Письма из прошлого века

Улыбнитесь! Этот снимок - вам на память,
Не стремитесь приукрасить облик свой.
Ярче свет, фотограф замер.
Улыбнитесь лишь глазами,
Чтоб потом сказали сами…


Привет!

Собираясь в очередной раз начать "новую жизнь" и по этому случаю роясь в старых бумагах, я наткнулся на полиэтиленовый кулёк, в котором лежали телеграммы, тетрадные листки, исписанные чётким мелким почерком, праздничные открытки, фотографии. 
Всё, что ты писал мне в течение семнадцати лет.

Рассказывают, что Бернард Шоу всю жизнь хранил письма Патрик Кэмбелл.
На основе этих писем писатель Джером Килти создал спектакль "Милый лжец", рассказывающий об истории взаимоотношений драматурга и актрисы.
Нам с тобой это не грозит, никто спектакля не создаст, письма наши особой исторической ценности не имеют.

Хотя история у них (писем) интересная.
Всякий раз, ощутив очередной позыв (повторяюсь – ну и ладно) к созданию "новой жизни", я меняю номера телефонов, адреса электронной почты, замки во входной двери, а попутно – безжалостно истребляю свой уже порядком поднакопившийся к тому времени архив.
Плёнки и пластинки   давно уже переданы другому человеку, у которого они будут в целости и сохранности.
А вот макулатуру -  письма, фотографии, грамоты, открытки, черновики я сжигаю с особым удовольствием.
Создался уже своего рода ритуал.
Ранней осенью, когда деревья начинают покрываться желтизной, я запихиваю все бумаги в рюкзак и забираюсь в лес.
Есть у меня такое местечко: ручей, камни по берегу, полянка со старым костровищем…
Я разжигаю костёр, раскрываю рюкзак и начинаю сжигать память.
Много её сгорело.
Но вот спалить твои письма почему-то я не мог.
Я привозил их обратно, засовывал в глухой угол и забывал до следующей жажды перемен.
Вот и сейчас наткнулся.
Перечитать, что ли?

Знаешь, а это, оказывается, невесёлое занятие – перечитывать старые письма, наблюдать переход юношеского максимализма во взрослую уравновешенность и сознавать, по прошествии многих лет, что кое-каких ошибок можно было бы избежать, если бы было время и желание остановиться и подумать – а то ли мы делаем?
Но это – задний ум, которым мы всегда крепки.

Прошлого, конечно, не вернуть, а вот попытаться вспомнить то время можно.
Спросишь – зачем?
А я не знаю.
Захотелось, и всё тут.
Хотя, неблагодарное это занятие -  прошлое вспоминать, в морду прилететь может.
Но если перемешать прошлое с настоящим, убрать имена, даты и наиболее бросающиеся в глаза  реалии, придать переписке форму диалога, напомнить тебе твои же песни, то…
Много интересного вспомнить можно.
Кое-что приукрасить, кое-что забыть…
Короче - попытаться написать очередную фантазию на заданную тему, взяв за основу твои письма.

Знаешь, когда войска старости и маразма уверенно захватывают бастионы ума, здоровья и памяти, хочется  вновь вспомнить и пережить то бесшабашное, не всегда справедливое, но зачудительное время, которое началось тогда, когда нам было чуть больше двадцати шести, и закончилось, когда мы перевалили за сорок пять.
Время, когда верили в себя, друзей, окружающий мир…
И думать не думали, что придёт день – и всё это рухнет, начнётся другая жизнь, в которой сначала нужно будет просто выжить, потом приспособиться.
И только потом приспосабливать эту жизнь под себя.

* * *

Во тьме притихли острова,
Их убаюкала река,
И город полон молодым сопеньем львиным.
Когда затихнет рев машин,
Трамвай по городу спешит,
Маршрута номер восемнадцать с половиной.

В кои-то веки горком комсомола решил оплатить Свердловскому городскому клубу самодеятельной песни поездку на фестиваль. Нам предстояло выбрать, куда лететь – либо на Колыму, либо в колыбель революции. 
Реплику из "Бриллиантовой руки" не цитировал только ленивый,  денежные возможности были ограничены (горком не шибко-то расщедрился),  поэтому решили махнуть в колыбель.
Самолёт улетал поздно ночью, и мы собрались на квартире у председателя клуба, чтобы оттуда сначала выдвинуться в Кольцово, а затем и на фестиваль.
Решение оказалось правильным, потому что вечером председателю позвонили организаторы, и  предупредили, что всё отменяется  – в главном зале обвалился потолок.
После краткого совещания решили: во-первых - звонок проигнорировать, во-вторых - в колыбель революции лететь, в-третьих - когда прилетим, тогда и разберёмся.

Когда прилетели, то выяснилось – нам не очень рады. Правильнее сказать – не рады вообще.
Ибо организаторы, и комсо-партийные деятели, пребывали в состоянии полного раздрая и некоторой неадекватности.
Причина этого состояния заключалась в том, что фестиваль, планировавшийся как  средне-городской, благодаря стараниям организаторов  (как бы сейчас сказали – удачно проведенной "пиар-компании") разросся чуть ли не до союзного (по числу заявок на участие в фестивальных мероприятиях).
Городские власти попытались мероприятие прикрыть, но время было упущено – барды и сочувствующие им люди уже обретались в городе и задавали организаторам весьма скользкие вопросы.
Властям ничего не оставалось, как  смирится с мыслью о проведении фестиваля.
Но на определённых условиях:
Во-первых, к участию в конкурсном концерте (а так же и гостевом) допускать только авторов-исполнителей города и области, иногородних, под любым предлогом,  на сцену не пущать.
Во-вторых, категорически запретить фотосъёмку и аудиозапись.
В-третьих, фестивальные мероприятия проводить на базе студенческого клуба, не задействуя залы городских дворцов культуры.
Удар был сильным, но не смертельным.
Приехавшие якобы случайно мэтры посещали музеи и выставки, при встрече приятно удивляясь друг другу.
Простые смертные незатейливо знакомились с городом через общепитовские точки, где тоже приятно друг другу улыбались. 

Фестивальный концерт проходил чуть ли не в Красном уголке. Во всяком случае, я хорошо помню, что вдоль стен стояли кадки с фикусами, в листву коих я микрофон и запрятал. Кассетный магнитофон "Весна" мирно покоился в портфеле.
Кто-то из организаторов сделал попытку магнитофон изъять, но, сплюнув в фикус, от этой идеи отказался.
Торжества открылись прочувственной речью председателя оргкомитета.
Смысл речи сводился к известной фразе кота Леопольда: -  "Ребята, давайте жить дружно".
Аудитория (ксп-шники со стажем, сами не раз попадавшие в подобные ситуации) с пониманием отнеслась к просьбе, и эксцессов не последовало.
Концерт отличался особой серьёзностью и идейностью, поэтому особо не впечатлил.
Настоящий фестиваль начался, как всегда, по окончанию официальных мероприятий.
Как говорится в старых романах – судьба медленно подводила нас друг к другу.

А вот теперь давай вспомним антураж.
Мансарда институтской общаги.
Сваленные на полу матрацы.
Открытые форточки, в которые врывается то ли муссон, то ли пассат, то ли просто ветер с рядом расположенного моря.
Большой стол с выпивкой, закуской и пустыми консервными банками, наполненными останками сигарет и папирос.
Вокруг стола – песенная братия  из Москвы, Горького, Свердловска и Питера.
Под потолком - мягкой вечностью плывёт сизый дым
Народу – человек двадцать.
Бренчат гитары.
Я привычно отмечаю  сидящего в некотором отдалении парнишку с магнитофоном - явно
фонотетчик из какого-нибудь местного клуба. Надо будет подойти, познакомиться, обменяться адресами и каталогом фонотеки.

На этом месте я позволю себе прерваться, и, для непосвящённых, воспеть в прозе такое интересное явление, появившееся одновременно с магнитофоном, как фонотетчик.
Или фонотекарь.
Иными словами – собиратель и хранитель магнитофонных записей.
Помнишь, как ты спел однажды:
"Человеческая память -
Не моток магнитных лент,
Если память остограммить -
Все забудется в момент".
Но, настоящий фонотекарь не только собирает и хранит, он ещё:
а) исследует 
б) популяризирует
в) консультирует в определении авторства, потому что многие песни либо ходили под маркой "народные", либо приписывались кому угодно, но только не написавшему их автору
г) оказывает посильную помощь исполнителю в поисках нужной песни.
Так же фонотекарю полагается лично знать кого-нибудь из знаменитостей и историю написания наиболее известных песен.

Для того, чтобы стать фонотетчиком нужен был ряд условий:
Первое: автор должен доверять человеку, сидящему за шайтан-машиной, которую называют "магнитофон".
Авторы, да будет известно, хоть и стремились к известности, но абы перед кем песни петь не хотели.
Не исключался вариант, что бобина с записями может оказаться в том самом высоком доме,  из окон которого можно узреть Колыму.
Но мало было записать песню, надо её ещё и распространить.
Напомню – на дворе всего-навсего семидесятые годы двадцатого столетия. Всякие там Интернеты, сети, компьютеры и прочие умные слова просто не существуют.
А народ хочет песен, которые СМИ не тиражируют.
Поэтому оставался единственный путь – сделать с оригинала дубль, и запустить его в массы.
И вот тут возникало второе условие:  фонотекарь должен доверять человеку, которому даёт дубль записи, чтобы эта копия не попала в тот самый высокий дом (смотри выше)
Причём фонотекарь рисковал гораздо больше, чем автор.
Ибо несанкционированное распространение "Магнитиздата" попадало под статью "идеологическая диверсия".
А это либо срок, либо конфискация фонотеки, либо то и другое вместе.
И таких примеров я могу привести немало.

Поэтому фонотекари быстренько образовали некий круг, касту, попасть в которую случайным людям было весьма и весьма сложно.
К неофиту сначала присматривались, потом доверяли таскать "удочку" с нацепленным на неё микрофоном.
А "удочка" представляла из себя прут, длиной от полутора до трёх метров, сделанный либо из подручных материалов (какая-нибудь ветка), либо из стеклопластика, который гнулся и изгибался как хотел, но только не в сторону записываемого.
Следующим этапом доверяли писать на второй магнитофон концерт приезжего (или местного) автора.
В этом был заложён великий смысл, ибо качество тогдашних магнитофонов, а так же магнитоплёнок, микрофонов и прочей техники не всегда оказывалось на высоте. Поэтому частенько запись концерта оказывалась более качественной у неофита, а у признанного фонотекаря на плёнку записывался либо треск от некачественного контакта, либо что-то вообще непонятное.
И только потом, руководствуясь каким-то седьмым или восьмым чувством, новичка допускали к почётному праву делать записи на постконцертной встрече.
Причём, если главный фонотетчик писал "в открытую" (магнитофон стоял рядом со столом, микрофон находился где-то между бутылками), то новичок должен был так законспирировать свою технику, чтобы её никто не видел.

Любимым занятием фонотекарей, как и любых коллекционеров, было обмен записями.
В те времена заполучить запись можно было двумя путями.
Наиболее простой и самый ненадёжный – бандероль с уведомлением о вручении.
Обычно бандероль шла пять-семь дней. По истечении этого срока между фонотетчиками начиналась бурная беседа - выяснение, где могла бы потеряться плёнка. В лучшем случае, где-то дней через десять в почтовом ящике появлялось извещение, довольный "фоник" мчался на почту, и получал заветную плёнку.
В худшем – плёнка пропадала в недрах почтового ведомства.
Или не совсем почтового…
Путь второй: - личная встреча.
Самый излюбленный и беспроигрышный вариант: списался (созвонился), приехал (прилетел), до утра поперезаписывался, поделился  профессиональными секретами, потом убыл, унося  в клюве новые записи.
Тут был один минус (он же и плюс): так как переписывать плёнки было весьма утомительным и энергозатратным занятием, то приезжающий привозил с собой некоторое количество горюче-питательной смеси.
А когда она заканчивалась, то приличный хозяин не мог допустить потери энергии у приезжего собрата.
Случалось, что теряли фонотетчики плёночки, теряли.

Ну, а пока я вспоминал свою фонотечную молодость, обстановка в мансарде постепенно начала зашкаливать. Народ уже забросил пение и принялся философствовать на политико-социальные темы, вспоминать случаи из жизни и рассказывать антисоветские анекдоты.
Становится скучно, и я начинаю искать место, где бы можно было приткнуть свою буйну голову.

Но в этот момент парнишка-фонотетчик берёт в руки гитару и начинает что-то петь о сквозняках простуд на подземных станциях, о голубых вагонах метро, которым по слепым нитям перегонов нужно снова в темноту.
Поёт тихо, не претендуя на внимание окружающих, которые уже и не способны ни внимать, ни воспринимать.
Вот тут-то судьба и перешла к решительным действиям.
Если честно, я стал слушать только потому, что сидел рядом с тобой, да и то не сразу.
Ну, поёт мальчик – и пусть поёт, старается.
А когда вслушался…
Даже в ранних песнях ты так умудрялся использовать банальные слова, что их банальность воспринималась как новизна.
Ты, заметив, что нашёлся слушатель, спел ещё одну песню, которая посвящалась текущему фестивалю:
 "Эта лошадь могла любого
Обскакать, да не тут-то было,
Вот, заехала в рощу дубовую,
Ну, куда же ты прёшь, кобыла"?
- Брать надо автора, брать, пока свеженький, - заговорил во мне азарт первооткрывателя. – Как хоть звать-то тебя?
Ты назвался, потом поинтересовался, а кто я, собственно говоря, такой и откуда здесь взялся.
На наш разговор подвалили ещё двое членов нашей команды.
Познакомились, попели друг другу, обменялись адресами, попросили выслать плёнку с записями.
Судьба-сводница, ухмыльнувшись, поставила в своих ведомостях  ещё одну галочку.



* * *
Эй, ребята, будьте проще, киньте в трубку уголек,
Может быть, уже за рощей кто-то вовремя залег,
Взгляд в прицел, а палец вышколенно держит на курке,
А родные как-то слишком безнадежно вдалеке.

Кто-то струсил, кто-то предал - здесь война, а не парад,
Стоит вспомнить, что победы не даются без утрат.
Я успею стать счастливым, если что-нибудь смогу,
Если нет - свинцовый ливень распластает на бегу.

Вернувшись в Свердловск, мы рассказали о фестивале, и упомянули о встрече с тобой.
Вскоре от тебя пришла плёнка и праздничная открытка.
"Поздравляю всех свердловчан с Новым Годом!
Желаю доброго счастья,
Да хмельного причастия
Да буйного веселия,
Да лёгкого похмелия.
Извините, что еле-еле сподобился переписать и послать плёнку, не знаю, дойдёт ли до праздника. У меня просьба. На плёнке много всего – наверно, много и ненужного. Вы сообща выберите наиболее понравившиеся песни и напишите мне – очень поможете. Хотя бы штук по пять-шесть. Названия я песням не даю, называйте, как хотите.
У меня вообще-то сейчас сессия, так что я большей частью учусь. С огромным приветом всем".
Сначала песенники возбудились, плёнку быстренько переписали, а дальше наступила тишина. На мой вопрос – ну как, понравилось? – ответ бы неопределённым.

Прошло месяца два, может три.
И, как плотину прорвало – тебя запели.
На крепкой мачте - старый парус
В заплатах прошлых поражений.
Команда вся собралась, команда в миг собралась, -
Пускай проверит снаряженье.
Будет шторм, и не один,
Только манит впереди
Погода солнечных идей - удачи сестра.
Плыть, спокойно глядя вдаль.
О, если б знать, несут куда
Попутные ветра.

В клубе в этот момент проходила "инвентаризация бардов" – собирали архив публикаций, развешивали по стенам фотографии, приводили в порядок фоно- фото и картотеку.
Дошла очередь и до тебя – понадобилась анкета и фотография.
 "Анкету я заполнил, как сумел, а вот с фотографиями хуже. У меня не оказалось фотографий нужного размера, и вообще я даже склонен расценивать это как шутку – насчет 18х24. По-моему, за всю мою  жизнь я не имел своей фотографии такого формата, да и вообще не люблю фотографироваться – плохо получаюсь, внешность не фотогеничная. Если это серьезно нужно, то попозже, "когда придет пора вешать портреты на стену". Хотя у меня, возможно, отсталые понятия о фотографии".
Ну да, с размером мы несколько переборщили, что греха таить, но фотографию требуемого размера всё равно сделали и на стенку прилепили.
Так что " пора вешать портреты на стену" пришла.
И сколько бы клуб не мотался по различным помещениям, ты всегда висел либо между Сергеевым и Дольским, либо Берковским  и Луферовым.

"Любимого ярко выраженного  барда у меня нет. У каждого есть достоинства и недостатки, хорошие и плохие песни. Поэтому я ценю песни – отдельно песни, а заодно уже и их создателей. Я признаю барда за мастера своего дела, если хоть одна его песня завоюет, захватит меня целиком. При всем этом я, честно говоря, мало знаком с бардовскими песнями – редко бываю "на людях" – на фестивалях и слетах.
Слушаю  тех, кто заезжает к нам, и то не всегда. Так что, мои любимые песни: "Ностальгия" Нирмана, "Сумерки" Ланцберга, "Старая солдатская" Окуджавы, "Дождь смоет все следы" Егорова (кстати, в целом, мне не нравится Егоров – слишком у него все уныло). Многое мне нравится у Высоцкого и Быстрицкого, вообще я ценю именно их за правдивость образов в песнях, хотя и тут нельзя сказать,  что каждая песня – от души".
А вот интересно, сейчас кто-нибудь сможет так написать хоть о каком-нибудь барде?
Всё-таки время нашей молодости было хорошо ещё и тем, что мы воспринимали творчество бардов как творчество своих близких друзей, оно не было нам безразличным, и, поэтому, критики в адрес будущих мэтров высказывалось достаточно много.
Опять же юношеский максимализм, будь он неладен.
О творчестве Высоцкого мы с тобой ещё спишемся, а вот чем тебя привлёкал автор, сделавший себе имя на "животном" цикле монологов (Подколодной змеи, Нильского крокодила) и на сиюминутных медицинских песнях, которые я переслушал сравнительно недавно, я, честно говоря, не понял.

