Солнце над Бештау. Часть 4

Солнце над Бештау
Эссе


Содержание

I часть
Расставание……………………………………………..4
Письмо из Железноводска……………………………..5
Станция Бештау………………………………………...7
Поездка в Пятигорск…………………………………..10
Поездка на место дуэли………………………………..14
Прощание с Бештау……………………………………15
Письмо из Железноводска…………………………….17
II часть
Рассвет в Сухуми………………………………………18
Дом в горах Абхазии…………………………………..21
Хочу Хурму…………………………………………….22
Рассвет над Сухуми……………………………………23
Радость бабушки……………………………………….24
Спасибо…………………………………………………26
По извилистой дороге…………………………………28
Домой в Волгоград…………………………………….29
Встреча…………………………………………………30
Пятигорск………………………………………………31
Снайпер…………………………………………………33
Рассказ солиста ансамбля «Волга» …………………...38
ПОВЕСТЬ «Дорога в Ленинград»………………..……42


















   Давным-давно, у чистых вод,
Где по кремням Подкумок мчится,
Где за Машуком день встает,
А за крутым Бешту садится,
Близ рубежа чужой земли
Аулы мирные цвели,
Гордились дружбою взаимной;
Там каждый путник находил
Ночлег и пир гостеприимный;
Черкес счастлив и волен бы.
Красою чудною за горами
Известны были девы их,
И старцы с белыми власами
Судили распри молодых,
Весельем песни их дышали!
Они тогда еще не знали
Ни золота, ни русской стали!

М.Ю. Лермонтов











РАССТАВАНИЕ

В апреле 2008 года провожаю свою любимую Елену Геннадьевну в Пятигорск!
А точнее в Бештау и далее в г. Железноводск к родственникам!
   Поезд Новосибирск – Кисловодск. Билет ее до станции Бештау. Отправление от города Волгограда.
   Вокзал 1700 отходит поезд от станции Волгоград I. Поезд трогается: симпатичная, черноглазая брюнетка, т.е. Елена Геннадьевна, машет мне рукой из окна. Ее место боковое. Четвертое окно от тамбура. «Мол, я поехала, приезжай. Жду в июне. Встречу в Бештау!»
   Как мне показалось немного грустное расставание? И тут я вспомнил одну из инструкций в МВД:
 - Если решил, действуй быстро и решительно. - И мелькает мысль: «Я ее сейчас рассмешу!» (Как в каком-то фильме был момент на вокзале).
   Я делаю рывок и догоняю ее вагон, и чуть подпрыгнув сжатыми пальцами – стук по стеклу. Лена вздрогнула от неожиданности (так как она сидела ко мне спиной, когда я набегал) и, улыбнувшись, помахала мне рукой.
   Второй раз делаю рывок и догоняю ее вагон и, поравнявшись с окном, машу ей рукой. Лена приветливо машет мне ладонью «Мол, понимаю, как спортсмена» и чуть сузила глаза.
   Локомотив и первые вагоны уже прошли последние плиты платформы и уходят чуть вправо, вытягиваясь в колею.
   Делаю третий рывок, а ее вагон почти на середине перрона и поезд уже начинает разгоняться, набирает скорость. Догоняю ее вагон, ее окно: и тут она удивленно, а затем, весело рассмеявшись ладошкой, машет быстро и с настроением.
   Пожилой мужчина сидевший напротив нее за столиком, и по-моему  что-то кушавший, так и остался с расширенными и удивленными глазами, пока он не скрылся за мелькавшими окнами вагона.
   «Сейчас – думаю – сделаю рывок». Но впереди выход посередине платформы. «Нет, оставлю, а то вдруг кто-то выйдет на платформу».
   Это все происходило в течение 30-40 секунд, а может и около 1-2 минут. Так все быстро произошло и спонтанно.




ПИСЬМО ИЗ ЖЕЛЕЗНОВОДСКА

«Здравствуй мой любимый Федор!!!». Как села в вагон очень волновалась. Потом познакомилась с женщинами, которые ехали со мной до Мин- вод. Ехала одна из Новосибирска, очень культурная, разговорчивая. Девушка лет 20, тоже общительная.
   А вот в Волгограде, которая села, она на верхней полке, общалась с нами мало, в основном спала. На другой верхней полке ехал нерусский военный, поел и лег спать.
   А в основном мы разговаривали с ней, которая  с Новосибирска. У нее  муж военный, она родом из Ленинграда. Говорит, никогда не думала, что уедет в Сибирь.
   Приехала с Мин- вод одна. Нас в вагоне оставалось пять человек, они ехали в Кисловодск. С Бештау до Кисловодска 36 км.
   Меня встретили мой брат Евгений и мой крестник Максим. Сели в машину и поехали домой в Железноводск. От Бештау до Железноводска 5 км.
   Ну а так все были рады, что я приехала. И жена брата Нелли и ее мама Валентина Федоровна.
   Когда приехала: было пасмурно и холодно. Перед пасхой ездили с братом в церковь, поставили свечи, посвятили пасхи.
   Сегодня 28 апреля, погода отличная. Солнце. Очень жарко сразу. Природа отличная. Деревья уже отцвели, уже зеленый абрикос. Очень красивые горы! Все в зелени купается! Воздух очень легкий, чистый! Мне очень здесь хорошо, себя чувствую отлично!
   Брату подарила твою книгу «Эхолот» он восхищался. Валентине Федоровне тоже подарила. Передавали тебе благодарность.
   Сижу, пишу тебе письмо на улице в беседке. Поют соловьи! Ах, какое наслажденье слушать трель соловья и остальных птиц! Какое время, как в раю!
   Жаль очень, что тебя нет рядом. Я скучаю по тебе. Сейчас буду работать, отвлекусь от думок в голове, а то я тоскую. Но как только гляжу на гору, у меня поднимается настроение.
   Здесь очень красивые горы! Смотрела, поднимаясь на  Эльбрус! Красота все переливается!
   От брата, где они живут, построили туннель к морю. 200 километров и Черное море! Здесь же под горой начинают строить пансионат. Здесь будет еще больше отдыхающих.
   Город Железноводск существует с 1601 года. Я все узнаю и опишу подробности. Настроение у меня бодрое и хорошее. На этом писать заканчиваю. Мне сейчас идти на работу, принимать товар. Со всеми тебя праздниками поздравляю. Целую Лена.

P.S.
Выхожу на ступеньки магазина, когда есть свободное время и любуюсь Бык-горой. А оттуда дальше Железная гора. Говорят, что будут за этой горой строить санаторий, и проложат дорогу, новую.   28.04.2008г.»
   Собираясь в июне 2008 года в отпуск в Железноводск, открыл книгу первого биографа М.Ю Лермонтова, Висковатова П.А. «Михаил Юрьевич Лермонтов: «Жизнь и творчество»
   И читаю: оказывается Лермонтов два дня перед дуэлью, провел в Железноводске. Куда друзья упросили его уехать, надеясь на примирение.
   И во время дуэли стоял лицом к горе Бештау, Мартынов лицом к горе Машук.





















СТАНЦИЯ  БЕШТАУ

Настает 1 июня 2008 года. Вокзал Волгоград I. Поезд № 59 скорый Новокузнецк – Кисловодск 7 вагон место № 4. В 1700подходит с пакетом сын Елены Геннадьевны – Виталий, с ним его девушка. И тут же вижу своего друга Евгения Сергеевича. Он так же  ходит в ДНД г. Волгограда, и с ним мы занимаемся боксом, 10 раундов каждую неделю.
   Виталий с девушкой уходят.
   Я на перроне в киоске покупаю 1,5 литра лимонада и два пластмассовых стакана, и по традиции наливаем и пьем.
   Рядом стоят двое мужчин с поезда:
- А вы что только ситро? –
- Да – отвечаем мы с улыбкой – традиция –
- А мы видим и думаем, почему только ситро – доброжелательно и понимающе улыбаются они. В 1745 поезд трогается.
   Со мной в купе едет муж с женой лет по 35-40 и с ними дочка лет 12. Они с Волгоградской области из города Калач-на-Дону. Едут в Кисловодск.
   2 июня в 1100 поезд едет по городу Мин – воды. Красивый вокзал. Звоню по сотовому:
- Лена мы  в Мин-водах -
- Да, мы ждем уже в Бештау – отвечает она.
   Вдалеке виднеются горы.
   Наш поезд огибает гору Железная, за которой находится город Железноводск. Туда идет отдельная железнодорожная ветка от станции Бештау.
 А главный путь идет в Пятигорск, Ессентуки, Кисловодск. И вот наш поезд останавливается на вокзале прямо у подножия высокой горы Бештау. Выхожу из тамбура, двери открыты справа от вагона. Пасмурно. Слева нависает высокая гора с романтическим названием Бештау. «А почему Бештау? Не знаю. А надо узнать» -думаю я. И сразу вспомнил осень 1970 год, когда нас везли в Грузию через Северный Кавказ и Дагестан, и наш эшелон подошел к этой станции вечером, и все мы призывники удивились – после равнины и такая высокая гора. Высота горы около 1400 метров.
   Выхожу из вагона и тут же слева вижу ее брата, ее племянника и Лену. Она стоит какая-то холодная. Чтобы скрыть волнение говорю брату:
- Охранник Лены, Федор -
- Женя - улыбается он
   Нагибаюсь, что бы взять сумку. И тут Лена бросается ко мне, обнимает за шею двумя нежными руками и чмок в щечку.
- Ой, да что же  это я так забылась – надо же было сразу тебя поцеловать – как бы извиняется она.
«Да думаю я, а на вокзале в Волгограде была нежная, влюбчивая и глаза как бы говорили ты самый любимый и лучший, родной человек».
   «Да! Как женский пол изменяется при родственниках и знакомых».
«И этим нагоняя прохладу на нежные чувства! Невольно делается на лице: суровый, «греческий» профиль».
«И так хочется куда-нибудь: в Италию или Испанию». Где всегда веселые итальянки и танцующие испанки».
«А может это только образ, романтика». «Да! Дай бог увидеть эти страны: Испания, Италия, Франция. Мечты». «Но ведь мечты сбываются!»
«Так я отвлекся» - одергиваю я себя. «Надо продолжать писать дневник».
   Мы садимся в легковую машину «Жигули» за вокзалом. Племянника Лены зовут Ваня, ему 10 лет. Достаю три брелка для ключей с видом Мамаева кургана и дарю им два брелка, а третий дарю затем уже дома второму племяннику Максиму.
   Наша машина делает поворот влево, въезжаем в г. Железноводск. Справа городской известный парк, далее слева вокзал, построенный в 1847 году.
   Проехали улицу Ленина. В двух километрах находится гора Бык и поселок Быкогорка. Здесь когда-то добывалась руда. А сейчас вход в шахту засыпан.
   А почему название Бык-гора? Да потому, что гора образует как бы голову быка.
   Слева от этой горы находится гора Верблюдка. Потому что эта гора образует два горба. Внутри этой горы находится много воды. И у подножия этой горы находится поселок Порт-Артур. Да, громкое название.
   15 июня в низину между гор, я спускаюсь по утру. Если стоять внизу этой долины и начинать вести взгляд по часовой стрелке то: на Юге гора Железная, затем Штык гора, тут же возвышается гора Бештоу, на Западе гора Верблюдка, на Востоке Бык гора.
   В долине мне не встретился ни один человек. Иду назад, и прочитал 3 раза молитву. Прошло минут 15. Смотрю, от поселка мне навстречу идет мужчина лет 70-ти и с ним 3 белые козочки.
- Добрый день – говорю я этому человеку.
- Здравствуйте – отвечает он.
- Федор - я.
- Георгий -  он.
 Знакомимся мы. Разговорились. Георгий приехал сюда в 1957 году. Работал в колхозе трактористом. На Бык-горе добывали руду с 30-х годов. А во время войны немцы так же занимались этой шахтой. Тут я спросил его:
- А почему Бештау? Откуда такое название? Он улыбнулся и говорит:
- Беш – это 5 по-гречески.
- А тау – это гора.
- А, теперь ясно – выдохнул я с радостью.
 Если смотреть с Бык горы на запад, то справа находится гора Верблюдка, а чуть левее виден Эльбрус. Слышал я от Лены, но не видел. Мы с ней раза три взбирались не очень высоко, но было пасмурная погода. Высота Быкогорки около 1000 метров, так же и горы Верблюдки.
    Как-то из первых дней моего приезда мы втроем: я, Лена и ее племянник Ваня доехали до остановки вокзал на автобусе. Прошли к площади им. Ленина. Слева администрация города Железноводска. Прямо на гору идет аллея к подножию горы Железная. Здесь начинается центральный парк. У входа «дежурят» два бронзовых льва. Поднялись по ступеням выше. Холодный источник минеральной воды называется Смирновский, горячий Славянский. Здесь же находится красивое здание – Пушкинская галерея, а другая копия этого находится в Пятигорске и называется Лермонтовская галерея.
   Набрал литр Славянской и выпил ее сидя на скамеечке. Хорошо, что мы в лесу. Идет асфальт вокруг горы Железная на табличке 100 метров, дошли до отметки 2000 метров. Спустились по ступеням вниз. Красивое сооружение памятная плита – это источник, из которого пил Лермонтов. Идем влево, памятник Лермонтову. А далее вход в парк по верхней дороге. Улица Семашко д.11. Памятная доска – «Здесь в 1941 году два дня жил Лермонтов М.Ю. перед дуэлью. 13/25 июля».
   17 июня захожу в библиотеку г. Железноводска и дарю 2 экземпляра своей книги «Эхолот». Сотрудница назвала себя - Наталья Дмитриевна.
   Племянник Лены – Ваня веселый с юмором парен, ему десять лет. Говорит мне однажды:
- Дядь Федь, сколько Вам лет?-
- 55 говорю я.
- Ну, правда! -
- 41 -
- А тете Лене? -
- 32 –отвечаю я.
- Так - говорит он, немного подумав – или говорите оба, сколько вам лет или я заставлю вас петь -
   В следующий раз между нами разговор куда лучше идти: в горы за земляникой – это далеко, или за тутовником – это ближе. Слушал он нас, что-то думал, а потом и говорит:
- У меня от вас ноги болят. Достали уже -
Он мысленно считал метры и километры.


