Если бы начался пожар

До полуночи семнадцать минут. Я вдыхаю и на счет десять выдыхаю. Помню фрагмент из книги, давно прочитанной, почти полностью забытой, пыльной и покинутой – герой сумел умереть ненадолго, управляя дыханием, а потом воскреснуть. Я бы умер на пару часов или дней. Иногда мне кажется, что я бы побыл трупом и год.
 В комнате стоит проигрыватель Rega, рядом – привалившись одним ребром к стене – пара винилов. Я до сих пор слышу переборы. В двенадцать должен прийти Акира.
 Одна четверть моей комнаты панорамное окно, вторая – стена с дверью, - третья стол и стул, четвертая – комод и винил. Без трех минут до стука в дверь. Мой позвоночник повторяет очертания матраса, может наоборот, спина затекла.
 Слышу приближающиеся шаги. У него есть ключи, но он изо дня в день несколько раз предупреждающе стучит. Думает, что может меня побеспокоить, застать за чем-то таким. Таким я не занимался целую вечность.
 - Здесь воняет… - вот так сразу начинает он. Мысленно пожимаю плечами, физически начинаю дышать на счет пять. Попробую умереть в следующий раз.
 - И что?
 - Ты бы помылся.
 Он морщится, ворчит, ходит, я лежу. Моя работа мечтать, воображать, лежать здесь и творить новые города, новых людей, жить их жизнями, любить их любовью, заниматься их сексом, рожать их детей.
 - Зачем ты запираешь эту комнату на ключ?
 - Чтобы лишний раз не выходить. Я теряю ключи.
 - Поэтому и не моешься…
 - Поэтому и не моюсь.
 - И не ешь…
 -Именно так.
 На полу возле кровати диктофон. Не хочу возиться с проводами, кнопками, орфографией. Хочу лежать и учиться умирать, и учится воскресать кем-нибудь другим. И получать за это деньги. На эти деньги я могу платить за панорамное окно и воображать, что я рыба в аквариуме Токио. Я типичная рыба, которая любит, открыв рот, пялиться на огоньки. И еще напротив живет дорогая шлюха с отличной силиконой грудью… Но я уже сотни лет не делал ничего такого.
 - Така, на кухне еда, - он салфеткой сметает пыль с моего стола. Мы с этой пылью столько пережили.
 - Воняло еще полчаса назад. Наверное, уже остыло, - я закатываю зрачки и выкатываю их обратно. Туда и обратно.
 - Ты ведешь себя как ****утый психопат.
 - Если бы я был просто психопатом, я бы лежал в проводах и меня лечили бы током. ****утым быть лучше, я зарабатываю больше чем ты в десятки раз. Не хочешь сойти сума со мной?
 Он молчит. Садится у меня в ногах, моих почти отрафировавшихся ногах. Поднимает диктофон, щелкает на кнопку-стрелку и началась моя тысяча семьсот двадцать третья жизнь.
 «Если бы я был одинок, то я бы рыдал. Если бы я был с тобой, то достиг бы своей цели. Я не люблю Пинк Флойд, но мне нравится чувствовать себя плохо. Подушечки моих пальцев стали похожи на лохмотья, зато я весел и, лыбясь в двадцать два зуба, я иду в магазин за углом. Там отличный портвейн, и если пить на голодный желудок, мне хватит его надолго».
 Люди любят читать сумятицу, они считают, что это делает их умнее. Они читают бред аутиста и это модно, стильно. Я умею бормотать как объятый агонией шизофреник, мне для этого нужна доза кокаина и чтобы мне позволяли лежать с утра до утра. И моя жизнь модная и стильная. А Акира этого не умеет. Он умеет печатать, звонить, договариваться, искать дозы, ворчать, тормошить, выжидать, ставить винил в проигрыватель.
 - Включи Пинк Флойд.
 - Если ты помоешься и поешь, - отвечает мне на автомате, продолжая вслушиваться в мой хриплый, сексуально-болезненный голос, рвущийся из крошечного динамика.