"Я недолюбливаю Дольского за сентиментально-лирическую мягкотелость, даже где-то неискренность…"
Плохо ты Дольского знал. Сан Саныч за свои песни и уровень гитарного мастерства столько натерпелся от собратьев по цеху, что вся его "мягкотелость" (если она и была когда-то) растаяла "как дым, как утренний туман".
Что касаемо неискренности, тут ты тоже неправ - искренен он был в деяниях, заблуждениях  и песнях своих. За что и терпел немало заушений и гонений.
Сейчас о тех временах Дольский вспоминает с улыбкой, но крови и нервов кспшно-бардовская публика попортила ему немало.

"…Визбора – за излишнюю беззаботность…" 
Интересно, где это ты у Визбора излишне беззаботные песни нашёл? Что-то я такого в его творчестве не помню.
Гениальность Юрия Иосифовича в том и заключалась, что он умудрялся писать о серьёзных вещах в очень лёгкой, доступной форме, используя в своем творчестве (в плане музыкального заимствования) лучшие образцы как советской, так и зарубежной эстрады.
Его песни были одновременно и сугубо индивидуальны (индпошив), но в то же время в них была и массовость, их мог петь любой, кому они легли на душу, и кто, мало-мальски владея гитарой, умел извлекать хоть какие-нибудь певческие звуки (ширпотреб).
Сейчас мало кто так  умеет.

"Да, еще нравится Городницкий, порой он прямо таки убивает наповал…"
Я позволю себе вспомнить постконцертную посиделку, когда Александр Моисеевич, левой рукой обнимая рядом сидящую девушку, а правой держа пустой стакан, с гордой грустью сказал, что он автор пятнадцати песен, вошедших в Золотой фонд авторской песни и десятка трёх песен, запрещённых к исполнению, потому как они вызывали "неконтролируемые ассоциации".

"В общем, я за хорошие песни".
А что, кто-то есть против?

"Кстати, и для себя тоже делаю выводы: ведь стараешься работать над каждой песней, а получаются хорошими не все, то есть это даже от автора не зависит, хорошая будет песня или нет. Значит, нужно писать больше, а там можно будет выбрать, плохое забудется, хорошее останется. Естественный отбор. По этой причине я как-то инстинктивно держусь в тени – ведь любую песню известного барда могут разнести по свету – а вдруг она неудачная?"
Что касается того, что нужно "писать больше", то существовала байка про одного ленинградского автора, который на вопрос о том, как он пишет, ответил:
- Я ежедневно пишу по одной песне. В конце каждого месяца я просматриваю, что написал и выбраковываю непонравившееся. К концу года остаётся десять-двенадцать песен, которые я считаю годными для исполнения.
Из массива написанных им песен в народе осталась только песня про притомившийся дождь за окном и вуаль на клавишах рояля.
Да ещё про русские шинели, да и то в кастрированном варианте.
Видишь, неудачная песня, по моим представлениям, это чисто личное мнение, основанное на вкусовых пристрастиях исполнителя и слушателя. И кто может сказать, удалась песня или нет? Сие никому не известно. Бывали случаи, когда вчерашняя неудачная песня сегодня становится крайне удачной.
Или резко востребованной.

"Стараюсь выработать качество, пока еще нет известности. Конечно, уже буду стараться выезжать на слеты теперь, имея кое-какой опыт.
До встречи, привет всем".
А ты знаешь – такая возможность у тебя есть. В мае у нас фестиваль. Приезжай.

* * *
Ой, голубка белая, что же ты наделала,
Далеко летела ли, вольна птица?
Мимо злого сокола пролетала около,
Не смогла от сокола в небе скрыться.

Откуда есть пошли фестивали авторской песни в Свердловске – история, за давностью лет напрочь забытая. 
Вроде бы всё логично – появился КСП, появился и фестиваль.
Но не так-то всё просто.
Если период возникновения авторской песни в Свердловске (1965-1968 года) достаточно хорошо изложен в книге Евгения Горонкова "Память, грусть, невозвращённые долги" (не помню – высылал я тебе эту книгу, или нет), то информации о том, что творилось с самодеятельной песней в промежутке между 1968 и 1977 годами крайне мало.
Насколько я знаю, никто этим периодом серьёзно не занимался.
Поэтому, напрягши склеротическую память, попытаюсь вспомнить то, чему свидетелем мог быть.
Адекватность воспоминаний не гарантирую – слишком много лет прошло.
Поэтому некоторые фамилии могу забыть.
За что заранее прошу прощения.
Проще было бы вообще не упоминать никаких фамилий, но это будет весьма неблагородно по отношению к тем людям, благодаря которым авторская песня (пусть даже в разряде самодеятельной и туристской) сумела выжить и послужить плацдармом для создания городского КСП (клуба самодеятельной песни).

Вероятнее всего, между шестьдесят восьмым и семидесятым годом об авторской песне в Свердловске лучше было не упоминать – память о разгроме клуба песни УПИ была слишком жива.
В 1971 году, опять же в недрах Уральского Политехнического института, возник  вечер песни "Весна УПИ", проходящий в "условиях туристского лагеря".
Мероприятие носило локальный характер, и особого влияния на развитие самодеятельной песни в Свердловске не оказывало.
Занимались этим вечером Анатолий Лепихин, Ольга Губанова.
Опять же прошу прощения у неназванных мною людей.
 А вот в 1972 году, на базе городского клуба туристов, образовалась секция туристской самодеятельной песни, которой стала заниматься Неля Парамонова.
Клуб в те поры находился недалеко от моего дома, и я частенько захаживал на заседания этой секции.
Небольшая комнатка в старом деревянном доме.
На стене висит объявление о концерте исполнителя самодеятельных песен Бориса Короткова, за посещение которого нужно было отдать десять копеек, расписание работы секции, в котором был пункт: "Разучивание новых песен", тексты песен, с просьбой атрибутировать автора.
На столе – светокопированные сборники, где среди песен Дольского, Зонова и Навалихина мелькали песни Галича, Визбора, Городницкого и Окуджавы.
Секция занималась не только концертами, тиражированием сборников и разучиванием песен, но и организацией  конкурсов песни на слёте "Европа-Азия" и на Дне туриста.
К участию в этих мероприятиях народ привлекали тем, что баллы, полученные за участие в конкурсе, шли в общекомандный зачёт.
Конкурсный концерт на Дне туриста посвящался памяти Глеба Трифонова – уралмашевского инженера, автора туристских песен, погибшего под лавиной на Тянь-Шане.
От Глеба осталось только семь весьма некачественно записанных песен, но даже и по ним можно понять, что из него мог бы получиться автор, ничуть не хуже Арика Круппа, который, кстати, тоже погиб под лавиной, только в Саянах

Теперь мне хотелось бы кое-что вспомнить о возникновении городского КСП.
Я тебя ещё не утомил?
А если даже и утомил – куда ты от письма денешься?
Наберись терпения – и читай дальше.
Однажды к Неле "на огонёк" туристской песни заглянула Лена Хохлова…
Ленка (вечная ей память!) была талантливым организатором, и 12 апреля 1977 года Первый секретарь Городского комитета ВЛКСМ Михаил Матвеев, подписал Постановление о создании в городе Свердловске клуба самодеятельной песни.
О чём была даже сделана специальная передача на Свердловском радио.
На открытие клуба пригласили мало кому известного  автора Александра Суханова.
Помогал ему Александр Максимов.
Концерт проходил 14 мая 1977 года в ДК ВИЗа, где, кстати, клуб и прожил до 1982 года.

Но как-то так получилось, что в КСП не нашлось места для Нели.
Или она сама не захотела – я уж и не помню, а правильнее сказать – не знаю.

В 1979 году Валерий Колесников и Андрей Судьбин всерьёз заговорили о фестивале самодеятельной песни. 
Эта идея встретила резкий отпор  у того крыла руководства КСП, которое пришло из Уральского Политехнического института.
- Зачем нам ещё один фестиваль?! Есть ж вечер самодеятельной песни "Весна УПИ"?
Но большинством голосов решили  – фестивалю быть.
И называться он будет  "Весна КСП".
Первый фестиваль был пробным, поэтому прошёл тихо, по-домашнему.
Местом проведения выбрали берег реки Большой Шишим.
Из аппаратуры – радиола с одним микрофонным входом.
Вместо микрофонной стойки – берёзовый дрын.
Народу было человек восемьдесят, не больше.
Дата проведения – 19-20 мая 1979 года.
Ведущая концерта, то ли по забывчивости, то ли по какой ещё причине, открывая концерт, произнесла:
- Я объявляю наш традиционный концерт восьмого традиционного вечера песни "КСП-79" открытым.

 * * *
Второй фестиваль проходил в том же самом месте с 16 по 18 мая 1980 года.
Но на этот раз душа просила чего-то такого, нет ТАКОГО, чтобы спустя много-много лет можно было ностальгически изречь: - "А вот помнишь, на второй "Весне"…"
Кстати, так оно и произошло.
Этот фестиваль запомнился многим, как наиболее удавшийся и по погоде, и по месту проведения, и по качеству концерта.
Достаточно сказать, что на сцену, в качестве дебютантов, выходили такие известные ныне авторы как Сергей Боханцев, Раиса Абельская, Сергей Болотов.
Исполнители – Валерий Чудиновских, Андрей Судьбин.
Дуэт Сергей Саловаров – Александр Кувалдин.
Ансамбль "Зеркало", тогда называвшийся "Ансамбль КСП" в составе: Сергей Молебнов, Леонид Ваксман, Дмитрий Миронов.
Не знаю, зачем я перечисляю эти фамилии. Молодым они ничего не говорят, а старичьё либо уже не занимается песней, либо все фестивали помнит без меня.
Ностальгия, может быть?
Но  нам был нужен ГОСТЬ!
И не абы какой, а чтобы интересный был и не заласканный.
Руководство клуба вело переговоры с начинающим казанским бардом, известным на тот момент гусарским циклом, песней "Письмо" и каким-то совершенно потрясным репортажем о хоккейном матче, которого никто в Свердловске не слышал.
Бард в последний момент ехать отказался, и место гостя оказалось вакантным.
И тут я предложил тебя.
Предложение особого восторга не вызвало - неизвестный, молодой, что поёт – тоже неизвестно.
Народу может не понравиться.
Так что, может, лучше не стоит?
В конце концов, я поставил руководство клуба перед фактом – ты едешь.
И делайте со мной что хотите.

После фестиваля в газете свердловских туристов "Уральский меридиан" появилась вот такая заметка:
 "На одном из фестивалей самодеятельной песни, внимание делегации свердловского КСП привлек двадцатидвухлетний автор, уроженец Мурманской области, студент Ленинградского политехнического института.
Результатом этой встречи и явился концерт на нынешнем  фестивале "Весна КСП" – первое выступление автора за пределами Ленинграда, прошедшее, как бы написали в прежнее время, с грандиозным успехом, совершенно неожиданным как для организаторов фестиваля, так и для автора.
Достаточно сказать, что концерт длился около двух часов, поляна долго не отпускала автора, требуя продолжения, а повторный выход на сцену сопровождался шквалом аплодисментов.
В концерте прозвучали разные песни. Песни о студенческой жизни и песни-пародии, песни лирические, написанные в традициях русских народных, и песни несколько иронического склада. Песни на свои стихи и на стихи Роберта Бернса, Сергея Есенина и Саши Черного.
Эти песни настолько своеобразны даже сейчас, когда автор делает свои первые шаги по дороге бардовской песни, что можно с уверенностью сказать, что им предстоит долгая жизнь.
Песни отличаются музыкальной и смысловой законченностью, воспринимаются как единое целое, как удачное сочетание мелодии и текста. Песни подкупают своей искренностью, теплотой, какой-то северной прозрачностью, тонкостью фразировки.
Показательна манера исполнения: спокойная, ненавязчивая, как бы несколько отстранённая от автора, который утверждает, что песня должна исполняться без лишней эмоциональности, даже чуть-чуть холодновато.
Но невозможно петь эти песни холодно. Очень сердечны, близки его песни, очень много заложено в них доброты, смысла, желания понять окружающих и себя.
И поэтому оставим это утверждение на его совести, хотя бы потому, что автор сам не всегда придерживается этого правила
Сейчас трудно сказать, как сложится дальнейшая его судьба, судьба его песен.
Впереди распределение, служба в армии, работа. Может, захлестнёт текучка мелких дел, повседневная суета, работа, - то есть, всё то, что отнимает у нас так много времени.
А может, и нет.
Хочется верить, что он не изменит своему увлечению, что песни будут звучать на фестивалях и слётах, что их узнают и запоют не только в Свердловске и Ленинграде, но и в других городах Союза. Хочется верить, что этим  песням уготована долгая и счастливая жизнь.
К сожалению, для более тесного общения не хватило времени – сессия, очередной экзамен, необходимость хотя бы раз  заглянуть в конспекты.
Хочется верить, что эта встреча будет не последней, что он будет  нашим частым и желанным гостем, что его песни будут петься на наших фестивалях и концертах, как поются песни Визбора, Городницкого, Дольского, Окуджавы, Никитина и многих других наших признанных и любимых бардов".

* * *
Фестиваль постепенно приобретал известность.
Приезжали гости из Челябинска, Норильска, Казани, Куйбышева, областных городов.
Характерной особенностью фестиваля было отсутствие постоянного места, поэтому кто-то из постоянных участников пустил в народ термин: - "Блуждающая Весна".
Термин оценили.
Причин для смены мест было несколько:
а) народу приезжало порядочно – пятьсот-шестьсот человек, поэтому поляна после фестиваля вытаптывалась капитально, а экологию мы уважали.
б) фестиваль, всё-таки, был неофициальным, а время чересчур запротоколированным, поэтому нам не хотелось ни лишних ушей, ни лишнего народа.
Со своими интересней.
Сначала фестивалем заниматься было интересно, но прелесть новизны постепенно утрачивалась, и развлечение стало принимать характер обязаловки.
Временами казалось, что на следующий фестиваль не будет ни сил, ни желания.
Но люди ХОТЕЛИ фестиваль, и поэтому его ПРИХОДИЛОСЬ делать.
И вот подкралась тридцатая, юбилейная "Весна КСП".
К фестивалю был выпущен диск (у тебя его нет – моё упущение, каюсь).
К диску прилагалась вот такая "легенда":
"В руках Вы держите…
Историю? Эпоху?
Диск Вы держите, на котором представлена история фестиваля "Весна КСП", и прошедшая эпоха.
"И тридцать лет прошло, о, Боже, тридцать лет!"
Весёлое было время.
Философские рассуждения на тему "кому он нужен, этот фестиваль?"
Оказывалось – нужен.
Споры – на каком месте проводить: искать новое, или довольствоваться старым.
Побеждал первый вариант – искать!
Умные слова на тему – быть или не быть конкурсу?
Побеждал второй вариант – не быть.
Весь фестиваль воспринимался как одна ночь с пятницы на воскресенье (у оргкомитета – с четверга на понедельник), изредка перемежаемая прослушиванием, вёрсткой программы, руготнёй коменданта, фестивальным концертом.
Мы не делали фестиваль. Мы его играли.
И за этой игрой как-то забыли, что тридцать лет это не только "возраст вершины", но и время потерь.
А так же время смены поколений.
За эти годы выросли дети, которые на фестивалях постоянно путались под ногами.
А теперь  не только выросли, но сами захотели делать фестиваль.
Ну что ж, эстафету им в руки и организацию на шею".

И хотя тридцатая "Весна КСП" прошла празднично и весело, что-то мне подсказывало – этот фестиваль для меня последний.
Мне стало не то чтобы скучно, нет.
Я просто потерял интерес к этому действу, перестал понимать, что поётся со сцены, а умные разговоры об энергетике и патетике выводили меня из состояния равновесия на "раз".
Да и людей, которые зачинали это действо, тоже не стало.
Кто-то покинул сей мир, кто-то ушёл в быт, работу, внуков и правнуков.
Сейчас эти "путавшиеся под ногами дети" пытаются создать что-то новое, отличное от предыдущего, под другим названием.
Ну что ж  - удачи им.

* * *
Ладно, хватит воспоминаний, вернёмся к нашим письмам.

Нам дорогу узнать, да повернуть,
Только гонят нас на Березину.
Вместо лета тепла - туман пурги,
Видно, время выплачивать долги.

Привет!
Ну как, от фестиваля отошёл? Мы вот как-то всё ещё нет. Пытаемся понять, что удалось, что не очень.
Твоё выступление народу запомнилось. Сходят с ума от "Исповеди наполеоновского солдата", "Голубки", "Французской весны".
Один из наших исполнителей подобрал под себя весь твой олимпиадный цикл и поёт его везде, где только можно. Особенно хорошо получается "Песня Цветочных дел мастера".
Ещё не забыл такую? Если забыл – могу напомнить:
 "Почему Москва, Таллинн, Ленинград, а не Тбилиси?
Ведь принять гостей каждый был бы рад,
От кого зависим?
Фрукты, вина вместо маргарина, ах!
Шашлыки, погода, южная природа, ах!
Приезжайте к нам хоть на один раз,
Словно к знакомым,
Приезжайте к нам, будете у нас
Как у себя дома.
Фрукты, вина, каждому машина, ах!
 Ночь над горами, южный темперамент, ах!"
 Студенты-упийцы впились в песню про  ЗРК (зенитно-ракетный комплекс). Добавили пару куплетов и сотворили жуткую легенду, что эту песню сочинил кто-то с радиофака и был за это художество отчислен.
Так что можешь гордиться - часть твоих песен уходит в народ. 
Плёнку с записями фестиваля я выслал, жди. Скоро придёт.