ПОЕЗДКА В ПЯТИГОРСК

   19 июня в 1300 подошли к вокзалу. Списали график отправления электричек до станции Бештау. Возле вокзала стоят несколько маршруток «Газель» Железноводск – Пятигорск. Маршрутка № 113. За рулем сидит доброжелательный, культурный водитель. Парень лет 30-ти.
- Добрый день-
- А как доехать до музея Лермонтова в Пятигорске? – спросили мы его.
- А на нашей маршрутке до конечной остановки «Верхний рынок», а там 10 минут и вы на месте – отвечает он.
   Мы идем с Леной на остановку, к которой подъезжают отдохнувшие водители газелей. Пьем квас здесь же рядом. И видим, что к нам подходит этот молодой, культурный парень и покупает стакан кваса.
   Мы с Леной переглянулись.
- Ну что, водитель хороший поехали, решаем мы. А думали поехать завтра с утра.
   Едем вниз. Справа уходит дорога на поселок Иноземцева – это новое название. А старое название Каррас – немецкая бывшая слобода или поселок.
   Идем далее. Магистраль Мин-воды – Пятигорск. Минут через 10-15 слева от дороги красивые колонны и написано: место дуэли Лермонтова.
   Приехали на остановку, конечную «Верхний рынок». Этот парень говорит нам:
- Сейчас подниметесь прямо и через минут 10 будет музей Лермонтова-
   Мы поднялись по ступеням выше на другую улицу. Спросили у прохожих куда дальше. Прошли вправо, еще поворот вправо. Здесь улица Лермонтова. Время 1530.
Мы спешим. «А то вдруг закроется, не успеем сегодня» - беспокоюсь я. В кассах покупаем два билета. Влево первое здание, точнее небольшой дом. Известный дом Верзиленых.
   Вошли, начинаем осматривать предметы, которые дороги всем людям. Это личные вещи нашего поэта М.Ю.Лермонтова. Картины его. Он написал около 57 картин. Тут вижу, за нами заходят: экскурсовод приятная женщина лет 40, другая женщина лет 45 и высокий представительный мужчина. И она начинает им рассказывать. Я, можно сказать, приклеился к ним. Схватывая ее  каждое слово. Но при входе в другую комнату мне намекнула одна из дежурных здесь. «Мол, это только для них. Не слишком, мол, прислушивайтесь». «Наверное, какая-то шишка подумал я о тех двоих».
   При выходе из дома Верзиленых одна из дежурных, видя, наверное, мое волнение и любознательность. Я, наверное, водил глазами по комнатам как телекамерой, стараясь все запомнить.
   Так вот она посмотрела на меня внимательно несколько раз.
- Сейчас я вам открою дверь. Вот сюда выходить – глянула на Лену. Опять взглянула на меня, задержала взгляд. Потом взяла, культурно под руку меня и сказала, так легко уважительно показывая на деревянные ступени при выходе из одной комнаты.
- Вот здесь столкнулись Лермонтов и Мартынов. И здесь произошел вызов на дуэль-
- Спасибо Вам – сказал я ей тихо.
- Спасибо – сказала и Лена.
 Она чуть вышла с нами и продолжила:
- Вот по этой дорожке и вы у дома, где жил Лермонтов-
- Спасибо Вам – еще раз поблагодарили ее.
   Подходим к дому, где жил Лермонтов. Входим. Идем по комнатам. Вот небольшая комната, где стоит кожаное кресло, письменный стол. Дверь на веранду, где всегда стояли шахматы. М.Ю. Лермонтов, оказывается, очень сильно играл в шахматы. И не каждый осмеливался с ним вступать в партию.
   Вот комната Столыпина – Монго его друга и родственника. На столе лежит большая курительная трубка. Вот комната Лермонтова. Очень скромная небольшая кухня. Меня охватывает волнение.
   Представил в несколько секунд: как Лермонтов сидит в кресле. Склонился, что-то пишет. Затем смотрит на Столыпина – Монго вправо в его комнату. Тот сидит на кровати и серьезно смотрит на Лермонтова, как тот работает. Лермонтов веселый выходит на веранду. Шутит. Рассказывает что-то веселое вышедшему за ним  Монго.
   У меня наступает такое же чувство, как в Москве, в его доме на улице Малая Молчановка, и точно такое же чувство на его родине в Тарханах. И вот теперь Пятигорск. И такое же чувство возникло у меня в 1968 году в 9 классе, когда мы изучали творчество М.Ю.Лермонтова. Откровения Печорина в его дневнике.
   Это чувство: Гордость, Уважение, Преклонение перед нашим русским поэтом.
Таком родном и близком человеке, каждому из нас!
   Выходим из дома Лермонтова. Слева одноэтажный домик написано «Администрация». Поднимаюсь на крыльцо, вхожу в коридор, слева дверь в кабинет директора, никого нет. Справа дверь, большой кабинет. За столом сидит и пишет приятная женщина лет 50- ти. Спрашиваю:
- А директора музея можно видеть? -
- Она ведет экскурсию, будет минут через 15 – отвечает она вежливо.
   Захожу позже. Смотрю, в коридоре стоит, разговаривает, та самая экскурсовод,
которая вела группу из двух человек в доме Верзилиных.
- Здравствуйте. А директор подошла? – спрашиваю я.
- Да, она уже здесь – тепло улыбается она, узнав меня.
- Проходите – приглашает она меня к себе в кабинет.
- Столбов Федор Федорович – волнуюсь я.
- Сафарова Светлана Гавриловна – приветливо говорит она.
- Разрешите подарить музею свою книгу «Эхолот» - здесь есть воспоминания штурмана подводной лодки Овсянникова Бориса Константиновича, который учился в Ленинграде, в училище и оно находилось на Лермонтовском проспекте. Как они этим гордились. Его впечатления от Кисловодска. Высказывания М.Ю. Лермонтова о Кисловодске – дарю я 2 экземпляра и подписываю один.
   Я сижу, справа от директора: приятной, симпатичной, умной женщины и думаю:
«Надо же какое совпадение. Только мы зашли в музей и увидели Светлану Гавриловну за экскурсией».
- А как вы стали писать? – спрашивает, быстро читая мою книгу, Светлана.
- В 16 лет вступил в комсомольско-оперативный отряд дружинников и писал дневник о наших рейдах по охране общественного порядка в нашем Краснооктябрьском районе в кварталах завода «Баррикады» и о наших «боях» с хулиганами. Было где-то около 20-30 страниц. А затем я посчитал, что это не скромно и порвал его. Но я помню все случаи.
   Может в дальнейшем когда-нибудь, и вернусь к этим описаниям, как мне пожелал один молодой охранник в 2007 году. Я ему во время дежурства рассказал несколько случаев из наших приключений.-
- Ну и печататься я начал с 1981 года. Статьи мои были о работе милиции в «Волгоградской правде». Затем был внештатным корреспондентом в заводской газете «Баррикады». А первая моя книга «Воспоминания о Грузии» вышла в 2005 году. И «Эхолот» моя четвертая книга – ясно говорит Светлана Гавриловна и дарит мне книгу «Музей-заповедник М.Ю. Лермонтов» и свою визитку.
- Как выйдет третьим изданием «Воспоминания о Грузии» я обязательно вам пришлю – на прощанье говорю я.
   Выходим с Леной из музея – заповедника. Идем по улице Лермонтова. Здесь в конце улицы памятник Ленину. Спускаемся по лестнице на проспект.
   Так хорошо на сердце и на душе! Спокойно! Доброта охватывает тебя всего!
Исполнилась моя мечта! Я в таком милом городе как Пятигорск!
   Садимся в маршрутку. Едем по улицам. Много деревьев. Небольшие дома. Лучи солнца в просветах и на стенах домов. Люди мне кажутся счастливыми, спокойными, уверенными в завтрашнем дне, и в нашем будущем. «Дай Бог!»
   Проезжаем остановку Лермонтовская. Справа большие колоны и надпись: «Место дуэли М.Ю. Лермонтова». Туда наверх  уходит  широкая асфальтовая дорога. Мелькает мысль: «следующий раз приедем сюда» и замирает сердце.
   Где-то слева остался поселок Иноземцева (Каррас). Въезжаем в Железноводск. Время 1830.

ПОЕЗДКА НА МЕСТО ДУЭЛИ

Настает 21 июня. Подъем в 500. В 730 мы уже на вокзале в Железноводске. Маршрутка № 113. Через минут 15 остановка Лермонтовская, у подножья горы Машук, переходим на противоположную сторону. Стоят высокие колонны. Наверху надпись «Место дуэли М.Ю. Лермонтова ».
   Проходим огромные ворота по проезжей асфальтовой дороге. Слева идет тротуар, и схема, подхожу ближе. И тут Лена подготовила мне сюрприз. Она уходит через дорогу вправо. И через несколько секунд мне говорит:
- Федор, а вот посмотри какая схема-
Я оборачиваюсь вправо, перехожу асфальт и замер от удивления и восхищения: передо мною совсем близко снежный Эльбрус; и влево и вправо от него уходят снежная гряда.
 Она смотрит на меня, улыбаясь и сщюрив глаза.
- Ну, как вид? –
- Да удивляюсь я – сказка! Вот так вид! Вот так сюрприз!-
   Идем по проезжей дороге, которая уходит чуть вправо на подъем, и продолжаем любоваться на Эльбрус. Прошли в гору около километра, выходим на площадку: влево забор и на самой вершине горы Машук виднеется телебашня. Справа архитектурное сооружение в виде ворот, много бутылок из под шампанского. Мы стоим на краю перед нами город Пятигорск. Вдоль уходят небольшие горы и дальше цепь снежных гор и над этой цепью возвышается белый Эльбрус.
   Смотрим, перед нами поднимается к нам мужчина лет 75.
- Здравствуйте – обращаемся мы к нему
- Скажите, а где место дуэли Лермонтова – продолжаем мы.
- А вы прошли, где нужно было поворачивать влево – поясняет он нам.
- А это сооружение называется «ворота любви». Сюда приезжают молодожены и гуляют всю ночь.
   Идем метров 300 назад. Сворачиваем вправо. Подходим к месту дуэли. Меня охватывает волнение, на глазах появляются слезы, беру себя в руки.
   Перед нами обелиск. Слева памятная плита, здесь было первое захоронение Лермонтова. А затем его тело перевезли в Тарханы.
   Наш незнакомец, попрощавшись с нами, уходит по тропинке дальше.
   Напротив, в километрах трех гора Бештау. Представил, как стоял Лермонтов лицом на Бештау, а ниже Мартынов с пистолетом в руке. Глаза впились в поэта.
   У меня на душе спокойствие: вспомнились Тарханы и музей Лермонтова в Москве на Малой Молчановке.
   Покупаю для своего музея бронзовый  брелок: на одной стороне обелиск, а на другой портрет Лермонтова. И еще приобретаю фото, где вся семья Лермонтовых. Очень красиво.
   Возвращаемся. Эльбрус уже затянут дымкой и белыми тучами. Они как бы зависают над Эльбрусом. Выходим с центрального выхода, мимо колон. Я снимаю свой немецкий рюкзак, со складным стулом. Сажусь и смотрю на гору Бештау, а за мной гора Машук.
   Не верится. За 55 лет своей жизни я здесь впервые.
- Федор вставай наша маршрутка – говорит Лена.
Оказывается шофер тот самый парень, с которым мы ехали первый раз в Пятигорск. Он нас увидел и затормозил.
   Хорошо на душе, когда встречаешь хорошего человека!
   Едем на маршрутке, я посматриваю то на гору Бештау, то на гору Машук, немного приходя в себя  от впечатлений.
   Столько было мною прочитано о Пятигорске, и месте дуэли Лермонтова и такая моя неожиданная поездка сюда.


ПРОЩАНИЕ С БЕШТАУ

   Наступает 28 июня. Мне сегодня уезжать из Быкогорки. Поезд Кисловодск-Самара от станции Бештау, в 2045. В 1630 отходит автобус в Железноводск. Целую в щечку Лену, как говорится «последнее прости».
   Я машу рукой ей через стекло. Она стоит на ступеньках магазина, где я помогал в течении месяца. Через 20 минут я на вокзале. Перрон с навесом. Электричка уже на месте с открытыми дверями. В 1720 электропоезд трогается. Очень медленно едет, как-то  непривычно. Я смотрю влево, вправо: густой лес. Солнечные просветы.
   Через минут 25 мы на вокзале Бештау. После ремонта очень красив и аккуратен. Перед вокзалом площадка. Как бы нависает над путями. Устанавливаю свой немецкий стул. Прямо передо мною равнина, и где-то за лесом поселок Иноземцево (Каррас). Справа нависает  загадочный Бештау. Известная гора всему миру благодаря нашему поэту.
   Сижу, делаю записи в своем дневнике. Слева от меня сидят пять молодых девушек лет по 16, а дальше ребята о чем-то весело переговариваются.
   Через час смотрю, молодежь пребывает.  Подходят электрички на Мин-воды, Пятигорск, Кисловодск и они довольные забегают в них. У некоторых мокрые головы.
- Ребята, а что здесь есть озеро? –
- Да, около одного километра – отвечают они.
- А вы что таксист? –
- Нет, отвечаю я – охранник.
   В 2010 подходят ко мне брат Лены и ее племянник Ваня. Я покупаю 1,5 литра ситро и 3 стаканчика, наливаю и произношу тост:
- Ну, за нас. За нашу традицию –
   Племянник улыбается: «Мол, молодцы. Трезвые люди».
   В 2020 подходит поезд. Подходим к вагону № 8. Билет проверяет проводница, сверяет фамилию с паспортом.
   Заношу вещи в вагон и орехи в пакете. Затем выхожу на платформу. Дарю свою авторучку Ване со словами:
- Учись на отлично –
- Есть – отвечает он.
   Тут возле входа парень лет 40 «навеселе» веселит проводниц.
 Поезд трогается. Перед этим я бросаю быстрые взгляды на Бештау!!! Прямо как во сне. Какая красивая гора.   Машу рукой брату и племяннику, «До свидания, до встречи в Волгограде».













ПИСЬМО ИЗ ЖЕЛЕЗНОВОДСКА

Здравствуй любимый Федор!!!
   Вот решила написать тебе письмо. Когда я уехала от тебя на следующий день у меня заболел зуб. Я утром побежала выдергивать. Пошла в платную, но врач не пришел. Я пошла в свою поликлинику. Там мне выдернули зуб мудрости.
   Вообще ничего не было больно. Пришла домой, и весь день лежала пила таблетки. На следующий день начали собираться в дорогу. С нами поехал Виталий на своей машине, мама и Катюша. Выехали вечером в 2000 . Ехали всю ночь. На утро в 9 часов были уже в Быкогорске. Мама и Катюша живут у меня. На 14 августа взяли билеты, поедут уже в Волгоград. А Виталий с Максимом уехали через четыре дня назад в Волгоград. Максим должен то же уже скоро приехать домой. Я работаю без выходных.
   Лена очень рада, что я приехала назад. Сейчас провожу их, и буду копить деньги, хочу все-таки я на море, а там не знаю, как получится. Как у тебя дела, работа? Я очень скучаю по тебе. Вещи твои мне все время напоминают о тебе.
   Погода у нас хорошая, солнце, но ночью уже прохладно. Завтра беру выходной  - это 11 августа поедем в Пятигорск в парк: мама, Катя, я, Ваня и брат. Потом тебе опишу, какой там парк. Я ни разу там не была.
   Катюшу возила в Железноводский парк, фотографировались с ней там. Погода такая пасмурная была очень хорошо. Потом приехали с ней домой. Женя делал вечером шашлык. Вот такие дела.
    Про тебя спрашивал д.Жора, как ты там поживаешь. Я сказала: все хорошо. Передавал тебе привет. Ну, если захочешь мне написать, то пиши, мне будет приятно от тебя получить письмо.
 На этом писать заканчиваю. Привет от Вани.
Целую тебя горячо.
Лена 10.08.08г.






