Властелин поневоле

…И БЫЛО ТАК: С НЕБЕС СПУСТИЛСЯ ОН, ПОСЛАНЕЦ МОГУЧЕГО БОГА ПРОГРЕССА. С НЕБЕС СПУСТИЛСЯ ОН НА ВЕЛИКОМ НЕБЕСНОМ ДРАКОНЕ, ИЗВЕРГАЮЩЕМ ПЛАМЯ И ДЫМ. С НЕБЕС СПУСТИЛСЯ ОН В ОГЛУШИТЕЛЬНОМ ГРОХОТЕ И СИЯНИИ, СМОТРЕТЬ НА КОТОРОЕ БЫЛО БОЛЬНО ГЛАЗАМ. ОДЕЖДЫ ЕГО БЫЛИ ЧУДЕСНЫ И НЕОБЫКНОВЕННЫ: ОНИ СЕРЕБРИЛИСЬ И ПЕРЕЛИВАЛИСЬ, ПОДОБНО ШКУРЕ ЯЩЕРИЦЫ КУРНУМ.

С НЕБЕС СПУСТИЛСЯ ОН, И УДИВИТЕЛЬНЫ БЫЛИ ДЕЛА ЕГО. ПО ОДНОМУ ТОЛЬКО СЛОВУ ПРИШЕЛЬЦА РАЗВЕРЗАЛАСЬ ЗЕМЛЯ И ПОГЛОЩАЛА ЕГО, НО УЖАСНЫЕ И ЖЕСТОКИЕ ДУХИ ПОДЗЕМНОГО МИРА ВСЕГДА ОКАЗЫВАЛИСЬ МИЛОСЕРДНЫМИ К НЕМУ И В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ ВОЗВРАЩАЛИ ЕГО В МИР ЖИВЫХ. А ЕЩЕ БЫЛА У НЕГО ЧУДЕСНАЯ ВИХРЕПТИЦА, НА КОТОРОЙ ОН ЛЕТАЛ, ОБГОНЯЯ ВЕТРЫ И ПОДНИМАЯСЬ В НЕБЕСА ВЫШЕ ПТИЦЫ СУРДУК. И МНОГИЕ ДРУГИЕ НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ НИ ЗА ЧТО НЕ СМОГ БЫ СДЕЛАТЬ НИКТО ИЗ НАРОДА РУБРУБОВ, ОН ПРОДЕЛЫВАЛ ОХОТНО И С ЛЕГКОСТЬЮ.

ОН МОГ ВОЗВРАЩАТЬ В СТРАНУ ЖИВЫХ ТОГО, ЗА КОТОРЫМ УЖЕ ПРИШЛИ ДУХИ ВЕЧНОСТИ, ЧТОБЫ ПОЗВАТЬ В СТРАНУ ТЕНЕЙ. ОН МОГ ПОДАРИТЬ МОЛОДОСТЬ ТОМУ, КТО ПОМНИЛ ВРЕМЕНА ОТЦОВ И ДЕДОВ. ОН БЫСТРО И ЛЕГКО МОГ ИСЦЕЛИТЬ ТЕЛО ОТ УЖАСНЫХ РАН.

ЗА ТАКИЕ ВЕЛИКИЕ ДОСТОИНСТВА БОЛЬШИЕ ЛЮДИ НАРОДА РУБРУБОВ ЗАХОТЕЛИ УДОСТОИТЬ ЕГО ЧЕСТИ БЫТЬ УПОДОБЛЕННЫМ ИХ БОГАМ. ОДНАКО МОГУЧИЙ БОГ ПРОГРЕСС, КОТОРОМУ ОН СЛУЖИЛ, ВОСПРОТИВИЛСЯ ЭТОМУ. И БОГИ НАРОДА РУБРУБОВ ПОКОРИЛИСЬ ВОЛЕ ВЕЛИКОГО БОГА ПРОГРЕССА, ИБО БЫЛ ОН СИЛЬНЕЕ И МОГУЩЕСТВЕННЕЕ ИХ ВСЕХ, ВМЕСТЕ ВЗЯТЫХ. ТАК ВПЕРВЫЕ С НАЧАЛА ВРЕМЕН НАРОДУ РУБРУБОВ НЕ УДАЛОСЬ УПОДОБИТЬ БОГАМ ТОГО, КОГО ОНИ ДЛЯ ЭТОГО ПРЕДНАЗНАЧАЛИ. И ПОСЛЕ ЭТОГО ОНИ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ УСТРАИВАЛИ ТАИНСТВА УПОДОБЛЕНИЯ БОГАМ, ПОТОМУ ЧТО ТАК ПОВЕЛЕЛ ВЕЛИКИЙ БОГ ПРОГРЕСС.

