Место под Солнцем. Глава 6. Тот или этот?

В замке Брассер царила суета. А с ней закономерно сочетались чудовищные беспорядок и нервозность.
Накануне гонец привез письмо от жениха, остановившегося в соседней деревне на ночлег. Сегодня ждали его самого.
Тетушки не уставали благодарить Господа за неожиданную удачу – не будь Господь так милостив, разве могла их племянница рассчитывать на такую удачную партию? Подумать только! Их девочка выйдет замуж за человека, полжизни проведшего при дворе! Два последних дня тетушки ни на минуту не расставались, все кивали друг другу, поддакивали:
- Ах, как замечательно!
- Да!
- Какое невероятное везение!
- Да-да!
- Кто бы мог подумать!
- Ах-ах!

Они измучили Клементину своими поучениями. Стоило попасться им на глаза, принимались поправлять ей прическу или одергивать платье - то локон подкрутят, то лиф кверху поддернут, то кружевные оборки на рукаве расправят.
Клементина злилась. Из чувства противоречия притворялась, что совершенно не ждет прибытия гостей.

Между тем Клементина знала, что гостей будет двое, и, незаметно для себя самой, переживала, как бы второй не оказался лучше первого.
Она нервничала. Корила себя за то, что загодя так обильно наградила своего жениха всеми воображаемыми достоинствами. Боялась, как бы принц ее грез не оказался на поверку холодным, жестоким чудовищем. Это было бы вполне в духе тех сказок, что рассказывала ей в детстве кормилица.
Усугубляла ситуацию графиня де Брассер. Она ходила следом за дочерью и безостановочно говорила – пересказывала Клементине все, что успела узнать об Оливье де Лорансе от маркизы де Монтозье.
- Ах, матушка, - не выдержала, наконец,  Клементина. – Оставьте все это. Оставьте! За годы супружеской жизни мне достанет времени и возможностей выяснить про своего мужа все, что следует знать жене. А может и сверх того.
 Услышав вопль Клементины, отец, до тех пор старавшийся не замечать нервозности дочери, появился в дверях своего кабинета, окликнул ее, поманил пальцем. Она опустила голову. Зашла, ступая осторожно, как в детстве, - ожидала заслуженной выволочки.
Он прикрыл за ней дверь. Прошел вглубь кабинета. Обернулся. Долго смотрел на нее в молчании.
Она стояла прямо, закусив губу. Тоже молчала.

- Ты сейчас была груба с матерью, дочь, - сказал тихо. – Я хочу знать причину.
Клементина опустила голову, смаргивая слезы.
- Я попрошу прошения.
- Разумеется, - улыбнулся граф незаметно. – Но я сейчас не об этом. Я хочу знать, что тебя беспокоит? Ты передумала? Ты не желаешь выходить замуж за этого человека?
Клементина непонимающе уставилась на отца.
- Если ты изменила свое решение, если боишься покидать нас, скажи мне – и я все отменю.
- Отмените? – Клементина подумала, что ослышалась. - Но как, отец? Неужели вы нарушите приказ короля?
- Когда речь идет о твоем счастье, дитя, король мне не указ, - ответил тот спокойно.

Клементина бросилась к отцу, прижалась к его груди.
- Нет-нет, батюшка, я хочу! хочу! Я не передумала! Но все так радуются тому, что удачно сбывают меня с рук. Шарль смеется, потирает ладони. Тетушки… Они боятся как будто, что, увидев меня, этот граф де Лоранс откажется жениться. Разве я нехороша? Глупа? У меня кривые ноги или испорченные зубы?
Отец улыбнулся грустно.
- Ты очень красива и очень умна. Но приданое у тебя… небогатое. Ты ведь знаешь. И мы, безусловно, очень благодарны твоей крестной за то, что она позаботилась о тебе.
Он обнял ее, подвел к стулу. Усадил.
- Я давно хотел побеседовать с тобой, дитя мое. Я редко говорил с тобой о твоем будущем. И теперь боюсь не успеть. Поэтому выслушай меня внимательно. Может статься, что больше времени у нас не будет.