"Получил сегодня бандероль, спасибо большое. Сижу, слушаю пленку. Завтра сдаю последний экзамен (правда, 27 еще госэкзамен – научный коммунизм). Письма я вообще пишу с трудом – не то, что времени нет, а как-то не собраться, что ли. Даже с родителями по телефону разговариваю. Приехал от вас – сразу куча задумок появилась, теперь вот потихоньку реализую. Пленку еще не записал – возьмусь сразу после 11-го."
Плёнку твою получил, спасибо.
Тебе не кажется, что на сегодня я – единственный иногородний держатель акций по твоему творчеству?
Представляешь? – где-нибудь лет через двадцать – двадцать пять, когда ты будешь известным и маститым, на твой концерт приползёт что-то старое и сгорбленное (а я тебя старше) и будет шантажировать какой-нибудь ранней пародией на известный эстрадный ансамбль или группу.
Или, что ещё хуже, какой-нибудь твоей ранней песней, о которой ты и думать забыл.
Так что высылайте мне все ваши плёнки, я их хранить буду.
Опять же, если что и забудешь – знаешь, у кого найти.
А песню про ЗРК я тебе всё-таки напомню:
"Ты сидишь за крепкой, толстой оболочкой,
Самолет моторами поет.
Только осциллограф обозначил точкой
Местоположение твое.
Светят аппетитно лампочки анодов,
Цель уже достаточно близка:
Знаешь, чем чревата летная погода
В зоне пораженья ЗРК ?

Ты была, родная, беззаботна слишком,
Вот и перелом в твоей судьбе -
Остается в небе облачко от вспышки,
Светлое, как память о тебе.
Вот и все, что было, вот и все, что было,
Ты как хочешь это назови.
Для пилота просто летная погода,
А ведь это проводы любви".
               
* * *
В свой последний приезд ты подарил мне очередной свой диск с такой вот надписью:
"Постоянному реаниматору моего творческого позыва – с любовью и уважением".
 Реанимация творческого позыва на расстоянии, да ещё и постоянно – это круто!

* * *
"За прошедшее время участвовал в праздновании свадьбы, дня рождения, дня рождения сына (не моего), посетил спектакль театра Ленсовета "Станция" и концерт ансамбля из Москвы, я упоминал о нем. Это ансамбль очень резко выделяется среди всех стихами песен – пишет сам руководитель, Макаревич Андрей. Несмотря на некоторый пессимизм и однообразие темы, все равно интересно послушать".
А у нас прошёл День Туриста – выездное мероприятие, сочетающее дела туристские и песни.
Какая-то девушка из области (фамилию не узнал) совершенно потрясно исполнила твою "Голубку".
Двое парнишек спели макаревических "Марионеток". Особого пессимизма я в песне не обнаружил, хотя она (песенка) достаточно объективно отражает суть нашего времени.
Сам я собираюсь в очередной поход на Конжак с заходом на Серебрянку, Буртым и выходом на Каквинские печи. Если у тебя под рукой есть карта мира, или пачка "Беломора" (а это наш излюбленный картографический материал), то можешь посмотреть, где это находится.

"Через неделю уезжаю на военные сборы. Постараюсь написать оттуда, хотя, видимо, никого могу и не застать, если уедешь в Куйбышев. В общем, пока – до осени в крайнем случае. Бывай здоров".
Не желаешь ли продлить знакомство и приехать к нам на концерт?
Споёшь в хорошем зале, на качественной аппаратуре.
Так что, приедешь?
Ждать будем.
Привет от всех.
На сборах веди себя прилично.

"Получил недавно письмо – переслали из дома, дела пока ничего идут. За лето очень мало творил, да и осень не балует. Армия плохо повлияла. Причем не угнетала, наоборот, как-то всё свободно, всё готово, порядок и делать ничего не надо. Лишние потребности убиты. Я вот до сих пор и очухаться не могу – лишняя это потребность – песни – или нет".
Да, армия способствует снижению всякой активности. Думать не надо – начальство есть. Определённые проблемы снимаются бромом на ночь, порядок организован раз и навсегда. Живи ни о чём не думая.

"Причем последнее время слушаю Галича, Высоцкого – сила! А у меня всё слабо, всё не то. Так вроде и много сделано, а если какой конкурс, нужно выбрать две-три самые сильные песни – тут  я беспомощен, да и повторяться не хочется, и каждая песня кажется слабой. В общем-то лучший вариант – чтобы по нескольку (помногу) раз не слушали песни, а сочинять всё новые и новые – но сил – увы – не настолько много".
Но объясни мне, Христа ради,  за что вы, авторы, так свои песни не любите?  Нет, как сочинять – пожалуйста, творческие потуги настигают  где угодно, даже в клозете. (Да-да, это я Юрия Олешу вспомнил). Муки творчества за три версты чувствуются. А вот как спеть – тут-то и начинается:  - "Эта песня слабая, эту не помню".
Иной раз так закритикуетесь, что даже вспомнить не можете, о какой песне речь идёт.
Нет. Как говаривал один литературный герой: - "Критика должна быть конструктивной и позитивной".
Перечитал я тут себя, умного, и понял, что в чём-то неправ.
Банально, но факт – песня на ровном месте не рождается. Нужна причина и настроение, чтобы песня появилась.
Для исполнения песни нужно хотя бы войти в то настроение, в котором сия песня создавалась.
Или подогнать песню к тому настроению, которое присутствует в той компании (не важно – конкурс, посиделки), где ты обретаешься.
А это не всегда удаётся.
Вот и начинаются муки выбора – что спеть, чтобы и в струю попасть, и своё сказать.
И совсем не лучший вариант, чтобы помногу раз песни не слушали. Ранние забудутся, а поздние восприниматься не будут, по причине неузнаваемости автора.

"С другой стороны (я так рассуждаю) критическое отношение к своим песням и есть причина их улучшения. А теперь уже многие меня знают у нас в институте, да и в городе.
Уже начинаешь верить в свою гениальность – и сразу же, как барометр, песен не стало. Вернее, появляются, конечно, но настолько глупые, что даже в благодушном к себе настроении не проходят отбор.
Может быть, это перелом в борьбе за качество.
В последнюю пятницу совершил велопробег Ленинград – Волосово (порядка 100 км за 6 часов), в субботу пел (там наши картошку убирают, младшие курсы). Пел два часа подряд, без перерыва, стоя. В конце уже хрипел, как загнанная лошадь – не умею уходить вовремя, когда не отпускают".
Ну вот, а ты пишешь, что песня – лишняя потребность. Ведь чего-то ради понесло тебя в Волосово песни петь и загнанной лошадью хрипеть? 

"С удовольствием бы приехал к вам в любое время. Тем более, что есть ещё вероятность попасть в армию на 2 года, значит, нужно больше успеть в оставшийся  срок".
Мы тебя ждём, приезжай.
Концерт будет на одной из лучших концертных площадках – Большой зал ДК "Урал".

"Петь не брошу никогда. По крайней мере, переквалифицируюсь в исполнители".
А что? Исполнитель, кстати, из тебя бы приличный получился. Это ты свои песни поёшь отстранённо и неэмоционально. Как только берёшься за чужую – всё на месте, даже эмоции появляются. 

И вообще, батенька мой, хочу я Вам сказать, что авторская песня держится не на авторах.
На исполнителях она держится.
Не будь исполнителей – кто бы пел ваши песни?
Только вы, авторы, про это забываете, и слово "исполнитель" иной раз в ваших устах звучит с этаким пренебрежительным оттенком – "ну, поня-я-я-тно, исполни-и-и-тель".
А ты попробуй слиться с замыслом автора, слегка приглушить слабые моменты в песне, одновременно подчеркивая сильные, да ещё добавь своё  понимание, чтобы сидящие в зале прониклись духом исполняемого произведения, и поняли,  почему ты эту песню поёшь.
А вообще, надо сказать, институт исполнителей вымирает.
Мало кому охота рыться в плёнках, дисках, Интернете, искать чего-то, не пойми чего.
Проще своё написать.
Пусть хуже, но своё.

 * * *
Да, были времена, когда публика ломилась на концерты КСП. Сейчас это всё угасает, и скоро угаснет совсем. Фестивали тоже не ломятся от народа, приезжают энтузиасты, да неофиты, которых энтузиасты где-то подобрали.
А правильнее сказать, не энтузиасты, а старые пожарные клячи, которые при дребезжании гитары и упоминании фамилий Галича, Окуджавы, Визбора, Городницкого, Исакевича и Никитина с Сухановым ещё сучат копытами и пытаются что-то изобразить.

* * *
"Насчёт песен – да, я тоже считаю, что "чёрные", унылые песни просто легче писать, но они не представляют общественную ценность, это – скорее для самого творца, поругается – вроде легче на душе, а остальным – ещё тоскливей.
Я скорее склонен ценить песни по такому фактору: человек делится со слушателями своей силой – или своей слабостью. Силой или слабостью в чём угодно – в знаниях, в воображении, фантазии, в упорстве и т.д.
За это я и ценю Высоцкого – в нём чувствуется сила. Галич, конечно, проигрывает в этом, но всё же некоторые песни – единицы из большинства, - вызывают уважение. Из глубин своей слабости и неверия он вдруг поднимается до силы, и это вызывает уважение.
У Высоцкого этого нет, он, наоборот, всё время настроен на борьбу и, конечно, он больше успел и  большую намного пользу принёс.
Согласен, что для того, чтобы делиться с людьми силой, знаниями – нужно самому их иметь. Чего мне часто и не хватает."
Ты не помнишь, с какого переляху мы заговорили о "чёрных" песнях и о творчестве Галича и Высоцкого?
Да, ты мне в одном из своих писем писал, что "последнее время слушаю Галича, Высоцкого – сила!", а я что-то писал про светлые и тёмные стороны творчества двух вышеупомянутых бардов.

К своему стыду отмечу, что песнями Высоцкого в то время я интересовался постольку-поскольку, потому что вызывали они во мне какую-то неосознанную антипатию (особенно песни в "Вертикали"), а Галич как-то вообще мимо меня проходил. Нет, я, конечно, слышал и "Старательский вальсок", и  баллады про теорию относительности и прибавочную стоимость, но всё это в чужом, не самом удачном исполнении.
Когда же до меня дошли плёнки, то я тут вообще приуныл. Качество было ужасным, слов разобрать просто невозможно – глухой, местами пропадающий голос, какое-то блямканье по гитаре, то есть впечатление чего-то мрачного и беспросветного.
А потом в меня кинули плёнками Высоцкого. Там было всё понятно – хрипловатый, с некоторым шармом, баритон, звонкая гитара, понятные слова.
Во, как пишет! Понятливо и доходчиво, с оптимизмом, не так, как этот, как его там? – Галич.
Наверное, именно в тот момент я и писал тебе о "чёрных" песнях Галича, потому как это было первым впечатлением

Конечно, можно долго и нудно рассуждать о творчестве этих далеко не равновеликих бардов.
Но зачем?
История свой вердикт вынесла – ты не услышишь песен Галича и Высоцкого ни в компаниях ни на концертах.
И того и другого автора настигло забвенье.
Нет, два раза в год устраиваются концерты памяти Высоцкого.
Поют их все, кому не лень, как правило, под ансамбль.
Бригада ездит по городам и весям, сшибает залы…
И что?
Да ничего – скушно, батенька, скушно слушать эти потуги.
Натянуто, неестественно, натужно.
Временами истерично.
Всякие вопросы возникают, в частности - почему концерты памяти Галича не устраиваются ни в день рождения, ни в день памяти.

В молодости я часто размышлял об этом.
К ответу не пришёл.
Я по-прежнему не понимаю, почему в шестидесятые годы в Москве ходила такая уничижительная фраза – "Высоцкий – Галич для бедных"?
Я по-прежнему не понимаю, почему, слушая песни Высоцкого, у меня всплывает в памяти Тарас Бульба с его бессмертной фразой, обращённой к Андрию?
Я по-прежнему не понимаю, каким образом фирме "Мелодия" удалось выпустить около двадцати дисков с песнями Высоцкого в то время, когда о бардах вообще старались не вспоминать?
Я по-прежнему не понимаю, чем объяснить, что песни "всенародно любимого автора" крайне редко звучали на фестивалях авторской песни?
Наиболее отъявленные умудрялись даже на Грушинке петь Галича и Бродского, маскируя авторство всякими байками, а вот на песнях Высоцкого лежала, выспренно выражаясь, печать молчания. И не потому, что его запрещали петь. Его просто не пели.
Может потому, что граничащая с агрессивностью гиперэмоциональность исполнения, в сочетании с актёрскими данными Высоцкого убивала всякую возможность поразмыслить над смыслом песни?
И я по-прежнему считаю, что Высоцкий старался своей энергетикой, талантом (а он всё-таки у него был, от этого никуда не денешься) скрыть свою внутреннюю несостоятельность человека, где-то, когда-то и за что-то продавшего свою душу.
Так. А что у Галича?
Полная противоположность. Песни исполняются спокойным речитативом, без какого-либо нахрапа, мелодия, может быть и есть, но возникает желание сотворить свою, голос (кстати – красивейший баритон) зачастую не попадает  ни в аккорды, ни в мелодию.
Но почему же так цепляет-то, а?
И глазами прочитать хочется.
И почему-то о судьбе героя песни задумываешься, хочешь узнать, как там с Парамоновой дальше жизнь пойдёт.
Ведь всё-таки бился мужик за любовь свою.
Много мыслей возникает, когда эти песни прослушаешь
Вот только не сразу приходишь к этим мыслям – до них ещё интеллектом дотянуться надо.
Но, если уж дотянулся – то надолго.
Много на эту тему можно рассуждать, но, как говаривали древние латыняне, "ad mortis aut bene, aut nihil"

И последний гвоздь.
Теперь, когда прожито больше, чем осталось, я точно не соглашусь, что "чёрные", унылые песни просто легче писать".
Писать их гораздо сложнее. И эти песни нужны для борьбы с самим собой. Потому как любая (чёрная, горькая – называй как угодно) подобная песня инстинктивно вызывает чувство противоречия, способствуя пробуждению в душе светлых сил.
Во, загнул! Даже сам с трудом понял, что написал.

Но есть одна деталь, всё-таки объединяющая творчество этих людей – их песни растащены на цитаты.
То есть, хоть что-то от творчества Александра Аркадьевича и Владимира Семёновича в памяти людской осталось.

И слава Богу!

* * *
После триумфального выступления на "Весне КСП", люди стали требовать твоего концерта.
В общем-то, людские требования совпадали с нашими желаниями и твоими намерениями, поэтому ничего не мешало нам устроить праздник тебе, себе и людям.
Тем более, что твой приезд совпадал с зимним конкурсом самодеятельной песни.
То есть, ты снова становился "гостем фестиваля".

Концерт прошёл успешно. Слушатель оценил и твои "старые "испытанные" песни" и новые. 
"Вот вчера многие смотрели выступление замечательного ансамбля "Зеркало"
У меня тоже есть песня под названием "Зеркало". Может, она и про этот ансамбль, но эта песня посвящена одному человеку…
"На сцене - Зеркало, и нету декораций,
Все лица слиты в отражение одно,
И нет весело-легких граций,
Чтобы легче было разобраться нам -
А что же там отражено?"
    
Я вновь слушаю диск с записью этого концерта – а ты знаешь, не так уж и плохо. Связки между песнями сведены до минимума, манера исполнения – светлая, мальчишеская, оставшаяся и поныне (я мерю мерками нынешнего концерта), даже иногда какой-то юмор проскакивает:
"- Записки приходят час от часу не легче - спойте песню о вашей жизни.
Такую песню трудно написать, чтобы она всё охватывала, тяжело её будет петь.  Поэтому я так, маленькими отрывками и считаю, что эту записку я уже выполнил в некотором роде.
- Исполните, пожалуйста, песню "Больные сны". Кого вы считаете исполнителем самодеятельной песни?
- Что-то я не припоминаю такой песни у меня, и вообще, чтобы  я её пел когда-либо. Тут вкралась какая-то орфографическая ошибка.
А исполнителем песни… Я в общем-то считаю каждого исполнителем, кто поёт, то есть каждый в праве петь. Допустим, если кто не может, то как сможет. Опять же – "Музыкант играет как умеет".
- Скажите, сколько вам лет и как вы относитесь к так называемой лесной альпинистской песне? Поёте или сочиняете эти песни?
- Лет мне двадцать два… с лишним, нет, ну  не очень лишне, нормально. Но к песне вот такой, туристской что ли, отношусь ну так, положительно, что ли. Я не так уж часто хожу в походы и не так уж  они сложные. Так, прогулки, можно сказать. И поэтому…
Ну, я чувствую, что мог бы написать ну, про лес, про горы, но это было бы не от меня. Я пою о своей жизни, в общем-то, о том, что я видел, испытал. А про леса достаточно песен существует у туристов. Причём они все из года в год поют одно и тоже. Ну, разные по разному. Но вот кого я знаю, у них свои любимые песни и им лишь бы их услышать. Я не чувствую необходимости что-либо писать новое на эту тему. Они очень довольны, когда слышат старое".

Не преминул ты проехаться и по "Машине времени":
"Ещё об эстраде несколько слов. Уже давно у нас существует такой великолепный ансамбль "Машина времени". Долгое время он как-то не был известен, не получалось у них. И вот недавно они обрели уже славу, заняли первое место в Тбилиси в конкурсе. Теперь с концертами выступают. Говорят, в Свердловске концерт был.
И вот что самое удивительное. Это единственный ансамбль, который я знаю, который пишет не какой-то там текст, а именно стихи. И какое-то свое отношение выражает. Может, кому-то оно не нравится, но вот честность их вызывает уважение.
И вот вместе с тем почему-то самые слабые их песни обрели самую большую популярность. Вот это меня как-то задело. У меня есть пародия, вроде бы адресованная "Машине времени", но на самом деле её поклонникам.
Различая цвета с пеленок,
Их приветствуем всем нутром.
Не хватает в продаже пеленок
"Орво колор" и "Орво хром".   
 