С НЕБЕС СПУСТИЛСЯ ОН, ПОСЛАНЕЦ МОГУЧЕГО БОГА ПРОГРЕССА, И ПОДСКАЗАЛ РУБРУБАМ, КАК СЛЕДУЕТ ПОСТУПИТЬ, ЧТОБЫ НАУЧИТЬСЯ ВОЗДЕЛЫВАТЬ ПОЛЯ, УРОЖАЙ НА КОТОРЫХ НЕ СКУДЕЕТ, СКОЛЬКО БЫ СОЛНЦЕВОРОТОВ НИ РОЖАЛА ТАМ ЗЕМЛЯ СВОИ ПЛОДЫ. И ПОДСКАЗАЛ ОН, КАК ОВЛАДЕТЬ ИСКУССТВОМ ВОЗВЕДЕНИЯ БОЛЬШИХ КАМЕННЫХ СВЯТИЛИЩ, В КОТОРЫХ НАРОД РУБРУБОВ МОГ БЫ ДОСТОЙНО ПОЧИТАТЬ СВОИХ БОГОВ. И БОГИ СТАЛИ БОЛЕЕ МИЛОСТИВЫ К НАРОДУ РУБРУБОВ, ИБО ОЧЕНЬ ПОНРАВИЛИСЬ ИМ ЭТИ СВЯТИЛИЩА.

И МНОГО ДРУГОГО ПОЛЕЗНОГО И ДОБРОГО ПРИНЕС ПОСЛАНЕЦ ВЕЛИКОГО БОГА ПРОГРЕССА РУБРУБАМ, ХОТЯ ПРОЖИЛ СРЕДИ НИХ СОВСЕМ НЕДОЛГО. ОГНЕДЫШАЩИЙ НЕБЕСНЫЙ ДРАКОН ПРИЛЕТЕЛ ЗА НИМ СО ЗВЕЗДЫ, ПРИСЛАННОЙ ЕГО ВЕЛИКИМ БОГОМ, И ЗАБРАЛ В СТРАНУ, ЛЕЖАЩУЮ ВЫШЕ НЕБЕС, ПОТОМУ ЧТО ТАК ХОТЕЛ МОГУЧИЙ БОГ ПРОГРЕСС, КОТОРОМУ ОН СЛУЖИЛ. ВЕЛИКАЯ ПЕЧАЛЬ ОХВАТИЛА ТОГДА НАРОД РУБРУБОВ, ИБО НЕСМОТРЯ НА ВСЮ СИЛУ И МОГУЩЕСТВО НИКОГО НЕ ОБИДЕЛ ПРИШЕЛЕЦ, А ВСЕ ВИДЕЛИ ОТ НЕГО ТОЛЬКО ДОБРО И СПРАВЕДЛИВОСТЬ, ЛЮБИЛИ ЕГО И НЕ ХОТЕЛИ С НИМ РАССТАВАТЬСЯ.

Антология «Мифы далеких планет»

Новосибирск, «Астрохронограф», 2287





ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Я проснулся от того, что отчаянно зачесалась шея.

Рука начала было привычно сгибаться в локте, чтобы, простите за вульгарность, почесать там, где чесалось. Но какое-то препятствие не позволило ей двинуться вверх. В ход пошла вторая рука – результат оказался точно таким же: что-то удерживало ее в первоначальном положении. Это заставило меня стряхнуть остатки сна и открыть глаза.

Взгляд уперся в чистое голубое небо. Вид его свидетельствовал, что утро давно уже миновало и, следовательно, поспал я отменно. Но не успел я удивиться, каким образом мне удалось во время сна переместиться, так сказать, на свежий воздух, как на меня обрушилось новое открытие – такое, что даже шея чесаться перестала.