РАССВЕТ В СУХУМИ

Очередной отпуск

   Сегодня 2 часа утра 30 ноября 2008 года наш поезд Красноярск – Адлер подъезжает к городу Туапсе.
   У меня очередной отпуск на работе и я решил поехать в Абхазию продолжать писать об этой сказочной стране!
   Долгожданный вокзал – скоро море!
   Проехали мост через реку, и справа чернеет море, а слева мерцают огни поселков. Проехали Лазаревское, где я был в том году.
   Вот вокзал Сочи. Поехали дальше. Подъезжая к Адлеру, волнуюсь и про себя три раза читаю молитву.
   В 620 выхожу из вокзала. Подруливает светло-зеленый красивый автобус. Захожу в него. Напротив меня сидит лет 40 веселый кавказец. Он объясняет всем входящим:
 - Оплата при выходе -
 - Да, да это вам, деньги при выходе -
Спрашиваю его:
 - Где лучше выйти. Я еду в Абхазию на сборку урожая мандарин, в Новый Афон -
   И тут в автобус входит его друг, тоже лет 40.
- Ты в Сухуми? –
- Да –
- А мандарины все собрал? -
- Нет -
- Точно? -
- Да -
- Вот к нему -
   Мы проезжаем Адлер. Влево уходит дорога в аэропорт и на Красную поляну.
   Проехали мост над рекой, затем поселок Веселое. Начинает светать.
   Конечная остановка. Выходим на тротуар, и здесь я достаю карманный  календарь на 2009 год, а обратная сторона фото Центральной набережной Волгограда.
   Знакомимся:
- Федор -
- Григорий - говорит мой первый знакомый.
- А его звать Юрий – продолжает Григорий
   И тут с удивлением и уважением глядя на меня, произносит:
- А вот ты, какой человек -
- Ты мне сразу понравился –
- Да мир не без добрых людей – понятливо говорю я.
Он переводит глаза на чуть отошедшего друга.
- Держись Юрия, он хороший человек. 
   Мы уходим с Юрием чуть влево, проходим через рынок. Слева и справа камеры хранения. Стоят человек 5 работников милиции. Подходим к помещению там проверка на эксколаторе вещей.
   Идем дальше. Возле второго пропускного пункта люди с тачками: «Ясно, идут за апельсинами на оптовый рынок». Паспорт в окошечко. Пограничник за компьютером проверяет базу данных, отдает назад.
   Проходим мост через реку Псоу. Затем по насыпи влево. Заходим на автостоянку. У Юрия здесь стоит белая «Газель», микроавтобус. Уже светло, солнце вышло из-за гор.
   Он за руль, я с вещами в салон на сиденье, и поехали. Я любуюсь красотами Абхазии. Слева три ряда гор как веером тянутся к небу. На последнем ряду лежит снег. Справа море. У берега оно светло-зеленое, затем зелено-синее и дальше на горизонте темно-синее.
   Проехали Гагры: площадь, центральный парк и далее тянется набережная, Колоннада. Слева Бывший Горком КПСС.   Как хорошо в Абхазии!
   Вспоминаются экскурсии на озеро Рица и в Сухуми, где экскурсоводы рассказывали, разные были и сказания.
- Бог раздал всем народам земли.
 А для себя он приобрел сказочное место.
- Рай на земле: Абхазию!
 К нему пришел еще один народ, будущим жителям ничего не осталось. И он, посмотрев на них, отдает им эту землю!»
 Не переставая смотреть на природу и на любимые горы, и море говорю Юрию:
- Служил я в Грузии в Манглиси и там полюбил горы.  А здесь и горы, и море. Каждый год с 2000 года, после 10 летнего перерыва, езжу в Лазаревское в сентябре, октябре, а в этом году выпал отпуск в декабре и я решился ехать в Новый Афон и совместить отдых со сбором урожая мандарин, апельсин-
- Ясно – говорит Юрий. И продолжает, быстро посмотрев на меня и чуть улыбнувшись глазами:
- а это твоя одна цель Федор? -
   После минутного молчания, я говорю ему:
- Ну что же придется признаваться -
- В чем Федор ты хочешь признаться? -
- Ты угадал. Моя вторая профессия журналист - говорю я ему просто.
- И я пишу второй год книгу «Эхолот» об Абхазии, вышло уже второе издание.-
И дарю ему книгу  «Эхолот»
- А в июне съездив за свой счет в отпуск в г. Железноводск начал писать  5 книгу о памятных местах, т.е.  место  дуэли Лермонтова и своем посещении музея-заповедника имени  Михаила Юрьевича Лермонтова в Пятигорске. А моя поездка в Абхазию сейчас, войдет в эту книгу.
- А у меня есть знакомый писатель Попов – говорит Юрий.
- Я подпишу потом ему и в библиотеку г. Сухуми  «Эхолот » - радуюсь я.
« Вот! Думаю я. Бог свел нас троих не случайно в Адлере».   Подъезжаем к Новому Афону, слева на высоте виднеется монастырь.
   Юрий останавливает «Газель и говорит тихо, чуть волнуясь:
- Вот Федор и Новый Афон, тебе твой знакомый в Волгограде говорил о нем»-
   Я решаю через три секунды:
-Ну ладно, поехали в Сухуми раз нас судьба свела троих по моему приезду-
   Чувствую, Юрий выдохнул воздух из легких. Ему видно не хотелось расставаться с журналистом.
   « Да – думаю я – на своем опыте, работая в газетах 10 лет я почувствовал утверждение, что в России по особенному, еще с большей любовью относятся к журналистам и писателям. Это я чувствую каждый день».
   Как мне однажды сказал житель Волгограда в 1993 году:
- А на кого же еще надеяться в России!-
- Кто еще заступиться за нас, за народ, а? –
   Проезжаем мост через ущелье длиной метров в 50.
   До моря около километра. Появляются первые дома.
- Вот уже и Сухуми – поясняет Юрий. Вот окраина Сухуми, едем к центру города. Справа и слева, кое-где видны разрушенные войной здания.
   Центральный вокзал – разрушенный и обожженный, как дом Павлова в Волгограде. « Сжимается сердце и чуть задерживается дыхание- вот последствия империализма с «человеческим» лицом, как проехали нам по ушам «демократы» в 1991».
   Поворот влево. Наша «Газель» шустро урча, взбирается на крутых подъемах. Слева ущелье, справа плиточные ограды на склонах еще малых гор.

ДОМ В ГОРАХ АБХАЗИИ

Через три километра подъехали к дому, где живет Юрий.
   Дорога уходит дальше к вершинам гор. Справа стоят вдоль улицы двухэтажные дома, а слева в деревьях стоит торговый ларек, где продают продукты.
   Заходим, открываем калитку, а затем ворота для автобуса.
   Знакомлюсь с его мамой, звать Ася, ей 80 лет. Юрий младший из трех братьев. Через забор рядом тоже двухэтажный дом – это дом его старшего брата Сергея. А его жена Карина торгует в ларьке. У них два внука: Старший Робик ему 12 лет – первый помощник у родителей и младший Сеня 5 лет – очень шустрый паренек и есть артистические данные. «Так я отвлекся – это далее».
   У Юрия с мамой двухэтажный дом, гараж на нем крыша сделана, веранда с переходом на второй этаж. Заходим в дверь – здесь большая комната метров 7 в длину с выходом на веранду и с видом на сад и юго-восток, а в ширину метров 4. Вправо две отдельные комнаты.
   Захожу в первую комнат: стоят две кровати, а окно выходит на юго-запад с видом на море. А комнаты мамы Аси и Юрия с женой на 1 этаже
   Спускаемся вниз и идем в сад: здесь собирают урожай мандарин соседи Юрия – Александр и Анжела. Здесь соседи с одной улицы помогают убирать урожай друг другу.
   Беру секатор и ведро с крючком, что бы цеплять его за ветки и складывать апельсины в это висячее или стоячее ведро – если стоишь на земле и достаешь апельсины рукой. А если высоко висят мандарины, то лестницу и ногой на толстую ветку.
   Ящик апельсин собрать стоит 50 рублей. Питание и проживание бесплатно.
   Есть такое определение как вживание журналиста в образ, в жизнь, в определенные обстоятельства.
   Есть еще журналистские расследования, но об этом как-нибудь в другой раз и в другое время.
   « Лучше пиши дальше – это я себе». « Лучшая награда для журналиста – это добрая память о нем его друзей, знакомых и просто жителей города и
 страны». « Так писать дальше будешь о море и горах. Философ – одергиваю я себя».
   Наш цветущий сад склоном уходит в овраг. Я упорно собираю мандарины – набираю скорость и сноровку. Рядом со мной на соседнем кусте работает симпатичная Анжела лет 35-40.
- А вы только на сбор урожая? Так издалека? – удивляется она.
- Да – отвечаю я – за один день делаю второе признание.
- Вот теперь ясно – вскидывает глаза Анжела. И опять в глазах читаю уважение и серьезность.
 «Господи как любят в нашей стране журналистов!»
   И сразу все невзгоды и печали уходят прочь!
   И опять наливается праведной силой твое сердце и душа. И ты спокоен в выбранном пути!»

ХОЧУ ХУРМУ

Проходит дня три и мама Ася мне говорит:
- Федор хочу хурму, я ее очень люблю-
Я лезу по лестнице на высокое дерево, где растет такая недоступная хурма. Нарвал кастрюлю, при этом чуть пошатнулась лестница, и я чуть не спикировал вниз.
    На другой день меня снова «радует» мама Ася:
- Федор хочу хурму-
- Нет. Только с Юрием, а то очень опасно-
   Я лезу за хурмой. Он держит двумя руками лестницу. Я нарвал пол ведра. И начал тянуться еще к одной хурме, в это время Юрий держит лестницу одной рукой и смотрит куда-то в сторону.
   И тут… Я лечу вниз влево вместе с лестницей, Юрий пытается удержать меня и лестницу, и мы уже падаем на какие-то железки и в момент удара левой рукой о железку я делаю рывок в сторону на лету и отталкиваю себя и Юрия от падения прямо на железки.
   Хватаюсь за левую руку, которой ударился о железку.
- Нет, третий раз я не выдержу перелома левой руки - говорю.
На месте удара вырастает шишка. Бинт на руку. А на бинт льем немного чачи. Запах хороший. И так делаю утром и вечером. Шишка проходит. И, слава богу, рука не сломана.
   Теперь я действую над кустом одной рукой, но норму делаю. Пригодилась рабочая закалка слесаря-ремонтника – не отрываться от работы пока не закончил задание.
    7 часов утра. Подъем. Рассвет в Сухуми! Я радуюсь, что приехал в Абхазию. Сажусь у окна и каждое утро наблюдаю восход солнца!
   На юге красное зарево и очертания гор. Считаю вершины их 17.
   Передо мною зеленые фруктовые деревья, а точнее их верхушки уходят к горам. Красное солнце потихоньку показывается из-за гор. Затем желтеет и становится светлым и ярким.


РАССВЕТ НАД СУХУМИ

И эту радость я наблюдаю и жду каждое утро!
   Затем я иду в сад: кушаю хурму и мандарины – делаю чистку печени.
Вспоминаю шутку в рядах милиционеров:
- Две кружки пива заменяют удар по печени-
   Потом завтрак с мамой Асей и Юрием, и за работу. «Да, это веселее, чем нести дежурство на двух работах». Типа:
- Стой, кто идет-
- Или ваши документы - думаю я».
   Примерно в 1700 начинается закат солнца на Западе в море. Снова красное зарево во все небо. Оно – это зарево как бы зависает над морем. Где-то около 1800 уже темно.
   На второй вечер по приезду мы садимся с Юрием в «Газель» и начинаем носиться по крутым горным улицам. То есть, чистим «не чистый» бензин. Перед нами лежит и светится огоньками ночной горный сказочный Сухуми!
   А утром солнце начинает весело и красочно выплывать из-за гор. Как хорошо, что я в  столице Абхазии!
   Каждый вечер к маме Асе приходит соседская девочка лет 12-13 Гаяне и помогает по хозяйству - коровка, молоко, корм. Иногда с ней приходит ее младший брат Артур лет 9-10.
   Я им обещал перед отъездом, что по приезду в 2009 году обязательно привезти фотографии Волгограда. А я свои обещания всегда привык исполнять.


РАДОСТЬ БАБУШКИ

В течение дня слышу плач младшего Сени.
- Что такое - кричит бабушка Карина, выйдя из киоска.
- Робик, кто обидел Сеню? -
- Он столкнул лестницу – поясняет Робик.
Сеня делает плаксивое лицо и произносит звук грудного очень детского плача:
- А я не хотел, я проходил и задел плечом. Не обижайте меня я маленький –из-за прикрытых век виднеются хитрые и чуть настороженные глаза.
- Ну ладно, не плачь – успокаивает его ласково бабушка.
   Через некоторое время или вечером опять слышу «плач» Сени.
- Робик, что случилось, почему плачет Сеня?-
- А он толкнул кастрюлю ногой –
- А я не толкал – это случайно, я не хотел – поясняет Сеня с мимикой страдальца из-за такой ужасной «несправедливости» и «обиды».
-Я говорила тебе, смотри под ноги –
- Ну, иди ко мне мой маленький, только не плачь, ну не надо плакать мой хороший – жалеет его бабушка.
   А он и не плакал, а выжидал время, когда кончаются укоры и «воспитание».
Утром начинаем переборку мандарин с Юрием. По три ведра и в мешок сетчатый и узелок. Потом, когда нужно, дернул за шнурок он и открылся.
 «Получилось как в стихах» - подумал я. Хотя стихи никогда не писал. Из какой-то сказки.
   Часов в 9 утра, через калитку входит скромный, тихий, застенчивый Сеня.
Юрий настороже. Он желает нам здоровья и доброго утра, очень культурен и ласков, каким, в общем, и должно быть дитё!
   Через пять минут начинаются его действия: вот он подошел к прицепу и потрогал борт. Юрий, не поворачивая головы и занимаясь со мной переборкой мандарин, говорит племяннику:
- Сеня не трогай -
Сеня обошел прицеп, ногой постучал по колесу – ага на месте , накачено.
   Юрий снова очень спокойно и уважительно говорит:
- Я кому сказал -
Сеня тихо залезает в прицеп и начинает его раскачивать.
Юрий опять:
- Сеня прекрати -
Сеня прекратил на три секунды. Затем начинает с силой раскачивать прицеп и ограду прицепа. Треск слышен по всему двору и наверно на дороге и в ларьке у бабушки.
   Юрий встает, берет культурно племянника за руки, снимает его с прицепа и ведет к калитке, говоря с уважением и пониманием:
- Сеня иди к бабушке, ты мешаешь нам работать-
Сеня не плача настаивает:
- Юра отпусти меня, я пойду через двор домой, (он имеет в виду «залечь» на некоторое время у мамы Аси). Но Юрий не поддается на хитрость племянника:
- Нет, ты пойдешь через калитку - и культурно выводит его на улицу и закрывает на засов дверь.
   В калитку слышатся несколько ударов недовольного таким решением маленького Сени. Потом слышится голос бабушки, она отвлекает его от нашего двора.
   После обеда часов в 15 приходит Сеня. Он очень серьезен и готов нам помочь. Вот он надел белые рабочие перчатки, помогает нам перебирать мандарины и складывать в ведра. Дружба, мир и взаимопонимание стоит в нашем коллективе. Как будто и не было взаимных «обид» и нареканий.
   Иногда пытается с нами боксировать. И это уже не плачущий маленький ребенок, а боевой умеющий постоять за себя пацан.
- Сеня – говорю я ему – завтра уезжает дядя Федя домой, а в том году привезу тебе фотоальбом города Волгограда –
- Ты живешь в Волгограде? – серьезные и умные глаза на меня смотрят в упор. Он по-мужски жмет мне руку. Появляется старший брат Робик. Он всегда помогает маме Асе, а когда нужно и нам.
   «Какие думаю я отличные ребята, надо обязательно написать о них. И Гаяне и Артур, Робик и Сеня как они любят маму Асю и всегда у нее как говорится под рукой и готовы ей помочь!»
   Наступает 9 декабря. С утра идет дождь, хотя мне повезло с погодой, десять дней было днем  +25 +30. А на море  +15. Ходили днем в легкой одежде. Загружаем «Газель» 100 мешков. Нам уже помогают его жена Марианна симпатичная и культурная, и его теща.
   Приезжала на машине его дочка Ася 18 лет, очень милая и видно очень любит своих родителей и свою бабушку Асю. Мужа ее звать Артем очень культурный и образованный парень.