Отец говорил, она слушала.
Впервые Клементина поняла, что сегодня, здесь, заканчивается ее детство. И, возможно, ей не придется вернуться домой никогда.
Осознав это, она побледнела. Старый граф, к счастью, не видел, как изменилась Клементина в лице. Стоял спиной к дочери, глядел в окно. Говорил медленно, взвешивая каждое слово. Он не хотел пугать ее, но должен был предупредить, наставить, дать совет. Хотя бы совет – если не мог дать большего.
- Если тебе будет плохо, тяжело… Если жизнь покажется непереносимой, найди способ и возвращайся домой. Мы примем тебя всегда.

Он говорил и говорил. Уговаривал ее не отчаиваться, не ожесточаться, помнить о них.
- Мы любим тебя, - говорил. – Ты никогда не должна в этом сомневаться.
Она не сомневалась. Слушала, не перебивала. Потом ответила:
- Не волнуйтесь, отец. Все будет хорошо.
Он кивнул – конечно. Повернулся, взглянул на нее удивленно.
- Ты говоришь, как взрослая.
- Если все равно придется взрослеть, почему бы не сделать это теперь же? – улыбнулась она.

*

Не о такой судьбе для своей дочери он мечтал когда-то. Родившись,  Клементина принесла в дом столько радости! Кудрявой девчушкой она носилась по замку, и ее голосок раздавался одновременно повсюду. Нянюшки сбивались с ног, разыскивая ее по всему дому.

- Отец, я буду королевой! - твердила она. - Сам король сказал мне это!
Граф улыбнулся, вспоминая эту детскую ошибку. Им тогда пришлось приложить немало усилий, чтобы выбить из упрямой детской головки мысли, которые могли, как они считали, навредить девочке.
- Это был не король. Это был только рыцарь его свиты, - терпеливо отвечал граф де Брассер, вспоминая смуглого юношу, сидящего на корточках перед его семилетней дочерью.
Слово «рыцарь» успокоило девочку. Рыцарь - так рыцарь!

Молодой вельможа, сопровождавший в числе прочих короля в его путешествии по стране, был худощав и создавал впечатление абсолютно уверенного в себе человека. Спроси кто-нибудь графа де Брассер, какое ощущение возникло у него при коротком общении с этим юношей, и Брассер бы ответил:
- У него манеры принца крови и повадки охотника.
Это было очень похоже на правду. Юноша ступал неслышно, предпочитая мягкость поступи чеканящему шагу военного. Его движения были выверены и рациональны, а замечания - кратки и точны.
- У вас прелестная дочь, граф, - юноша легко поднялся на ноги, когда граф де Брассер выступил из тени высоких деревьев. – Она царственно непринужденна и обладает острым, хватким умом. Позволь вы ей сохранить первое и развить второе – она станет редчайшим сокровищем.   
Договорив, он прикрыл глаза, и тени от ресниц легли на скулы, смягчая резкие черты юношеского лица. А граф де Брассер, растерявшись, не нашел, что ответить на этот странный комплимент.

Как и не вспомнил, что прежде они уже встречались.

