На расстоянии протянутой руки

Я думаю, что чудо — как море: порой спокойное, порой бурное. Оно бывает грозным, бывает прекрасным, таит в себе смерть и дарует жизнь. Но оно никогда не бывает постоянным, все время меняется. И остается неповторимым лишь на один краткий миг в глазах вечности. И я верю, что с каждым человеком в жизни случается какое-то чудо. Ну, то есть, конечно, маловероятно, что я поддамся на эксплуатацию инопланетянам или получу премию Оскар, или стану диктатором маленького города, обитающего на каком- нибудь островке в Тихом океане, или подцеплю неизлечимый рак верхней губы, или вдруг самовозгорюсь. Но, если взглянуть на все эти необыкновенные явления вместе, скорее всего, с каждым хоть какое-то чудо случается. Вот я например, с легкостью, могла бы попасть под дождь из лягушек. Или высадится на Марсе. Женится на Бред Питте или несколько дней болтаться на бескрайних морских просторах находясь между жизнью и смертью. Но со мной приключилось нечто другое. Среди множества жителей Флориды именно я оказалась соседкой Мэттью Кимберли. Он очень популярен в нашем городе и в школе, а еще обладает невероятной внешностью. Хорошо учится и лучший игрок нашей школьной команды по американскому футболу. Да и ко всему выше перечисленному, Мэттью довольно таки мил. Хотя нет, он подонок. И есть несколько проблем: наши окна выходят на комнаты друг друга; эти окна в сумме составляют целую стену; я и Мэттью лучшие друзья, и, в конце концов, я отчаянно и безвозвратно влюбилась.
На смену пейзажу с окутанными снегом деревьями пришла нежная акварель весны, полностью охватившая сонный город, освещаемый неяркими лучами восходящего солнца. Нежные чувства пропитали узкие улочки, вдохнув в них новую жизнь, полную красочных и незабываемых мгновений. Первый весенний день - лучший день в твоей жизни, потому что это день, когда ты можешь изменить себя, свою судьбу, свои мечты, свои желания и начать жить заново. Весна, без сомнений, лучшая пора года. Именно она рождает в мир любовь, надежду, веру, желание, огонь, страсть. Ах, боже мой, да стоит ли жить, если нет этих бурных чувств! Не завидую тем людям, у которых сердце обросло кожей бегемота или покрыто щитом черепахи. Счастлив только тот, у кого ощущения так остры, что причиняют боль, кто воспринимает их как потрясения и наслаждается ими, как изысканным лакомством. Ведь надо осознавать все переживания, и радостные и горькие, наполнять ими душу до краёв и, упиваясь ими, испытывать самое острое блаженство или самые мучительные страдания.
 Воскресное утро сулит свободу, которой невозможно воспользоваться… Нет, даже не так. Свободу, которой нет. Свободу, которая на самом деле является всего лишь короткой передышкой. Воскресное утро куда более лживо, чем утро любого другого дня недели. Планам, рожденным при свете воскресного утра, не суждено осуществиться. Скажу больше: в детстве я обнаружила, что воскресенье гораздо короче любого буднего дня. Это противоречит законам природы, однако это так. В воскресенье бег времени ощутим почти физически. Оно уходит, удержать его невозможно, как невозможно удержать в руках ветер или лучи солнца. И еще. Всякий воскресный вечер немного похож на похороны, но он менее тягостен, чем воскресное утро: "ждать приговора всегда труднее, чем с ним смириться" - слова Макса Фрая из моей любимой книги "Книга для таких, как я". Наверное, потому что в главном герое я вижу себя и это невыносимое чувство: понимать все свое ничтожество и предсказуемость. Я напоминаю себе открытую книгу, которую не затрудняясь можно прочесть, при этом, поняв весь смысл. Но в этом и заключается весь ужас моего бытия. Понимаете, наш нынешний мир предпочитает сложность и теркость человека, человечество тянет к запретным плодам и ярким праздничным упаковкам, совсем позабыв о красоте духовной, что прекраснее всякой земной красоты. Ведь душа - это нечто вечное, без смертное, прекрасное и захватывающие. Человеческая душа полна света. Понимаете, Свет — он хранится в душе человека. И окружающий мир человека озаряется его собственным, внутренним светом. Мир вокруг нас такой, каким мы его делаем. Человек — своего рода фонарь. Его внутренний свет, его любовь и истинная доброта — это сила, которая освещает мир вокруг него. И вокруг каждого из нас всегда ровно столько света, сколько мы его отдали. Чем больше ты открываешься, тем светлее вокруг тебя становится.Но, к сожалению, на этот свет слетаются коварные кровопийцы, жаждущие выпить твоей багровой кровушки.
-Доброе утро! - воскликнула я, изящно потягиваясь возле окна и сонно зевая. На волосах играли лучи восходящего солнца, даря им божественного красноватого оттенка, очень похожего на лепестки алой розы, в которых терялась моя душа. Несколько ускользающих лучей касались моего оголенного плоского животика, теряясь серебром во впадинах и выпуклостях женского тела.
Ночь была у меня совсем без снов и каких либо фантазий или мечтаний, которым я часто отдаюсь перед сном, тем самым пытаясь уйти от жестокой реальности, и ночью я полностью погружаюсь в мир грез и розового героина, мир, предназначенный только для меня одной, где исполняются все мои самые сокровенные желания. Наверное, поэтому утро очень болезненно для меня: я не могу оторваться от своего мира и всеми способами пытаюсь подольше оставаться в нем. Реальность приносить слишком много боли, чтобы жить в ней. Потому я предпочитаю миру реальному мир фантазий.