СПАСИБО

10 декабря. В 300 подъем. Мы трое Юрий, Марианна и я пьем кофе. Дождь не прекращается. Горы затянуты серым туманом. В 400 часа Юрий заводит «Газель» и мы выезжаем со двора. Чуть влево  и мы тихо начинаем съезжать по крутой дороге вниз. Справа ущелье, слева склоны гор. Впереди внизу светится столица Абхазии!
   Поворот влево, чуть теперь вправо. Юрий за рулем, жена Марианна в середине я у двери. Я смотрю налево, потом направо, вперед, затем назад. У меня легкое радостное настроение. Записываю все как на пленку, зная, что потом буду описывать это хорошее, азартное настроение и панораму вокруг. Радостно на душе!
   Благодарю бога, что нашел свое призвание на земле. Вспоминаю 1981год, свою первую статью в «Волгоградской правде» о спортивном клубе юных десантников «Искатель».
СПАСИБО Главному редактору Афанасьеву Александру Ивановичу, который угадал в простом милиционере охраны Обкома КПСС журналиста и дал мне дорогу в литературе.
СПАСИБО Главному редактору газеты «Баррикады» Ромашкову Александру Михайловичу! Где я работал десять лет внештатным корреспондентом.
СПАСИБО писателю Мишаткину Юрию Ивановичу! Который в 1989 году написал мне рецензию на мои рассказы в газетах. Строгую, справедливую и такую нужную для меня.
   Учел все строгие пожелания в этой первой рецензии и в 2003 году получил вторую рецензию, уже на отлично, на свой дневник о казачестве, который я вел с 1991 по 1996 год, участвуя в казачьем движении в своем городе Волгограде.
СПАСИБО родной человек Юрий Иванович!
СПАСИБО Главному редактору « Казачий круг» Родину Николаю Семеновичу!
СПАСИБО журналистам: Мураду Каррыеву, Головчанской Елене Эдуардовне, Судакову Анатолию Викторовичу!
   Наша «Газель» делает поворот вправо, И мы едем уже по главному проспекту Сухуми. Пост ГАИ. Поехали дальше. Слева виднеется пока не восстановленный вокзал, опять сжимается сердце и задерживается дыхание.
   За городом проехали мост. Дождь моросит за окном. Я смотрю влево, где чернеет море, смотрю вперед на фонари и светлый коридор дороги. Вправо, где над нами нависают горы.
   Оглядываюсь назад, где остается город Сухуми, провожая нас уже редкими огнями, и светлая дорога в этой романтичной ночи!
   Снова проехали пост Гаи. Юрий внимательно вглядывается в дорогу, иногда протирая лобовое стекло. Марианна на время закрыла свои красивые черные глаза.
   «Какая хорошая пара. Дай им Господи счастья и добра» - благодарю я их молча за такую волнующую ночную экскурсию!!!
   Вот тихо подъезжаем к Новому Афону. Он весь в красивых огнях. Ярко и красиво украшенная дорога уходит вверх к монастырю.
   Едем, дальше Пост ГАИ, стоит: патрульная машина, и работники ГАИ проверяют автомашины.
   Опять вокруг темно. Вот показались первые огоньки красивых Гагр. Вот слева освещенная КОЛОНАДА, а далее внизу море. Чуть далее центральный парк с водными ручейками.
   Дорога уходит чуть вверх. Влево на берегу моря белая полоса от набегающих волн. Волнуется море, штормит. Впереди поселок Гантиади Глаза начинают закрываться. Усилием воли отбрасываю эту дремоту.
   Проехали поселок Леселидзе. Время 700 . Подъехали к мосту через реку Псоу. Идет дождь. Подписываю свою книгу писателю Попову и в библиотеку города Сухуми и прошу Юрия передать по адресату. Марианне дарю календарь за 2008г. с фото Зюгановым Г.А. Желаю им всего доброго и большое спасибо! И пошел к освещенному мосту – первый пропускной пункт. Через некоторое время второй пропускной пункт и я на автобусной остановке.





ПО ИЗВИЛИСТОЙ ДОРОГЕ

Маршрутка до Сочи. Я выхожу в Адлере напротив вокзала под мост. В кассах нет билетов на этот день, они идут до Волгограда только по нечетным дням. Да и билет у меня на 25 декабря.
   Выхожу из вокзала, прохожу под мост, и я опять на той же остановке. Затем иду на мост, где больше маршруток до Сочи. Дорога прямая до Сочи.  В Сочи уже во всю светит солнце. Выхожу на Ж.Д. вокзал города Сочи. Купил два беляша с мясом запил чашечкой кофе. Хорошо!
   В 1100 часов посадка на автобус до поселка Лазаревское.
   Медленно едем по городу курорту. Едем вдоль речки Сочи. Мост. Много автомашин. Пробка. Дорога вверх. Дорога близко к морю с высоты любуюсь Черным морем и солнцем над ним. Дорога очень извилистая.
   Часа через два подъехали к уже родному поселку Лазаревское, где отдыхаю с 2000 года. Остановка у вокзала. Нахожу двухэтажный дом. По 150 рублей за два дня. Иду на вокзал покупаю билет до Волгограда на 11 декабря в1300. И сдаю свой билет на 25 декабря. Затем иду в библиотеку и дарю свою книгу «Эхолот».
   Затем захожу к атаману Лазаревска Томину Юрию Григорьевичу и так же дарю ему второе издание «Эхолот».
   Прихожу в дом. Душ и засыпаю. Встал в 700. Захожу в фирменный магазин краснодарского чая. Покупаю подарочную упаковку чая для самой моей любимой племянницы и личному биографу Ефимовой Анне Алексеевне. Мы родились в один месяц и день в августе. Я 1952, а она в 1983 году. Мы похожи не только внешне, но и внутренне.
   «Я спокоен за себя, когда Бог призовет меня к себе. Есть смысл человека на земле. У меня уже пятая книга. Дай Бог выпустить ее и двигаться дальше, оставляя добрый след на земле. Но эти мысли только для себя ».
   Прощаюсь с хозяином и хозяйкой, они дают мне визитную карточку
- В том году в октябре на отдых к вам -
Мы будем очень рады -
- По сто грамм коньяка? – предлагают они.
- Нет -  улыбаюсь я – только спорт!
Тепло прощаемся!


ДОМОЙ В ВОЛГОГРАД

В 1200 я уже на вокзале. Выхожу на пляж. Сегодня солнечный день. Солнце светит над морем. Раскладываю свой немецкий стул-рюкзак. И делаю небольшой заплыв в море метра на 3 не больше. Вода после двух дней дождей уже градусов +10. Растираюсь полотенцем. Любуюсь морем. Как тоже хорошо в Лазаревском, здесь я тоже привык. Глянул на часы. Уже 1320. Резкий подъем; рюкзак за плечо, сумку с апельсинами  и мандаринами для моей любимой племянницы и вперед на вокзал. А вокзал вот он рядом  50 метров. Подходит поезд. Мой вагон №7 стоянка три минуты. Проводник симпатичная женщина лет 35. Прощай Лазаревское такое светлое и веселое место.
   Поезд едет вдоль моря. И отблески солнца на морских волнах весело играют. « Как хорошо, светло на душе! Буду ждать отпуск в том году. Но главное выпустить за год сборник из пяти своих книг.
 Дай Бог! Благодарю и прошу еще сил и стойкости!»
   Поезд скорый. И мы уже в 1600 в уютном и веселом, приветливом городе Туапсе.
   В поезде со мной образно в купе, потому что мы едем в плацкартном вагоне, едет домой в Уфу моряк.
- Ну, давай рассказывай, моя книга «Эхолот» о море и моряках-
И мы начинаем иногда прерывающиеся беседы:
- Я служил на минном корабле – тральщике «Валентин Пикуль». Команда БЧ – 5, где механики и электрики. Из Волгограда у нас был только один моряк
- А как питание? – спрашиваю его
- Не очень -
- Ясно – говорю я –
- Ну а походы были? -
- Да, ученья. Когда подрезаем тросы мин, то они всплывают, и мы эти мины расстреливаем из пулеметов-
- А на сверхурочную службу вернешься? – спрашиваю я.
- Климат зимой здесь не очень. Мороз, ветер, шторм –
 В 2200 приехали в Краснодар. В 600 проехали рыбное место -  Котельниково.
 


ВСТРЕЧА


1100 родной Волгоград!
   Привет всем хорошим людям и человекам!
« Господи! Молю тебя еще об одном человеке, о своей любимой Елене Геннадьевне в Пятигорске! Помоги и разведи тучи руками. Ты можешь все!!!»
« Моя муза ты снова пришла ко мне! Благодарю!!! (сон с 12 января на 13 января 2009 года)».
   Смотрю в окно, а солнце светит мне на встречу! И греет светлым, солнечным светом!


Солнце

Как солнце зимнее прекрасно
Когда бродя меж серых туч,
 на белые снега напрасно
Оно кидает слабый луч!..

Как точно, дева молодая,
Твой образ предо мной блестит;
Но взор твой, счастье обещая,
Мою ли душу оживит?

                М.Ю. Лермонтов
                ( 1832 год)












ПЯТИГОРСК

      Воспоминание  сотрудника УВД г. Волгограда Павлова Вячеслава Васильевича.
   12 апреля 2009 года мы ходили вместе красить ограду и приводить в порядок могилы наших родителей.
   Дорогой я ему много рассказывал, о своей журналистской деятельности, и в «тайне» готовил его к воспоминанию о Пятигорске.
   Затем у него дома 18 апреля мы пили кофе, и я пошел в «наступление».
- Павел мне нужен твой рассказ о Пятигорске - Вижу, он смутился.
- Понимаешь, я сейчас очень плотно занялся городом Пятигорском. И пойми, не для тебя пишу и не для себя, а для будущего поколения-
- Надо – подбадриваю его.
- Хорошо. Но это было давно – сомневается он.
- Павел давай начнем как беседу, диалог -
   Он понял, что я занялся серьезно и не отступлю. Применю все методы  убеждения журналиста.
   И Павел начал свой рассказ.
   В 1994 году я работал в УВД г. Волгограда в отделе по охране общественного порядка. Звание у меня было – майор.
   А начинал я с милиционера ППС в 1973 году. Затем уголовный розыск и вот отдел УВД.
- Да – глянул он на меня – мы с тобой технари, я окончил гражданский институт ГОРХОЗ -
    В 1994 году 10 июля наша группа или подразделение около 40 человек сели в автобус «Икарус» и поехали в город Пятигорск Ставропольского края. Меня назначили командиром этой группы. Нас сопровождало  три  машины ГАИ, так как в группе были работники ППС, УБЭП и ГАИ.
   Да почему в Пятигорск, да потому что, там находилось УВД Ставропольского края.
   В Пятигорске  нас поселили в гостиницу 9 этажного здания по 3-4 человека в номере. Здесь собрались группы или подразделения из восьми городов России.
  У каждого из нас было табельное оружие пистолет Макарова в кобуре. Мы не сдавали его в дежурную часть.
   Первый день. Построение. От УВД куратор, т.е. заместитель начальника.
   Определили задачу – охрана общественного порядка в Ставропольском крае. Помощь местным РОВД в городах и поселках.
   Работников ГАИ и УБЭП сразу от нас забрали в Соответствующие структуры. Нас осталось около 200 человек. И всех стали распределять, кого - куда.
   Нас оставили в Пятигорске. С 1600 по два человека в патруль и дежурство по городу.
   Наша гостиница находилась у подножия известной горы Бештау. И слева виднелись гора Машук, а впереди где-то Эльбрус. А так же с нашего балкона открывалась дневная и ночная панорама Пятигорска. И над нами зависал загадочный Бештау.
   В гостинице жили, так же и те, кто отдыхал по путевкам. И вот в первый  же день ко мне подошли две девушки, оказались сестрами, и предложили мне экскурсию по Пятигорску.
«(от автора: Портрет Славы – рост около 180 см, стройный так как занимался спортом – футбол, самбо; глаза темные, волосы черные, доброжелателен, культурен, обаятелен, т.е. добрый, общительный, люди тянуться к нему. Так что не случайно к нему подошли сестры)».
   Мы, беседуя втроем, пришли в городской парк. Постояли у памятника М.Ю. Лермонтова. Так как Пятигорск и Лермонтов не разделимы. Затем прошли на аттракцион «колесо» и когда поднимались вверх, видна панорама города и гора Эльбрус.
   Н а другой день мы сходили в музей заповедник имени М.Ю. Лермонтова, а потом съездили на место дуэли нашего любимого поэта. Потом Железноводск. Красивый парк. Два льва дежурят у входа.
   Через пять дней наше подразделение направилось в город Ставрополь.
   Ставрополь, так же интересный город, старинный. Он расположен на склонах небольших гор. Ночью панорама города очень интересна: там светятся дома на горах, внизу освещенные улицы, кварталы, он как бы разбросан в горах. Город – крепость. Осталась часть крепостной стены.
  Мы там, тоже патрулировали около четырех дней. А затем уехали в город Кисловодск. Осмотрел я старый город парк. Потом снова Пятигорск. Затем Ессентуки – казачий город.
   Снова дежурство с 1600 до 2400  охрана улиц, вокзала. Проверка документов – когда это необходимо и т.д.
   Как-то ночью из другого подразделения понятно «под градусом» стрельнул с балкона вверх из пистолета Макарова. А на нас Волгоградцев кто-то сказал – это они. Понятно стало известно руководству УВД и началось: объяснения – признавайтесь, это точно сделали ваши. На нас был очень серьезный нажим.
- Это вы, кто-то из ваших -
- Да нет – говорю я им – как командир я заявляю, что я очень строг и провожу воспитательную работу в подразделении, и не они это сделали.
- Ели отвязались – в сердцах добавляет мой друг Слава.
   В конце августа мне в Дежурной части УВД дали прочитать сообщение, что наши войска двинулись к границе с Чечнёй. И нам было приказано сниматься и уезжать в свой город. Ставропольский край переходил на военное положение.
   Опять автобус «Икарус»  три машины сопровождения ГАИ из Волгограда, и мы поехали.
   Да Ставропольский край – богатая и хлеборобная земля. Климат там мягкий, благоприятный. Он действует благоприятно и на людей и на растительность.