*

- Вот что… - граф решил призвать дочь к порядку, - а теперь ступай, переоденься, моя дорогая. Негоже встречать жениха в этом платье.
Клементина покосилась на потрепанную оборку на плече, задрала ножкой подол. Рассмеялась:
- Вы полагаете, отец, что подобное испытание моему жениху не по силам? Думаете, он испугается невесты-замарашки? Может, так тому и быть? Зачем мне, к слову, трусливый муж?
- Вот уж в чем ты, дитя мое, не сможешь обвинить своего супруга, так это в трусости. Поговаривают, будто он дрался на дуэлях не один десяток раз.
- И всякий раз из-за женщин? - Клементина озорно прищурилась.
Отец покраснел:
- Ты меня удивляешь, дочь! Разве пристало тебе говорить о подобном? Да еще с такой удручающей легкостью!
 Заметив, какое впечатление произвела на отца, она фыркнула, обшарила бесцельным взглядом полки с книгами.
- О, отец, я только следовала за логикой. Согласитесь, намного труднее  предположить, что все эти десятки объявленных раз он дрался, не сойдясь во мнениях по поводу цитат из Янсения или поспорив о том, чья шпага длиннее или острее. Ведь тогда пришлось бы признать, что мой жених глуп. Хотя… - помедлила она, опуская глаза и изображая смирение, - если бы он подобным образом боролся с янсенистами, то его величество, - который недолюбливает их, как я слышала, - вероятно, был бы доволен службой господина де Лоранса. И не видать мне тогда выгодного жениха как своих ушей!
Клементина, смеясь, процитировала: «Paulus genuit Augustinum, Augustinus Calvinum, Calvinus Jansenium»…(Павел породил Августина, Августин - Кальвина, Кальвин – Янсения…)
- Боже, откуда ты это взяла? – изумился граф де Брассер.
- От отца Бофера, - игриво улыбнулась она. – Святой отец с таким неистовством протестовал против янсенизма, так яростно обличал нечестивцев, что многое из того, что он громил и изобличал,  как-то само запомнилось.
Клементина весело рассмеялась:
- Святой отец так пылко желал искоренить ересь в самом ее зародыше, что, кажется, ненароком перестарался.
Граф де Брассер покачал головой - он всегда считал, что старый иезуит чересчур ревностно исполняет свой духовный долг. Хотя граф и был человеком религиозным, и детей своих воспитывал в истинной вере, он полагал, что отец Бофера - слишком фанатичен и негибок. Графу де Брассер многое в действиях иезуита казалось лишним. К примеру, ему претила нетерпимость, которую проявлял старик к детям гугенотов, живущих в его владениях. И еще менее ему нравилось, что тот пытался привить эту нетерпимость его детям.
Последние, к счастью, относились к старику с изрядной долей иронии. Над проклятиями, которыми тот осыпал «безбожников», смеялись.
Когда старик переносил свой гнев на них, притворялись пристыженными. Внимали его словам с видом преувеличенно кротким. Терпеливо выслушивали отповеди. И продолжали носиться по лесам и лугам со своими друзьями-протестантами, не делая между собой и ними никаких различий.


*

Из-за затянувшейся беседы с отцом Клементина так и не успела сменить платье. А потому, когда на дороге, спускающейся к замку, появилась карета, сопровождаемая небольшой кавалькадой, она выбежала навстречу жениху все в том же наряде.
Тетушки и матушка, завидев Клементину, практически одновременно издали возглас негодования. Тот, впрочем, потонул в шуме, которым встречали гостей слуги и деревенские мальчишки.

- Боже, как они все нелепы! – простонал в свою очередь Оливье де Лоранс, разглядывая выстроившихся у ворот обитателей замка. – Вы только поглядите, сударь… поглядите, как они одеты! – обратился он к приятелю.
Жан-Луи де Северак, с легкой руки Мориньера превратившийся из недруга в приятного попутчика, улыбнулся гораздо более снисходительно.
- Зато ваша невеста очаровательна.
- Грязна, как трубочист!
Лоранс с недоумением и даже некоторой брезгливостью рассматривал Клементину, выделив ее безошибочно из толпы встречающих. Он смотрел, как ветер трепал ее волосы и развевал платье.
- И эту девушку ваш друг назвал прехорошенькой?? Вы посмотрите на цвет ее кожи!

Северак улыбнулся, вдыхая напоенный запахом свежескошенной травы воздух:
- Вы просто слишком долго прожили при дворе и забыли, как должна выглядеть здоровая, свободная девушка, проводящая много времени на свежем воздухе. Вы поглядите, какая вокруг красота! Неужели вы можете себе представить, что нормальный человек станет просиживать дни, недели, месяцы в душном доме, когда рядом, - рукой подать, - прохладная река, а леса полны ягод. Когда я ребенком жил в нашем родовом замке, я редко бывал дома. И в летние месяцы, случалось, был черен, как испанский мавр. 
Лоранс пожал плечами:
- По всему судя, единственное, к чему она будет способна с этим их здоровым деревенским воспитанием – это производить на свет детей.