 - Я разрешу тебе это сделать, - я шевелю мизинцем и безымянным, почему-то пошевелить только одним не получается. Через секунду я пошевелю всей правой пятерней, потом – левой, оживу и стану бабочкой Мацумото Таканори.
 - Я не сиделка.
 - А кто?
 - Менеджер.
 - Это не одно и тоже?
 Проигрыватель щелкает, шипит и оживает как и я. Я начинаю напевать тягучую мелодию своего бреда. Никто не поверит, но я хорошо пою. Это мог слышать аквариум Токио, сисястая шлюха с семнадцатого этажа дома напротив и Роджер Уотерс. Если бы я был спящим, я видел бы сны. Если бы я был напуган, я мог бы затаиться. Если бы я был я луной, то был бы холоден.

 В ванной кафель в цветах. Он уродлив, наивен и безвкусен, но я выбрал его, потому что он так похож на мир вокруг. В ванной я ощущаю себя на улице: голый и открытый, ранимый и холодный глупый мир. Вода прикрывает только щиколотки, моя кожа в мурашках. Я, правда, воняю, хуже трупа.
 - Почему ты обходишь стороной член? Он что, воняет меньше?
 - Заткнись, - Акира раздражен. Выкрашенные в светлые тона волосы потяжелели от влаги. Ноздри расширяются поразительно до каких размеров. Я могу вставить, наверное, целых два пальца. Матерится, когда я пытаюсь попробовать.
 А еще кладет руку на член и начинает намыливать. Откидываюсь на бортик. Член увеличивается, твердеет, головка показывается из воды. Это айсберг. Не такой, как погубил Титаник, меньше на порядок, но тоже опасный, ведь видно только пик. И рука Акиры – кораблик, не Титаник, поменьше: то тонет, то всплывает.
 - Мы с тобой так давно не спали.
 - Мы с тобой спали только один раз, - его пальцы спускаются ниже, там, где мошонка и прочие неприличности. Основание, скажем так, айсберга.
 - Я и говорю, это было так давно, - вода поднялась и уже прикрывает мой пупок. Хлопаю по поверхности, брызги летят на лицо корабля. Глаза корабля злые. – Не хочешь повторить?
 - Не хочу.
 - Тогда додрочи мне, пожалуйста, - пожимаю плечами и хлопаю еще раз – брызг меньше. – И пойдем есть.
 - Там все остыло, - начинает интенсивнее теребить мой член. Дергает. Если оторвет, я, наверное, умру от потери крови и бесчестия. Закрываю глаза, открываю рот. Брызжет: или сперма, или кровь.
 Я голый сижу за столом, но под задом есть полотенце – отмерзнет. Ем приготовленную Акирой еду, слежу за ним хитрым взглядом.
 - Точно не хочешь меня трахнуть?
 - Нет.
 - А если передумаешь, а я уже не захочу?
 - Я завтра приду за новой главой, - подклыдвает мне кусочек трески. Мама мне так раньше делала. Все пихала и пихала еду, пока из дома не выгнала. - Клади диктофон поближе к себе, иногда слов не разобрать.
 - Вставляй любые, всем все равно, что там я говорю, пишу. Сойдет любое слово.
 Я укладываюсь обратно на матрас, который прогибается в такт моему позвоночнику. Диктофон рядом. Акира пробудет со мной еще минут десять. Он пережмет мою костлявую руку черным жгутом, погреет ложку и впрыснет в вену яд. Я буду извиваться как уж на сковороде, а потом следить за дыханием, чтобы умереть на пару часов.
 Акира запрет дверь моего аквариума Токио, ключ от которого я якобы теряю. На самом деле - нет, он в нижнем ящике комода, я же выхожу отсюда в туалет. Хотя скоро я, наверное, буду делать делишки под себя.
 Потом Акира уберет остатки еды в холодильник, выключит свет и выйдет из моей квартиры, запирая. Запирая на ключ, которого у меня никогда не было. И если вдруг начнется пожар, снаружи или внутри меня, я не выйду. Если бы начался пожар, я притворился бы мертвым.