в ощущении Божественного начала. Тема прощения педофильского греха Ставрогина (как современно-то!) за муку исповеди, за то наказание, что сам он себе положил, за горящую душу. И эти постоянные вопросы о вере в Бога, это блаженство счастья последнего дня Шатова. Как же понятны и близки метания, как много в них нас самих, сегодняшних, все так же по-детски жаждущих Бога и отвергающих его с той же страстностью, способные и мышь за оклад иконы бросить в такие моменты. Впрочем, тут же пасть на колени перед оскверненной святыней и милости просить…
Фигура Николая Ставрогина, икона революции, назначенный лидер, совершенно далек от всех этих идей. Представитель элиты, автор собственной философии, низводящий в бездну ужасного совершенство, ему доставляет удовольствие игры людьми. Но история размноженной исповеди, история жалости к Даше, история осознания собственного безумия, фантомы бесов, в которых узнает себя, все это не делает Ставрогина однозначной фигурой.
Участники «пятерки», проводники тщеславных замыслов Верховенского выглядят статистами, заложниками невежества и собственной слабости. Не за идеей они идут, а за собственной исключительностью, за внешним проявлением силы, самоутверждением. А впрочем, как в романе, так и в фильме, самой идеи нет!!! В этом гений, низводящий идею и вскрывающий совсем другие мотивы. Мотивы реванша униженного человека, мотивы тщеславия и эгоцентризма. Как актуально, не правда ли?
О фильме, как и романе, можно говорить бесконечно долго. Изумительные, на мой взгляд, легко читаемые образы – бабочки Ставрогина, сцена с пляской в загоне для свиней, вольное прочтение эпиграфа романа, незавершенный мост Кириллова,отвергающий книгу Нового Завета столичный следователь, фильм искрит такими подсказками.
В романе важно все, здесь нет даже лишней запятой, над каждой фразой надо думать, принимать или опровергать, но пропускать через себя, избегая поверхностных суждений. Слишком много сейчас банальностей, слишком много откровенного невежества, извергаемого с многозначительным видом, слишком…
Свидетельство о публикации №214052700558
Впервые увидела тебя, Лена, в роли кинокритика и ты мне очень понравилась. Думаю те грани фильма, которых ты коснулась - ты раскрыла. В целом, согласна с твоим видением плюсов и минусов. Жалко, что не дали развернуться Костолевскому - старый либерал Верховенский достоин более глубокого внимания, ибо истоки всех наших революций были от интеллигентов - как прекраснодушных идеалистов-болтунов, так и из пятых колонн - и все они творились западниками и в столицах. А об неистовости их очень хорошо сказал старец Тихон - ментальная оголтелость в поиске идеи и Бога. Тут это немного поверхностно показано и понятно лишь тем, кто хорошо знаком с творчеством Достоевского - самого главного "почвенника" России, психолога русской души и даже пророка (например, его предвидение украинского кризиса в дневниках и мн. другого).
Согласна с тобой и в том, что Достоевсий вполне совместим с экшеном и тут введённый вне формата персонаж следователя - находка Хотиненко, он поддерживает выбранный стиль, оправдывает "скачки" во времени и, на мой взгляд, является как бы авторским отступлением (Хотиненко) - очень деликатным. Акцент на Ставрогине и Петруше показывает как сильно влияют детские комплексы на судьбу и выбор молодёжи. Конечно у Достоевского это многогранней, но вложиться в 4 часа было бы сложнее. Матвеев и Шагин отлично справились, да вся "пятёрка" хорошо слепили образы. Актёрский ансабль подобран мастерски, музыка, паузы - всё угадано. Кострому узнала с первых кадров, была там 2 недели как-то - этот город можно считать полноправным действующим лицом - атмосферу времени передаёт.
Что не приняла моя душенька - так это последние кадры - "пять лет спустя". Здесь режиссёр позволил себе надавить на зрителя прозрачным намёком на актуальность, на типаж "удачливых" политиков-циников, отхвативших в жизни всё, даже таких "тургеневских женщин", как Даша, думаю, это лишнее, лично я сочла это оскорбительным для Даши (Лиза ито подошла бы больше). Куда как выразительней была последняя фраза продавщицы Евангелия, что "потом будет поздно" обращаться к Богу. Это было бы гениальной концовкой.
Короче, Лена, Хотиненко хорош, но и ты молодец во всех смыслах! И за наводку отдельное спасибо.
Лариса Бесчастная 27.07.2014 00:38 Заявить о нарушении
Елена Гвозденко 27.07.2014 09:48 Заявить о нарушении