Снайпер
   Однажды на стройку, где я дежурил, заходит парень лет 30.
- Можно водички попить? –
- Да, конечно –
Разговорились. Узнав, что я работаю в газетах внештатным корреспондентом и написал 5 книг, он начал рассказывать о себе.
   Живу в Волгограде. Здесь закончил 10 классов в 1992 году. В 1995 году закончил учебку в Армии. В учебке ко мне присмотрелся офицер-преподаватель по стрельбе.
 Он мне сказал:
- У тебя есть данные – т.е.:
а) меткость при стрельбе
б) выдержка
в) хорошее зрение
г) ориентировка на местности
д) выносливость при беге – это очень важно.
И стал готовить меня для службы в мотострелковых войсках, снайпером. И стал меня обучать.
Этапы:
1) После каждого выстрела менять позицию
2) Подготовка для стрельбы; оборудовать несколько замаскированных точек
3) Незаметный уход после выполнения задания, т.е. выживание
4) Дуэль снайперов, как победить противника; ловить противника на бликах, на вспышках выстрела, на звук выстрела, на уходе его с точки, ставить ложные выстрелы из второй винтовки
   В 1996 году нас привезли в Северную Осетию во Владикавказ. И я стал нести службу в миротворческой группе на границе Северной Осетии и Ингушетии.
И когда банды с той или другой стороны пытались прорваться через наши позиции мы начинали отбивать их атаки.
   Там я прослужил один год, а затем по ранению ушел из Армии. Работал в Волгограде на предприятии: начались задержки заработной платы. Наступил 1997 год, и тут у меня произошла встреча с вербовщиком по военным действиям из Югославии через бывшего сослуживца. И я решил встать на защиту народа Сербии против агрессии Америки и НАТО.
   На самолете прилетел в Киев. Затем самолетом до Белграда. Меня там встретили и отвезли на тренировочную базу в километрах 80 от столицы. На базе мне очень понравилось: двухэтажные коттеджи, номер на двоих-троих, холодильник, телевизор, душ, столовая.
   На базе были десантники  профессионалы-наемники. И там мне сразу сказал офицер, так я был худощав:
- Парень ты, что сюда приехал? -
- Я снайпер -
- Что второй разряд? -
- Нет, я кандидат в мастера спорта.
Тогда со мной стали заниматься и заговорили более серьезно. Вышел на позицию и показал свою классность.
   Подготовка, ознакомление было около одного месяца. Затем меня направили в полк наемников, который вел борьбу  против косовских албанских бандитов или как они сами себя называли Армия Освобождения Косово.
   Нас на полк было 16 снайперов. Два снайпера на одну роту.
   Милошович платил нам хорошо. Он обложил предпринимателей налогом. Но я воевал больше из-за уважения к этой прекрасной стране и братскому народу. Так как еще школьником был в этой стране туристом по путевке. Жители здесь жили еще лучше, чем другие страны Европы. Мне кажется, что и на Югославию напали из-за этой зависти. Что, мол, есть страна социализма, где люди живут лучше, чем в Америке и Европе.
   Десантники были настоящие профи. При себе имели два, а то и четыре автомата Калашникова АКМ и одноразовые гранатометы до шести штук.
   Самолеты стран НАТО сербы сбивали нашей «Иглой», летчик выбрасывался на парашюте. Летчики почти все были англичане, так как американцы-вояки все трусы. И вот спускается летчик на парашюте, наши десантники берут его в плен, а при нем записка и сто золотых монет фунтов стерлингов с цифрой № 6, значит стоимость 600 фунтов стерлингов. А в записке слова, получите еще сто монет, если оставите в живых летчика. Позвоните по такому телефону и номер телефона.
  Мы набираем указанный номер и нас спрашивают:
- Где вы находитесь? Ваши координаты -
- Ждите, подъедет машина - 
Подъезжает Джип. Оттуда выходит человек в костюме тройка в галстуке, отдает сто золотых монет с цифрой № 6 в мешочке, забирает живого летчика и как говорится «по рукам».
   Военные сербы возмущены:
- Мы сбили, а вам монеты. Делитесь -
Но наши наемники не хотели делиться. И часто в кафе происходили между нами разборки, жесткие.
   У нас командиром роты был настоящий профессионал. Воевал в Афганистане. Полковник. Мы узнавали, что такое-то село охраняют 150 боевиков и у них обычно еще три миномета. У них не было никакой дисциплины. Их не кормили, наверно разворовали на верху. И они сами выходили из положения.
   Перед нашей атакой ночью, мы днем к ним засылали подростка с наркотой. Командир нашей роты  говорил нам:
- Спите до четырех часов ночи, а затем наступит час «быка», и мы пойдем в атаку-
   Я напротив этого села занимал позицию. Моя задача была подавлять минометчиков. На село у них было минимум три миномета.
   И вот наступает час «Быка». Десантники пошли. В живых никого из боевиков не оставляли. А я смотрел в прицел и вел отстрел тех, кто пытался оказать сопротивление и следил за минометами. Если нас окружали другие части, я снимал маскировочный халат, он был с одной стороны бело-стального цвета, а с другой стороны цвета хаки, заворачивал туда снайперскую винтовку Драгунова и бросал в реку, или заваливал камнями, листвой и т.д.
   На мне всегда была штатская одежда. И если меня останавливали патрули, например хорватские, я говорил, что я из такого-то города и проходил.
   Под правое плечо я всегда подкладывал маленькую подушку, чтобы на плече не было синяка. Эти подушки я покупал на базаре или в магазине. Понятно, что после операции я эти подушечки естественно выбрасывал.
   Десантники не очень любили снайперов. Мне они говорили:
- Ты мокрушник. Ты нам не друг -
- Мы бьем в бою, а ты из засады -
Я в ответ им отвечал:
- А чем это вы лучше меня? -
- Такие же мокрушники -
Они обижались на это.
   Однажды в Косово, село Збровицы, мы должны были отбить металлургический завод. Милошович просил нас не применять танки, вертолеты, а только автоматы и гранатометы, чтобы сохранить завод. Этот завод охранял иностранный французский легион.
   К ним послали людей, что бы они им сказали, что бы они ушли. В противном случае из вас никто не останется в живых. Так у нас был полк это 2,5 тысячи человек. Их было там человек 700 и они ответили, дайте 50 тысяч баксов и мы уйдем. Им отдали 50 тысяч и они ушли. И тут началось… В общем мы взяли этот завод и тысяча боевиков остались там навсегда.
  Меня в одном из цехов взяли в кольцо взвод албанцев. Я понял, что мне не уйти. И я залез в ямку, где были свалены трупы. Спрятал винтовку, измазался кровью и притворился мертвым. Мимо меня или этой ямы, прошел осторожно, стреляя по верху, взвод бандитов.
   А трое из них остались перекурить. Я встревожился: а вдруг начнут колоть штыками и искать раненых. Достал винтовку, и троих бандитов не стало. Затем осторожно выбрался из цеха, а кругом была стрельба. И ползком вылез из этого завода. Потом снял маскировочный халат, завернул в него винтовку и утопил в реке. И вернулся в Сербию.
   При мне всегда были деньги и документы, и сумка или мешок с пищей. Я сел на автобус или автомашину – такси
- Ты откуда мне? -
- Из Македонии, был у бабушки, а теперь еду домой – документы мои были сербские.
   Перед атакой нашей роты я всегда готовил несколько мест или окопов (около 8-12) откуда я буду стрелять. И после каждого выстрела я менял позицию. Как учили.
   Албанские снайперы были против нас слабы. Они ленились менять место после выстрела, на что и ловились.
   А вот с Литвы, литовки очень были подготовлены. У них возле их столицы Вильнюса еще с 30-х годов работала снайперская школа. Лучшая в Европе или даже в мире.
   Так что мы стреляли не с деревьев, как показывают в кино, а с бугров, с холмов, с какой-нибудь возвышенности, укрытия и т.д.
   Были дуэли со снайперами, когда начинал работать снайпер, с другой стороны так же посылался сразу снайпер. Примерно высчитывали место и против появлялся «коллега».
   Однажды против меня появился снайпер. Это было ночью. Я засек место его после первого выстрела, я пальнул туда и понял, что попал. Я подполз на то место – да это был боевик албанец. Он поленился сменить место после первого выстрела и попался на втором.
   Иногда попадались и прибалты, но их очень было трудно вычислить и попасть. Еще хороши были снайперы пуштуны с Афганистана. Но однажды я поразил одного пуштуна. Он прилег на открытой местности – уже темнело, и он думал, что я не замечу. Но у меня был зоркий взгляд, отличная подготовка от офицеров-фронтовиков и я чуть заметил движение и выстрелил и попал, и что бы удостовериться я подполз к нему, из-за любопытства.
   Вот с ними было очень трудно вести игру (так как применялись зеркальца и т.д.)
Напряжение было очень высоко. Одним словом – дуэль. Это не бандиты албанцы.
   Меня спасали мои ноги! После выстрела, бегом на другую точку, т.е. подготовленный окоп. Смотришь не только в прицел, но и вокруг себя - не ищут ли? Если пошли на поиск меня, то человека два, три, я их замечал и вел отстрел.
   В Италии на границе с Югославией была база самолетов НАТО, совсем близко, на острове. Откуда они взлетали и бомбили Сербию. Наши десантники готовили бросок на эту базу. И уверяли, что мы ее разгромим в чистую.
  Но Милошович не решился. Он во многом доверился Черномырдину, тогдашнему главе правительства России. А зря. Мы бы их бандитскую армию албанцев отбросили бы из Косово навсегда. И какая-бы была концовка этой интервенции как сказать. Но он доверился кому…
 И его половинчатые меры привели к потере времени и позиций. Хотя одним сербам было очень трудно воевать против НАТО. Но это был героизм народа Сербии.
   Оружие нам и им продавали так называемые маркитаны. Заказываешь автоматы, гранатометы, подъезжает в указанный квадрат грузовик и деньги – оружие. Это международные дельцы по продаже оружия. Они всегда работают точно. Говорят:
- Нужен вертолет? -
- 4 млн. баксов -
 И через полчаса, уже над головой заказанный вертолет. Хоть самолет, только плати бабки.
 При моем выходе на операцию при мне был только одноканальный сканер, который работал только на прием. На него поступали команды командира роты – куда мне двигаться и где работает снайпер и другие указания. Но я естественно с ним связаться не мог, что бы не обнаружить себя. Это было сделано специально. У них делалось так же
   У Сербии были противовоздушные комплексы: С -75, С -125, С -200. С -200 у нас сняты с вооружения, но не рассекречены.
 В общем Милошевич не решился на атаку, на базу в Италии, а то был бы потрясающий фейерверк.
   И Италия сразу бы отказала  НАТО в  использовании ее баз. И неизвестно как бы закончилась война в Югославии. Я думаю победой Сербии!
   В конце 1997 года обстановка резко ухудшилась. Ввели войска НАТО. Участились и начались массовые удары авиации. Наемники стали улетать рейсовыми самолетами из Белграда. Начались этнические чистки сербов в Косово.
   Месяца за три до этого наш взвод попал в засаду. Я был один снайпер, остальные были морские десантники. Однажды утром, только чуть светлело, мы выдвинулись на позиции в Косово, в пригороде города Печ, и попали в засаду.
   Наш взвод только заходил на окраину этого города, как пошла плотная стрельба из стрелкового оружия. Я почему-то растерялся, может, дремал на ходу, и выскочил в полный рост – мол, что? где?
   И … получил тяжелое ранение в пах и тут же потерял сознание – отключился.
Пришел в себя только в госпитале города Ростов-на-Дону. И как я в последствии узнал меня, спасли ребята из нашего взвода. Когда я упал они меня вчетвером подхватили и открыв ураганный огонь сумели отойти назад и вырваться из окружения.
   А затем на машине отвезли меня в Белград, в госпиталь, там врачи извлекли пулю, а затем самолетом рейсовым сумели отправить меня в Ростов.
   Да, вспоминается еще: когда-то мы попали в мощную засаду под пулеметы. Взвод понес потери в командном составе. Погибли: командир взвода, заместитель командира взвода, сержант. Сержант второго отделения не решился взять на себя командование, и мы стали просачиваться по одиночке.
   Хорошо, что при мне всегда были деньги. А в этой ситуации я не бросил винтовку и боеприпасы и две недели выбирался в Сербию, выживая и добывая себе пропитание охотой на ланей. А как разжигал костер? Очень просто, зажигалкой, а если не работала, то я стрелял из винтовки в кучу сухой травы.  И вот взбираясь по горам, я заметил на серпантине пикап с надписью ХАРЧИ. Я прицелился и попал в водителя, и вскрыл замок кузова, а там он был набит одними банками майонеза, другой еды не было. Я взвыл от горя и разочарования.
  Когда я пробивался в Сербию, лезли в голову мысли: вот бы остаться здесь жить.
   Вода здесь чистая минеральная, мясо лани вкусное, хвороста и дров полно, пещеры достаточно комфортны, после окопов. А лань застрелить или горного козла после пуштунского снайпера – это тьфу.
   У меня с собой был всегда спальный мешок в рюкзаке. Но и климат в Югославии очень мягкий, можно собирать траву, используя  ее как подушку. А почва была достаточно теплая.
   И я думал: и что здесь не живется людям мирно, в таком райском краю. У меня был с собою нож, но не боевой, а охотничий.
   Сожалел, что со мной не было удочки, сетки, котелка, а то бы уха получилась на славу! В горных речках много форели – деликатес!
   Таких «походов» у меня 2-3 раза.
И когда один идешь по горам: не обязан подчиняться приказам. И чувствуешь себя абсолютно свободным и счастливым!
   Когда в пещере пробуждают лучи солнца, а спать укладывает мерцание звезд, то возникает отвращение ко всем бюрократическим системам. И тогда понимаешь, что это и есть настоящая жизнь!




ПАРИЖ. ДИЖОН. ПЯТИГОРСК.