Приподняв голову, я обнаружил, что весь обвит веревками. Толщина их была вполне достаточной, чтобы мысль о возможности самостоятельно освободиться от этих пут навсегда покинула меня. Книгу о путешествиях Гулливера я не перечитывал, по крайней мере, со школьных лет. Но именно это имя было первым, что пришло сейчас мне на ум. Точнее, не имя, а известный эпизод его приключений, когда он, так же, как я сейчас, проснувшись, узрел, что связан по рукам и ногам, а вокруг копошится множество маленьких человечков.

Но здесь-то никаких лилипутов не было и быть не могло. Уже больше двух месяцев я ковырялся во внутренностях астронавигационного маяка, установленного на небольшом острове одной далекой планеты, точный код которой ничего вам не скажет, поэтому и называть его я не буду. Отношения с аборигенами у меня складывались отлично, никакой угрозы ни я для них, ни они для меня не представляли, и я сейчас никак не мог взять в толк, что заставило их так вероломно поступить со своим гостем и как теперь им будет угодно распорядиться моей судьбой.

Впрочем, лучше, наверно, будет рассказать все по порядку с самого начала.

В космофлотском обиходе нас называют бакенщиками. Называют, надо думать, очень давно, потому что сейчас никто даже толком не помнит, а что, собственно, означало это слово первоначально.

Как-то я поинтересовался его происхождением. Оказалось, что оно уводит к тем временам, когда люди были еще не в силах преодолеть земное притяжение, и их корабли бороздили не межзвездное пространство, а плавали по воде. И вот каждую весну по рекам вслед за отступавшими льдами первыми устремлялись крохотные суденышки. Устремлялись, чтобы установить эти самые бакены – большие поплавки с сигнальными фонарями – и разные другие знаки на воде и по берегам. Словом, как тогда говорили, поставить судоходную обстановку. Все остальные суда отправлялись в путь лишь тогда, когда эти заканчивали свое дело, обозначив надежными ориентирами безопасный фарватер.

Мы, в сущности, делаем то же самое – первыми идем туда, где намечено проложить новую трассу для рейсовых кораблей. Правда, потом, когда штурман с такого лайнера где-нибудь в обществе прекрасной дамы утверждает, что для него провести корабль любым маршрутом сущий пустяк – ну вроде как прогуляться по бульвару, – он почему-то забывает добавить, что на всех этих маршрутах ему указывают курс астромаяки, которые поставили и работу которых обеспечиваем мы, бакенщики.

Рутинным плановым профилактическим ремонтом как раз такого маяка я и занимался на той планете.

– Считай, попал на курорт! – перед тем как скрыться в чреве посадочного бота, сказал на прощанье наш инженер связи Сема Добрин, спустившийся на планету вместе со мной. – Работы – от силы месяца на два, а «Баальбек», который заберет тебя, будет проходить здесь где-то через полгода. Так что четыре месяца – твои. Наслаждайся жизнью! Природа, охота, рыбалка, аборигенки…

Он с тоской в глазах оглядел окрестный ландшафт, всем своим видом демонстрируя, с каким удовольствием поменял бы сейчас кресло в корабельной рубке связи на возможность остаться здесь, еще раз помахал мне рукой, люк входного шлюза медленно повернулся, надежно изолируя бот от всего, что оставалось за его бортом. Бот слегка приподнялся, немного повисел в воздухе и быстро устремился ввысь – туда, где дожидался его на орбите наш «Алтай».

И я остался наедине с чужой планетой.

Остров, на котором мне предстояло провести полгода, населяли тысяч тридцать-пятьдесят аборигенов, во главе которых стоял верховный вождь. Наш маяк был установлен здесь довольно давно. У ребят с «Арарата», в свое время устанавливавших его, о местном населении сложилось впечатление как о созданиях добродушных, искренних и радушных. Самый теплый прием оказал им и молодой верховный вождь.

Первым делом, как только совершили посадку, нанесли визит вежливости вождю и мы с Семеном. Вождь, правда, уже сильно постарел, но прилет «Арарата» помнил отлично. Он вновь заверил нас в своем полном расположении и прочая, и прочая. А общение с островитянами всецело подтвердило мнение о них экипажа «Арарата».