*

«Тот или этот? Тот или этот?» - Клементина восторженно разглядывала прибывших.
Оба казались ей прекрасными. Оба были высоки и хорошо сложены. Одежда сидела на них великолепно, движения их были отточены и плавны. От внимания Клементины не укрылось ни непривычно роскошное убранство кареты, ни породистость их скакунов, которые, на несколько коротких мгновений оставленные без присмотра, нервно всхрапывали и прядали ушами.
Она собралась было уже выступить вперед, поздороваться с гостями, но отец заслонил ее собой от взглядов гостей. Счел, что лучше нарушит этикет сейчас, чем позволит дочери выставить себя неряхой. И пока мужчины обменивались поклонами и рукопожатиями, матушка, строго сведя брови к переносице, отослала дочь наверх, в ее комнату, чтобы та привела себя, наконец, в порядок.

По случаю предстоящей свадьбы старое трюмо, предмет вожделения всякой женщины, из родительской спальни перекочевало в комнату, где до сих пор спали девочки. Впрочем, младшие сестры не успели воспользоваться такой удачей: ни посидеть перед зеркалом, ни повертеться – мать распорядилась устроить им спальню в другом крыле. Они подчинились – безо всякого удовольствия, разумеется.

Так что Клементина, наконец, могла почувствовать себя полновластной и единственной хозяйкой спальни. Она уселась перед зеркалом на табурет. Расправила платье, в которое, кряхтя и бурча что-то себе под нос, обрядила ее старая няня. Вытянула шею, вглядываясь в отражение.
Думала: «Хороша ли я? Достаточно ли хороша, чтобы привлечь к себе внимание такого красивого, такого изысканного, такого…?»
Произнеся в последний раз мысленно «такого», нахмурилась: ее любопытство до сих пор так и не было утолено. Кто же из двух? Кто?

Нянюшка, водившая щеткой по ее волосам, заметила морщинку, появившуюся между бровями своей подопечной. Хлопнула легонько ее по темечку.
- Перестань супить брови, девочка!
- Ах, няня! Ты видела, как они красивы?
- Не видела. И видеть не хочу! Это вам, молодым, интересны лица да манеры. А нам, старикам, эта шелуха ни к чему.
- Ну, няня!
- Что - няня? Вон сколько этих любительниц красивых лиц собралось у ворот. Позабыли о своих обязанностях – глаз не сводят, стоят. Сестер твоих позабыли. Не причешут их, не переоденут. Что гости подумают – им и в голову не приходит. Да и матушка-графиня хороша! Все позапустила.
- Няня! Не бурчи! Не порть настроение! - строго сказала Клементина, вдруг почувствовав себя взрослой. – Давай-ка, причесывай меня скорее!

Она улыбнулась, вспомнив, как Шарль, стоявший во дворе рядом с ней, дружески ущипнул ее за бок и шепнул:
- Беги, сестрица, и возвращайся принцессой. А твой жених пусть помучается. Неизвестность обостряет чувства и возбуждает аппетит.
Он тихо засмеялся, заметив, как покраснела Клементина, как радостно заблестели ее глаза.
Чудесный момент! Она была почти счастлива!

- Давай, няня, давай быстрее!
- Некуда спешить, голубушка, успокойся. Негоже это, бежать к жениху, что твоя пакостная собачонка.
Клементина пожала плечами. Опустила руку, потрепала маленького песика по холке. Нянюшка всегда не любила бедное животное, которое, следовало признать, и правда, не отличалось благоразумием, и могло справить свою нужду в любом углу комнаты.
- Поступь должна быть царственной, а движения - томными, - продолжала свои наставления няня. - Не то всю жизнь будешь расплачиваться за излишнюю торопливость.
Клементина не стала говорить, что последние наставления слегка не сообразуются со всем прочим, что до этих пор говорила ей старая нянюшка. Она просто перестала слушать. Кивала. Улыбалась. Гляделась в мутноватое, плохо отполированное зеркало. И отмечала, что чудо как хороша.