Рассказ солиста ансамбля «Волга» Богданова Артёма Викторовича

   Я родился 25 октября 1945 года в Астраханской области, а в 1953 мы с родителями переехали в город Волгоград (Сталинград) и стали жить в Краснооктябрьском районе на улице Хользунова в доме 9 кв. 27.
   А над нами на 3 этаже в кв. 32 жили муж с женой: Касатовы Юрий Владимирович и Лидия Эриковна. Они были по профессии хореографы  и вели танцевальный кружок в клубе «Баррикады». Позже он стал называться Дом Культуры имени Юрия Гагарина, а кружок вырос в ансамбль «Волга».
   В 1957 году, когда я учился в пятом классе Юрий Владимирович и Лидия  Эриков-
на стали вести со мной беседы о творчестве, что оно бывает в разных областях, заинтересовали меня и привели в детскую группу. Уклон – русские народные танцы.
   В 1960 году я перешёл  в старшую группу, уже ансамбля «Волга», так стал называться этот кружок.
   И ему, этому ансамблю «Волга» присвоили звание: народный.
   В детской группе я занимался у Лидии Эриковны, а когда перешёл в старшую группу стал заниматься у её мужа Юрия Владимировича.
   Начались репетиции, хореографическая работа (постановки, репетиции, поездки).
   В 1962 году я пошёл на завод «Баррикады» работать в цех слесарем-ремонтником, и стал совмещать работу и занятия в ансамбле «Волга».
   В 1963 году наш ансамбль, как лауреат Всесоюзных смотров (тогда наша страна называлась Союз Советских Социалистических Республик) был приглашён на международный фестиваль фольклорных  групп в столицу Франции Париж.
   Мы прилетели в Париж на самолете ТУ-104. Нас летело 35 человек. Художественным руководителем был Копченко Василий Иванович.
   Точнее сам фестиваль проходил в Бургунском округе, в столице  этого округа и городе Дижон. Где мы стали призерами этого фестиваля, заняв третье место, и заработали бронзовое колье. И поэтому были приглашены на следующий год на этот же  фестиваль как лауреаты.
   Тут Артём у меня спрашивает:
- А ты помнишь 1968 год, как я тебя записал в наш ансамбль?
- Конечно, помню; нашу группу вел сам художественный руководитель «Волга» Василий Иванович. Но я там занимался больше года, а потом ушёл в комсомольско-оперативный отряд дружинников. Затем служба в Советской Армии. Потом завод «Баррикады», тоже слесарь-ремонтник и поступил в металлургический техникум. Где учился с 1973-1977.
- Я знаешь, почему вспомнил эти годы?
- Нет, отвечает Артём.
- А в 1975 году по TV каждую неделю в течении месяца один час была передача – творчество народов мира. Где каждая страна представляла свои народные танцы. Особенно запомнились танцы: Франции, Италии, Латинской Америки и т.д.
И я с занятий в 2000 каждую неделю уходил на просмотр этой передачи.
- А помнишь, как я тебя встретил где-то в 1976 и сказал, что меня покорил танец Болгарии: где парень в танце ищет девушку; затем он уходит; она в танце ищет его; затем, увидев друг друга, они в танце идут друг другу. Какая музыка и их музыкальный инструмент бузуки! – говорю я.
- Да я вспомнил и ещё ты удивился что во мне осталось: любовь и интерес к танцам- продолжил я.
-Федор, а почему ты так заинтересовался Францией? – спрашивает меня Артем.
- У меня мечта посетить Францию, Париж - говорю я.
- А в качестве кого? – поднимает брови Артём, и устремляет свой взор на меня.
- Как журналист. И дай Бог, что бы мои книги печатались и там
- Это моя вторая мечта –
- Ясно – с пониманием кивает Артём и тепло улыбнувшись, произнес:
- Вот что ты задумал Федор! Да давно ты рвешься в Париж. –
- Ну что – продолжает он – время 900 я ухожу на работу, по делам, встреча в субботу и продолжим воспоминания о Франции –
- Вот ты меня правильно понял - тепло прощаемся.
 В субботу встреча не состоялась.
   13 февраля я проходя по проспекту Металлургов зашёл в книжный магазин. На полке лежит книга о Франции с фото. Смотрю карту страны Франции. Дижон, оказывается, тоже расположен на реке Сена, как и Париж. По карте примерно находятся друг от друга на расстоянии 200 км.
   Прошёл один месяц. Наступает 10 марта. Слава Богу, мы встретились с Артёмом у него на дежурстве. Время 1800 .
- Ну Артём сегодня мы должны закончить рассказ об ансамбле «Волга» -
- Хорошо - говорит Артём.
- Я переписал твой рассказ, вернее его начало. Давай читай. Если есть вопросы, задавай -
   Мы сидим за письменным столом между нами настольная лампа. Артём берет в правую руку мою красивую авторучку и что-то хочет исправить.
- Руки! - говорю я ему - от чистовика.
- А тут я правлю только сам –
- А - улыбнулся Артём доброжелательно.
- Ну, тогда исправь своей рукой, не Лидия Яковлевна, а Лидия Эриковна. Или тебе все равно? -
- Нет, не все равно: нужна точность. Спасибо! -
- Так – говорит Артём, так же читая первую страницу, а ты знаешь, что такое звание народный?  А? -
Я молчу.
- Народный ансамбль танца – это звание, считай, профессиональный. А ансамбль народного танца, это самодеятельный коллектив-
- Кадриль, переплясы, лирический танец, плясовая – это первое отделение шло в концерте.
- А второе отделение шли танцы народов СССР (Грузинские, Молдавские, Туркменские, Украинский «Гапак», Белорусские).
   Это мы делали и в Волгограде – что бы завоевать звание народный -
- На базе ансамбля «Волга» хотели сделать в Волгограде Государственный ансамбль танца. Теперь тебе ясно Фёдор? -
Я молчу, а затем не выдерживаю:
- Ого! Вот в какой ансамбль я попал - восклицаю я с удивлением и благодарностью, глядя на Артёма -
- Но Артём, судьба! - продолжаю я далее - с ансамбля «Волга» я ушёл, но видишь у меня хорошо пошло в литературе -
Артём завёлся и ведёт рассказ четко, ясно, вкладывая душу.
Наступает 1964 год.
   Мы усложнили программу. Нас освободили от работы на заводе на два месяца. Мы ввели в программу:
I  Казачью пляску с саблями.
II Русский танец с балалайками. Мы сами играли на них и тут же танцевали.
III В оркестровой группе появился второй баян.
IV Русский танец с ложками.
   1 сентября наша группа из 35 человек выехала из Волгограда поездом до Москвы. У нас у каждого было по два чемодана: один с личными вещами, второй с костюмами, а у девчат естественно с платьями.
   Из Москвы самолетом до Парижа. У всех у нас были визы. В аэропорту столицы Франции нас встречали работники нашего посольства, и мы с ними поехали на автобусе в Советское посольство.
   По дороге мы знакомились с Парижем – его улицы, проспекты, площади. Там  очень много площадей, чуть проехали площадь - дорожная развязка и конечно свободно, красиво, празднично. Настроение конечно у нас волнующее, радостное. Как же мы в столице Франции!
   Мы остановились у Эфелевой башни. Около получаса мы ходили возле неё и осматривали - это чудо Парижа. Видели собор Нотердам.
   Приехали в посольство. Нам быстро оформили билеты на поезд Париж- Дижон – Леон.
   Да не забыть город Дижон – побратим с городом Волгоградом.
   И на том же автобусе мы выехали с посольства на Ж.Д. вокзал. Поезд был скоростной. И мы за четыре часа прибыли в Дижон.
   Там нас встретили представители оргкомитета фестиваля - французы, друзья. Нас отвезли в общежитие какой-то гимназии. Ученики почему-то не учились в это время.
   3 сентября начался сам Фестиваль фольклорных групп. Нашими основными конкурентами были: испанцы, болгары, израильцы и танцоры США.
   Мы собрались с силами и в заключительном концерте опередили всех своих соперников. И завоевали, в этой трудной борьбе, первое место с вручением нам главного приза «Золотое колье».
Сами соревнования происходили семь дней. Мы завтракали, обедали и ужинали в винном погребе города Дижона. Этот винный погреб умещал все 22 делегации. А выступали мы в концертных залах, на площадях и делали проход по улицам в танцах  - это называется дефиле.
   А работники – члены жюри оценивали по этим выступлениям – подготовку и класс фольклорных групп.
  Мы уезжали из Дижона в веселом, радостном настроении – представляли, как нас встретят в Волгограде и не ошиблись!
   Снова поезд до Парижа, работники посольства. Самолёт Париж – Москва. Затем самолётом до Волгограда. Ну и теплая, душевная встреча в нашем Доме Культуры имени Юрия Гагарина.
Наступает 1965 год
   Наш ансамбль «Волга»  и мы участники этого ансамбля едем, а точнее летим снова через Москву в Париж.
   И на фестивале в нашем городе Дижон побратим занимаем в соревновании третье место с вручением бронзового колье. Пропустив вперёд Испанию, Болгарию.
   В ноябре я ушёл служить в Армию. Служил я с ноября 1965 по 1968 год в Киевском военном окружном ансамбле.
   А в этот промежуток времени, т.е. в 1967 наш ансамбль «Волга», так же в сентябре выехал из Волгограда до Парижа на автобусе. Так решил Волгоградский городской исполком, а точнее отдел культуры.
   Ну и этот автобус стал ломаться в пути. То в Чехословакии, в Венгрии и наш ансамбль опоздал на фестиваль на три дня и его не допустили на соревнование.
Ансамбль естественно там ничего не завоевал, и его не пригласили на следующий год. И с тех пор мы туда по-моему не ездили.
 С 1980 года я и другие участники ансамбля «Волга» стали интересоваться, где наше «Золотое колье». Оно вообще-то находилось в Музее «Обороны» (возле вокзала). Нам сказали работники этого музея, что оно возможно в архиве музея. Но так его пока и не нашли.
   Тут я не мог сдержаться и сказал:
- Ну что же Артём – начинаем поиск «Золотого Колье».
- Да что я еще скажу – добавил Артем. Пятигорск красивее Парижа! Пятигорск – это сказка!
 

   ПОВЕСТЬ
«Дорога в Ленинград»
22 июня 1941 года

СЕГОДНЯ РЕШЕНО

   Сегодня 5 сентября 2009 года в 1600 я иду по улице Титова и «бурчу» про себя вспоминая телефонный разговор, вчерашний, с писателем Мишаткиным Юрием Ивановичем.
   Прихожу к штурману Овсянникову Борису Константиновичу – герою моей книги «Эхолот».
- Как дела? – он.
- Хорошо – хмурюсь я.
- Что такое? – он.
- Да, телефонный разговор у меня вчера состоялся с Юрием Ивановичем Мишаткиным по поводу принятия меня в Союз писателей, в будущем конечно, о котором настаивает общественность Волгограда, т.е. кто читал мои книги и сборник из пяти книг.
- Ну пиши, что посоветовал тебе Юрий Иванович, т.е. два романа – говорит он.
- Но я не пишу романы – я.
- А чем отличается роман от повести – он.
Роман – это вымысел, фантазия автора, а повесть это действительность.
- Ну пиши повесть – он.
И тут он в упор начинает смотреть на меня, взгляд как будто начинает греть меня.
- О чем? – я.
- А Ленинград? А блокада? – он.
- Так мы уже это четко отметили в книге «Эхолот» - я.
   Тут его взгляд пронизывающий становится веселее:
- А я тебе расскажу такое о блокаде Ленинграда, что ни один писатель об этом не знал и не писал. А? Как? – подзаводит  меня Борис Константинович.
   До этого момента я сидел за столом напротив хмурый и чем-то недовольный (ясно чем). После этих слов и его загадочной интонации – я начинаю веселеть, глаза у меня расширяются; в них уже задор и интерес (как говорится задел за живое).
- Так и где вы находились 22 июня 1941 года утром? – во мне уже пробудился рабочий корреспондент (все теперь уже пошла моя шестая книга, пронеслось у меня молнией в голове).
- А угадай? – он.
- В Ленинграде – утверждаю я.
- А вот и нет , 22 июня 1941 года я был в Севастополе – улыбнулся он, видя мои удивленные глаза и чуть сощуренные мои веки, чуть чем-то как будто недоверчивые.
- Как так – выдавил я из себя.
- Мы с моей мамой отдыхали в Севастополе у моей тети Лиды. Её муж дядя Коля. Ночью он поцеловал её и сказал, что начались обычные учения – пока до вечера. И ушел на свой корабль. До войны он окончил Высшее Военное морское училище в Ленинграде и получил звание лейтенант и был отправлен в Севастополь.
    А с мамой мы приехали в Севастополь в начале июня в надежде хорошо отдохнуть.
   Дом тети Лиды и дядя Коли находился в центре Севастополя. Что меня сразу удивило по прибытии в Севастополь – это то, что окна домов были заклеены бумагой крест на крест. И второе, что меня удивило – это то, что всё мужское население ходило в морской форме даже дворники в тельняшках.
   Мы с мамой завтракали утром и после чего мы направлялись на графскую пристань, откуда нас прогулочные катера отправляли на близлежащие пляжи. Там мы купались, загорали, ели мороженое. К обеду возвращались домой.
   На пляже мы ловили крабов с пацанами в море руками. А хорошо они ловились мыльницами. Мы их подкладывали под камень, где находился краб, он хватал клешней за край мыльницы, мы его тут же подхватывали и вместе с мыльницей бросали на берег. А затем, набрав их, везли в город, где тётя Лида их варила. Они при варке приобретали красный цвет, очень жалко было их есть. Особенно были вкусные клешни. Я одного варёного краба засушил и привёз в Ленинград похвастаться перед дворовыми ребятами. Они мне по доброму завидовали, что я отдыхал в Крыму.
   А потом мне на пляже ещё нравилось искать в море раковинки, они были как готовые сувениры. Сверху бело-серые, а внутри красные. Взрослые дяденьки в море находили  на дне обросшие травой камни и оттуда извлекали плоские раковины, которые тут же на пляже жарили на листе железа и затем, выпив 100 грамм, использовали этот «деликатес» как закуску.
   На горизонте летали чайки, вдалеке ныряли дельфины стайками, а ещё подальше стояли военные корабли. Мама говорила мне, что они охраняют нас, мне было 10 лет.
   После обеда я выходил на улицу и с местными пацанами играл в «войну». А вечером: я, мама, дядя Коля и тёте Лида гуляли по вечернему Севастополю, по центральной набережной и по городскому парку.
   Кругом играла музыка – духовой оркестр, мама танцевала с дядей Колей. Среди публики были отдыхающие. На черном небе ярко светились звёзды, а на лавках вдоль аллей парка сидели влюбленные. Всё это нравилось маме. После всего мы отправлялись домой и крепко засыпали.
   Утром 22 июня 1941 года тётя Лида разбудила мою маму, она была очень взволнована и сказала маме:
- Знаешь Галя, Колю вызвали срочно на корабль (за ним приходил дежурный матрос) по учебной очередной боевой тревоге -
- Но меня Галя, тревожит то, что после его ухода начались более мощные взрывы, артиллерийская канонада, и слышался звон разбитого стекла, чего раньше при учениях такого не было –
   В 1200 выступил Молотов и сообщил, что началась война. И стало ясно, что Севастополь попал в перечень городов, которые подверглись первым авиобомбёжкам.
   Я проснулся утром, покушал с мамой и тётей Лидой  и отправился во двор к пацанам. Во дворе я увидел большую ямку. Пацаны сказали, что это от бомб или снарядов. Но было ещё не ясно, что это война.
 В 1200 уже все знали, что началась война и на нас напали фашисты.
   Я пришёл домой, и мама мне сказала:
- Боря собирай свои вещи, и мы с тобой едим в Ленинград, я пошла за билетами -
   Домой она вернулась расстроенной и сказала тёте Лиде, что билетов нет. Через несколько дней нам удалось достать билеты. И мы пошли с вещами на вокзал. Подойдя к поезду, мы подошли к своему вагону, я увидел печальные проводы: многие люди были встревожены, обнимались, некоторые плакали. Мы вошли в вагон, раздался гудок, поезд тронулся.
   В поезде ехало много людей, набито было как селёдки в бочке. Помню в вагоне, ехал пацан лет одиннадцати с родителями, с которым мы общались, и девочка лет десяти – покушает и спать. Разговоры взрослых были о войне, что она быстро закончится. Месяц не более – в нашу пользу.
   Мы приехали на Московский вокзал – это на Невском проспекте. Сели в автобус, хотя наша улица была недалеко. Мы жили на улице Маяковского д.15 кв.8.
   Через несколько дней, моя мама решила отправить меня в Волгоград к моим двум тётям. Так в это время у нас гостил мой дядя Стёпа. А он работал лесничим вниз по Волге. Вот мы приехали, и мои тёти решили меня крестить.
   Помню какой-то чан залитый водой. Поп срезал ножницами несколько волос с моей головы и бросил в этот чан с водой и сказал, что я буду жить долго.
   Мои тётушки и их сын, т.е. мой дядя жили в частном секторе возле притока Волги – Пионерки.
   Мой дядя иногда брал меня на рыбалку и на пароходе возил меня под Астрахань, где впоследствии и он и стал жить. В августе 1941 года я вернулся в Ленинград.
   Ленинград готовился к предстоящей обороне. Мама приступила к своей работе воспитателем детского сада, позднее заведующей. Я же с друзьями наблюдал, как город постепенно одевался в броню, стараясь сохранить от варваров драгоценные творения великих зодчих, наблюдал, как многих жителей. В том числе и из нашего дома, отправляли на строительство оборонительных сооружений вокруг города.
   Повсюду создавались курсы: население обучалось основам противохимической и противовоздушной обороны. Формировались общественные отряды МПВС (местной противовоздушной обороны), впоследствии спасавшие дома  от зажигалок. Помню, как в парках, скверах, на Марсовом поле, на набережных и крышах военных объектов устанавливались зенитные установки. По вечерам в воздух поднимались заградительные аппараты. Запомнилось, как зловеще они иногда горели по ночам, будучи подожженными немецкими самолетами.
   В середине июля ленинградцы впервые познакомились с карточками. Началась частичная эвакуация ленинградской промышленности.
   4 сентября немцы начали артиллерийский обстрел города из 240-миллиметровых орудий. Он не замолкнет до прорыва блокады. 8 сентября сгорели Бадаевские склады. Это положило начало голоду… Всех охватило тревожное предчувствие надвигающейся катастрофы.
   Воздушные налёты фашистской авиации, особенно ночью, стали обычным явлением, таким же, как и дневные артобстрелы города.
   В это время мы начали осваивать подготовленное в подвальном помещении дома бомбоубежище. Резкие и тягостные надрывы  воздушных сирен – одна по трансляции, вторая во дворе и твёрдый, монотонный голос диктора ленинградского радио предупреждали нас: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!..» Вначале мы дружно хватали заранее приготовленные чемоданы с необходимыми вещами (тёплая одежда, одеяло, подушка и т.д.) и сумку с запасом продуктов, питьевой воды и быстро спускались в бомбоубежище. Там собиралось много стариков, детей. Наверху – грохот зенитных батарей, гулкие взрывы. Иногда просиживали в подвале по нескольку часов. Постепенно стали привыкать. Мы всё реже спускались вниз. Были случаи, когда бомбы, пробивая верхние этажи, взрывались в нижних, заваливая бомбоубежище. Люди оставались без воздуха и света. Лопались трубы, и вода заливала укрытия. Возможно, и этого боялись. Если суждено погибнуть, так всё равно где.
   Иногда в гости приходил муж сестры моего папы – дядя Стёпа. Он записался в Кировскую дивизию народного ополчения. Позже его как ценного специалиста отозвали. Он удивительно интересно рассказывал об обороне Ленинграда. Затаив дыхание, я боялся пропустить слово. Запомнилось: 10 сентября по Кировскому заводу нанесли сильный бомбовый удар. Дядя Стёпа рассказал, как стойко держались рабочие. В последние дни фашисты подвергли завод методическому обстрелу из тяжёлой артиллерии, часто бомбили. Кировцы жили и работали в постоянном напряжении. Он рассказал, как один немецкий танк прорвался к самому заводу. Конечно, он тут же был наказан кировцами.
   С особым любопытством я рассматривал его личное оружие – пистолет, который он изредка давал мне подержать в руках. Он обучал меня, как гасить зажигалки. Приносил и показывал образцы этих мелких блестящих бомб со стабилизаторами и отверстиями в носовой части, из которых при падении вырывались снопы огня. Их буквально высыпали на Ленинград. Мы, подростки, помогали дежурившим на крышах бойцам тушить их. Облачившись в огромные рукавицы, бесстрашно расправляясь с ними – сбрасывали с крыши, либо втыкали в ящики или бочки с песком. Иногда они взрывались чуть не в наших руках.
   Позднее я узнал, как дяде было поручено особо секретное задание – в десятидневный срок создать истребительную команду подрывников и подготовить Кировский завод (если того потребует обстановка) к взрыву. Дядя Стёпа разъяснил мне, что Гитлер задался целью уничтожить весь наш город. Что все ленинградцы до единого готовы жизни свои не пожалеть, чтобы не допустить этого. Лучше всё взорвать, чем отдать врагу. Только так!
   В октябре вновь снизили довольствие. Я стал получать 200 граммов хлеба на сутки. Всё больше хотелось есть. Квартира остыла. Мы с мамой обычно в конце лета сами пилили, кололи, складывали поленья в подвале, затем вязанками таскали на четвёртый этаж. На топку камина, что был в большой комнате, дров уже не хватало. Купить дрова стало невозможно – склады опустели. Изредка доставали на чёрном рынке торфяные кирпичики, да и те вскоре пропали. Начались перебои с подачей электричества. Ночные бомбёжки следовали одна за другой, днём – бесконечные обстрелы.