Проплывая мимо зеркала в овальной позолоченной раме, я остановилась, чтобы в лишний раз убедится в своей неидеальности. Тяжело вздыхая, ресницы мягко затрепетали на веках, от безысходности и неизбежности. На меня глядела молодая девушка 17 лет горячей кровью в венах, заставляющей юность цвести красно и оранжево, подобно прекрасной осени, заглядывающей в наши милые дома после жаркого и сумасшедшего лета. Глаза очень, очень огромные нежного, немного пугающего, тлеющего цвета желтой волны в океане с красной бурей; они замечательно гармонируют с величественными губами нежного розового цвета, формой совпадающие с сердечком; милый нос, немного вздернутый к облакам, играющий на тонком, изящно вычерченном, белом мраморном лице, усыпанном бледными веснушками и парой родинками; пухлые щечки, как у восхитительных детишек, что мило радуются жизни - такой себе маленький кареглазый эльф. Я не отличаюсь особой красотой, но и уродиной меня не назовешь. Отношусь я к тому сорту людей, которое носит никчемное название: "никакие". Я безликая кукла, массовка, серая масса,плетущиеся позади главных героев.Даже у чудовищ есть роли. Мои надежды сгорели на огне, даже не возжелав шанса на спасение. Обидно то, что даже в собственной жизни я всего лишь герой второго, третьего, четвертого плана, до которых нет никакого дела, их даже не замечают! Я всего лишь плод своего возбужденного воображения или игрушка Бога? В любом случае, я не обладаю желанной свободой. Как бы мне хотелось родится птицей! Я бы вспорхнула на крыльях свободы и взглянула бы на мир с высоты, я уверена, он сведет меня с ума своей райской красотой. Есть кое что, о чем мы все забыли: мир прекрасен, шикарен, великолепен, мир - это уже рай, только для нас с вами, а не для божеских кровей.
Я плавно подплыла к высокой стопке музыкальных пластинок, где провозилась с выбором композиции сегодняшнего утра больше пяти минут. Настроение ни к черту, потому музыка должна веять грустью, пропитывая мои живые клетки меланхолией. Тонкой рукой я поставила иглу на пластину, уже напевая любимую песню, и комната в миг утонула в голубом море приятного голоса, лелеющего подобно струе воды. Я закрыла полу прозрачные веки, полностью погружаясь в воды призрачного голоса Пола Маккартни, запредельное блаженство, нависающее над седьмым небом, пробежало по всему телу, превращаясь на кончиках пальцев в крохотные мурашки. Мое тело задвигалось, подобно волне, в танце. Я настолько увлеклась, что не заметила, как Мэттью, проснувшись, наблюдал за мною сквозь прозрачную стену и ухмылялся. Прервав танец,я расплылась в смущенной улыбке, зарываясь краем носа в волны карамельных волос; тонкой рукой взяла со стола альбом для рисования, купленный Мэттью и подаренный мне в честь дня благодарения на прошлой неделе, и черным маркером вывела на белой бумаге вьющиеся и извивающиеся буквы, создавшие маленькое словосочетание, хранящее в себе особый смысл: "Доброе утро". И устремляя взору Мэттью Кимберли лист с этой надписью, увидела, что парень, смеясь, уже держит в руках ответное письмо.
***
Мне вновь удалось опоздать на первый урок. Чувствую себя полнейшим ничтожеством, стоя на линейке в дьявольских рядах позора, которые заглатывают твое лицо, словно черная дыра, нависшая над тобой, спасение от которой не жди. Удивительно, но Мэттью я не наблюдаю в этих рядах, хотя он пришел куда позднее меня. Но из-за того, что он мега-супер-пупер-****а-звизда ему все сошло с рук. Весь оставшийся день был без каких-либо эксцессов. Я несколько раз встречала Мэттью то в столовой, то на спортивном поле, то просто проходящего мимо меня со своими друзьями, которые громко смеются и что-то рассказывают другу. И вот я поворачиваю за угол и оказываюсь в длинном пустом коридоре, по которому идет он со своими друзьями по команде.
Я иду прямо на них по этому узкому коридору. Я отчаянно пыталась избегать их, а точнее Мэттью. Стоит мне только взглянуть на него, как сердце начинает биться в бешеном ритме. Это тяжело: глядеть на него и понимать, что для него ты всего лишь старый добрый друг, живущий напротив. 

Черные волны волос вздымаются вверх, словно взорвавшийся в океанской бездне мрак, что вырывается наружу сквозь ровную водную гладь. Темная зеленая мгла его глаз играет туманным светом в глубине морей его взгляда, в которой теряется лунный трепет, выскользающих наружу, подобно острым наконечникам скал. В них спрятан весь мир, со своими унылыми загадками и теркими ароматами. Бледная кожа, словно покрытая белой краской сияет божеством в этом убогом месте. Он был, вышедшей из мрака фигурой утонченного, божественного, греческого императора, дьявола всех миров.
Его взгляд коснулся моего лица, моих глаз, и я вмиг утонула в нем, заблудилась на бескрайних просторах его мыслей, потерялась в небе одинокой чайкой. Я отчаянно пыталась сделать более непринужденный вид, словно мне совершенно наплевать на Мэттью. Но все внутри пылало, тлело в агониях, искажалось болью, а все мое сознание кричало в неистовом вопле пылающего грешника.
-Привет, - парень расплылся в ослепительной улыбке и помахал мне рукой с длинными тонкими пальцами. Но я, словно немая марионетка, отвела туманный взгляд на мраморный пол, проходя мимо оторопевшего Мэттью и наблюдая за своим отражением в сияющем мраморе. Я остро ощущала растерянный и отчаянный взор парня на своей скучной, тлеющей персоне. И, оказавшись в двух метрах от него, я, словно только сейчас услышала его приветствие, обернулась и открыло было рот, чтобы молвить слово, но он уже не смотрел на меня, пересек стену, что разделяет нас двоих. И моя надежда утратила последний глоток воздуха, задохнувшись в бездонных морях отчаяния. Я закрыла глаза, сильно сжала руки, впиваясь ногтями в кожу. Пара капель с глухим свистом ударились о мраморную поверхность, разбиваясь в беззвучном вопле. А за окном кричали чайки и вопили моря.