Здесь хотелось бы сказать вот о чем. Какими только чудовищами ни рисовали на Земле разумных обитателей других миров до эпохи Контакта! Но вот состоялись один, другой, десятый контакты – и что же? Оказалось, что на всех планетах земного типа, где обитают братья по разуму (а на других планетах разумная жизнь пока что не обнаружена), даже у тех инопланетян, которые максимально отличаются от нас, эти отличия лишь немногим превосходят разницу между, скажем, негром и скандинавом.

Я это так понимаю. Природа универсальна – и она повсеместно проводит в жизнь свой гениальный принцип: все необходимое, но ничего лишнего. А это означает: две конечности для передвижения – не меньше, но и не больше; две конечности, не участвующие в передвижении – для всевозможной работы; парные органы зрения и слуха – потому что только стереоскопическое зрение позволяет верно определить на глаз расстояния, а стереофоническое восприятие необходимо для точного определения направления звука. При этом и глаза, и уши должны располагаться максимально высоко – как говорится, для наилучшего обзора. А мозг должен находиться как можно ближе к ним – чтобы на прохождение сигнала не тратилось лишнего времени: тут ведь за малейшую задержку запросто можно жизнью расплатиться, особенно в первобытные времена… Разумеется, важнейший для организма командный пункт и защиту на любой планете получает надлежащую – мощную броню черепной коробки. Таким вот путем эволюция и приводит к тому, что люди – везде люди. По крайней мере, внешне. И если хоть что-то из вышеперечисленного будет иным – хана! Не выживут эти существа…

Кстати, полов везде тоже два – между прочим, со всей вытекающей отсюда спецификой взаимоотношений их представителей. Словом, и в этом отношении любые инопланетяне принципиально ничем от землян не отличаются. И это также одно из проявлений того основополагающего принципа – все необходимое, но ничего лишнего, – которому повсеместно следует природа. Потому что если бы где-нибудь был только один пол, живые организмы там вряд ли сумели бы когда-нибудь заметно превзойти уровень амебы. А больше двух полов для того, чтобы ресурсы развития жизни стали неисчерпаемыми, вовсе не требуется.

Ну а что касается разумной расы с той планеты, где я маяк чинил, так они вообще, можно сказать, по-земному выглядели. На все сто процентов. Ну, может, на девяносто девять. Так что на предмет моей внешности вопросов у них не возникало. Нас с Семеном даже никакими особыми легендами о том, откуда мы у них появились, снабжать не стали. Решено было при необходимости объяснять просто и ясно: перенеслись, мол, чудодейственным способом из тридевятого царства, тридесятого государства, что на самом краю той планеты – как в сказке. И самое любопытное, такая информация для островитян оказалась вполне исчерпывающей. Дополнительные подробности их не интересовали.

Впрочем, я отвлекся. В тот момент, когда я обнаружил, что лежу связанный, об этом я во-все не думал. А изо всех сил старался сообразить, что же могло стать причиной столь рази-тельной перемены в отношении островитян ко мне.

День за днем перелистывал я в памяти весь период пребывания на острове – и не находил ни единой зацепки. С теми островитянами, которые со мной общались, отношения были самыми дружескими. Особенно близко сошелся со мной один из них, по имени Хитр. Нередко по утрам он поджидал меня у входа в глубокий кольцевой тоннель, в котором размещались генераторы излучения астромаяка, всякий раз с восхищением наблюдал, как, повинуясь звукам моего голоса, начинали разъезжаться в стороны массивные половины металлической двери, открывая черный провал в бездну. И как только я шагал в этот провал, бедняга Хитр начинал громко причитать.

Правда, долго ли продолжались его причитания, судить я не мог – половины двери тут же снова соединялись, отрубая все звуки извне, вспыхивал свет, и лента эскалатора быстро уносила меня в подземелье. Но каждый вечер Хитр неизменно приходил к моему жилому модулю, чтобы лично удостовериться, выпустили ли меня живым и невредимым духи подземного мира и в этот раз.

Кстати, вдруг вспомнил я, ведь именно в обществе Хитра я провел вчерашний вечер. И не просто провел. Хитр пригласил меня в свою хижину, чтобы попотчевать местными напитками. Напитки оказались отменными, а потчевал Хитр от всей души… Короче, только сейчас я сообразил, что воспоминаний о том, чем закончилась наша дегустация, и как развивались события дальше, моя голова не сохранила. Ай да Хитр!