- "Вот тут как раз в записке просили спеть "Вестерн" – это как бы продолжение тематики  "Не стреляйте в музыканта". Вот такой вот западный боевичок:
Лень в Техасе,
Полно монет – а какой в них прок.
Старый бармен сидит на кассе.
Выбивает чеки на грог"
Потом эту песню со всем пылом и смаком будет петь Андрюша Судьбин, балдея от собственного исполнения.

А сейчас он закрывает твой концерт:
- Разрешите мне от вас всех сказать большое спасибо за концерт и надеяться, что он будет нашим гостем ещё не раз и не два. Спасибо.
И вот мы стоим в глубине сцены. К тебе подходят, благодарят, жмут руки. Ты стоишь, опершись на рояль. На физиономии написано крупными буквами: - "Неужели закончилось?".
А за роялем сидит пока ещё незнакомая нам девушка, и наигрывает вариации на мелодии твоих песен.

* * *
Вернёмся  к письмам.
Вскоре ты, идя по стопам великих русских поэтов,  отбыл на военную службу в Грузию.               
"Пишу с места службы. Устроился нормально, все удобства. Из окна вижу Чёрное море. Служить, собственно, ещё не начал, завтра получаю обмундирование, а там начнутся трудовые будни".
Привет!
Ну что, поздравляю с прибытием к месту службы. Грузины, мандарины, Чёрное море – антураж, однако.
Надо бы в гости приехать.
Плёнку твою пока не получил, но надеюсь, что дойдёт.
Пиши.

"Спасибо за письмо, за фотографии. Как только появится возможность сфотографироваться, вышлю свой "оформленный" облик. Жизнь ничего идёт, недавно ходил в город, купался на море. Вчера получил зарплату за месяц июнь – 200 р.
Теперь нужно думать, как их истратить. Вообще свободы действий гораздо меньше, чем я ожидал, почти как у солдат, но может, это временно, так как сейчас половина людей уехала на учения".
Думать, как истратить деньги – занятие бессмысленное и вредное. Это я по себе знаю. Они тратятся сами, без учёта желания заработавшего.
Проверено неоднократно.
Расписываешь буквально до копейки, а потом выясняется -  чего тебе было в самом деле нужно, то ты так и не приобрёл.
А деньги кончились.

"С рождением новых песен туго, так как не чувствуется необходимости их появления. Вернее, низкий уровень требовательности, как у офицеров, солдат".
Писать новые песни сразу по приезду на новое место – себя насиловать. Нужна адаптация, накопление впечатлений, письменный стол со стулом, наконец.
И я не понял, при чём тут солдаты и офицеры? Они что, стали с тебя песни требовать?

"Это, видимо, закономерно, так как я считаю задачей, ради которой пишутся песни – изменить мир, а в армии это изменение, по логике вещей, должно произойти в самую  последнюю очередь по сравнению со всеми невоенными организациями. Хотя, с другой стороны, можно сказать и так: песни не настолько хороши, чтобы выполнить свою роль, чтобы разбудить людей".
Что мы хотели изменить в мире, и каких людей хотели разбудить -  не знал никто, даже мы сами.
Честно говоря, как в ту пору, так и сейчас я такими мыслями шибко не заморачивался – времени не хватало. "Муторная жизнь с работой наизнос", - как я напишу в одной из своих будущих песен (скажи мне кто тогда, что я возьму в руки гитару и буду песни сочинять – посмотрел бы я на этого пророка и пальцем около виска покрутил), необходимость тянуть клуб, а тут ещё контрольно-спасательная служба свои задачки подкидывала.
И роилась вокруг какая-то пацанская шелупонь, которой нужно было объяснять, как вязать узлы, упаковывать рюкзак, оказывать медицинскую помощь.
А когда они узнали, что  я ещё и в  КСП состою, то стали  требовать с меня песни, потому что старые их не устраивали.
Я это к чему вспомнил? Может, нужно воспитывать и пробуждать мир и людей не в целом, а, так сказать, в индивидуальном порядке? 

"Значит, в прошлом были одни неудачи и всё нужно начинать сначала. Но это полбеды – иногда кажется, что мир ни на грамм не меняется от слов и музыки, и что все попросту теряют время и силы на стихи и песни, вместо того, чтобы создать что-нибудь реальное и осуществимое".
Ты уверен, что мы имеем право на переделку мира и людей?
Я, разменявши шестой десяток, искренне говорю – не уверен, хотя, общаясь с людьми, я, воленс-неволенс, всё равно к их изменению руки прикладывал.
И ещё - мы можем просчитать, как наше воспитание отзовётся на воспитуемых?
Вспомни Стругацких, "Понедельник начинается в субботу" и некоего Саваофа Бааловича Одина.
Я не поленюсь, оторвусь от стула и выпишу эту цитату:
"Саваоф Баалович стал всемогущ. Он мог всё. И он ничего не мог. Потому что граничным условием уравнения Совершенства оказалось требование, чтобы чудо не причиняло никому вреда. Никакому разумному существу. Ни на Земле, ни в иной части Вселенной. А такого чуда  никто, даже сам Саваоф Баалович представить себе не мог".
Ты уверен, что общение с нами никому не принесло зла?
Я не уверен. 

"Спасибо за письмо. В общем-то я, видимо, сгустил краски в моих письмах отсюда – это по давнишней привычке на всякий случай готовиться к худшему, чтобы не испытывать этих провалов – хандры и т.п. конечно, всё образуется, ничего не пропадёт, ничто не сможет заглушить "голос разума".
Интересно, ты сейчас самоутешением занимаешься, или истину глаголешь?

"Просто здесь больше, чем где-либо остаюсь сам с собой и можно реально оценить соответствие своим намерениям своих дел, которое – увы – не  так часто наблюдается. Выясняется, что многое из того, что мы проповедуем, я не могу применить – может, опыта не хватает, может, смелости или ума. И возникает вопрос – имеешь ли право поучать других, призывать к тому, чего не можешь сам?"
Практически ты задаёшь тот же вопрос, что и я в предыдущем письме. Только ты спрашиваешь, можем ли мы поучать и призывать, а я тебя спрашивал, насколько наши деяния отзовутся в судьбах других.
Самая-то гнусь заключается в том, что мы поучаем и призываем к чему-нибудь иной раз совершенно бессознательно. Это, кстати, характерно для крупных человеческих стай (армия, школа, институт, воровская шайка). Мы что-то творим, а окружающие, в силу стадного инстинкта (в хорошем смысле этого слова) за нами тянутся.

"С другой стороны: искусство – явление общественное, люди просто находят в нём какие-то свои стремления, надежды, и если они оказываются общими для них, то они и выделяют какое-то произведение в ряд талантливых. По-моему, нет гениальных людей, есть гениальные произведения, ну и с талантом тоже самое, только рангом пониже – меньшее число людей участвует в отборе".
Неправда. Если в человеке нет искры таланта или гениальности, он творить не будет. Не дано это ему.

"Поэтому я также считаю, что нельзя написать хорошую вещь – творец всегда почти не знает, что творит, от него мало что зависит".
А ты хорошо подумал, когда писал эти строчки? Если твоим рассуждениям следовать, получается, что ничего хорошего не создаётся по определению. А это несколько истине не соответствует, как мне кажется.
 Творец всегда знает, что он хочет сотворить. Другое дело, что конечный вариант иной раз весьма сильно отличается от исходного. Но, смею тебя уверить, что изменения текста, может быть, фабулы, имеют под собой желание в более интересной форме донести до читателя заложенную в произведение идею. 

"Поэтому единственным источником вдохновения может служить своя жизнь, и если она в данный момент глупа, то и ничего дать не может".
Почему? Даст, только что-то глупое. А в будущем из этого глупого что-нибудь умное получится.

"Основная пища для оптимизма – письма. Твоё имеет порядковый номер 40. Новостей почти нет, вернее, совсем нет, одни старости".
Ладно, что ещё письма писать не разучились. Переписка, чувствую я, у тебя интенсивная.

* * *
Где-то в маленькой деревне,
В гарнизонном городке
Процветал порядок древний,
Как пыль на потолке.
И в зареве янтарном,
Сменявшем голубое,
Рассвет был восхитительно хорош,
Но в гарнизоне старом
С подъема до отбоя
Ничто не изменялось ни на грош.               

Через год я снова  стал донимать тебя концертом в Свердловске. В ответ ты мне написал следующее:
"Насчёт концерта ещё рано – нужно сперва дожить до конца, а там – было бы что показывать, о чём петь. Но, думаю, наскребём, да, будем надеяться, что я не пропаду здесь и моё возрождение, если оно получится, должно быть у вас.
А больше, собственно, меня нигде и не знают – по крайней мере, лично".
Такое пафосное начало: - "моё возрождение, если оно получится, должно быть у вас".
И такой пессимистично-прозаический финал: - "А больше, собственно, меня нигде и не знают – по крайней мере, лично"

"В смысле песен я, конечно, опустился, но не забросил. Видимо, главная ошибка моя в том, что не имею гитары, так, перебиваюсь всё это время по чужим случайным инструментам.
Твоё пребывание в армии вписывалось в стандартную схему поведения высокоорганизованного животного в чужой, непривычной для него среде (извини, в последнее время увлекаюсь этологией).
Первый этап – обнюхивание и определение территории обитания, ты уже прошёл. Теперь начался второй этап – определение места в иерархии и возобновление прерванных занятий. С местом в иерархической лестнице разобрались без тебя, а вот возобновление прежних занятий осложнилось как отсутствием инструмента, так и (даже в большей степени) отсутствием слушателей.
Ибо ещё Козьма Прутков говорил о том, что поощрение артисту необходимо как канифоль смычку виртуоза. 
Сам же писал, что армия отбивает охоту ко всему, что не вписывается в армейские рамки. Так оно случилось и в данной ситуации. Есть желания, но нет возможностей к их реализации. Вот это, наверно, тебя больше всего и доставало во время службы – не было созвучной тебе аудитории.

 "А у меня же процесс создания идёт от музыки, то есть она первична (может, это ростки идеализма?) с другой стороны, всю мою творческую жизнь я только и делал, что залезал в тупики и вылезал из них, то есть они оказывались часто новыми ступеньками".
Залезание в тупики, оказывающимися новыми ступеньками в творчестве – извини, занятие обычное.

"И что самое главное – нет самого главного! Тем – куча, образов, рифм, мелодий – тьма, так и копошатся, а вопрос – для чего всё это, что это изменит?"
Копи на "гражданку". Ты учти, что когда дембельнёшься – времени на творчество будет минимум. Будешь по работам бегать, детей растить, жену воспитывать. Вот тут-то вариант разбивания творческой лодки о семейный быт очень реален.
А так хоть заначка на будущее есть.

"Ведь раньше я, дурачок, думал, что-то изменить в людях, достать всех, растормошить. А они, собственно, просыпаются, выбирают самое для себя понятное или приятное, или лёгкое – тут уж я никак не влияю – вот  когда чувствуешь отсутствие актёрского таланта! – и остаются совершенно теми же".
Ты не подскажешь, какая связь между людским выбором и актёрским талантом?
Актёрский талант авторской песне на фиг не нужен.
Ну, покрасивше малость будет, билет подороже, поаплодируют чуть поболе.
Но все будут вспоминать, кто во что одет, кто как кривлялся на сцене, восхищаться мастерством инструментовки. 
А саму-то песню не услышат и не запомнят.
Неужели ты ещё не понял, что самые запоминающие и будоражащие песни написаны простым языком и исполняются шёпотом?
Опять же вспомни известное высказывание известного министра насчёт флюстер-пропаганды.
Короче – я за аскетизм в жанре авторской песни. 
Особливо, когда автору нужно донести до слушателя стихи, а не набор слаборифмованных штампов.
А что касаемо того, что люди остаются теми же, вспомни изречение о медленно мелющих жерновах.

"Единственная надежда – то, что они всё-таки собираются вместе ради песен, но и то очень часто зацикливаются, заворачиваются в кокон старых, привычных представлений, то есть объединяются для дела, а потом всё это идёт вхолостую.
Песни – руководство к действию, но и попытка переложить это действие на плечи других, то есть смелость и трусость одновременно".
Ориги-и-инальная трактовка! И ведь правильная, едрёна копоть! Видишь – и армейская жизнь на что-то сгодилась.

"С песнями пока по-прежнему – что-то я застрял, затянула меня эта служба, никак не собраться на творческие подвиги. Кстати – ещё осенью, на сборах завёл было новый цикл в восточном духе – "Рубайки", а потом бросил, вернее отвлёкся. Сейчас друг прислал письмо с вырезками из Хайяма и напомнил мне самого себя (вернее, обо мне, о том, что я теряю время).
Рубайки          
 Есть во Вселенной три кита:
Веселье, Труд и Доброта.
Очнись, бесстрашный китобой,
Кого ты тащишь за собой?

Зачем вам книги – есть Коран,
Любите хлеб – зачем вам мёд?
Кто знает сам – устал от ран,
А кто не знает – не поймёт.

Юмор тонкий – ха-ха-ха
Так и лезет в потроха.
Превращается в стихи
Вот в такие – хи-хи-хи"
Кстати, больше я от тебя таких "Рубайков" не слышал. Или ты их больше не писал? И вообще, ты не забыл, что запланировал появиться в Свердловске?

"Спасибо за приглашение. Как всегда, я принципиально "за", но есть много серьёзных "но". Если ехать, то обязательно с концертом. Может, это тщеславие, но для себя я объясняю это тем, что концерт – это работа, то есть что-то полезное, выдача результата, что ли. Чем в больших местах удалось бы выступить, тем больше чувство выполненного долга. А так просто приезжать – это отдых, что-то личное, для себя, и всегда в таких случаях я испытываю неудовлетворение. А концерт, по-видимому, не получится, главным образом потому, что я не уверен ещё точно, в марте ли уйду в отпуск, и какого числа, а готовить-то всё надо заранее, как я понимаю. Лучшим временем для меня было бы начало марта, до 8-го числа, или сразу после 8-го, чтобы к 21-му уехать домой наверняка, ведь погода зимой у нас ненадёжная.
Иными словами – приглашение принимаю, но, хоть концерта может не получиться, я, всё-таки, постараюсь подготовиться.
Каким ты был в то время, таким остался и сегодня.

"Появилась дома гитара, приступаю к восстановлению спортивно-художественной формы и содержания. Новостей нет, одни старости".
Как мало нужно для счастья советскому барду-офицеру: появилась гитара -  и сразу зашёл разговор об обязательном концерте, выдаче результата. Аж душа у меня возрадовалась. 

"У нас зима, хотя сегодня, например, снег растаял, и лёд на лужах тоже. Жизнь течёт однообразно, телевизор вытесняет почти все потребности в культурной жизни.
Не могу объяснить для себя, чем же так отличается армейская жизнь, что нейтрализует дух творчества. Вроде и времени достаточно, а никак не взяться за работу. Скорее всего, причину нужно искать в себе.
С другой стороны, мысли постоянно чем-то заняты – ждёшь, что вот скоро ты либо выспишься, либо согреешься, либо наешься. Но ведь так бывало и раньше. Нужно заботиться обо всём, это мешает сосредоточиться, вот так и на подъём тяжёл становлюсь – всё какие-то причины находятся для возвращения в прежнюю колею -  "и доедешь туда, куда все". Нужно выбираться, а то потом не выехать".
То, что ты  сейчас описываешь - это классический случай синдрома хронической усталости. Описания синдрома, как отдельной патологии, в ту пору ещё не было, но это не мешало самому синдрому существовать и протекать именно так, как ты его описываешь (тревожное ожидание, невозможность сосредоточиться, постоянное желание выспаться, пожрать, согреться).
Способов лечения несколько: либо мотануться в отпуск, либо кардинально поменять свою жизнь.

"Если приеду к вам, то, видимо, не один. Ну, пока. Привет всем".
Чувствуется, что ты решил от этого синдрома избавиться радикально, используя оба варианта терапии.

"Возникла мысль о женитьбе, поэтому в предвидении морально-финансово-временных затруднений дрожат коленки, но отступать  некуда – отпуск только раз в году, как день рождения".
Мысль удачно реализовалась, о чём ты сначала известил меня телеграммой, а потом приглашением на свадьбу, на которую мне так и не удалось выбраться.

* * *
Повинуясь року тающего воска,
Мы чинили плохонький, ветхий забор.
Мимо наших окон ехала повозка.
Скоморохи, кто ваш дирижер?

Мы устанем скоро от свечного воска,
Нас зовут соседи на калачи.
Мимо заборов старая повозка
Едет, значит, музыка звучит.

"Ещё раз спасибо тебе и вообще свердловчанам за то, что вытащили на свет божий, а то ведь собственный сок не идёт на пользу".
А согласись: весьма неплохая традиция - звать тебя на наши фестивали. Себя показал, других посмотрел и в собственной саке вариться перестал.
А за "спасибо" - пожалуйста. Мы тебя всегда рады и видеть и слышать.

"Как всегда, недоволен собой. Не умею я вести себя на сцене – это не манера такая, это просто неумение или слабое внимание подготовке к самому выступлению. Наверное, зрителям тяжело воспринимать такое зрелище, вам тяжело "тянуть" меня на уровень, отвечающий хоть каким-то нормам. Ну – дело сделано, сказал палач, отрубив голову невинной жертве".
Недавно я встретился с человеком, который был на этом концерте. 
Посидели, вспомнили, выпили, послушали диск.
Получил по шеям:
- Хорошие песни, за душу берут. Но какого лешего вы  вдрабан усталого парня на сцену выпнули? Хотя бы выпить дали перед выступлением.
Если честно, то да – с диска звучал очень усталый голос. И гитара была настроена выше, чем обычно. И возникало опасение (страх, будем честны), что голос у тебя сорвётся.
Но вот эти два минуса по отдельности суммировались в один большой плюс – твои песни звучали так беззащитно и трогательно, что хотелось их пригреть, послушать ещё раз и сопережить лирическому герою.
Ну и автору заодно.
Ты тогда спел девятнадцать песен, практически не разговаривая.