***
Наступили долгожданные выходные, два дня на лечение души. Я раскрыла свои уставшие глаза, привстала на дрожащих руках и, тонкой рукой протерев лицо, устремила взгляд на стеклянную стену,что имеет выход на комнату Мэттью, живущего в соседнем доме с такой же стеклянной стеной. Постель застелена, комната убрана, настолько убрана, что, кажется, что в ней спрятаны алые туманы пустого одиночества, в котором нет ничего, кроме кричащего отчаянного вопля, разрывающего душу. Мэттью не было. И я предположила, что он умчался на свидание со своей девушкой Амандой Хендрикс, которая восседает, желанную всеми девушками поста, самой красивой девушки школы. К тому же эта стерва глава команды чирлидерш, которые танцуют на матчах Тигров, так названа наша школьная команда по американскому футболу, главой команды которой является никто иной, как Мэттью Кимберли.
Я плюхнулась обратно на кровать, словно притянутая за невидимые нити, повернулась спиной к стеклянной стене и взглянула на край одеяла, что сполз с дивана и укрыл мой альбом для общения с милым Мэттью, что валялся на полу все это время. Я откинула одеяло в сторону, освобождая альбом из плена. И, представшая на белом листе бумаге надпись, заставила мое сердце завопить, океанская гладь взбудоражилась и забилась в неуловимой буре. Отчаянная и безрассудная игра слов:"Я люблю тебя", предназначенная для него так и недошедшая смыслом к его бездонным глубинам очей. Я чувствую как гнию изнутри, как мои кишки превращаются в неразличимое месиво, покрытое кровавой слизью и, находящиеся в них осколки зеркал шепчут грустную мелодию. Крепко закрыв рот руками и крепко затворив веки, я закричала да так громко, что чайки на морских берегах взметнулись к просторным небесным далям. Как же ужасно: умирать, когда жив.
***
 На циферблате мигает красным светом два часа дня. Я устало вздыхаю, сидя за мольбертом, что стоит рядом с кроватью, и в который раз, с надеждой увидеть его, устремляю взгляд на комнату Мэттью, вновь оказавшуюся пустую. Эта пустота и чистота уже превращалась в крик. Оборачиваюсь к картине, сотворенную мною и поражаюсь силе своих творений, в которых слышу джаз и шум дождя. Здесь изображен портрет девушки на темном зеленом ядовитом фоне. Она словно случайно попала в этот миг, втянутая в него слепыми дьяволами, что поддались искушению своего дыхания. Девушка оборачивается к тебе, видна часть ее голой спины и тонкого плеча, ее кожа пылает в синей агонии, а тонкий подбородок, утонченные черты играют ею, но в самой девушке слышатся глухие хлопки крыльев, издаваемые невидимыми призраками ночи, отчаянно доносящие о гибели света. Глаза большие, открытые и поглощающие твою душу, втягивают в мрак своей ночи. В них слышится вопль чаек и шум моря; ты кукловод, а она твоя кукла, но в тоже время ты под властью ее магии, и именно она играет тобою. Ты словно болтаешься на бескрайних океанских просторах, покрытых тьмою и страхом; твое тело еще на поверхности, но душа давно ушла под воду в адские переплетения к морскому Сатане.
Вдруг я пронизываюсь чьим то взглядом, оборачиваюсь и вижу Мэтью, застывшего возле запертой двери. Он удивленно глядит на меня, заглатывая меня в воды своих черных морей, пытаясь пролезть в закоулки моей истерзанной души. Почувствовав слезы на щеке, что обжигающе скользили по коже, я, удивленная, касаюсь рукой огненных водопадов и с ужасом осознаю, что плачу.
Я быстро отворачиваюсь, смущенная тем, что Мэттью застал меня плачущей и жутко напуганной. Подол белой юбки встрепенулся, когда я встала со стула. Не одарив взглядом изумленного парня, умчалась прочь, отчаянно пряча свое лицо. Вбегаю в туалет, запираюсь изнутри, обессилено прикасаюсь дрожащей рукой белого дерева, словно там лежит его рука, и омертвевшими движениями сползаю на пол. Колени касаются белой ледяной плитки, руки плавно обхватывают сжавшееся тело, и с легких вырывается отчаянный стон, пропитывающий воздух и падающий каплями дождя на ледяной пол, превращая все в адскую клетку ужасов, наполненную огненным океаном. Плачь вырывается наружу, подобно призракам зазеркалья, которые желают убить твое тело и забрать твою душу. Мне страшно. Зеркала начинают шептать, тени - видеть, и свет тонет во мгле. Я чувствую, что схожу с ума. Ногти впиваются в кожу, разрывая кожу. Кровь течет из царапин, прожигая кожу и каплями падает на белую плитку, растекаясь вокруг меня.
Вдруг слышу осторожный стук в двери, который словно боится напугать меня, истерзанную чувствами и мои глаза распахнулись, подобно дождливой симфонии. Прислушиваюсь к тишине по ту сторону. Я знаю, что это он, мой спасательный круг в бездонном океане.
-Эмма, - осторожно начинает до боли любимый голос, - что происходит?
-Уходи! - Крикнула я, срывающимся на писк голосом. В моей печали было нечто, чего я сама не понимала, оно горело внутри меня и превращало в пепел остальные чувства. Слезы вновь прорываются сквозь плесень на глазных яблоках.