Очевидно, немного шевелиться мне все же удавалось – это было замечено и, поняв, что я проснулся, ко мне со всех сторон устремились неведомо откуда взявшиеся островитяне. Их было много, очень много! Честно скажу, к лучшему мое настроение это не изменило. Особенно когда я увидел в первых рядах приближающихся Хитра, физиономия которого выражала полное удовлетворение результатом проведенной им операции.

Однако не дойдя до моей связанной персоны нескольких десятков шагов, все они пали ниц и почтительно замерли. И не успел я подумать, что бы это могло означать, как в поле моего зрения оказались – кто бы вы полагали? – первые после вождя лица острова: верховный жрец и та фигура общественной иерархии, которую в более продвинутых популяциях разумных существ называют визирем, канцлером или премьер-министром. Лично мне больше нравится последний вариант – так я и буду именовать его впредь.

Отделившись от остальной толпы, жрец и премьер направились ко мне. Но главное было не в том, что направились, а в том, как направились. Они шли, низко склонившись, чуть ли не на четвереньках, глядя на меня преданно и просительно. И с каждым шагом склонялись все ниже, пока, как и все остальные, не пали ниц и оставшийся путь преодолели ползком. Приблизившись к самому моему лицу, они стали торжественно о чем-то вещать.

На душе немного полегчало. Происходящее явно свидетельствовало, что ничего худого против меня никто не замышляет. Ситуация даже начинала представляться забавной – и я пожалел, что не могу со стороны наблюдать, как рядом со мной, связанным и лежащим на спине, велеречиво толкуют о чем-то распростершиеся на земле ничком две столь высокопоставленные особы. Вот если бы еще я сумел хоть что-то из их слов понять…

Очевидно, и до них скоро дошло, что все их велеречивые тирады – для меня лишь сотрясения воздуха. Растерянно глядя друг на друга, жрец и премьер замолчали. Мне тоже сказать им было нечего: до кармана, в котором лежал мой универсальный транслейтер, дотянуться не давали обвившие руки веревки.

И тут я увидел, как нарушая единообразие почтительно распростертой ниц толпы островитян, внезапно приподнялся Хитр, хлопнул себя ладонью по лбу и с поразительной быстротой пополз куда-то за пределы моего поля зрения. Несколько минут спустя, в течение которых немая сцена вокруг меня не претерпела никаких изменений, он появился вновь, гордо шествуя сквозь ряды недвижно замерших аборигенов. Ай да Хитр, еще раз подумал я. И было отчего: на его шее болтался мой транслейтер, подвешенный к ожерелью из зубов местного морского хищника крэка, обладающих, как считали аборигены, огромной магической силой! Надо думать, этот пройдоха позаимствовал у меня прибор, когда накануне вечером мы занимались в его хижине дегустацией напитков.

Впрочем, как я понял секунду спустя, присваивать его Хитр не собирался. Поравнявшись с передней шеренгой лежащих аборигенов, он снова плюхнулся наземь, подполз ко мне и вложил прибор мне в руку – так что, судя по всему, вместе с возвращенным транслейтером я приобретал еще и такое сокровище, как ожерелье из зубов крэка, которое в глазах островитян являлось поистине царским подарком.

Палец привычно нажал на кнопку, включая режим «синхронный перевод», и в тот же момент все слова, восклицания и крики аборигенов наконец-то обрели для меня смысл.

– Это оракул повелителя, без совета с которым повелитель не говорит ни единого слова, – объяснил Хитр жрецу и премьеру назначение транслейтера.

С тем, что это оракул, я был готов согласиться. Но почему он назвал меня повелителем?

– Да будет сегодняшний день удачным и спокойным! – поприветствовал я лежащих рядом высоких персон принятой на острове формулой.

– Да продлятся дни великого повелителя, милосердие которого не знает границ, до тысячи тысяч солнцеворотов! – одновременно ответили они и, казалось, еще сильнее вжались в землю.

И они тоже назвали меня повелителем! Почему? Что случилось? Что это значит?