МЫ ОСТАЁМСЯ

Было предпринято несколько попыток эвакуировать детский садик через Ладогу или поездом, и каждый раз детей возвращали в Ленинград, так как они попадали под удары с воздуха и артобстрелы. Были жертвы. Наконец  детей удалось отправить на Большую землю. Мама приняла решение остаться со мной в осажденном Ленинграде – будь что будет! Лучше умереть в родном доме, чем ехать неизвестно куда и погибнуть в дороге. Она поступила на работу в бюро пропусков больницы им. Куйбышева. Фактически это был госпиталь. Он как военный объект усиленно подвергался бомбёжкам и артобстрелам.
   Запомнился случай, когда в очередном ночном воздушном бою был сбит немецкий бомбардировщик. Утром мы с пацанами ходили в Таврический сад смотреть на обломки этого самолёта со свастикой на разрушенном корпусе. Говорили, что его таранил наш истребитель. Шли слухи, что среди экипажа вражеского стервятника находилась женщина-пилот, и с ней был её восьмилетний сын. Он был одет в форму немецкого лётчика.
   Два раза я принимал участие со старшими ребятами с нашего двора в выслеживании фашистских диверсантов, которые с помощью ракет наводили немецкие самолёты на военные объекты. Один от нас улизнул. Второй с помощью бойцов МПВО был задержан.
   В ноябре я пошёл в школу. Занимались в бомбоубежище одного из домов. Учебники нам выдали, трудней обстояло с бумагой, иногда приходилось писать на газетах. В помещении холодно. Сидели за партами в пальто, в шапках. Руки зябли. Ходить в школу становилось всё трудней. К этому времени я и мама уже получали хлебный паёк по 150 граммов. Да это был уже и не хлеб. Про остальные продукты только мечтали. От постоянного недоедания у меня стали появляться признаки дистрофии – истощение организма и ослабление сердечной деятельности. Появилась сонливость, начали кровоточить дёсны. Потом – 125 граммов…дуранды. Не хлеб, а б-р-р… И этому были рады. Стали появляться первые трупы. На улицах, во дворах… Самодеятельные гробы. Или просто труп, завёрнутый в тряпьё…
   Морозы крепчали. Для безоконных домов это ужасно. Оборвалось и электричество. Оборвалась и учёба. Пользовались самодельными керосиновыми коптилками со слабомерцающим пламенем.

НАЧАЛО ГОЛОДА

С морозами усилился голод. Запасы еды кончались, а подвоз продуктов был жалким. Всё чаще по карточкам, кроме ломтика «хлеба», ничего не выдавали.
   Пока у нас была сила, мы ещё пытались пользоваться подножным кормом. Несколько раз нам с мамой удавалось добираться до ближайшего пригорода, где на полях, хоть и под артобстрелом, выкапывали из-под снега уцелевшую мёрзлую картошку. Иногда удавалось у деревенских жителей выменять на наши вещи кормовую дуранду или жмыхи. Мама с соседкой ходила к сгоревшим Бадаевским складам и приносила землю, пропитанную горелым сахаром.
   В середине декабря остановились трамваи. Они стояли всюду. Их медленно засыпало снегом. Одинокие, повреждённые снарядами вагоны, покрытые снегом, походили на человеческие трупы. Жизнь в городе ещё больше замерла. Но ослабевшие человечки продолжали несмотря ни на что шагать на работу и с работы. Они работали. Шили тёплую одежду для защитников города, «ковали» оружие – танки, пушки, патроны, автоматы. И большей частью по приказу Ставки отдавали всё это другим фронтам, а сами оставались с «трёхлинейками» и «максимами». К станкам и конвейерным сборкам вставали женщины и подростки, заменяя ушедших на фронт или умерших. «Всё для фронта – всё для Победы!» - таков был лозунг того дня.
   В течение декабря – января в Ленинграде не осталось живности: птиц, кошек, собак – их попросту съели. Искусством по ловле голубей, этих доверчивых птиц, овладел и я. Петля из верёвки, укладываешь её на землю, в центр – капельку корма. Когда голубь заходил в петлю – дёрг за конец верёвки! И голубь в руках!.. Эта нехитрая птичка первой ночевала на крышах. Пришла очередь младших братьев человека. Опять точен Молчанов:

                Мой Шарик был всех псов добрей,
                Чего с ним только не творили!
                В блокадном страшном декабре
                Мы суп из Шарика сварили.

   В конце декабря по городу прошёл страшный слух: будто полчища крыс покидали город. Это очевидцы рассказывали: лавина крыс вышла на Невский проспект со стороны Васильевского острова и с близлежащих улиц. Как по команде эта чёрно-серая живая масса двинулась по всей ширине проспекта в сторону Александро-Невской лавры и далее, сметая на своём пути всё съедобное. Похоже на морскую примету – скорую гибель корабля. Этот слух многих смутил.

ГОСПИТАЛЬ

   По состоянию самочувствия я считал, что уже обречён. Полностью истощённого, полуживого, не имевшего шанса на выживание, привязала меня мама шарфом к детским саночкам. С большим трудом спустилась с гружёными санками с четвёртого этажа во двор. Превозмогая себя, повезла меня в большой военный госпиталь, что находился на Выборгской стороне, недалеко от Финляндского вокзала. Будучи, сама также на последней стадии дистрофии, маленькая, полностью обессиленная от недоедания, ради моего спасения пошла на отчаянный шаг. Она решила вывести умирающего сына из холодной, тёмной квартиры с замёрзшим туалетом и закоченевшими в постелях трупами соседей и подбросить меня к главному подъезду госпиталя. По дороге мы несколько раз попадали под обстрел, но укрываться было негде, и мама спешила. Вот мы и у цели.
   Оставив меня на видном месте возле ворот, мама с болью в душе наблюдала из-за угла за умирающим сыном. Её замысел был прост: меня должны заметить и, сжалившись, забрать в госпиталь. Другого выхода у неё уже не было. Это – последняя надежда. Или…
   Бог оказался к нам благосклонен. Санитары, сопровождавшие очередную машину с ранеными, заметили живого пацана, привязанного к санкам, как покойника. Что такое? А ну в палату его! Положили меня рядом с входной дверью: мест не было. Вокруг – раненые бойцы.
   Очнулся я … во взрослой полосатой пижаме. Моё воскрешение явно обрадовало окружающих, и я тут же ощутил их внимание, отцовское тепло, заботу. Они подбадривали меня шутками, пытались кормить, но я был очень слаб и часто срывался в забытьё. Есть я был не в силах, говорить тоже. Молча, я лежал без движения и тупо смотрел в потолок. Медицинский персонал и бойцы взяли надо мной шефство. Прошло много дней, пока моё состояние начало незаметно улучшаться.
   Постепенно мою койку (на колёсиках) стали передвигать вдоль стенки всё ближе к противоположному углу палаты, перед которым висели большие белые простыни. Я постепенно разобрался в обстановке. Тяжелораненые бойцы, которых спасти не удалось, словно по конвейеру, двигались к этой злополучной белой ширме. С вечера или обычно ночью, когда все спали, их, умирающих, переносили за эти занавески. Оттуда начинали доноситься тяжёлый храп и стоны. Обычно к утру всё смолкало, и изолированных больше никто не видел – их выносили в дверь, расположенную за простынями.
   С грустью я понял, что и моя койка с каждым днём и часом всё ближе к этой «запретной зоне».
Мне очень не хотелось очутиться за белыми шторами. Я мысленно этому сопротивлялся и с ужасом ждал приближающегося вечера. Несмотря  на сочувствие, заботу и поддержку всей палаты, я опять ушёл в забытьё… и ночью очнулся за этими проклятыми занавесками. Далее я опять ничего не помню. Позднее мне рассказали, что я не храпел, не стонал, а только тяжело дышал. Я был на грани клинической смерти. Однако время шло, и моё пребывание в одиночестве затянулось. Я стал как бы тормозом действующего «конвейера». Возможно, прошли сутки, и мне пора было освобождать место, а я всё ещё «теплился». Тогда меня ночью аккуратно вернули в палату, уложив в ближайшем углу.
   Утром все облегчённо вздохнули, увидев меня вновь. Прошло ещё некоторое время, и я очнулся. Лица бойцов, потускневшие от сильных ранений, засветились радостью, когда они поняли, что их подопечный ожил. Не помню, что со мной делали врачи, но через какое-то время я распознал, что меня подкармливали из рожка простоквашей. Медленно ко мне возвращалась жизнь, и моя койка вновь «поехала» в сторону выздоравливающих. Заботливость врачей, медицинских сестёр, ночной нянечки и дружеское отношение раненых сделали своё благодатное дело – я полностью восстановился.
   Каково же было моё удивление, когда, проснувшись после обеда, я увидел в палате новогоднюю ёлку, украшенную разноцветными блестящими игрушками. Она вдохнула радость, святую веру в жизнь и в предстоящую победу всем находившимся на излечении. В знак уважения ко всем окружающим ёлку принесла и украсила моя мама. Она слёзно благодарила медицинских работников и раненых бойцов за моё спасение.
   Всё, что произошло со мной в канун Нового 1942 года, воспринимается мною как кульминация в борьбе  жизни и голодной смерти питерского юнца.