По сравнению с первым концертом песни у тебя стали глубже, ассоциативнее и зрелищнее.
Если рассматривать твой концерт с точки зрения цветовой палитры, то преобладающим цветом был серый.
И на этом фоне – как светлые искорки: "Слова", "Счастье"
Даже в такой достаточно проходной песне – "Письмо с Саян", ты нашёл весьма нестандартный образ – "Из кудрявых Саян". Во всяком случае, сколько я песен про этот край не слышал, никто до такого образа не додумался.

Порадовал ты нас и очередным вариантом "Машины времени"
"Как мне показалось, мысль хорошая, но в песне слабо выраженная. Вот усиленный вариант:
Снаряженье приготовлю
для подлёдной рыбной ловли.
Эй, рыба не грусти!"

И что ещё запомнилось с того концерта, так это какие-то мальчишеские обороты стиха.
Взрослый никогда не скажет и не напишет: - "Да ну ты что, кабан. Да ты, наверно, спятил". А вот косящий под приблатнённого пацан такую фразу произнести может. Да ещё с соответствующей ухмылочкой. 
И ещё одна зрелищная песня –  рыжий мальчишка бежит по полю одуванчиков, сдувает с них эти самые парашютики и шепчет: - "Эй ты, пушинка, не грусти".
Во куда меня понесло!
Нет, старый я становлюсь, сентиментальный. Глядишь, скоро и голубей из рук кормить начну.
А голуби будут считать меня памятником…

* * *
Розовеют облака в небе, как и прежде,
Солнце въехало в дома желтым колесом.
Я заметил паука на своей одежде
В час, когда ночной туман тает, как сон.

"Выступал с концертом в Политехе. Хорошо прозвучала "Паутина" (запись на 2-3  магнитофона) с приличным предисловием, отметающим нехорошие подозрения, и ещё я вспомнил пародии на стихи и на песни – тоже хорошо прошли".
Недавно я переслушал эту песню ещё раз…
Великий Бард! Как мы тогда любили искать в песнях, стихах и словах вторые смыслы и подтексты, причём иной раз там, где их и не могло быть по определению.
Единственное, что может нас как-то оправдать, что ли, но то время, в котором мы жили, было "эпохой поисков смысла и подтекста", причём существовали специально обученные люди, которые занимались этими поисками по долгу службы.
По сю пору не знаю – быль ли это, или анекдот, но во времена Руслана Хасбулатова не рекомендовалась к исполнению песня "Хаз-булат удалой", а при Константине Юрьевиче Черненко очень не приветствовались песни, где имело быть слово "кучер", ибо, по мнению выше упомянутых специально обученных людей, это слово дискредитировало главу государства.
Песню Давида Тухманова и Владимира Харитонова про БАМ обвиняли в том, что она, оказывается, призывала к укорочению Байкало-Амурской магистрали ("Веселей, ребята, выпало нам строить путь железный, а короче БАМ").
Старую революционную песню "Вихри враждебные веют над нами, грозные силы нас злобно гнетут" вообще хотели запретить раз и навсегда, потому что  враждебных вихрей в эпоху молодости нашей не было.

Не миновала чаша сия и нас.
На одном из зимних фестивалей (я тебе ещё напишу о нём) кто-то из жюри прицепился к совершенно невинной песне Сергея Никитина и Дмитрия Сухарева "Письмо".
Не помнишь?
"Забудусь райским сном средь ангельских полей
Над ангельским письмом возлюбленной своей.
В том ангельском письме в тот самый Новый год,
Меня в своей тюрьме возлюбленная ждёт.

О, как бы я хотел ворваться в дом пустой
К возлюбленной взлететь по лестнице крутой…"
КАЗАЛОСЬ БЫ, ЧТО ТУТ ОСОБЕННОГО!?
Нет, прослушивающую даму заинтересовали три вопроса:
1. за что сидит возлюбленная,
2. почему она сидит дома, а не там, где должна сидеть, и
3. сколько лет ей дали
Песню с трудом удалось отстоять, предъявив сборник стихов Дмитрия Сухарева, где это стихотворение и было напечатано.

И ещё одной песне не повезло.
У Леонида Семакова есть совершенно чудная песня-баллада, посвященная любви солдата и девицы, относящаяся  аж к восемнадцатому столетию ("Не мерещись, девица, не мани отрадами").
По ходу баллады солдата и девицу попутал бес и замёл пургой, а дальше события развиваются следующим образом:
"От пурги-метелицы
Мы в обнимку с девицей
Спрятались под деревцем,
Стало нам тепло.

Все собаки лучшие
Нас искали, мучались,
Местные тимуровцы
Шастали везде.

Под снегами жуткими
Вилами нащупали
Нас под полушубками
На десятый день"
Вот знаешь, не могу без содрогания цитировать эти строчки – представляю себя на месте солдата. Сидишь это в обнимку с девицей, а в тебя вдруг начинают остро отточенными вилами тыкать.
И в какое место, позвольте спросить?
Жуть!
Я-то, в силу своего цинизма и бездушия, поинтересовался бы у исполнителя – как он думает, чем это таким интересным можно заниматься под полушубками в течение десяти дней и чем питаться, но культурная (потому как из Отдела культуры) дамочка узрела в этой песне намёки на:
1. Павлика Морозова (вилами нащупали) и
2. дискредитацию Аркадия Гайдара и его повести "Тимур и его команда" (местные тимуровцы).
Песню отстоять не удалось.

А если без иронии – была у тебя в репертуаре песня, про которую ты, наверно, забыл.
Очень сильная, серьёзная, и не потерявшая актуальности и в наше время.
И называлась она "Поговорка"
 "Поговорка родилась не сгоряча:
Гибни сам, да только друга выручай.
Если катится война,
Значит русская страна
Горьку чашу пьет до самого дна.

А пока страна свобод копила жир,
Мы платили миллионами за мир.
Миллионами смертей,
Черных, горестных вестей,
Городами, что пустыни пустей.

Сколько нужно этих жизней дорогих,
Чтоб платить не за себя, так за других?
Снова танков слышен гул,
В спины смотрят дыры дул,
Шлет стандартные посылки Кабул".
Согласись – убрать пространственно-временную привязку – и вполне современная песня.

* * *
 "У меня общефилософское настроение на подъёме. Это значит: много всяких идей, планов местного масштаба, множество будущих песен и стихов копошатся в голове – но увы, никак не удаётся (вернее, с трудом) их выудить. Не успеваю высыпаться, постоянно в наряд и в наряд, а когда не выспишься, как бритвой срезает все эти "ростки". Пытался что-нибудь с солдатами сотворить к Новому Году – так и не смогли, остались только эстрадные песни в плохой обработке на плохой аппаратуре".
Не пугайтесь – это он, всё ещё длящийся хронический синдром.  И не думайте, что он только у Вас имеет место быть. У солдатиков он тоже присутствует.
Ну, а если без ёрничества – всё-таки старайся идеи-то запоминать. Готовься к "гражданке".
Но об этом я тебе уже писал.

"Что-то мешает здесь, не пойму что. Может быть, отсутствие всякой надежды на какие-либо изменения в будущем окружающих меня людей? Тут, кстати, как будто ожили герои Гоголя и Салтыкова-Щедрина, просто какие-то "Мёртвые души" и городовые – не все, конечно, но те, что есть, поразительно похожи".
Ты мне сейчас напомнил Александра Адуева.
Не помнишь такого? -  Гончаров. "Обыкновенная история".
Настоятельно рекомендую перечитать.
А напомнил потому, что между Сашей Адуевым и его дядей шёл примерно такой же диалог – племянничек примерял ко  всем окружающим его людям персонажи из басен Крылова. Дядюшка тогда поинтересовался, а какой персонаж племянничек примерил к себе. Ответа не последовало. 
"Армия – калька общества". Не помню, кто сказал. Может быть, и сам придумал, хотя вряд ли.
Неужели ты думаешь, что всех этих героев нет  на "гражданке"?
Есть они, никуда не делись. Только их заметить трудно. А в армии, в этой скученности, они все на виду.

"Гитары так и нет пока дома – тоже сдерживающая причина. Прыти много, результатов мало".
Погоди, ведь вроде бы была. Куда ты её девал?

"От бывшего президента клуба и организатора фестиваля, на котором мы с тобой познакомились, вестей мало. По последним данным тамошний клуб почти зарезали после выступления у них Бобрикова. Кстати, все как сговорились – пишут, что я запомнился больше всех. Я отношу это за счёт дружеского расположения – знакомые, более близкие люди более понятны, то есть к оценке друзей всё-таки любой человек подходит предвзято, более предпочтительно. Да и вообще, как я заметил, популярность – дело рук друзей, по отношению ко мне – того же президента и твоё. И, что самое смешное, популярность никак не зависит от качества или ценности произведений. Можно разрекламировать плохой "товар", и его будут брать нарасхват".
Совершенно не помню кто такой Бобриков. Ни облика, ни песен, ни записей – ничего не помню.
А твои песни – они как настойка – чем больше времени проходит от их написания, тем вкуснее они становятся.
Так, похоже я Цветаеву слегка извратил. 
То, что к оценке друзей человек подходит более предвзято – с этим нельзя не согласиться. Но предвзятость эта весьма своеобразна, что следует из следующих определений:
"друг – это тот человек, которому ТЫ можешь сказать любую гадость безнаказанно".
Или:
"друг – это человек, который может сказать ТЕБЕ любую гадость безнаказанно".
Выбирай.

А теперь читай сюда:
Да, короля делает свита, а  автора - друзья. С этим нельзя не согласиться. Но неужели ты думаешь,  что мы с бывшим  президентом клуба (кстати, не сговариваясь, и не зная о существовании друг друга) стали бы (давай, вспомним современное слово) пиарить залежалый и ненужный товар? Да ещё и только из любви к искусству. Вот тут ты ошибаешься. Дружба дружбой, а качественные авторы качественными авторами. Мухи отдельно, колбаса отдельно.
И насчёт взаимосвязи качества произведений и популярности – вопрос сомнительный. По началу – да, спрос будет. Но ненадолго. Сейчас, когда мы живём в мире рекламы в этом можно убедиться.
Народ берёт проверенный товар.

"Жалко, что я мало был на конкурсах, где по идее должна быть равная "реклама", хотя и там есть престижность, например, последних слушают лучше. По этой причине все "маститые" выступают в конце.
Я раньше как-то не очень придавал значение всяким слётам, конкурсам – попадались под руку, участвовал – а теперь, когда лишён такой возможности, постарался бы побывать везде, где можно и схлестнуться со всеми на подмостках. А то я всё раньше в себе как-то замыкался, своё "я" толкал – это тоже необходимо, но – в меру".
Ура! Поздравляю. Наконец-то взыграло ретивое.

"Кстати, я писал или нет – друзья из Ленинграда – студенты – были под Туапсе в лагере (спортивно-трудовой) и там кто-то из Свердловска пел мои песни, причём выдавая меня за свердловчанина".
Ничего удивительного. Первыми тебя стали петь свердловские исполнители, не называя, откуда ты родом. Вот слушатель и решил, что ты наш свердловский автор.
Скажу больше.
Когда координатор КСП-шного движения по Уралу создавал сборник "Барды Урала" (в первом слове ударение на второй слог, во втором – на третий), то ты чуть не попал в этот сборник именно как свердловский автор.

"Из окна вид на море, обнесённое колючей проволокой. Пасмурно. До конца наряда полтора часа, но могут оставить на вторые сутки, так как никого нет на замену".               
Я тоже на дежурстве, из окна видно облачное серое небо, верхушки хилых сосен и кружащийся косяк ворон, каркающий до омерзения громко и немузыкально. За стеной – больные, с которыми надо чем-то заниматься и горе-медбратья из студентов-медиков, которых надо пинать. До конца дежурства еще шесть часов. Сменщик, холера, позвонил и сказал, что задержится часа на два.
Привет супруге.

"У нас большая новость и радость – сын.  Роды, конечно, тяжело прошли, но вроде бы без последствий. Пишет – настроение бодрое. Я про себя такого сказать, конечно, не могу. Новый Год встречал в наполовину старой компании, улетел обратно 6-го числа, за эту неделю побывал на выставке, в Кировском на балете "Бахчисарайский фонтан", поиграл в хоккей, попел ночами на лестницах в общежитии".
Мужик, поздравляю!
Главное – не останавливайся на достигнутом.
Тоже мне – отец семейства. Хоккей хоккеем, но то, что ты как студент-двоешник по ночам на лестницах в общаге поёшь…
Уважаю и приветствую.

* * *
Через полгода ты стал гражданским человеком.

* * *
"Не помню уже, когда и кому писал письмо, извини за долгое молчание. Вот уже две недели я гражданский человек. Буду пролётом в Кольцово 7 апреля.  ; с 7-05 до 8-15 (время московское), рейс 3739".
А всё же тогда удалось нам  встретиться. Честное слово, не думал, что успею – транспорт делал всё, чтобы не довезти до аэропорта. Наша общая фотография сохранилась до сих пор. 
Ну, пока.
До встречи.
Пиши, как оно, на гражданке. 

"Дела у нас так себе. Сын болеет периодически, сейчас он тоже покашливает. А вообще начинает говорить, что-то лепечет, говорит "мама", "папа", у него 4 зуба, показывает пальцем на различные предметы, балуется, смеётся, тащит всё, что может достать. Иногда, когда один, что-то поёт потихоньку на своём языке или просто без слов.
В общем, народ-то в отделении (это где я работаю) для КСП подходящий, тем более что тут вроде как были попытки создать клуб и вроде там выступали Никитины, а тем более регулярно проходят туристские слёты и имеется городской клуб туристов. Кроме того, комсомольские боссы вроде как загорелись идеей КСП, так что есть просьба: прислать мне копию положения о клубе или о фестивале, конкурсе – для общественных организаций, если у вас есть такая бумага. И вообще, если можешь, поделись опытом, хотя бы – что необходимо для начала, а что категорически не стоит. Один из главных вопросов – финансирование, конечно – билеты, оплата. Плохо, что я лицо замешанное в этом и с другой стороны, как потребитель, но всё-таки".
Насколько я помню, какой-то набор бумаг мы тебе отправили. Правда, откуда мы их взяли, я уже не помню. Дело в том, что всё это время (как, впрочем, и сейчас) клуб существовал безо всяких регламентирующих документов. Не было ни Устава клуба, ни каких-либо положений о деятельности, о финансовой дисциплине, структуре клуба – ничего. 
Даже решение горкома ВЛКСМ о создании городского клуба самодеятельной песни где-то затерялось.
Прям, анархисты какие-то.

А что необходимо для начала…
Я не помню, естественно, как ответил тебе тогда, но, если бы мне задали этот вопрос сегодня, то ответ был бы следующий: прежде всего решить – нужна тебе лично такая обуза, или нет, и, следующее, -  с какой целью ты вообще создаёшь клуб. 
Потом тебе надо подобрать команду единомышленников, которым ты можешь доверять, не забывая при этом, что кроме людей творческих есть ещё и "сочувствующие", которые тоже хотят в чём-нибудь поучаствовать.
И на них-то, кстати, клуб и держится.
Авторам клуб авторской песни не нужен.
Пока автор ходит в начинающих – он верный друг клуба. Радостный такой, открытый. Даже в организации каких-то мероприятий участвует.
Как только он выходит на определённый уровень известности (не побоюсь этого слова – славы) – всё, клуб для него не существует.
Он вспоминает о нём только тогда, когда захочет сольный концерт провести, а организацию концерта навесить не на кого.
Ну не самому же заниматься.
Я – личность творческая, мне условия нужны.
А клуб, по старой памяти, извернётся и всё сделает.   
В своё время кто-то из московских ксп-шников подсчитал, что для нормального функционирования клуба на одного автора должно приходиться три исполнителя и пять "сочувствующих".
Что касается денежных дел – пускай голова болит не у тебя, а у главбуха того ДК, в котором вы живёте.
Вот, в первом приближении и всё.

* * *
Либо с клубом у тебя что-то не срослось, либо ты всерьёз озаботился клубными проблемами, но  вскоре от тебя пришло вот такое письмо:
"Хотелось бы узнать поподробнее о ваших КСП-шных  делах, что-то у меня сложилось впечатление, что все разбегаются, да и претензии многих "недовольных" имеют под собой почву – я имею в виду движение в общем. Нет единства цели, для чего это всё – песни, встречи. Создаётся впечатление, что это просто придуманный мир слов и звуков, чтобы уклониться от реальности и неразрешённых вопросов. Вспоминаю я сборища клубов  – какая-то смесь светских раутов и сектантства".
А ты это только сейчас понял?
Любой клуб, не важно – песни там поют, или резьбой по дереву занимаются, есть полузакрытое общество со своими традициями, правилами, мерами наказания и поощрения, а также строгой иерархической лестницей, уклоняющееся, а правильнее сказать – защищающееся от реальности бытия.
На самом верху  – патриарх и приближённые, ниже -  приближённые приближённых, и в самом низу -  все остальные. Где-то эта иерархия просматривается явно, где-то не очень.
Конструкция, несмотря на все старания "верхнего круга", не статична - то есть идёт постоянное перемещение как снизу вверх, так и наоборот.
Но это перемещение не мешает главному занятию – под маркой переделки общества и людей уходить от реалий жизни путём совершения каких-либо якобы важных, нужных обществу мероприятий.
Ты не пугайся, я вовсе не такой умный, каким кажусь.
Просто я начитался трудов профессоров-этологов, и сейчас всю нашу жизнь и поступки рассматриваю именно с позиции этологии.

Кстати, узнал очень много интересного, в частности - почему начальство не любит, когда в разговоре с ним подчинённый улыбается.
Потому, что улыбка – это хорошо замаскированный оскал.