-Я волнуюсь... за тебя, - нежным голосом молвил Мэттью, дернув рукой дверную ручку, в надежде отворить дверь, за которой находилась я. Но не сумев этого достичь, сел на пол, облокотившись спиной о гладкую деревянную поверхность. Мы долго молчали и лишь спустя некоторое время, Мэттью заговорил:
-Я запутался. Не понимаю, что правильно, а что нет. Меня словно втягивает черная дыра, в которой ничего нет, кроме мрака. Я будто лунатик: брожу, словно во сне. Все мои действия пропитаны ложью, а эти ужасные маски уже приростают к лицу,- с горечью наливал в меня свою душу Мэттью, трепетно с чувствами, боясь разбить меня.
-Мэттью... - прошептала я, прикасаясь кончиками пальцев в том месте, где по моим рассуждениям находится его сердце, чувственное и прекрасное.
-Эмми, я боюсь, - он повысил голос, и я почувствоала, что парень повернулся лицом ко мне. Его черные очи, прожигая древесину, смотрели на меня, впитывали в себя мои моря, оставляя их сухими, но усыпая пустоту пылающими розами.
-Я тоже боюсь.
-Чего?
-Я будто схожу с ума. Слышу шепот теней, вопль чаек и шум моря в себе, зеркала смотрят на меня и эти ужасные чувства, будто я гнию изнутри. - Я схватилась за голову руками и расплылась в сумасшедшей улыбке.
-Прости.
Я решительно поднялась на ноги, распахнула дверь и, смущенная, предвстала перед сидящим на полу Мэттью. Мои глаза превратились в море, в котором без прерывно трепещут волны. Он удивленно уставился на меня, но тут же сменил эмоции на ликующее торжество. С легкостью встал с пола, протянул тонкую руку мне и расплылся в ослепительной улыбке, от которой все поплыло вокруг:
-Нам ничего не остается как только с головой нырнуть в водоворот чая. Предполагаю, зеленого. Твоего любимого? - и я с последних сил хватаюсь за свой спасительный круг.
***
Под моими ногами, в замороженной луже плавают осенние пожелтевшие листья. Всю ночь город заливал холодный дождь, точно небо излило всю свою печаль в нем. Серое дно неба нависло над пустынными улицами, обвив свет и канув в ностальгию осени. Я сижу на лавочке возле здания школы, истекая в ожидании Мэттью. Он просил меня подождать его. Осенний холодок пробирается сквозь одежду и щекочет кожу, делает меня обнаженной куклой в руках шута. И я вновь убеждаюсь в том, что мне стоило послушать прогноз погоды и одеться потеплее. Потертые джинсы и простая майка не особо согревали истерзанную холодом и отчаянием девушку, совершено потерявшей веру в то, что в ее жизнь еще ворвется тепло. Моя жизнь ничего не стоит, это как черно-белый кинофильм с особо унылым сюжетом и усталым героем. Такие фильмы бесспорно смотреть невозможно. Я вынула из рюкзака книгу в толстом переплете и вьющимися буквами на заглавии и полностью окунулась в ее бурлящий водоворот с осколками стекла. Полностью погрузившись в угрюмые моря книжной симфонии, я не заметила, как Мэттью тихонько, как кошка, подплыл ко мне и мягко приземлился на край голубой лавки, рядом со мной. Только когда он своей ледяной рукой коснулся моего лица, я, словно ужаленная невидимым роем ос, вскочила на ноги, обронив книгу в лужу, в мутной воде которой тонули осенние листья. С губ сорвался тяжелый вздох.Серебристый смех Мэттью расплылся трепетом в осенних лужах, что затаив дыхание, горели под дождем. Он поднял легким движением руки книгу и его лицо озарила светлая улыбка, от которой все внутри перевернулось вверх дном, словно день превратился в ночь, а сила притяжения вдруг исчезла.
-Извини, Эмми, - молвил призрак моего сердца. протягивая книгу, - я не хотел напугать тебя.
-Да нет, - я приняла книгу, вытерла ее от грязи, аккуратно, пытаясь не запачкаться в вязкую смесь осени и земли, сняла желтый листок, что прилип к корешку книги и поместила прекраснейшее творение человека в рюкзак к остальным книгам. - Как прошла тренировка?
-Замечательно. - Мэттью расплылся в ослепительной улыбке и мне на миг показалось, что сквозь серый океан выглянуло солнце, как желтый корабль в море, где нет кораблей. Я села обратно и взглянула в его темные глаза, воды которых вмиг проглотили всю меня без остатка. Их глубина поглощала , покалывала на кончиках пальцев и тревожила сердце. Впервые в жизни я обрадовалась тому, что совершенно не умею плавать. Мэттью нежно убрал мою выскочившую прядь, млеющих в огне волос за ухо и тепло улыбнулся, согревая меня в такой ненастный день.
- Как дела в школе? Сегодня я тебя ни разу не встретил.
 Из дали доноситься звонкий щебет птиц и звук волн, что с ужасным грохотом разбиваются о помутневшие очертания скал,а на фоне этой симфонии с горечью ветер завывает в запертом лабиринте городских теней.
- Замечательно. Ты меня не заметил потому, что у тебя перед глазами плыла грудь Аманды. - я расплываюсь в улыбке, мысленно повторяя его вопрос и свой ответ.
- Ты жестока. Но, на самом деле она пустая как пробка. Я с ней только ради... даже сам не знаю ради чего. - В его словах сквозит горечь, как пепел на ванильном мороженом. - Ну вот еще один факт того, что я теряю себя. Мне порой кажется, что живу я в чужой коже, в чужой жизни. Словно это все не мое. А я всего лишь чья-то жалкая иллюзия. - Мэттью устремляет свой взор на мерцающие в дали засыпающие тени цветов и  уплывает на крыльях в свои моря раздумий. Как же я его понимала, но признаваться в этом совершенно не хотелось, словно все силы покинули мои голосовые связки.
