Однажды 161-170

161. Важнее нечто третье...

Фотографии и спектрограммы Марса, опубликованные американским астрономом Лоуэллом (1855–1916) в 10-х годах прошлого века возбудили в научных кругах целую полемику. Спорщики пытались выяснить, какое влияние на развитие астрономии оказывает местоположение обсерватории, качество телескопов, фотоаппаратуры.
Лоуэлл тоже принял участие в этой дискуссии, ограничившись коротким напоминанием: «Фотография – очень важное пособие, но и глаз – превосходное орудие, важнее же всего нечто третье, что помещается где-то позади глаза…».

162. Когда тюрьма полезнее парламента

Вторая половина XVII века вошла в историю Англии как время повального увлечения естественными науками. Сам король Карл I (1600–1649) увлекался химическими опытами. А его фаворит Д.В. Бекингем (1592–1628)–– «химик, скрипач, сановник и шут», – когда впал в немилость и очутился в Тауэре, просил, чтобы ему устроили там лабораторию. Двести с лишним лет спустя один из докладчиков на юбилее Королевского научного общества не без юмора назвал этот случай «доказательством того, что порою людям полезнее сидеть в Тауэре, чем в Вестминстере».

163. Кто из нас я?

Известный германский физико-химик В.Ф. Оствальд (1853–1932), приехав в Страсбург, был очень удивлен тем, что на улице с ним часто раскланивались незнакомые ему люди. Его изумление достигло предела в университете: студенты приветствовали его как старого знакомого.
Секрет раскрылся, когда Оствальда познакомили с профессором Кундтом (1839–1894). Ученые оказались поразительно похожими друг на друга. Сам Кундт пришел в такой восторг РТ этого сходства, что однажды пригласил Оствальда в гости и, став рядом с ним, спросил жену: «А теперь догадайся, кто же из нас я?».

164. «Ожидаю результаты...»

В прошлом столетии техника безопасности в химических лабораториях находилась еще в зачаточном состоянии, и случайный взрыв во время опытов грозил ученому-химику серьезными неприятностями. Как-то раз один знакомый французского химика Вюрца (1817–1884) застал его нервно  расхаживающим перед лабораторией. На вопрос о том, что он делает, Вюрц нехотя ответил: «Ожидаю результаты своего опыта».

165. Главное, чтобы было тихо!

Когда городские власти Геттингена приняли решение проложить трамвайную линию вдоль Вендерштрассе – главной и самой длинной улицы города, сотрудники знаменитого Геттингенского университета бурно вознегодовали. Они не без оснований полагали, что трамвайный трезвон отвлечет их от ученых занятий, пагубно скажется на прилежании студентов. И тогда профессор университета, известный математик Д. Гильберт (1862–1943), направил в муниципалитет письмо ультимативного содержания:
«Персонал университета категорически возражает против прокладки трамвайной линии по Вендерштрассе, поскольку шум помешает нашей работе. Если линия все же будет построена, то университет немедленно переедет в другой город».
На следующий день он получил извещение, что муниципалитет пересмотрел свое решение.