Давай, однако, к нашим одиноким баранам вернёмся.
За то время, что я обретался в этом "КСП-шном, извини, движении" я понял, что клуб может нормально выполнять положенные ему функции  только первые три – пять лет своего существования. За это время энтузиазм не успевает угаснуть, команда дружно выполняет поставленные ими же задачи, попутно пополняя поленницу из наломатых в процессе выполнения задачи дров. Если ещё удачно пройдут какие-нибудь городские мероприятия (типа конкурса, фестиваля, приглашённого мэтра) – то все в улёте и пролёте.
А потом, как раз спустя эти пресловутые пять лет, задор в команде гаснет. Увлечение, которому отдавалось столько времени,  превращается в работу в свободное от основной работы время.
Причём, как правило, за энтузиазм.
Мало ругани на работе, так поругайся ещё с руководством Дворца, в котором твой клуб находится, по поводу, к примеру, не выхода радиста на мероприятие. Клубные ребята, конечно, аппаратуру наладили, но крови и нервов пришлось попортить много.

Короче, после пяти лет в клубе надо что-то менять. И начинать надо с руководства клуба.
Кстати, адекватное руководство  и само непрочь поменять руководящий табурет на мягкую кушетку клубных завсегдатаев, но эти самые завсегдатаи свои пригретые места не отдают, и от руководства отпихиваются.
- Мы тебя избрали председателем (президентом, директором, в совет клуба) – вот ты и руководи и работай. А у нас своих дел полны карманы, и вообще мы сюда отдыхать приходим.
То, что руководство клуба тоже хотело бы отдохнуть, до них не доходит…

И руководителю ничего не остаётся, как или переругаться со своими вчерашними друзьями и уйти из клуба, хлопнув дверью, или, загнав гордость куда подальше, просить их помочь в каком-либо деле (организация концерта, к примеру). Приказать он не может, потому как материальной зависимости в клубе нет, а про моральную сторону вспоминают только тогда, когда это кому-то нужно.

Но это самый неудачный вариант. Есть клубы, в которых руководство не меняется десятилетиями, но клуб, тем не менее, функционирует, и функционирует неплохо.   
Причина кроется в том, что клуб:
1. сохранил энтузиазм и некоторую наивность своих помыслов,
2. помимо песни,  занимается ещё чем-нибудь,
3. клубное начальство соблюдает разумную политику кнута и пряника.

"Ну ладно. Пиши, когда у вас "Весна" и будет ли. Может быть, соберусь с духом. Не хочется появляться вообще-то в таком разбитом состоянии, в "не в форме", тем более, что я и так должник – моё последнее появление у вас в том году было явно неудачным, я был просто неподготовлен, а теперь-то и подавно.
Ну и в Свердловске (теплится надежда) могу быть по двум причинам: проездом к тёще в Якутию и – бывают в принципе командировки в Иркутск, Новосибирск, но это, конечно в перспективе
Ну ладно, пока".

* * *
А на очередную "Весну" ты не попал.
Зато очутился на фестивале "Июльские зори".

* * *
"Фестиваль понравился, и моё мнение слишком субъективно – мне почти не с кем сравнивать (Кстати, единственный раз за лето я купался там). Понравилась атмосфера внимания ко всем без исключения выступающим и здоровое чувство юмора к халтуре всякого рода.
К сожалению, как всегда, имена и фамилии новых знакомых запомнились обрывками и, возможно, перепутались.
Ребята все разные, то есть каждый имеет своё лицо и все вместе составляют разностороннее и потому гармоничное маленькое общество. Хотя на сцене, конечно, сильнее выглядят те, кто полностью выкладывается, зато «яркие личности» плохо между собой контачат, да и с другими людьми тоже.
Больше других понравился Перевалов, я вообще впервые его услышал. А антипатий не возникло, ну, поют люди, стараются, для меня почти всё в новинку. То есть я не боевая единица был, а потребитель, критическое чувство полностью почти подавлено было радостью от общения с людьми, песнями, природой, что, в отдельности даже, со мной не так часто происходит".
Ты знаешь, я этот фестиваль тоже вспоминаю очень тепло.
Уж очень много добрых историй с ним связано.
Начать, наверно, нужно с того, что идея пригласить тебя на фестиваль принадлежала организаторам. 
Я, чесслово, тут не при чём.
Далее, те же самые организаторы просили не разглашать твоё инкогнито.
Вот вокруг этой просьбы веселье и началось.
То, что ты приедешь – знали все. Не знали только когда.
В лицо тебя тоже не знали (или забыли).
Меня, в свою очередь, затерроризировали вопросами о твоём приезде, я прикидывался предметом обстановки, а ты стоял рядом и мило улыбался.
Малину чуть было не порушил дядя Лёня  - наш гуру в области авторской песни.

* * *
Вот знаешь, не могу не вспомнить о нём.
Где-то у него была жена, сын. А сам дядя Лёня, проживал в коммунальной квартире, деля комнату  с плёнками, книгами, фотографиями и байдаркой.
Завалиться к нему можно было в любое время.
Он мог назвать автора любой песни, найти её у себя в фонотеке, попутно показать фотографию автора, которая была непременно с автографом.
Любимым напитком была настоечка на лимонных корочках.
После смерти архив, собранный дядей Лёней, оказался на помойке.
Удалось спасти только часть плёнок.

* * *
Но это будет нескоро, а пока мы рассаживаемся по местам, раскидываем вещи, достаём выпивку и закусь.
Ты сидишь в обнимку с гитарой и что-то напеваешь.
Мимо идёт дядя Лёня, который до этого тебя не видел – слышал только записи.
Услыхал тебя, остановился, прислушался и удивлённо спросил:
- Это ты, что ли?
С трудом уговорили не разглашать тайны. Даже налили чего-то крепкого и вкусного.

На сцене ты выступал дважды: сначала как почётный гость, а потом – в команде клуба самодеятельной песни города Свердловска.
Ты быстро перезнакомился со всей поляной, перемещался от костра к костру, пел песни, о чём-то рассказывал, спорил, выпивал, иногда закусывал, и шёл дальше.
Рассвет мы встретили у костра в нашем лагере. Я, вспомнив крылатое вахнюковское двустишие,  улез в палатку, а ты, несколько перевозбуждённый ночным бдением, остался сидеть у костровища.

И вот тут произошла история, которая должна излагаться от первого лица: 
- Утром вылезаю из палатки – посуду прибрать, лицо помыть, чтобы уж такой страшной не казаться. Гляжу – сидит у костра паренёк, и что-то напевает. Прислушалась – а это моя любимая песня про бабу Ягу. Я вчера её пела. Но вот чувствую – парень не так поёт, неправильно. И мелодия не та, и слова другие. Я подхожу к нему и говорю: - "Не так поёшь, по другому надо". И пытаюсь показать.
А он посмотрел на меня застенчиво так и говорит: - "Вообще-то я автор, это моя песня".
Полезла я обратно в палатку, хотела одного моего хорошего знакомого прибить за то, что мало того, что с автором не познакомил, так ещё и петь эту песню заставил. Но вижу – спит он. А лежачего и сонного не бьют. Поэтому в живых и остался.
"Из всех из баб была, в натуре, я
Счастливей всех, и вот - несчастна,
Моя изба на лапах курьих
Несет яички ежечасно.

И, загрустив в культурном плене,
Раскрою свой широкий норов:
Лети, лети, мой лысый веник,
В страну вечнозеленых помидоров".

* * *
С малышом не скучал -
Ездил по родичам,
Что ни день,
 то в новом мы дому.

"Вот опять буду пролетать мимо вас, так и не приземлившись. Сегодня вылетаем в Ижевск а потом я сына повезу на юг – Киев, Харьков, Николаев (если получится везде успеть). На работу мне в октябре. В общем опять всё сугубо личные развлечения отодвигаются на будущее, главное сейчас – накачать дитё солнцем и витаминами. Посылаю плёнку – наверно, повторюсь, так как не помню, что у вас последнее осталось. Там всё, начиная с зимы Батумской, вернее весны. 1 и 2 часть "Герасима и Муму" (3-ей части вообще по-моему нет – не сохранилась).
И – для комплекта – "Красная Шапочка", стеб-опера для камерных ансамблей. Кстати, хилый "Золотой телёнок" теперь только у вас – моя запись куда-то сгинула".
Интересно, почему это "Золотой телёнок" хилый? Неправда ваша, батенька. Сочетание известных мелодий Раймонда Паулса с твоими стихами это уже интересно, а при некоторой доле фантазии можно представить себе и популярнейшую в то время (да и сейчас, впрочем) певицу, которая рассказывает о появлении Остапа в Арбатове:
"Всех с ума сведет Арбатов,
Я иду по нему босиком.
Пусть в карманах не богато,
Но зато круг желаний высок.
     Я так хочу, чтобы лето не кончалось,
     Чтоб оно за мною мчалось, за мною вслед.
     Я быть хочу в ресторане каждый вечер
     И чтоб был я обеспечен под старость лет.
     Рио, ах, Рио, в той далекой, чужой стране,
     Криво, ах криво улыбнулась Фортуна мне.
А запись к тебе вернулась в двадцать первом веке  - никуда она не сгинула.
Я сохранил всё, что в мои руки попало.

* * *
Тот год для меня был счастливым, тихим и мирным. Удавались все мои задумки, исполнялись все желания.
Мне бы, дураку, вспомнить, что за жарким летом следует холодная осень…

* * *
Начало положил зимний фестиваль. 
По традиции (а к тому времени уже сформировалась такая традиция – ты приезжаешь к нам на фестиваль раз в два года) решили пригласить тебя, но тут-то и началось.
Отдел культуры и горком комсомола вдруг вспомнили, что они должны нас курировать. Причём горком должен был бы нас от отдела культуры прикрывать, но у комсомольского куратора крыша съехала окончательно.
Особенный зуб он заимел на тебя.
Чем ты ему не понравился – не знаю.
Долго вертел в руках твои тексты, биографические данные, чесал в затылке, тянулся к телефонной трубке, консультировался с инструктором отдела культуры, доводя его до нервного срыва, требовал с меня ещё больше бумаг.
- Вот эту песню про айсберг пусть вообще не поёт. Я Аллочку люблю. И вообще, кто такой, откуда взялся, литированные тексты есть? Ах, не знаешь – пусть литует. В каких-нибудь творческих союзах участвует? Нет? Почему тогда зовёте? Отказать – и точка.
Как не откажешь? Что, уже едет? Ты скажи ему, чтобы вот эти песни не пел, а то я ему такое устрою…
И вообще ваш фестиваль закрыть надо.
Пришлось искать громоотвод.

И он нашёлся.
Этим громоотводом стал Сергей Крылов – бард, поэт, член Союза писателей, написавший в соавторстве с Сергеем Никитиным полтора десятка песен, одна из которых – "Песня о маленьком трубаче" ("Кругом война, а этот маленький") - к тому времени ещё не вошла в число официально признанных и распеваемых детскими хорами, но была уже близка к этому.
Главное – мужик был вхож во все московские инстанции, печатался в журнале "Работница" (злые языки говорили, что его супруга была не последним лицом в редакции), обладал хорошо подвешенным языком и мог пободаться с любым культурным и комсомольским начальством. В чём, собственно, мы и убедились на фестивале. 
Он так аккуратно посылал по определённому адресу всех официальных лиц, что шли они туда без претензий и даже с удовольствием.
Ты крутился в среде выступающих (а среди конкурсантов тогда были Марина Митяева, Николай Якимов, Наталья Масленникова, Игорь Зацепин, Евгений Вагин, ансамбль "Леда", сёстры Вотинцевы, Геннадий Перевалов), которые, наверняка, говорили всякие интересные слова про долбаных организаторов фестиваля.
А долбаные организаторы пытались доказать властям предержащим, что ничего противоправного на фестивале не происходит.

Твоё выступление, как всегда, пришлось слушателям по душе. К тому же на сцене ты держался уже более уверенно, чем в своё первое выступление на этой сцене, а атмосфера углублённого наблюдения уровень адреналина в крови повысила.
- "Доброе утро. Спасибо вам, что вы нашли в себе силы встать раньше, чем началась передача "Утренняя почта" и придти сюда. Я хочу прежде, чем петь, сказать о том, что просьбы, если они будут, то я их вряд ли выполню. Программа она есть, и всё, что там есть - вы услышите, может, это совпадёт с вашими желаниями. А то, что вы попросите, может просто… я не смогу. Может, это не готово, на ходу этого нет. Так что, чтобы не тратить на это время, в общем-то не стоит, эти пожелания. А так, в общем, спрашивайте, что интересует".

Самый большой плюс фестиваля, который примирил нас с окружающим – так это "Чайхана" – песня, написанная к так и не поставленному спектаклю про Ходжу Насреддина.
"Чай подобен  Авиценне
И дешёв весьма,
Правда, многие не ценят
Тонкий аромат.
Есть на то свои причины:
Нужен женщинам уют,
Каша - детям, а мужчины
Не живут, когда не пьют.
 Как мы её тогда запели, как сейчас поём!

Когда вся эта нервотрёпка закончилась, нас эти самые власти обласкали, сказали, что мы занимаемся крайне полезным обществу делом и, слава Великому Барду, больше к нам не приставали.

* * *
"Добрался благополучно до дому, но мысли все ещё у вас, все песни звучат хором, но не разобрать ни слов, ни музыки. Так что очень жду записи всего этого дела. В очередной раз так и не поговорил об организационной стороне дела – ну ладно, одно, мне кажется, я понял: о приглашениях кого-либо к нам думать рано, нужно проявиться изнутри, а мы ещё, образно говоря, не вскипели даже, только подогреваемся. Хотелось бы всё-таки более подробно узнать о причинах ваших внутренних раздоров – может это чисто личные, а может, стратегические разногласия.
Пишите, нам интересно всё".
Ну, что ж. Времени прошло много, страсти поутихли, детали забылись, можно и порассуждать на холодную голову.
Причины наших внутренних раздоров, как бы это позаковыристее выразиться, возникали в результате творческих разногласий, переходящими на личностные взаимоотношения.

Давай, вспомним то время.
Авторская песня – на взлёте. Новые авторы сыплются как картошка из рваного мешка. Заветных трёх аккордов уже не хватает – усложняется мелодия, совершенствуется класс игры на гитаре, да и тексты песен уже становятся не такими простыми, как раньше. Всё чаще и чаще звучат песни на стихи поэтов Серебряного века, современных, но ещё непризнанных поэтов, поэтов зарубежья.
 
Казалось бы – живи и радуйся.
Но рядом существуют "ортодоксы от КСП", которые, в силу своего возраста и присущей ему некомпетентности, пытаются уложить этот процесс на прокрустову лежанку, считая, что так будет лучше для всех.
К несогласным применяются различные методы увещевания.

Вспомни, какой только грязью не поливали Дольского за его высочайший класс владения гитарой (причём не только ортодоксы, но и кое-кто из бардов), Дулова, за то, что он пел песни на стихи Цветаевой и вагантов, ансамбль "Последний шанс" за театрализацию исполняемых ими песен.
А уж как Александру Суханову доставалось!

А к нам в клуб приходили новые авторы и исполнители со своим  взглядом на мир, песню и смысл жизни.
Надеялись, что в клубе их выслушают, поддержат.
Может, присоветуют что-нибудь дельное.
И натыкались на непонимание, исходящее от заправил куба.
Молодые и несдержанные, они пытались что-то доказать, найти общий язык…
Кому-то удавалось, кому-то нет.

Те, кто не мог найти с клубным руководством общий язык  либо исчезал с глаз долой, либо создавал свой клуб.
Благо, в те времена это было достаточно просто – качество работы Дворцов культуры оценивалось по числу объединений, в этом Дворце обитающем.
На вопрос о причине ухода ответ был стандартным:
- Я с клубом не ссорюсь, но с (далее – невоспроизводимый лексический оборот) рядом находиться не хочу.
За описываемое мною время в Свердловске появилось пять клубов.

В отпочковавшихся клубах обретались те же самые ребята, пелись те же самые песни, а  белый и пушистый руководитель клуба встречал гостя (опять-таки старого знакомого) с радостной ухмылкой, хлебосольно угощал водочкой и при этом вспоминал процесс дележа имущества, что вызывало у гостя вполне объяснимое желание совершить преступление. 
Но, как ты помнишь – вместе тесно, а врозь скучно, и, спустя некоторое время, страсти утихали, и клубы объединялись для проведения неких совместных мероприятий, после чего каждый клуб уползал в свою нору.

А всё-таки, чтобы там не говорили, но я уверен -  клубом должен руководить неженатый мужик, в возрасте от тридцати до пятидесяти лет, работающий на сменном производстве, способный настроить гитару и знающий массу песен, которые он под эту гитару и поёт. 
Расшифровываю:
Неженатый – всё своё  свободное время отдаёт клубу.
Тридцать-пятьдесят лет – вроде бы уже не мальчик, а вполне сформировавшийся мужик, но пацанство, растворённое в крови, ещё присутствует, мхом не оброс, критику и полезные советы воспринимает адекватно.
Сменное производство – день поработал, два-три отдохнул. Есть время по инстанциям побегать. А если ещё и по командировкам мотается – так может и с соседними клубами перезнакомиться.
Способность настроить гитару – нечастое явление (даже сейчас, когда есть камертоны), и человек, умеющий это делать, пользуется большим спросом и уважением у окружающих.
Насчёт массы песен и так понятно – есть чем привлечь к себе народ.
А если ещё и натура широкая…

Да и вообще, мужик – существо циничное и прагматичное.
Если у него и есть любимые авторы то это, как правило, мэтры.
Если он считает, что именно вот этот автор, исполнитель, сочувствующий, клубу нужен, то он сделает всё, чтобы этого человека удержать.
Даже и от ненужного в данный момент члена клуба он не стремится избавиться – а вдруг да пригодится.
Приоритетным направлением работы он считает расширение песенного кругозора членов клуба, способствуя формированию класса исполнителей.
И авторов старается подобрать побольше, поинтересней и разнообразней.
Прекрасно понимая, что ему нужна команда, он привлекает в клуб молодёжь, которая, смотря ему в рот, участвует во всех клубных авантюрах.
Спорные организационные ситуации решаются либо за сигаретой, либо за чем-нибудь другим, покрепче.
А коллектив авторов-исполнителей, определяющий песенную политику в клубе, занимается отделением зёрен от плевел, но без орг.выводов.
Последнее слово всё равно за председателем.