Я впитываю его в себя, проглатываю идеальные очертания его лица, эмоции, прячу их в самой глубине своей души. Черные волны вздымаются вверх, подобно огненному водопаду вне времени и прострации, бледная кожа наполнилась еще большей белизной чем раньше и теперь он превратился в истинный идеал, сошедшую с каменного постамента, мраморную статую греческого бога красоты и утонченности. Ровный аристократический нос вздымается над божественными губами, покрытыми чувственной пеленой дождя; ясные, покрытые черным туманом, глаза с мерцающими тенями белых парусов. Поразившись его прекрасной грациозности, я вдруг замечаю кровь, которая, пульсируя, сочиться из пореза над его правой бровью. Сердечко мое пронзилось острой болью, тысячи игл одно час вонзились в сетчатку глаза.
-Мэттью! - испуганно вскрикиваю я, притрагиваясь дрожащей от холода рукой пореза. Кровь обжигает палец и я слышу, как птицы взметнулись к небу. Его удивленный взгляд вонзился в меня, но в ту же минуту изменился в лице: расцветает улыбка на его прекрасном лице и во взгляде появилось нежные лепестки черной розы.
-О, ты за меня переживаешь?
-Нет! - испугавшись, что он раскроет мои чувства к нему, я вру, покрываясь розовой пеленой моря. У него такие красивые и ясные глаза, от которых внутри меня все трепещет, словно из самой глубины сердца испускается лава, растекается по венам, вместо багровой крови и заставляет пылать мое изнеможденное тело. Мэттью разочаровано вздохнул, но я уловила еще нечто, чего определить мне не удалось, и театрально изобразил шок. Улыбнувшись, я ощутила, что заливаюсь с ног и до головы румянцем. Вдали залаяла собака на незнакомого прохожего, и в моих мыслях вдруг пронеслось, как все же мимолетна жизнь. Внезапно одна ужасная мысль накатывается на мое сознания: ранее я никогда не задумывалась о своем будущем всерьез, не видела красочных картин из времени, когда я расцвету, подобно прекрасному цветку и превращусь в прекрасную женщину. Холодок пробежал по спине, по шее словно провели на острием ножа. Я ощутила полную беспомощность, когда эта всего одна единственна мысль отозвалась эхом в моем затуманенном море сознания. Я не доживу до своего восемнадцатилетия. Все оборвется в один момент. И даже никто не заметит изменений после моего отхождения в иной мир, мир темноты и логичного безумия.
-Ты в порядке? - Спросил Мэттью прозвенев своим прекраснейшим голосом, коснувшись кончиками пальцев моего, содрогающегося от осеннего дыхания на коже, плеча.. - У тебя весьма ужасающий взгляд.
Я взглянула на Мэттью и лукаво улыбнулась. Все, что только что пришло мне в голову не более, чем выдумка моего угнетенного осенью сознания.
-Да, - я дотянула ухмылку до искренней улыбки, - все просто потрясающе, если не учитывать того, что я сейчас превращусь в ледышку и того, что я в депрессии! - Под конец я не сдержалась и слегка повысила свой голос. Но он оказался всего на чуть-чуть громче обычного.
Над нами пролетела чайка, оживленно махая белыми крыльями свободы, с которых срывались ледяные капли моря - интересно, что заставило ее сюда бежать от своей стаи, от своего обыденного бытия? Возможно, эта чайка бросилась в изгнание, как чайка по имени Джонатан Лингвистон и решила достичь совершенства в знании полета и бытия всего живого.
Высокий темноглазый брюнет, хранитель моего сердца, спаситель души моей замершей во льду, сейчас грациозно поднялся с лавки, стянул со своего мускулистого горячего тела черную кожаную куртку и бережно обвил ею мои дрожащие плечи. Расплывшись в улыбке, Мэттью раскинул руки в стороны, приподнял мужественный подбородок, закрыл глаза и как бы говорил своим видом, что он прекрасный принц, который послал свою ласку на невиданную девицу, земную женщину, несчастную, потерявшуюся в жестоком мире. Я жадно вдохнула запах его тела, от которого мир вокруг меня замер в ожидании, запах дорогого одеколона, феромонов и жизни; как странно, но греческий бог красоты и грации совершенно не веял гадким запахом пота. Улыбнувшись, я взглянула на Мэттью:
-Спасибо. - Он смотрит мне в глаза, проглатывает меня, черные очертания волн втягивают меня под воду, под него, затягивая внутрь лавы. Мне показалось, что вскоре я превращусь в Мэттью, сказочного и мимолетного принца моей личной фантазии. Его губы безмолвно шевелятся, понимаю, что он хочет что-то важное сказать мне. Мое сердце бешено колотиться. А вдруг это тот самый момент истины? Край мира распростерся передо мной и что же дальше? Я исчезну или взлечу к небесам? Боюсь, Мэттью не подозревает сколь сильно он влияет на мою судьбу. Так хочется крикнуть: "Стой! Ничего не говори. Просто дай мне руку и заставь начать все заново." Но вместо этого я в растерянности кидаю мимолетный взгляд на мутную лужу, в которой еще миг назад тонули желтые листья. Теперь они взметнулись, подобно мелодии, лелеющей из утонченных переплетений арфы, и понеслись на встречу невиданному полету птицы, свободному, не издающему жалобных криков, где не будет огненной клетки и холодного дождя, что пахнет запахом одиночества.
Внезапно все обрывается, я падаю, исчезаю. Край земли, на котором больше нет меня, только маленький серый камень, согреваемый теплом моей крови распластался перед обрывом в ничто. Подъезжает черный феррари Аманды, Мэттью оборачивается на ее голос.
Что происходит? Неужели конец? Но ведь начала даже не было и от этого боль забивает мои легкие.