166. Секрет дедуктивного метода

Как-то раз английский писатель Артур Конан Дойл (1859–1930), врач по образованию, приехал в Париж. На вокзале к нему с решительным видом подошел таксист, молча взял его чемодан, сунул в багажник и, лишь сев за руль, осведомился:
– Так куда же вас отвезти, месье Конан Дойл?
– Как, вы знаете меня? – приятно изумился писатель.
– Впервые вижу, – признался шофер.
– Как же тогда узнали, кто я?
– Да  воспользовавшись описанным вами дедуктивным методом, – гордо произнес таксист. – Во-первых, я прочел в газетах, что Артур Конан Дойл две недели как находится у нас на отдыхе, во Французской Ривьере. Во-вторых, я про себя отметил, что поезд, с которого вы сошли, марсельский. Потом увидел, что у вас загар, который можно приобрести, только побывав на побережье Средиземного моря минимум дней десять. Из того, что у вас на среднем пальце правой руки имеется несмываемое чернильное пятно, заключил, что вы писатель. По манере держаться вы врач, а покрой платья лондонский. Таким образом, сведя все наблюдения воедино, я сказал себе: вот он, Конан Дойл, – прославленный творец прославленного сыщика Шерлока Холмса!
Услышав объяснения таксиста, писатель был потрясен.
– Да вы сами почти Шерлок Холмс! – восторженно воскликнул он, – коли сумели сделать такой вывод по столь незначительным деталям.
– Так-то оно так, – вдруг замялся шофер. – Но я заметил и еще одну небольшую деталь.
– Это какую же?
– Ярлык, приклеенный к вашему чемодану. На нем было крупно выведено ваше имя и фамилия.

167. Пятнадцать минут, не больше!

Крупный организатор и руководитель советской промышленности В.А. Малышев (1902–1957) терпеть не мог пустословия, порождаемого незнанием существа дела, и обычно без всякой пощады прерывал выступления страдающих этим пороком ораторов. Но как-то раз на совещании он повел себя весьма необычно. Докладчик откровенно «льет воду» пять минут, десять… Малышев хмурится, багровеет, но молчит. Прошло еще пять минут, и вдруг Малышев стремительно вскочил:
– Ну, все, хватит! Нет сил моих больше терпеть! – И, обращаясь к присутствующим, пояснил: – Я сам себе задал вопрос: сколько я смогу слушать человека, абсолютно не знающего предмета, о котором он говорит? И вот теперь, я это установил: пятнадцать минут!

168. Что такое «ВХОД»?

Инженер-адмирала Н.В. Исаченкова (1902–1969) – крупного руководителя советского кораблестроения – сильно раздражала приверженность некоторых его сотрудников к аббревиатуре. «Я перестаю понимать вашу мысль, как только наталкиваюсь на частокол сокращений в подготовленных вами документах, – говорил он. – Ну, разве можно читать через каждое слово все эти ПКРК, ГСН, АФА, КОЗ, ВДП и т.д.?». Но, увы, все его увещевания не достигали цели.
И вот в один прекрасный день на документах поданных адмиралу на подпись его подчиненные увидели размашистую резолюцию: «ВХОД», «ВХОД», «ВХОД»…   
– Что такое ВХОД? – ломали они голову. – «Входящий»? А куда входящий? Может быть, это означает «В ХОД»?
В конце концов они решили спросить у Исаченкова , что же он имел в виду.
– А это аббревиатура, – сказал он. – Она означает: вы халтурно оформляете документы…

169. Дарвин глазами садовника

«Для слуги нет великого человека». Любопытным подтверждением этого старого правила стало мнение старика садовника, несколько десятков лет прослужившего у Чарльза Дарвина (1809–1882). Он с любовью относился к знаменитому естествоиспытателю, но был «минимального мнения» о его способностях: «Хороший старый господин, только вот жаль – не может найти себе путного занятия. Посудите сами: по несколько минут стоит, уставившись на какой-нибудь цветок. Ну стал бы это делать человек, у которого есть какое-нибудь серьезное занятие?».

170. «Об интеллекте не может быть и речи»

Как-то раз на заседании Московского психологического общества должен был состояться доклад об интеллекте животных. Когда докладчик поднялся на кафедру, председатель собрания – известнейший русский математик Н. Бугаев (1837–1903), отец поэта Андрея Белого (1880;1934), неожиданно задал ему вопрос: «Что такое интеллект?». Докладчик смешался. Бугаев стал спрашивать одного за другим всех присутствующих. Никто не знал.
И тогда Бугаев провозгласил свое решение: «Ввиду того, что никто не знает, что есть интеллект, не может быть и речи об интеллекте животных.  Объявляю заседание закрытым».