БОРЬБА В КВАРТИРЕ

   В январе я вернулся в нашу промёрзлую квартиру с неубранными застывшими трупами соседей. К этому времени обстановка в осаждённом Ленинграде ещё больше ухудшилась. Ко всем бедам прибавилась ещё одна: прекращение подачи воды. Поблизости питьевой воды не было, и нам дистрофикам, пришлось с большим трудом ходить по соседним дворам и улицам в поисках действующей водонапорной колонки или крана. Вокруг источника воды от сильного мороза (он доходил в то время до 30 градусов) обычно образовывалось круговое возвышение, преодолеть которое ослабленным блокадникам было большой проблемой. Ноги скользили, человек падал и разбивался. Вновь пытался одолеть препятствие и опять падал. Многим добраться до воды не удавалось. Некоторые от неудачи плакали: как быть без воды? Им помогали доставать воду другие. Ленинградцы всегда отличались взаимопомощью и чувством товарищества – это помогало им выжить. Кому удавалось добраться до воды и наполнить ведро, чайник или бидончик, предстояло ещё сложность – съехать по льду вниз, чтобы при этом не упасть и не выплескать на себя или на других воду. Часто устоять на ногах не удавалось, ёмкости опрокидывались, одежда становилась мокрой, а лёд вокруг крана нарастал ещё более. Человек оставался без воды – всё надо было начинать сначала. А где и как сушиться? Пока доползёшь по обледеневшим ступенькам крутой лестницы до четвёртого этажа – расплескаешь воды ещё. Мокрая одежда промерзала. Но без воды оставаться было нельзя – она составляла основную часть рациона блокадника. Когда перестали действовать эти источники, пришлось ходить за водой на Неву. Мусор, нечистоты, в том числе и парашу, выбрасывали во двор. Неподалёку от нас было – не помню – то ли небольшой ипподром, то ли конюшня или гараж. Его и отдали трупам. Там их было множество. Позднее и весь двор превратился в большой переполненный трупами склад под открытым небом. Туда было трудно пройти. Были случаи, когда умерших просто выбрасывали из окна. Они падали в глубокий белый снег и долгое время оставались воткнутыми в него. Со временем их вывезли. Морозная и снежная зима предохраняла Ленинград от эпидемий.
   Город мужественно продолжал жить в трудовом ритме. Многие не уходили с рабочих мест, ночевали в красных уголках, переходили на казарменное положение. На предприятиях их подкармливали по карточкам дрожжевым супом и жидкой кашей на соевом молоке. Я запомнил вкус этой пищи по госпиталю.
   В центре нашей комнаты стояло «изобретение века» - буржуйка. Она топилась почти круглосуточно и накалялась докрасна. Она нас согревала, на ней мы готовили «пищу», и от неё исходило освещение. Проблема была в дровах. Дело дошло до рубки мебели: остальное было сожжено. Столы, стулья уже сожрала печь. Буржуйка была как бы сердцем наших ослабленных дистрофией организмов: она поддерживала наши жизни, пока её топили. В двух-трёх метрах от печки было холодно, и вода замерзала. Сидели мы перед ней молча на стульях, как старцы, втянувши головы в плечи. На мне была шапка, на маме шерстяной платок. Мы были закутаны в одеяла, так как от печки было жарко, а спины мёрзли. В наших головах были мысли только о предстоящей еде, в том числе и о ещё не съеденной порции хлеба. Выкупив рано утром по карточкам свой паёк на двоих – 400 граммов, - мама его сразу строго делила на три доли. Одну мы сразу съедали утром, вторую часть днём и последнюю вечером. Чтобы я не соблазнился, она прятала хлеб. Никакие мои уговоры не действовали.
   На печке постоянно кипела огромная кастрюля с «похлёбкой» и стоял тяжёлый чугунный утюг, которым мы согревали себе ноги, когда поочерёдно, не раздеваясь и ещё более утеплившись, ложились на кровать. Эти «мероприятия» не поощрялись, так как их последствия грозили неприятностью: по мере остывания утюга ослабленная голодом и холодом очередная жертва медленно, беззвучно, под сладкий сон засыпала навечно. В этом мы убеждались не раз. Небезопасно было, и дремать сидя перед буржуйкой, так как по мере постепенного наклона вперёд (к теплу) можно было подпалить себе нос.



ПОХЛЁБКА

   Что касается упомянутой «похлёбки» - тут разговор особый. Увеличение пайка служащим и детям от 125 до 200 граммов было вынужденной мерой. Но это не остановило уровень смертности блокадников, так как кроме хлеба в этот период по карточкам ничего не давали – продуктов в городе не было. Еда: вода и кусочек вязкого хлеба, похожего на глину. Инстинкт самосохранения толкнул нас на вынужденный шаг - употреблять в пищу всё, что мы считали съестным – в кипящую воду летели конопляные зерна, дуранда, жмых, олифа, соевое молоко, дрожжи, сахарин. Но вскоре и эти продукты кончились. В кастрюлю полетели мебельные опилки, кусочки столярного клея, добытого из ножек стульев, остатки казеинового клея из старых переплётов, куски натуральной кожи с оболочек старинных книг, ремней, сумок, вырезки слоистых обоев с мучной основой и многое другое. Всё это добротно сдабривалось солью и острыми специями, оставшимися с «доброго» времени. За этим провиантом мне приходилось дополнительно спускаться этажом ниже в большую многокомнатную бесхозную квартиру. Хорошо зная расположение  пустых квартир, я с успехом находил там венские стулья с «вкусными» опилками и клеем; толстые книги с добротными переплётами и всевозможную кожгалантерею.
   На край буржуйки мы обычно клали мелкие кусочки хлеба, которые мама выкраивала из своей нормы. Когда наливали в тарелки содержимое кастрюли, то для придания вкуса и цвета туда крошили эти слегка подгоревшие на печке кусочки.
                И вот – весна! Ожили мы.
Как хорошо, что мы не знали,
                Что впереди нас ожидали
                Ещё почти что две зимы…
                А. Молчанов

И вот весна! Яркое солнце внесло в сознание блокадников надежду, что нечеловеческие страдания позади. Ладожская трасса, о которой с любовью и верой в неё пели ленинградцы: «Недаром Ладога родная Дорогой жизни названа…», - действительно явилась спасением для многих тысяч жителей города на Неве. Весной она заработала ещё более энергично, и в Ленинграде стали появляться продукты. Мы, ослабленные дистрофией, с радостью восприняли увеличение суточной нормы хлеба по карточкам. Мама стала регулярно получать 400, а я 300 граммов хлеба. Он стал выдаваться регулярно, и его качество повысилось. Стали появляться и кое-какие продукты, талоны на которые раньше не отоваривались. Здоровье ещё оставалось плохим, но смертность немного уменьшилась. Ускорились работы по очистке городских территорий от трупов и нечистот. Вначале этим занимались бойцы МПВО, затем стали привлекать и жителей. Опасность эпидемии миновала. С приходом тепла стала оживать природа, и мы набросились на хвою, и с помощью отвара из неё лечили цингу. В ход пошла молодая съедобная трава, кора деревьев, затем молочные почки.

ПОБЕДА!

Ленинградцы активно приступили к коллективному и самостоятельному овощеводству. Под огороды шёл каждый метр свободной земли. Марсово поле превратилось в сплошной огород. Мы с мамой с большим трудом вскопали там одну  грядку и посадили самые необходимые овощи, травы, морковь, капусту. На грядках был порядок, воровства не было. Незначительный урожай заметно поддержал наши ослабленные организмы.
   27 января 1944 года все ленинградцы вышли на улицы, многие устремились на набережную. В бывшем осаждённом Ленинграде прогремел артиллерийский салют. В вечернее небо над Невой  и над Марсовым полем (где мы с ребятами облюбовали свой наблюдательный пункт) взметнулись многочисленные осветительные ракеты. Грохот артиллерийских орудий и многоцветный фейерверк озарил счастливые лица ликовавших, с радостными слезами на глазах ленинградцев – это осталось у меня в памяти на всю оставшуюся жизнь. Это был для нас самый близкий, самый красочный праздничный салют из всех последующих салютов, которые мне приходилось видеть.
   Город-победитель ликовал! Он радостно отмечал исторический момент – своё полное освобождение от фашистской блокады. Долгожданный час Победы для ленинградцев наступил!
 
ЕСТЬ ЛИ БОГ НА НЕБЕ?

   В один из сентябрьских дней 1943 года в кинотеатре «Художественный», что на Невском проспекте против улицы Маяковского (на которой мне пришлось в страшную зиму 1941-42 годов трагически выстрадать все ужасы холода, голодной смерти и бомбёжки), начали показывать очередной трофейный фильм. Название его я не помню, но для ленинградцев и особенно для нас детей- подростков эти иностранные киноленты представляли в то время огромный интерес. В основном это были музыкальные, весёлые кинокомедии или мелодрамы. Просмотр их, особенно после наших агитационных киносборников о ходе войны и соответствующих художественных лент, доставлял истинное наслаждение. На этих фильмах мы забывали о суровых и тяжких блокадных буднях, погружаясь в духовный мир гармонии и красоты.
   Выбрав удачный момент, я и мой дружок – Валентин Сивожелезов (немного старше меня) стали уговаривать наших мам отпустить нас на улицу, под предлогом подышать свежим воздухом. Обе наши родительницы – подруги, воспитательницы детского садика, который находился в Ковенском переулке (на углу с улицей Восстания). Они обычно нас держали на «казарменном положении» - при себе. В сознании у них укоренилось и прочно действовало понятие, выработанное ещё в грозные зимние времена, что если суждено погибнуть от голода, холода, бомбы или снаряда – то это должно произойти непременно одновременно со своим чадом, чтобы в последствии некому было бы сожалеть и переживать о случившемся горе.
   Придя к твёрдому убеждению, что ни под каким предлогом склонить упрямых родителей на наше «увольнение» в город для культпохода в кино невозможно, мы как будущие «морские волки» (что позднее подтвердила жизнь), приняли единодушно правильное решение – убыть в «самоволку». Захватили с собою спички и старинный довоенного времени, керосиновый фонарик, который должен был освещать нам обратный путь, на случай если наше путешествие затянется допоздна, мы удачно улизнули из-под бдительного контроля наших мам. Они были заняты, строго по распорядку дня, каждая со своей группой подопечных малышей.
   Так как на улице было сравнительно спокойно, то мы уже через полчаса были перед кинотеатром. Удачно применив заранее продуманные варианты проникновения в зрительный зал – через выходные двери (когда народ будет выходить с предыдущего сеанса), или просто: «тётенька, пропустите, пожалуйста», мы оказались в переполненном зале, где начали «крутить» фильм. Публика, окружающая нас, была всех возрастов, и мы вместе с ней бурно реагировали на комические ситуации героев киноленты.
   Несколько раз фильм прерывался от сотрясения здания и из-за отключения света, слышались глухие разрывы, видимо была очередная бомбёжка или артиллерийский обстрел. Окончание фильма было отмечено бурными аплодисментами. Подхваченные толпой и сдавленные со всех сторон, мы двинулись на выход, миновали небольшой дворик и очутились в длинной, узкой и тёмной подворотне, выходящей на Невский проспект. Было уже достаточно темно и, толкаясь в толпе локтями мы решили именно в этот, как нам показалось «удобный» момент, испытать нашу чудо-новинку. Открыв боковую дверцу фонаря, выдвинув поддон с бачком и выкрутив плоский фитиль, начали чиркать спичкой.  Народ продолжал нас сжимать. Спички тухли, кто-то делал нам замечания, но цель была поставлена, и её надо было выполнять. Выбрав подходящий момент и чиркнув для надёжности одновременно несколькими спичками, мы поднесли их дрожащими руками к фитилю…тут, и произошло что-то непонятное?!
   Во-первых, неожиданно раздался сильный грохот – начался массированный артобстрел города. Толпа остановилась и на проспект выходить перестала. Задние ряды дружно подпирали со двора впереди идущих в спины, чтобы успеть занять безопасную зону под надёжным сводом подворотни.
Во-вторых, одновременно из фонаря вырвался столб пламени и разом распространился по спине идущей впереди и одетой в шубу женщины. Решив с испуга, что в неё попал снаряд, она завизжала. Толпа вначале замерла, затем, разобравшись в обстановке загудела. Воспользовавшись временной паузой, с дымящимся фонарём в руках, расталкивая расступающуюся от страха публику, мы выскользнули с Валентином на Невский. Стремглав перебежав проспект под визгами и взрывами снарядов, мы устремились под арку, ведущую во двор «Коллизей».
   Придя в себя после экстремальной ситуации и приведя фонарь в исходное положение, мы стали обдумывать создавшуюся обстановку. Нас волновал теперь один вопрос – как быстрей и без потерь добраться до любящих нас матерей? Они, по нашему глубокому убеждению уже начали сходить с ума в страхе за судьбу исчезнувших сыновей.
   Подхлёстываемые нарастающем чувством ответственности, мы стали искать выход из тяжёлого положения. Было ясно: надо срочно двигать домой. Но обстрел продолжался. Тяжёлые снаряды ложились где-то рядом. Их удары приходились по фасадам домов нашей стороны проспекта, которая оказалась наиболее опасной при обстреле. Сверху перед подворотней сыпались мусор, стёкла. Фашисты стреляли с остервенением и упорством. Вокруг народу прибавилось, но кинозрителей из «Художественного», слава богу, не было. Один страх – за отмщение поджога зрительницы у нас прошёл. Осталось опасение за предстоящую «тёплую» встречу с нашими мамашами.
   Выждав паузу обстрела, обладая достаточным опытом мелких перебежек, вынырнули мы из-под арки и стремглав кинулись вдоль обстреливаемой стены в сторону площади Восстания, периодически укрываясь в критические моменты в ближайших парадных или подворотнях.
   Время пробежки нами было чётко отработано – от еле улавливаемого на слух далёкого артиллерийского залпа, нарастающего свиста – шипения снаряда и до начала его разрыва. Руководствуясь этим, мы успевали «пролететь» расстояние порядка 50 метров.
   Свернув налево по улице Восстания – и, пробежав таким же образом ещё квартал от угла Невского до последней парадной крайнего дома, мы сделали в ней вынужденный «перекур». Обстрел усиливался. Обстановка усложнилась – впереди оказался промежуток дороги около 300 метров, который тянулся не вдоль домов, а мимо чугунной ограды палисадника, в глубине которого  находилось длинное строение (видимо военный объект).
  До финиша было уже сравнительно близко, но как преодолеть этот опасный, «беспересадочный» участок предстоящего пути?
   И вот, в этой безвыходной для нас тупиковой ситуации, под скрежет и грохот нарастающего града снарядов мы, вдруг, стали рассуждать. Если бог действительно существует, то он наверняка должен знать и видеть, что мы безгрешные. Желание у детей посмотреть фильм – вполне законное, на то и кинотеатр открыли. А фонарь вспыхнул сам по себе, т.к. он, оказывается, протекал, да и заправлен был не керосином, а бензиновой смесью. Откуда это всё мы могли знать?
   Выхода не было, и мы единодушно, на полном серьёзе, решили с Валентином обратиться за помощью к богу. «Прости нас, Боже и помилуй», -  пролепетали мы, неумело крестясь. «Прекрати на время обстрел и дай нам, Бог, удачно пробежать этот участок пути, чтобы целыми и невредимыми добраться до дому», - закончили мы.
   Прислушались. Вроде действительно стало тихо!? Выглянули из укрытия. Ещё раз для надёжности перекрестились и во весь дух рванули вперёд. Не чувствуя под собой ног мы, словно на крыльях, без остановок летели вдоль железной ограды и далее, далее, по тёмной улице в безмолвной тишине.
   Не помню, сколько времени мы бежали, как вдруг очутились перед знакомыми массивными дверями нашей долгожданной парадной. И только переступив, задыхаясь от усталости, её порог, и будучи уже в крепких объятиях своих мам, мы вновь услышали разрывы снарядов – артиллерийский налёт возобновился с удвоенной силой.
   Вспоминая впоследствии этот эпизод из нашей блокадной юности, мы долго и безрезультатно задавали себе вечный вопрос: «Есть ли Бог на небе?».