Мимолетная улыбка на лице Мэттью,предназначенная мне. Глухие слова срывающиеся с его уст, смыслом не доносящиеся до моего сознания и больше ничего. Он теряется в сухом салоне черного феррари, целует Аманду. словно пытаясь забыться, отстраниться от всего в этом мире, от боли. Оборачивается ко мне, шепчет слова без слов и машина, ускальзывает на липких нитях скорости в глубину моей печали. Все исчезает, и я тоже. Я сижу уставившись в ту самую лужу и мне вдруг приходит в голову, что мне все это померещилось и Мэттью еще на тренировке. Но вдруг я осознаю, что меня согревает теплая кожаная курточка, что совсем недавно покоилась на его горячем теле.
Чайка, увядшая в сознании теней, пролетела мимо меня, морские капли моря коснулись моего лица. Она приземлилась возле мутной лужи, теперь без осенних листков и извергла из самого дна себя красный лепесток розы. Чайка взметнулась к небу, оставив для меня подарок в мутной луже в виде лепестка красной розы.
Все исчезает, лишь тень запаха Мэттью на кожаном покрытии куртки напоминает о том, что это все было не моей иллюзией, а судьбой, что коротко и ясно показала мне, кто здесь призрачный аромат, а кто корабль в море, где тонут все корабли.
***
На рассвете солнце, пронзив хрустальный город призрачными отблесками первого зимнего дня растворило в своем незримом очаге воздушные нити тумана, в глубине которого извергало небесную песню неспокойное море. Туман заволок тихий берег моря, впитав в себя синюю мглу морских глубин. Ветер одиноко блуждал в этом тумане, бережно касался холодной рукой, замершую во времени, водную гладь и улыбался, когда наблюдал, как встрепенувшись, волны убегали вдаль, за горизонт. Фиолетовые туманные нити обвивали сознание, мысли, превращали все в маленький проход в миры Стивена Кинга. Это было прекрасно и пугающе одновременно.
Я люблю бродить по берегу, особенно утром, когда озорные солнечные лучи выползают из-за горизонта и небрежно падают на неспокойную водную гладь, превращая ее скромное звучание в серебристую симфонию. Я знала, что сегодня туман по особенному непрогляден и загадочен, а ветер затих перед бурей. Но мое желание было куда сильнее и я все же пошла на берег, утонувший в липком тумане. Я осторожно спустилась вниз по выступлениям в скале, перепрыгнула через огромный булыжник, который с трудом разглядела в тумане и подошла к морю. Теперь, глядя на волны, я ощутила как внутри зарождается некое предчувствие, шипящее и покалывающее, как будто внутри распускается роза, своими шипами вонзаясь в тонкие стенки желудка. Мне казалось, что сейчас должно что-то произойти, что-то, что не будет прилегать к рамкам стереотипов. И это пугало.
Гробовая тишина окутывала берег, и легкий ветерок становился с трудом уловимым. Но несмотря на это, я почувствовала холодок пробежавший по спине, под тонким переплетением нитей. Присев на корточки возле берега, я нырнула в водоворот своих мыслей. Тонкой бледной ручкой я водила по воде, а другой сжимала голые колени, покрывшиеся мелкой россыпью мурашек. Я просидела так час, мне доставляло это большое удовольствие. Страх покинул мои плотские чувства, лишь умиротворение. Мэттью Кимбэрли, мой тайный укротитель, с момента нашей последней встречи не выходил на связь со мной и не появлялся в серых стенах двух этажного здания школы по неизвестной мне причины, а стеснительность моей ранимой натуры не позволяло поинтересоваться у его друзей, где все же затерялся их милый дружок. Но тем не менее я добилась небольшого успеха: поинтересовавшись у классного руководителя класса Джеймса Габриэла, в котором числиться утерянный в восприятии моего сознания Мэттью, узнала, что его отправляли на две недели в спортивный лагерь, где ему непонятным образом удалось сломать левую ногу, что послужило долгим отсутствием.
Зимние каникулы подкрались сквозь пелену дождливых дней и обрушились лавиной на хрустальный городок. А Мэттью все еще оставался для меня кораблем в тумане. Как ни странно это ни звучало, но я жутко соскучилась за Мэттью, за его чудеснейшей улыбкой и божественной карамелью прекрасного голоса, с сахарной пудрой на гладком покрытии черных морей. Внезапно меня пронзило грустное желание увидеть его, греческого бога грации и красоты, на фоне вечернего неба, с глубины которого на его прекрасное, поддернутое белесой пеленой морских вершин, лицо будут нежно ложиться маленькие, вычерченные морозным шутом, снежинки, которые я бережно бы сдувала с его густых ресниц, будто он нечто возвышенное, божественное, парящее высоко над нашим видением прострации и времени.
В мыслях проскальзывает забавная идея о самоубийстве. Несколько красочных картин пролетели в сознании подобно криминальному короткометражному фильму. Отогнав скользкие, как змея, мысли, я принимаю решение отправиться домой и немного отдать себя нудному проживанию нового зимнего дня.
Босые ступни ступали по холодному песку, что молнией пробивались дрожью по венам, словно я была девственной листвой, впервые павшей на пористую поверхность земли. Я шла в направлении своего дома сквозь туман и размышляя о своем предстоящем дне.
Замираю на месте, завороженная увиденным: чайка, та самая чайка,подарившая мне красный лепесток красной розы, выскользнула из дымки тумана и приземлилась передо мной, словно предвещая о чем-то, что изменит всю мою жизнь. Головка птицы опустилась в сторону, изогнув шею так, что один черный глаз, подобно злобной сущности, вонзился в меня, выжигая на моем теле огненный символ. Отвлекаюсь на посторонний шум со стороны моря, похожий на лай собаки, но вскоре понимаю, что это кричали в один голос несколько чаек, образовав такое довольно странное звучание. Спутанные волны алых морей встрепенулись, подобно лаве, нисползающей с бугристой поверхности земли, когда я обернулась к чайке с огненным черным глазом, но та скрылась из поля моего зрения. Горечь скользнула по телу.
Больно терять то, во что ты верил всем сердцем.