* * *
"9 июля родилась у нас девочка, так что теперь воюем на два фронта".
Здорово! Поздравляю с прибавлением. Чтобы всё было хорошо и здорово.

"Времени стало ещё меньше. Тем не менее клуб наш потихоньку набирает обороты, недавно выступали в медучилище, а вообще ребята и девчонки  по возможности выступают в общежитиях, на вечерах. Притом подбирается разнородный состав участников: академия, музшкола, стройтрест, геологическая партия, автоколонна, школьники (с января наш человек будет специально желающих обучать играть на гитаре) ".
Успехов вашему клубу. Желаю завести свои грабли, на которые вы будете время от времени наступать. Иногда с размаху, иногда осторожно.

* * *
Постепенно темп нашей переписки снижался – вполне объяснимое явление. Три-четыре письма в год, поздравления с Новым годом ("Поздравляем с Новым годом. Желаем здоровья, и ещё раз здоровья, а остальное или купим, или сочиним, или достанем, или пришлём."), рассказы о жизни, переосмысление прожитого.

* * *
"Вся наша авторская песня (как, наверно, и молодость) прошла под знаком стремления к свободе, борьбы с плохими дядьками, неумеющими наладить жизнь. Было ясно, к чему стремиться (всё разрешить, разогнать КПСС, дать возможность всё продавать, зарабатывать сколько сможешь и т.п.). А теперь, когда всё «как бы» реализовано – что дальше?
Мне кажется, что наша молодость проходила под знаком контролируемого идеалистического фрондирования, без понимания сути происходящего.
"О, дайте, дайте мне свободу!" – и всё тут.
Этакая интеллигентско-маниловская мечта – вот мне свободу дадут, и всё наладится: и повышение по службе будет, и любовь и уважение от окружающих ко мне появится, а если вздумаю написать что-нибудь, то и напечататься будет можно.
Мечта, взращённая в тепличных условиях.
Согласись, как бы там не было, но тогдашнее социалистическое государство народ  худо-бедно защищало: во всяком случае, о завтрашнем дне мало кто задумывался.
И, как гром среди ясного неба, рванула мечта идиота – выдали свободу, да ещё присовокупили к ней бухаринский лозунг об обогащении. 
И наступила эйфория, которая быстро сменилась депрессией, потому что к этакому повороту событий люди были не готовы.

"Получается, что старые идеи – и вместе с ними старые песни – основаны на неверной информации, что, допустим, воспитывая в людях наивность, мягкость, какие-то качества, считающиеся хорошими или хотя бы безобидными – ты ставишь их если не под удар, то в положение беспомощных нищих. Первая причина -  слаба идеология".
Извини меня, но ты здесь неправ. Не надо упрекать старые песни, что они, якобы основанные на неверной информации, поставили людей в положение нищих.
Наоборот.
Те зачатки "умного, доброго и вечного", что неси в себе эти песни (причём не только авторские, но и советские эстрадные)  во многом помогли людям выжить и встать на ноги.
Им "песня строить и жить помогала".
И это не метафора.
Один из нынешних "воротил бизнеса" не раз говаривал мне, что в трудные минуты его спасал "Костёр на снегу" Александра Зацепина и Леонида Дербенёва:
"И если увидишь ты,
что мне тяжело,
что я отступить могу, упасть могу –
ты мне разведи костёр на снегу".
Второй выжил благодаря песням Александра Городницкого:
"Выделяться не старайся из черни,
Усмиряй свою гордыню и плоть.
Ты живёшь среди российских губерний –
Хуже места не придумал Господь"
А теперь ответь мне – как ты думаешь, с какого переляху в то время на всех радиостанциях резко сократился процент исполнения песен советского периода и был дан "зелёный свет" поп-культуре?
А что касаемо идеологии, так она всегда была "продажной девкой на службе"… экономики.
Нужно было строить социализм – была социалистическая идеология, потом, на почве строительства коммунизма, выросла идеология коммунистическая.
А когда перестали что-то экономическое строить, то и идеология исчезла.
На её место пришла религия.

"Вторая причина – слабая физическая подготовка (по крайней мере  у меня). Я уже вижу – на фоне всеобщей музыкальности – теперь «на халяву» ничего делать нельзя. Надо хорошо играть, тренировать голос, репетировать и т.п., а это время, время. Или деньги. Которые ушли от тебя, пока ты тратил время на репетиции или выступления".
Ты, как всегда, несколько категоричен в суждениях своих.
Во всяком случае, в отношении себя.
Музыкальностью тебя Бог не обделил, поэтическое дарование имело место быть, песни твои слушались и воспринимались адекватно. 
Голос песням соответствовал – негромкий, настраивающий на общение и понимание.
 Единственно, что тебе не хватало – так это пробойности.
Или администратора, который бы тебя проталкивал.

"Ну ладно, что тут рассуждать. Я и не отличался никогда оптимизмом, наверное, это обычное состояние".

* * *

Вера в будни тратиться не велит,
Каждый вечер в пятницу - для молитв.
А перед причастьем рука дрожит,
Каждый верит в счастье, как может.
    
В конце зимы Свердловский обком комсомола в лице Олега Романова предложил провести  официальный областной фестиваль авторской песни.
Если бы это предложил кто другой – отказался бы напрочь. Никто бы не заставил.
Но Олега я знал ещё по прошлым годам, когда он, будучи во студентах, писал вполне приличные песни и частенько появлялся в клубе. 
Отказать ему я не мог.
Кандидатура гостя фестиваля не обсуждалась – традицию твоего появления у нас раз в два года мы соблюдали, но необходим был председатель жюри.
- Олег, зачем нам председатель, зачем нам жюри? Без него проживём.
- Надо, Петя, надо. Какой это областной фестиваль без жюри?  Не поймут нас.
Поэтому пришлось тебе ещё и в жюри сидеть.
О чём ты не преминул сказать мне пару ласковых:

"Спасибо за фотографии, Лёше спасибо за плёнку, всем спасибо за слёт (фестиваль). Фестиваль запомнился хорошей организацией: выбор места, размещение палаток и т.п. (то, что свет ночью пропадал, это, видимо, от громкого пения).
Что касается самих песен, то открытий я для себя, в общем-то, не сделал: все поют что-то интересное, разное, трудно кого-то выделить. Очень большая программа, на измор: первые четыре часа нравятся все, остальное время – уже ничего не понимаешь, что происходит".
Да, в тот год программа была более чем насыщенная: на фестиваль (к сожалению, это было в последний раз) съехалась вся область: Качканар, Нижний Тагил, Каменск-Уральский, Первоуральск, Заречный, Свердловск. Фестивальный концерт длился шесть часов.

"Настоятельно прошу впредь (если когда я к вам ещё попаду), не привлекать меня в судьи – судья из меня никудышный, а главное – я считаю вообще эту систему судейства вредной, сбивающей людей с толку (кстати, так наз. "творческие мастерские" интересней и полезней) ".
Судейство на фестивале (да и не только на нём) вещь весьма спорная и необъективная.
Это ты знаешь лучше меня, потому как судил, и сам был судим.
С одной стороны – да, отбор на сцену осуществлять надо.
С другой стороны – насколько этот отбор адекватен. Короче говоря – "а судьи кто?".
На моей памяти был случай, когда на Грушинском фестивале просушивающая команда в составе весьма известного автора и популярной исполнительницы авторских песен не выпустили на "гитару" представительницу одного из городов Свердловской области. Причина – слабое владение гитарой и голосом.
Весь комизм положения заключался даже не в том, что девушка закончила консерваторию по классу гитары и профессионально владела голосом, а в том, что исполнительница (кстати, не имеющая никакого музыкального образования) решила провести "мастер-класс".
В результате разразился грандиозный скандал, но на сцену так девушку и не выпустили.
Это к вопросу об адекватности судейства.
Иной раз мне становится стыдно за уважаемого мной человека, который, отрабатывая своё участи в жюри, начинает что-то мямлить о рифмах, мелодиях, тональностях и прочем.
При этом  я вижу, что ему самому противно себя слушать, но поделать он ничего не может – он обязан что-то сказать.
И ещё не факт, что к его мнению прислушаются. Ибо известно, что в судействе побеждает тот, у кого глотка лужёней.
И его мнение не всегда объективно.

Тоже можно сказать и о творческих мастерских. Я здорово подозреваю, что эти мастерские никак не способствуют развитию творческого потенциала.
Какие бы мастерские автор не посещал, если ему не дано писать, то он писать хорошо и не будет (вспомни Васюкинскую речь Остапа Бендера).
А если он писать умеет, то эти "мастерские" принесут автору только вред.
Творчество и мастерство воспитывается в постоянном общении с себе подобными и постоянной работе, а не от случая к случаю.
Как говорится – извини за банальность.

"На фоне всеобщего пения собственные потуги тоже не кажутся особенно яркими, дело даже не в музыке, не в стихах, ни в поведении на сцене".
Ну да, ещё чего! Твои песни тем и хороши, что при полном отсутствии внешних эффектов они так залезали в душу и память, что забыть их при всём желании невозможно.
Кажется, об этом я тебе уже говорил.

"Человек поющий" должен иметь право на внимание к себе, он должен быть лидером, должен добиться чего-то в жизни – какого-нибудь реального дела, иначе всё это – возня неудачников друг перед другом. Или неумех-пустозвонов".
Возня неудачников, конечно, есть. Но объясни мне, какая взаимосвязь между успехом в жизни и качеством песен? Я могу привести достаточно много примеров, когда человек совершенно неустроенный в личной жизни писал чудные песни.
И прекращал писать эти чудные песни, когда, как ты пишешь, "добивался чего-то в жизни – какого-нибудь реального дела".
Фамилии назвать?

"Это, наверное, старость: брюзжание, недовольствие  всем, непонимание более молодых и т.п. Так  что мнения о фестивале, видимо, толкового нет. Мнение такое, что всё нужно делать лучше, веселее, профессиональнее, тщательней и т.п., но поскольку я сам так не делаю, моё мнение нельзя принимать в расчёт".

Как-то не хочется заканчивать письмо на тоскливой ноте, поэтому – несколько "пьяных" воспоминаний, связанных с этим фестивалем.   
Приезжаю на поляну в пятницу и первое, что вижу – у сцены стоит машина "Скорой помощи", а у машины лежит, опираясь на правое переднее колесо, наша баба Яга.
Встать не может, ибо весьма перебрамши, и комендант слёта со товарищами пытается доставить её в палатку.
Вторая картинка ещё хлеще – председатель оргкомитета и обкомокомсомолист при свете восходящего воскресного солнца, отмечая завершение действа, ни от кого не таясь, стоя на сцене, хлещут портвейн.
Из горла.

* * *
"Здравствуй!
Извини за долгое молчание – это, конечно, свинство с моей стороны. Постараюсь описать моё состояние примерно за этот год.
Во-первых, о моих посещениях Свердловска. Честно говоря, у меня сложилось мнение, что ты приглашаешь меня всё-таки и потому, что это не связано с особыми затратами (хотя и в личном дружеском расположении нас обоих я не сомневаюсь) ".
Как говорится, это что – наезд, или повод для драки? Честно говоря, я всегда расценивал твой приезд как, во-первых, обкатка тобой новых песен (в то время у тебя не было более благодатной аудитории, чем Свердловск, да и вообще аудитории не было), и, во-вторых, как повод лишний раз встретиться. Причём не только нам с тобой, но и ещё с тем кругом людей, которым небезынтересны были и твои песни и ты сам.  Конечно, тогда ты не был обременён семейными узами, и тебе это было проще. После того, как ты стал отцом семейства, материальный интерес стал иметь место, но это всё было вполне решаемо, в чём ты смог убедиться в последующие твои приезды.
А что касаемо "дружеского расположения", так оно всегда было, есть, и, надеюсь, будет. Хотя с каждым годом проблема встреч становится всё более и более проблематичной.

"Одно дело – приехать "людей посмотреть и себя показать" – один раз, другой. А другое дело – реагировать на запрос слушателей, если он есть. Моё мнение – его просто нет, этого особого интереса, то есть "класс" мой соответствует этому интересу. Тем не менее – конечно – наши встречи  интересны для узкого круга – для меня и тех, кто более-менее меня знает, но это всё-таки происходит по графе "отдых", а не "работа": съездить на природу, побыть в компании и т.д".
А что? Тебе этого было мало? Этот "узкий круг", вообще-то, с большим интересом следил за твоим творчеством, отмечал успехи и неудачи, пел твои песни. И встречи с тобой, вообще-то, ждали.

 "Моё участие в жюри тоже совершенно неоправданно – я не гожусь в судьи: мне почти никто не нравится и почти всех жалко".
А мы с тобой в пресловутую "КСП-шную ортодоксальность" не сваливаемся?
Хотя нет.
И ты, и, слава Великому Барду, я, вовремя и, что главное, сами, ушли от попыток влияния на чью-нибудь творческую судьбу.

Да, мне тоже много что не нравится.
Да, я считаю, что время интеллектуальной песни, умных стихов и вообще песен-размышлений кануло безвозвратно.
Нынешние авторы, на мой взгляд, забыли известный постулат о просторе мысли и тесноте слов. Иной раз создаётся впечатление, что пишущий сам тонет в том словоизвержении, который он гордо называет даже не песней, а "композицией". 
И пролетает эта, извини, композиция мимо ушей и не вызывает никаких  "чуйвств", как современная эстрадная попса, которой так старательно подражают  сегодняшние авторы.
Грустно это всё.

Но это моё мнение, которое я могу выразить в неофициальной обстановке и которое не окажет никакого влияния ни на что.

А что касается выступальщиков…
Да не фиг их жалеть.
Вышел на прослушивание – так получи, что заслуживаешь.
Глядишь – и на пользу пойдёт (это в случае адекватности и  компетенции жюри)

"Так вот, об "отдыхе". Дело в том, что он не получается полноценным, так как в обычной жизни я ничего не успеваю, мало того, не могу обеспечить здоровый образ жизни своей семьи – из-за неорганизованности, лени и т.п. Любой выезд выглядит как "уход от действительности", бегство от реальных проблем, причём посредством песен я должен учить жить других! "
С чего ты взял, что должен учить других? Ты показываешь свою песню, свой взгляд на жизнь. И ты не в праве заставлять слушателя поступать по твоему желанию. У него (слушателя) своя голова на плечах есть.
Да и от "реальных проблем" иной раз есть смысл абстрагироваться – посмотреть на них со стороны.
Глядишь – и решение найдётся

"К тому же в новом качестве я предстать не могу, запас и уровень песен почти не растёт, а исполнения – падает".
Ты, конечно, прости меня, но я должен тебе сказать, что ты всегда недооценивал свои возможности как автора так и исполнителя, поэтому и требования к себе предъявлял завышенные, и ответа от слушателя на песню не ощущал. То есть ты представлял себе, какая будет реакция на "усиленный текст", но не мог (или не хотел) запрогнозировать, как воспримется серьёзная песня.

"Ко всему прочему происходит переходный период переваривания нахлынувшей информации, события накапливаются и вроде бы время переосмыслить всё новое "старое", а также старое новое.
Что касается песен, то мы ездили в Мончегорск на региональный фестиваль, где я попал в число лауреатов и имею право поехать в Киев в сентябре. В клубе нашем я не появляюсь, большинство разъехались (поступили в институты, вышли замуж), разошлись (в кооперативы, на учёбу и т.п.)".
А причина твоего непоявления в клубе действительно связана с тем, что все разошлись, или потому, что из клуба ушли те, кто тебе был интересен?

"Вот такие дела. Пиши, как там у вас, кто ещё шевелится. При случае, конечно, заскочу в Свердловск, хотя вероятность такого случая уменьшилась".
Шевелимся. Заскакивай. Мы всегда тебя рады и видеть, и слышать, и вывести куда-нибудь погулять.
И просто поговорить "за жизнь"

* * *
"Здравствуй!
Давно не писал писем, возможны грамматические ошибки. Виделись последний раз, наверное, в Киеве? Пытаюсь вспомнить, что происходило потом. Кажется, потом мы ездили в командировку в Москву, а по дороге (вместе с аппаратурой) заехали на выходные в тогда ещё Калинин на местный фестиваль, где была тёплая дружеская атмосфера, абсолютно без раздачи слонов, вернее из раздачи сделали хохму – лауреатские и призовые места вытягивали наугад. После чего мы в Москве заезжали к некоторым любителям песни пообщаться. Дальнейшее песенное и бытовое существование помнится смутно".
М-да, неплохо погуляли. Я вот что-то ничего определённого не могу вспомнить о Киевском фестивале.
Если про Таллинн можно вспоминать долго, нудно и упорно (байка про то, как мы с Лёшкой пили "Ванно Таллинн" из "дондышка" на задворках какого-то там правительственного учреждения уже давно всем в зубах навязла), то Киев прошёл как-то тихо.
И вообще, ты заметил, что как только в столице братской республики проходил Всесоюзный фестиваль авторской песни, как вышеназванная республика начинала заявлять о своей независимости и выходе из состава Союза?
Интересное такое, ни к чему не обязывающее наблюдение.

А идея насчёт призов мне очень понравилась. Во всяком случае, она, эта идея, лишний раз подчёркивает элемент случайности в определении  мест, лауреатства и прочей фигни, которая так свойственна всем фестивалям (не только ксп-шным)

"Осенью задвинули фестиваль. Планов было громадьё, нашёлся спонсор, приглашены гости и т.п. всё было бы неплохо, если бы не отсутствие зрителей и участников конкурса, всё больше гости. А так как я, в основном, занимался перевозками, т.е. был за рулём, и кроме того, потратился на эмблемы, которые, конечно, не разошлись и не оплатились".
До боли знакомая ситуация. Силком народ на фестивальные мероприятия затащить невозможно, так как народ понимает, что это пустая трата времени – ничего хорошего и интересного он там не услышит. Группа поддержки исполнителей тоже немногочисленна, и иллюзию толпы создать не может. Поэтому любой фестиваль заранее обречен на финансовую неудачу.