*

Не могли не заметить этого и гости. Когда Клементина спустилась в зал, когда встретилась взглядом со своим женихом и улыбнулась ему, тот выдохнул с облегчением. Когда она присела в реверансе, приветствуя его друга, де Лоранс даже залюбовался ею. Его невеста, в самом деле, была недурна собой.
Едва церемония знакомства завершилась, а Клементина, в последний раз улыбнувшись вежливо, отошла, чтобы перекинуться парой слов со своей матерью, Оливье де Лоранс подскочил к Севераку, ткнул локтем своего друга в бок.
Зашептал:
- Черт побери, она, действительно, мила. Вы были правы, Жан-Луи. Если ей придать лоска, она вполне сможет соперничать с любой из тех, кого нам пришлось оставить в Париже.
Он повеселел немного. Женитьба, до сих пор казавшаяся ему наказанием, перестала его пугать. Он вспомнил, в каком удрученном состоянии пребывал последние несколько дней.
- Я был глупцом, - признался радостно, - когда с недоверием отнесся к словам вашего друга.
Северак усмехнулся:
- Я говорил вам.
- Но откуда ему было знать? Разве граф знаком с моей невестой? С ее семьей?
Северак пожал плечами:
- Ничего не могу вам об этом сказать. Простите, меня ждет дама. Вы прервали нашу беседу.

Дама? Оливье де Лоранс озадаченно огляделся.
Увидев, к кому направил свои стопы Северак, хмыкнул.
В нескольких шагах от них, надув губы, стояла маленькая сестра невесты, Мари-Анж. Пока Северак приближался к ней, она продолжала держать обиженный вид, но как только он подошел, склонился к ней, произнес что-то девочке на ушко, рассмеялась, ухватила его за руку и потащила прочь из зала.

*

Постепенно суета начала стихать. Подарки, приготовленные женихом, были преподнесены. И сестры удалились в комнату, где, наконец, можно было сбросить с лиц маски приличия и полностью отдаться страстям.
Девочки восхищенно разглядывали украшения и ленты, аккуратно уложенные в небольшом сундучке, на крышке которого красовался вензель графа де Лоранс. Они громко хихикали и толкались, стремясь захватить место у самого зеркала. Клементина не отставала от младших сестер. Она примеряла то одно украшение, то другое, и, наконец, остановилась на изумительном по своей красоте и изысканности жемчужном ожерелье.

Когда она застегнула с помощью няни сложный замочек, то замерла у зеркала, не в силах отвести взгляда от своего отражения.
- Нянюшка, как красиво!
- Очень… очень красиво, деточка. Ты должна поблагодарить жениха за превосходные подарки, но постарайся, чтобы твой восторг был не слишком очевиден.
- Конечно, - согласилась Клементина. – Конечно, я должна…

Она бросилась к двери, слетела по лестнице в зал.
- О, господин де Лоранс, ваши подарки… Они так прекрасны! Я не знаю, как благодарить вас!
Она запнулась, с явным запозданием припомнив нянюшкины наставления.
Оливье де Лоранс поклонился:
- Я рад, госпожа, что смог угодить вам, - произнес церемонно.
Выпрямляясь, взглянул на Северака. Тот улыбался во весь рот. Клементина закусила губу, заметив этот взгляд. Обернулась. Северак не успел убрать с лица улыбку. Впрочем, кажется, и не очень старался. Смотрел на нее прямо, открыто.
- Ожерелье очень идет вам, сударыня, - сказал легко.
Она улыбнулась ему в ответ смущенно.
- Мне следовало быть сдержаннее. Но оно, в самом деле, невероятно красиво. Я такого никогда не видела.
Она снова взглянула на Лоранса. Тот был шокирован и не скрывал этого.
- Простите, - прошептала. Закусила губу.
Оливье де Лоранс не был уверен, что в восторге от ее манер.
А Клементина старалась не думать, что Северак кажется более искренним, что его улыбка - добрее, а слова - мягче.