***
Наступил вечер и легкий дымок сумерек скользнул по лабиринтам хрустального города, обвивая нитями тьмы тихие улицы. По очереди зажигались, словно под воздействием странного волшебника, уличные фонари и вскоре тысячи огней мерцали в звездном воздухе ночи. В небесах засияли бриллиантовым светом тысячи звезд, аромат звезд обвил город. И, сидя в комнате мамы на прохладном подоконнике в большой красной футболке с томиком Шекспира в руках, я вдруг задумалась о своей жизни и выводы, которые образовывались в голове казались мне по странному логичными, а в это время на улице пронизывающе завывал ветер. А ты, Мэттью, замечал как прекрасен и в тоже время грозноват ветер? Я считаю, что ветер - самое чувствительное действо, которое когда либо существовало. Он проскальзывает сквозь время, сквозь сплетения наших чувств и вбирает их все в себя. Ветер бережно, боясь подпустить и потерять, чувства, собранные с людских лиц, которые он обвивал на берегах моря, хранит в себе. Представь сколько боли он хранит в себе и сколько счастья. Они сплетаются в его хранилище и превращаются в ветер- такой непредсказуемый, сильный, с уверенной чистотой мыслей. Ветер на вкус, как грейпфрут. Бывает питает в себе горечь прошлого, а бывает горечь чистого осознания жизни, будущего, настоящего и прошлого. У ветра нет времени, он летит сквозь нас, сквозь мысли и эмоции. Ему под силу сломить человека, но так же он может и поднять человека так же как и подтолкнуть. И знай, если вдруг ощутишь с прикосновением ветра на губах горький привкус чувств, то не бойся, это эмоции твоего прошлого. Просто прими их и осознай их временем. А что такое время? Время- это порох в воздухе, уносимый ветром. Времени бывает много и одно час нисколько. Его может быть бесконечно много и в тоже время отчаянно не хватать. Оно так же неуловимо как и ветер. Сегодня размышляя о вопросе, который мне когда-то задал один парень из интернета: а что во времени? Я вдруг осознала в себе, что время соткано из мелких осколков нашей жизни. Времени не существует. Оно храниться в нас, в глубине нашего ментального тела. Так же время сокрыто в домах, что пропитаны нами, людьми. Вся земля кишит нами. А ведь если бы людей не было, то мир покрылся пеленой вечности. Деревья бы росли бесконечно долгое время, развивались, им нет конца. Лишь с приходом нас- людей, в которых сокрыто время, все рушиться, обретает конец. Мы какие то страшные носители вируса- к чему мы бы не прикоснулось оно обретает конец своей вечности. Мы сотканы из смерти, она кишит в нашем желудке, как язва и растет, растет, растет... Скоро мы задохнемся в этом времени, кислорода отчаянно не будет хватать в легких. Мы привыкли думать о времени всецело,как о чем-то необъятном, но время на самом деле крохотно, время -ничто, но сплетаясь с времени других людей образовывает цельный узор над пропастью, а расползаясь в необъятные размеры превращается в вечность. Вечность с концом, ибо смерть таиться в нас. Мы никогда не одни. Оно растет внутри нас, разрастается, подводит к краю пропасти, а мы даже не замечаем этого и смело движемся к концу вечности не подозревая, что эта пропасть и есть та непостижимая глубина вечности, где нет ничего кроме его непрерывного дыхания, где вечно дует ветер, это вечность, покрытая тьмою, концом, которого мы боимся. Но страх, он ведь создан из яркого света,который ослепляет, а порой и делает слепцом. Страх- это последняя черта над пропастью конца вечности. Страх... он живет в тебе, ест время, подводит к концу и толкает в вечность.
По стеклу скользнула серая капля дождя, уныло плывя по раскаленному солнцем стеклу и срываясь с выступления в мглу ночи. За первой скользнула вторая, третья, четвертая, пятая, шестая и в душе все перевереулось вверх дном. Дождь подтверждение меня самой, унылой серой, приземленной девушки. Но в моем сердце цветет любовь, прекрасная, но безответная любовь, заставляющее меня чувствовать и гореть, хоть и не сильно, но все же гореть.
***
Ночь душила меня, терзала дыхание в своих тонких шупальцах, высасывала жизнь. Белесая девственность ветра блуждала в стальных лабиринтах города, отчаянно ищя выход. Он еще не знает, что выхода из этого лабиринта нет, его просто не существует. Вот и мне кажеться, что в один из таких городских лабиринтов унесли меня штормовые ветры, убегающие от горечи прошлого. Я блуждаю среди серых металических стен, теряясь тенью на грязном полу, где ступали тысячи таких же, заблудших в себе, как я. Воздух здесь пропитан прошлым, эмоциями былого, горечью, а небо черное, всасывающее в пучину тьмы все твои тайны, грезы, и тебя. Тяжело осознавать, что ты всего лишь марионетка в руках шута.
Лунный свет проседом падал на тени в углах бесконечного для меня дома. Дождь прекратил свою дождливую симфонию, и небо повисло белесою дымкою над тоскливыми улицами. Я перевернулась и заглянула в открытую стеклянную стену, ожидая увидеть по ту сторону его нежное спящее лицо, тлеющее в серебристом свете луны. Но мои ожидания не подтвердились. Я испытала легкое разочарование и в тоже время радостное облегчение.
Тяжелое дыхание срывалось с моих губ, легкие были переполнены запахом красок, уныния и бумаги. Белая простыня подо мной перевоплотилась в тонкий кусок льда. За последнее время вся моя небольшая комната превратилась в некое странное, отрешенное забвение. Бесконечное количество полотен с мрачными изображениями отголосков моей души, стоящие в страстном беспорядке. Мрак впитался в разрисованные стены, которых не видно за безмерными книжными полками. От былого порядка не осталось следа. Раньше я была жива, а теперь я покрываюсь гнилой кожей и чистота мне ни к чему, в чистоте мертвецы превращаются в бомбу замедленного действия.