"Зато организаторам и гостям, кроме гостиниц, саун, экскурсий и питания и т.п. была выплачена зарплата, не соответствующая – явно – их вкладу в «общее дело», да дело даже не в этом – результата-то не достигнуто, если считать результатом пропаганду песни и общение людей, а не ублажение «нужных людей» ".
Слава Великому Барду, до этого мы в своих фестивалях не доходили и, очень надеюсь, что не дойдём.
С другой стороны – а почему бы и не оттянуться за казенный счёт?

"В общем, на протяжении всего времени – я уж не помню с какого момента – я лично прощаюсь с авторской песней, но каждый раз по каким-то причинам втягиваюсь в очередную авантюру – «ну, последний раз, и всё – хватит этого раздолбайства» ".
Это в который раз? Нужны очень веские причины, чтобы послать очень далеко то действо, которым ты занимался много лет.
Даже вот сейчас, полностью отошедши от того, что в наши молодые годы называлось "движением авторской песни", я срываюсь с насиженного кресла и по первому зову
еду на фестиваль, который мне уже совсем не нужен.
На фестивале говорю якобы как умные слова (когда ласковые, когда нет), старательно изображаю из себя пока ещё живого "реликта авторской песни", просиживаю задницу на специальном стульчике и что-то вою полупьяным голосом. 

И прекрасно понимаю, что это мне уже не нужно, это не моё.
И что с этим нужно завязать решительно, раз и навсегда.
А тебе ещё не раз придётся втягиваться во всякие авантюры, связанные с авторской песней.
И, однажды, с моей подачи.
Но об этом чуть подальше.

"Раньше казалось, что «наше дело» - это что-то вроде коллективного разума, свободного от очередей, кумиров, интриг и т.п. увы – всё идёт по законам общества. Побеждают профессионалы, «нужные люди», блат, в конце концов, хотя бы игра на публику. А с другой стороны – я утратил понятие о песне, наверное – мне почти ничего не нравится из появляющегося нового, или из появившихся новых людей, да и не пишется – мне кажется, я в своё время «выложился», то есть не могу писать лучше, а поскольку это оказалось по большому счёту ненужным, непонятным, то есть не получилось – незачем этим заниматься всерьёз. Так, если есть время, или появится, о чём сказать – но в последнее время сказать нечего, нечем похвастаться или нечего предложить людям".
Ещё раз повторяю, батенька, авторская песня – разновидность эстрадной песни, со всеми её страстями, трагедиями и хохмами.
Да и что это за понятие, прости Господи! – "авторская песня". Любая песня авторская – хотя бы потому,  что был человек, который её либо написал, либо записал.
А сейчас появились авторские причёски, ковры, торты и унитазы.

Если уж так хотелось Якушевой (или Высоцкому – информации единой нет) как-то определить или сменить название жанра, так наиболее подходящей была бы "бардовская" песня. Термин, правда, звучит некрасиво, но правильно.
И опять ты себя гнобишь. В чём ты видишь ненужность твоих песен? Я писал, говорил тебе и буду повторять, что твои песни не спринтеры, а стайеры, и что в Союзе есть такое место, как Урал, где твои песни всегда востребованы.

"Время старых песен ушло – слишком они пропитаны старым временем, наивностью, незнанием своей страны, её хозяев и её жителей. Твои слова о том, что, мол, «мы тебя поём", я всё-таки отношу к разряду «спой, светик, не стыдись». В общем, как-то не до песен. Да и сейчас лучше бы мне не отлучаться, пока дочка маленькая".
Старые песни не уходят. Они на время скрываются в засаде, а потом вновь выходят на передовые позиции, особенно сейчас, когда люди очумели от песенной безвкусицы и псевдорадости.
Песни Булахова и Дюбюка тоже упрекали в наивности и незнании жизни.
И с чего ты взял, что писавшие песни люди не знали свою страну, хозяев и жителей? Как раз барды-то её очень хорошо знали, и были искренны в песнях своих.
Кстати, у меня тут идея появилась: на основе твоих песен и писем замутить какую-нибудь литературно-музыкальную композицию.
Ты возражать не будешь?

"Здравствуй!
С ужасом представляю себе композицию из писемных строк, так как смутно помню, что нёс всегда что-то несусветное, что родилось при написании письма; впрочем, этот ужас, конечно же, имеет иронический оттенок, наверное, получится приличная хохма (тем лучше для пользования) ".
Ну вот, читай, хохмись  и ужасайся. Я свою угрозу выполнил, правда, много лет спустя.

"Ситуация, по-моему, везде примерно одинаковая: к песням интерес упал, что совершенно логично: публицистика интересней любых выдумок, а художественный уровень песен всё-таки невысок, а самое главное – людям не до песен. Напиши при случае, много ли людей приходит на концерты (по сравнению с прошлым). Только не приукрашивай действительность (эта склонность заметна при описании моих "подвигов").
Привет всем".
Что-то я не помню, чтобы я приукрашивал твои "подвиги". Они (подвиги)  в приукрашивании не  нуждаются. Просто они либо есть, либо их нет.
Что касается посещаемости концертов – конечно, это не то, что было раньше.
У себя мы даже на залы и не замахиваемся. Проводим камерные вчера в библиотеке, предоставив библиотечную сцену городским и областным авторам.
Впечатление приятное.

* * *
Следующий год для клуба, а для меня особенно, начался очень нехорошо – заболел комендант фестивалей "Весна КСП".
Мне очень не хотелось делать фестиваль без него, ощущение было такое, что я предаю и заживо хороню парня.
Но ребята, а, главное, сам комендант - Сергей Перфильев, настояли на необходимости проведения фестиваля.
В это время в Ревде стал организовываться клуб песни, и было предложено провести совместный фестиваль.
Тем более, что ревдинская администрация, заинтересовавшись этим фестивалем, предложила помощь в организации.
Так судьба свела меня с Андреем Конышевым, который потом стал организовывать уже свой фестиваль, получивший название "Кышовник".

Ты как-то на удивление быстро откликнулся на приглашение, хотя и уверял, что "…лично прощаюсь с авторской песней", но, когда ты появился, то стало ясно, что авторская песня пока с тобой прощаться не хочет.
На сцене ты держался уверенно, подначивал организаторов, даже меня не обделил своим вниманием и тёплым словом:
"Можно сказать, что я отношусь к категории авторов, которые обычно не навязываются. Я считал себя уже, так сказать, почившим в Бозе, но старый реаниматор меня вытащил снова. Много нового не обещаю, его нет почти, может, что-то вспомню хорошо забытое старое"

Досталось и "звукарю":
"…По деревне первый шёл
на деревне парень.
И было видно хорошо,
Что это был Мамарин.
Вот он!"

Но, уже значительно позже, вспоминая этот фестиваль, ты напишешь, что "я выступил в целом - неудачно, "окончательно похоронил интерес к себе" - такое у меня сложилось впечатление. Это потому, что всю ночь мы проорали в палатке, а на дневном концерте - у меня ни голоса, ни памяти. От неуверенности - какие-то бредовые фразы в предисловиях к песням". 
Не такие уж и бредовые, кстати. Могу напомнить:
"… Ну, есть у меня друг – Сергей Каплан. Наверняка, многие его знают уже, я надеюсь, что знают везде уже, хоть один человек. И у нас такая негласная клятва: если куда-то приехал, на какой-то сцене выступаешь, обязательно должна быть премьера. Ну, премьера будет такая, небольшая, на половину, опять же на чужую музыку. Ну, тем не менее, правила игры должны быть соблюдены, и на конкурс хитов выставляется "Баллада о раках"
А я вчера был чуть шальной, но по пять,
а сегодня чуть смурной, но по три.
Что шальным я буду завтра опять,
я на рубль заключаю пари.

* * *
И последнее письмо в нашей переписке:
"Здравствуй!
Получил твоё письмо в середине июня, так что среагировать в смысле посещения фестивалей не успел, да и как-то отошёл от этого дела.
Я записал основные песни (вернее те, которые помню). Результат мне не очень понравился, т.е. со стороны это не должно выглядеть кому-то интересным, все эти песнопения.
В принципе, внутри живёт желание записать всё по хорошему, хотя бы на два голоса, но времени нет. Нового почти ничего не появляется, как, впрочем, ничего нового до меня и не доходит (есть ли оно?). Ну ладно, пиши. Где бывал, что, кого стоит послушать – в целях реанимации, ты же специалист".
Впечатление такое, что ты этим письмом подводишь черту под немаловажным для тебя периодом жизни, при этом стоя, говоря выспренным языком, "на пороге неизвестности".
Попробовать и мне, что ли?
В конце-то концов, нужно же когда-нибудь этим заняться.

Я пишу это письмо, сидючи в своём "родовом поместье" – железной хибаре на берегу озера.
Дизайн в хибарке выдержан в стиле умеренно выраженного антимаразматического мазохизма, ибо одну стену я увесил походными фотографиями вперемежку с портретами людей, с которыми я в эти походы ходил (хоть имя-фамилию не забуду), а другую стенку -  эмблемам клубов и фестивалей, на которых мне удалось побывать (там тоже названия есть).

Мазохизм проявляется чувством зависти к себе, молодому.
Я умудрился попасть в нужное время и нужное место – на взлёт самодеятельной песни.
Мне посчастливилось застать тот момент, когда мэтры авторской песни ещё только-только начинали чувствовать своё предназначение, и тихонько примеряли соответствующие одежды и манеры. (Иной раз наблюдать за этим было интересно, иногда – смешно и грустно).
Мне удалось побывать в городах, в которые я бы ввек не попал, если бы там не было фестивалей.
Красноярск, Новосибирск, Таллинн, Минск, Киев – далеко не полный список городов, в которые меня заносило увлечение авторской песней.
И в каждом городе были люди, к которым можно было завалиться в любое время (иной раз даже без предупреждения), и пожить несколько дней, проводя ночи напролёт на кухне, распевая песни сомнительного содержания, которые запивались спиртными напитками под весьма скромную закуску.

Но вот именно на этих кухнях (как их описал Ким!) мы прислушивались к стихам Цветаевой, Гумилёва, Бродского, пели песни Визбора, Анчарова, Галича, Дольского и старались понять – а что же  происходит в Датском королевстве.

Я не могу сказать, что относился к авторской песне с каким-то оголтелым фанатизмом.
Совсем нет.
Я совершенно спокойно мог после песен Булата Окуджавы, к примеру, поставить на магнитофон бобину с записями Ефрема Флакса или Петра Лещенко.
И не испытывать при этом никаких угрызений совести.
В реестре увлечений этот вид народного творчества стоял после работы, походов и участия в контрольно-спасательных мероприятиях.
Иными словами, авторская песня была чем-то вроде отдушины, этаким отдохновением после чего-либо трудного и тяжёлого.
И ничем больше.

Да и в клуб-то я пришёл только для того, чтобы научиться бренчать на гитаре.
Но в те годы не нашлось ни одного человека, который смог бы меня этому высокому искусству научить.
- Не способен ты к инструменту, ничего у тебя не получится, - слышал я от многих гитаристов.
Получаться у меня стало после смерти Серёжи, когда я совершенно не мог выносить в доме ни тишины, ни музыки.
Сидел, терзал струны и уши окружающих.
Именно тогда начал писать стихи и прозу.
Вике Столяровой удалось невозможное – совместить меня с гитарой, за что ей огромное человечье спасибо.
Народ, правда, от моего пения и сейчас разбегается, а гитару стараются держать от меня подальше.
Я к этому привык и не комплексую (святой искренний Крест! Имплантированный зуб в залог ставлю).

Но это всё будет потом,  а тогда, много лет назад, Судьба, цинично улыбаясь, готовила мне всякие сюрпризы и гадости.
Сначала она меня сделала фонотетчиком клуба.
Потом, извини, членом правления клуба. 
Потом забросила ещё выше – Председатель.
А потом, наконец-то одумавшись (слава Великому барду!), превратила меня в Бывшего.
Бывший председатель клуба.

Что мы оставим после себя?
Не знаешь?
А я знаю.
Ты – песни, которые, несмотря на твой пессимизм, будут петься ещё долго.
Я – клуб и фестиваль, которые мне сначала удалось сберечь, а потом сбагрить.
А знаешь, что общего в нашем наследии?
Всё выше названное останется, а нас забудут.
Песни уйдут в разряд народных, а фестиваль и клуб поменяют название, и люди, которые будут заниматься и тем и другим, напрочь забудут фамилии основателей.
И правильно сделают, между прочим.

Однажды меня спросили:
- Как ты думаешь, в твоей жизни было что-либо, чему современная молодёжь могла бы позавидовать?
Позавидовать…
Чему?

Походам?
Так это повторимо. Горы, леса и реки остались точно такими же, как и много лет назад.  Залазь, броди, сплавляйся – сейчас это намного проще, чем во времена моей молодости.
Не надо подворовывать брезент, не надо тайком выносить кусок подкладной клеёнки, которую тебе отщедрила сестра-хозяйка для так называемого гидрокостюма.
Не надо прокалывать пальцы толстой иглой, сидя поздней ночью на кухне, пытаясь сотворить из этого железо-брезентного материала что-то напоминающее штормовку, или – о, ужас! – палатку.
Не надо сублимировать мясо и гнать самогон в каких-то подпольных условиях.
Зайди в магазин, заплати – и у тебя будет всё!
И это "всё" будет ярким, лёгким и красивым.
Может, даже и удобным.

Друзьям?
 Да, у меня были, есть и, надеюсь, ещё будут друзья-товарищи, с которыми я ввязывался, ввязываюсь и буду ввязываться  в какие-нибудь хитрож…умные авантюры и буду с честью из них выбираться.
А то, что друзей немного – так их и не должно быть много.
Друг – товар штучный, на дороге не валяется.

Работе?
Покажите мне такого дурня, который позавидует врачу-реаниматологу, а особенно его зарплате.
Хотя… Я вот тут решительно подумал, и понял, что с работой мне повезло.
Мало того, что она даёт мне чувство удовлетворения, так она ещё слепила из меня, простого реаниматолога, врача-труэнта, то есть врача, помимо работы занимающегося ещё и творчеством.
Что я сейчас и проделываю.

А ты знаешь, в конце девятнадцатого века  в Канаде жил-был такой врач – сэр Уильям Остер. Так он своим ученикам всегда говорил, что "врач, который не имеет хотя бы хобби или серьёзного интереса к чему-нибудь, кроме медицины, - к ботанике, альпинизму, собирательству древностей, пению и т.п. – не может быть счастлив".
Ну, это я так – эрудицию проявить.
А чтобы окончательно добить тебя своей эрудицией скажу, что по фене хороший врач прозывается "лепила"

Так, чему тут ещё завидовать должны?
Прожитой жизни? 
Вот тут-то уж точно завидовать нечему. Обычная среднестатистическая жизнь, со среднестатистическим количеством взлётов и падений. Ничего особенного, всё как у людей.
Ну, разве что, крутились около меня мальчишки.
Чему-то я их, вроде бы как, учил.
Так и сейчас молодые в рот смотрят.
И ничего особенного я здесь не вижу.

Может, стоит позавидовать тому времени, в котором я жил?
Так память человеческая забывает всё то, что не хочет помнить, а то, что помнится, облекается в такой флер романтизма и добра, что сам начинаешь верить, что раньше и девушки были красивее, и люди добрее, и организм здоровее.
Так что, наверно, особо и нечему завидовать.
Лучше всего о зависти написал Юрий Олеша в одноимённой повести. Какое там классное начало: – "Он поёт по утрам в клозете"!
Кстати, недавно перечитал. А повесть-то, оказывается, пророческая и страшновастенькая.

Зря мы с тобой переписку забросили.
Но не воспринимаю я личные письма на экране.
Мне тетрадный листок подай, пополам сложенный, чтобы паста синяя была, пара слов, не так написанная, зачёркнута, а одно или два словца недописанными остались, ибо за мыслью не поспевали.
Ну, ошибок несколько, почерк в некоторых местах не особо понятный, опять же из-за спешки.
Чтобы в письме жизнь была, человек чувствовался.
Чтобы письмо письмом было, а не белым плотным листом с легко читаемым текстом.
Ну что делать – вот такой я привереда.

Но всё-таки, как бы я не ныл, молодость у нас была весёлая, бурная и интересная.
Сейчас, по закону жанра, я должен был бы написать, что да, вот если ещё раз удалось бы вернуться в те годы, я бы их прожил точно так же, и прочая, прочая, прочая…
Фигня!
Не будет у нас второй молодости, и не пережить нам ещё раз то, что нам удалось прожить и пережить тогда, когда нам было чуть больше двадцати и гораздо меньше сорока (повторяюсь – ну что делать).
Разве только в письмах.
Но время рукописных писем кончилось.
Как и бумажных книг.

Всё!
Если кто-то может написать лучше – пусть пишет.
А я ставлю точку, потом попрошу комп сохранить всё написанное и отправить тебе на рецензию.
Всё-таки, как не крути, хочется тебе этого или не очень, но ты являешься соавтором,  потому что фундаментом всех моих якобы как умных рассуждений являются твои письма.

А вот сейчас, полностью разделавшись с писаниной,  я возьму гитару, и спою "Сибирский тракт"
"Ночь гудит морозной кашей,
из груди – надрывный кашель.
Позади… А было ль это наяву?
Там, друзья, большое дело,
Там судьба моя сгорела.
Жаль, что я всё это вновь не проживу
Жаль, что я всё это вновь не проживу".

До письма.

15 июня 1996 года - 12 июля 2012 года.