Ходить нельзя летать

     Она не помнила, что ей снилось.  Но сон был липкий, тягучий и неприятный. Проснулась разбитая, более усталая, чем была вечером. Тревога вцепилась в горло. Жди беды. Беды. Беды…
     Открыла тяжелые веки, огляделась. Так и есть. На скомканной, сбитой простыне лежат два маленьких, подрагивающих, смятых крылышка.
     Отвалились всё-таки… И эти не прижились…

     Как была, в пижаме, вышла во двор, бросила бесполезные уже кучки перьев в мангал.  Плеснула обиды напополам с горечью,  приготовила факел злости.
     Пусть! Пусть горят! Не хотят расти, и не надо! Проживу без них. Как и раньше. Рубцы, правда, станут несколько толще и уродливей. Ну, да и ладно. Замажем, заштукатурим. Не впервой.

     В висок настойчиво билась мысль. Она знала, ч-т-о  будет, если её впустить.  Если «начать её думать», если произнести эти слова даже мысленно. Будет больно. Очень больно.
     Она отмахнулась: «Уйди. Уйди, кому сказала! Не пущу».
     Мысль пискнула, но кружить рядом не перестала, выжидая подходящий момент, чтобы  влететь, вцепиться, обосноваться внутри обстоятельно так, надолго, родить своего мерзкого, колючего дитятю, от которого  утробно и заунывно завоет, заплачет  женская душа.

     Женщина подняла голову, встряхнула спутанными беспокойным сном волосами  и погрозила маленьким кулачком:
     - Опять твои шутки? Издеваешься? Вот и забирай назад подачку свою, снова бракованные попались!
     Она поднесла искрящий злостью факел к мангалу. Крылышки съежились и вздрогнули…
    
     Небо негромко «рыкнуло».  Синеву прорезал тонкий лучик, пробежал по беспорядочным прядям:
     - Ну, прости… И у меня не всегда всё получается идеально… Снова что-то дало сбой… Вот в следующий раз…
     - Вот уж нет! Никаких «следующих разов»! Наелась, нахлебалась. Не ложкой даже, половником. Не хочу больше ничего. Не хочу, тебе понятно?
     - Подожди кипятиться - поговорим по-взрослому.  Не срастается у тебя с крыльями, давай  альтернативу им подыщем. Так, что тут у нас есть в закромах… А! Вот! А если пропеллер попробовать, как у этого, «в полном расцвете сил»? Там и кнопочка в комплекте прилагается. Будешь включать исключительно по собственному желанию. Как тебе?
    
     Женщина усмехнулась:
     - Представляю! Где-нибудь на самолетной высоте пропеллер твой вдруг заглохнет, и ты неожиданно вспомнишь, что  (ах, незадача) забыло предупредить меня о необходимом запасе топлива. Так?
    - Ну-у-у… - Небо надулось тучками. – Я, если честно, не совсем понимаю, от чего этот пропеллер и работает…
    - Вот! А я о чем! Всё, отстань, дай мне спокойно закончить. – Женщина снова поднесла факел к мангалу.
    - Стой, стой! А если сандалии тебе? Ну, как у богов древних? Ах, нет… Там же тоже крылышки… Нет, погоди, сейчас придумаю… А если – метлу? Хочешь метлу? Ступу к ней - бесплатно, чесслово!

     - Была у меня метла. Все лодыжки об нее поцарапала. И мужчинки, знаешь, как быстро сбегали, когда её у дверей вдруг обнаруживали? И не доказать же никому, что хозяйка её – чистый ангел, просто крылья не приживаются…

     Колючая мысль снова настойчиво стукнулась о непреодолимую для неё преграду. Женщина поморщилась: «Сказала же я тебе, не пущу!»

     Легкий ветерок забрался под пижаму, пощекотал  покрывшуюся крошечными мурашками кожу:
     - А если тебе на мне летать, а? Хочешь? Я тебе любое направление предложить могу. Выбирай!
     Улыбка тронула искусанные губы:
     - Хитрец! Тобой же не поуправляешь! И где я окажусь, если ты решишь в ураганчик превратиться?

     Ветер смущенно присел на верхушку березы:
     - Виноват… Я ж – мужик, какой-никакой. Ну, давай-давай, ворчи,  что со мной сладу нет…

     Женщина устало махнула рукой:
     - Я лучше теперь – ногами. Ими же не только ходить, ими  и бегать можно, и прыгать…  Да, ну вас… Идите уже, по делам своим неотложным… Пойду я кофе пить… Ай!
    
     Настойчивая мысль воспользовалась секундной слабостью, влетела, освоилась, расположилась, забросила в сердце,  в самую его серединочку, своего мерзкого отпрыска.
     Заныло, застонало, заболело внутри.

     За
       что
            ты
              так
                со
                мной,
                милый…

     Морщась и удерживая готовые брызнуть слёзы, женщина вытащила  из равнодушной железной коробки дрожащие крылышки, осторожно отряхнула их, прижала к сердцу:
     - Я вас оставлю. На память. Простите меня…
    
     Злобный «мысленный» эмбрион, не выдержав такого соседства, дернулся, на долю секунды ослабив хватку.
     Одно точное движение тонкой руки – и вот он уже, корчась, лежит на дне мангала.
     Факел брошен. Огонь бешеными языками поднимается к небу.
     Облачка принимают  злобное пламя, укутывают и гасят его…
     Ветерок рассеивает едкий дым, безжалостно уничтожая сбегающие искры:
     - Иди, иди…  ногами своими! Пей  кофе! С добрым утром!