Босые ступни коснулись пола и в моем сознании скользнула мысль, что мертвецы наверное перевоплощаются в цветок, растущий на их могиле. Цветок прекрасный долгожданный вьются вокруг земли, даря миру аромат вечности. В самой глубине меня, среди кровавых внутренностей, внезапно раздался удар часов, отрешающий нечто важное в моей жизни. Волнение окутало меня. Я ощутила порыв ветра, скользнувший шипами по голому телу, зацепляясь их острыми концами о бледную кожу. Решив, что забыла закрыть окно в родительской комнате, я направилась туда, с легким биением сердца. А вокруг постепенно застывало время, ветер таился в замершем зеркале дыханием, картины раскрыли широко глаза, глядя сквозь кожу на мое горестное сердце. Зря я откащалась ехать с родителями в Тулу. Возможно, они бы приблизились на шаг к осознанию моего бытия. Ведь родители так часто погружаются в себя, забывая о том, что есть продолжение их. Я украдкой взглянула на комнату Мэттью, где я разглядела едва уловимый бриз пепла на стекле.
Лестница не веяла гостеприимством, а вообще я всегда недолюбливала эту часть дома, в нем будто жила смерть. Всегда. Вот-вот и я увижу черную мантию, скользнувшую тьмою в лунном свете в моем сердце. Лишь малая часть виденного нами является действительностью, а остальное же есть наше сознание, которое коварно строит причудливые декорации в наших глазах, заставляя верить в ложь, по сути несуществующее, рождаемую в нас самих. Приближаясь к комнате, во мне вспыхивал огонь, постепенно расцветающий в пожар. Душераздирающий скрип деревянного напольного покрытии и извилистые змеиные надписи на белом металле. Всего одно движение, всего один шаг,всего один вдох. Всего один. Моя рукатянеться к ручьке. Время застыло дыханием в ночном небе, теряясь забвением среди миллиарда уснувших звезд. Вдох. Сильный толчок и дверь с грохотом врезается в стену. Время с внезапным порывом ветра врывается в прострацию, все вокруг приобретает движения, время, плетущееся вокруг шеи, как петля. Пустая комната втянула меня в себя поглотила своею безграничною одинокою тоскою. И лишь открытое окно дышало на мои волосы ночью, бесстрастно кидая их на глаза, вороша застывшие молнии в моем взгляде.
***
Испуская волны ярости, я подхожу к окну и с раздражением запираю его, но вдруг все обрывается. Сердце пронзилось сильнейшим электрическим разрядом, пульс сатанически вздрагивая запульсировал в висках. Чей то негромкий крик раздался в ночном воздухе игривым бризом моря. Раскрываю окна, выдергиваюсь из сумрака в ночь и вижу его прекрасное лицо искаженное страстным безумием, отчаянно зараженным мглою глубин. Вскрикнув, хватаю его за руки, сквозь кожу на которых ощутила белесую свежесть костей. Сильно напрягаясь, втягиваю его, парившего десятью метрами над землей, внутрь, к себе под крылышко. Все внутри трепетало от безграничного дыхания счастья на своих костяшках пальцев. Он, ночной млечник, подтянувшись на моих руках, цепляется за подоконник, все еще крепко сжимая мою руку. Мне хотелось вопить и жить как истинное огненное дыхание на его холодных морщинках на губах. Отпуская мою руку, он вцепляется в обод стены и запрыгивает ногами вперед в комнату. Приземляясь прямо передо мной, я пронзаюсь иглою, протянувшейся сквозь сердце. Он выпрямился, представ передо мною во весь рост. Я ощутила себя маленькой девочкой. Яркая улыбка скользнула на его прекрасном лице, срываясь пеплом в серебристое дыхание ночи. И только сейчас я чувствую обжигающее желание ударить его по щеке, но время внутри меня замерло.
-Мэттью! - только и удалось мне крикнуть.
Руки обессиленно падают, дрожа от напряжения и счастья. Безумие, горящее в его глазах, вселяло желание броситься на встречу скоростному поезду в черную пащу бездны. Сейчас, чтобы он ни сказал, я готова сделать все. Только бы это все перерастало во мне в бесконечную даль. Блеск на миг осветил всю мглу вокруг меня и засиял дребезжащим лунным светом в моем сердце. Мэттью хватает меня за плечи. Я ощущаю как трясутся его руки, покрытые пеленою серебра в извилистом шлейфе его мраморной кожи.
-Брукс, я наконец понял чего хочу, но не до конца уверен в этом. Внутри меня идет страшная битва между мной старым и мною новым, сильным, уверенным. Я готов отпустить свое прошлое, отдаться будущему. Нет, скорее отдаться настоящему. И ты должна мне в этом помочь! Без тебя мне не справиться. Без тебя некуда.
-Но как? Как я могу тебе помочь? Чем?
-Поехали туда, где мы сможем быть собой! Куда-нибудь далеко, где нас никто не найдет, даже мы сами. Здесь я задыхаюсь, отчаянно не хватает воздуха. Пожалуйста, Эмми. Сейчас мне никто не нужен кроме тебя. Ты единственная понимаешь меня.
И не смотря на то, что я разрешила ему уговаривать себя, я уже давно была согласна. Кивнув головой, я расплылась в доброй улыбке надежды. Мертвецы встают из мертвых и идут бороться за жизнь. Гнилая кожа срывается мокрым пеплом в ночной, пропитанный холодным дыханием тьмы, воздух, подгоняемый ветром. Мэттью обхватывает меня руками, зарывается носом в мои вьющиеся копны каштановых морей и жадно втягивает запах моей оголенной души. Чернота окутала сознание и последнее, что я запомнила - это то, как я отчаянно скользнула в глубину ночи с порывом безумия в его прекрасных глазах навстречу душераздирающему крику ночи.
( не закончено)