Ладно, вопросы потом, решил я. Сначала попытаюсь прояснить ситуацию из контекста.

– Развяжите повелителя! – довольно бесцеремонно потребовал я.

Дальнейшее мне придется просто пересказать, потому что жрец и премьер снова стали демонстрировать образцы местного красноречия, в которых каждое слово, имеющее смысл, сопровождалось целым букетом цветистых оборотов, которые не несли ни байта информации.

Сначала они долго и униженно умоляли меня не обрушивать на них свой праведный гнев и смиренно просили прощения за те неудобства, которые мне доставило пребывание в путах. Я их, конечно, простил – раза четыре, может, даже пять. Но они все еще продолжали извиняться. Наконец приличествующее случаю количество извинений было высказано, и они объявили, что с невыразимой радостью готовы лично освободить меня от веревок – но только после того, как я дам торжественную клятву, что принимаю на себя прерогативы носителя верховной власти и обязуюсь не делать попыток покинуть остров.

Так… Мое положение начинало слегка проясняться. Но какие причины заставили островитян вдруг сменить правителя? Что это – предпринятый заговорщиками дворцовый переворот или результат естественного хода событий? И неужели на всем острове не нашлось более подходящего кандидата на престол, чем случайно занесенный сюда судьбой чужеземец?

– Здоров ли прежний вождь? – осторожно осведомился я.

– Его ничтожная судьба не стоит и капли внимания сиятельного повелителя. Но если уши нашего господина жаждут это услышать, я сочту за величайшее счастье сказать, что властителю вчерашних дней боги повелели отправиться на покой, – туманно высказался верховный жрец.

Понимать это можно было как угодно: в конце концов, слова «покой» и «покойник» образованы от одного корня.

По логике вещей я должен был отказаться: ввязываться в междоусобные интриги на чужих планетах – не дело для офицера Космофлота. Но логика – это логика, а реальная жизнь – это нечто совсем другое. Не зря же, подумал я, перед тем, как предложить монарший сан, островитяне усыпили и связали меня. Тут словесных объяснений не требуется: я соглашаюсь – все хорошо, не соглашаюсь – говорить больше не о чем, мне конец. И такой их подход понять можно. Особенно если заговорщики помогли ускорить конец властвования старого вождя. А может, еще только собираются ускорить…

Так что пусть уж лучше после возвращения на Землю меня ожидают не самые приятные объяснения в Комитете по Контакту, чем патетические речи космофлотского начальства над гробом погибшего при исполнении героя, решил я. Аборигены хотят видеть меня своим вождем – значит, стану вождем. Хуже было бы, предложи они мне, например, быть палачом. А вождь – профессия престижная. Не каждому выпадает. По крайней мере, будет потом что вспомнить…

Честно сказать, если бы сейчас они попросили моего согласия стать олицетворением своего верховного божества, я бы и на эту роль согласился. Потому что выбора у меня все равно не было. Да и речь-то всего о четырех месяцах идет – мне бы ведь только прилета «Баальбека» дождаться, а там гори синим пламенем любые их инопланетные почести и регалии! Свято место пусто не бывает: исчезну, вознесшись в небеса, я – сразу же обнаружится множество других желающих посидеть на троне. А обо мне через несколько лет там никто и не вспомнит, особенно если в период своего правления я постараюсь сильно не высовываться и удовлетворюсь тем, что жизнь на острове будет течь так же, как текла на протяжении многих поколений до этого.

– Клянусь! – сказал я, постаравшись вложить в это слово всю силу души.

Премьер и жрец тотчас же стали освобождать меня из веревочного плена. Причем делали они это, все так же лежа рядом со мной ничком и даже не отрывая от земли голов.

Несколько минут я терпеливо молчал, размышляя, как мне следует обратиться к ним, чтобы ненароком не выйти за рамки традиции общения вождя со своими приближенными. Но дело двигалось крайне медленно, терпение мое иссякло, к тому же опять отчаянно зачесалась шея, так что стало не до условностей, и я сказал просто и даже несколько резковато:

– Почтенные, а почему бы вам не делать это сидя – ведь так получится гораздо быстрее!

– За что повелитель желает нашей смерти? – прохрипел жрец.

– С чего ты взял? Я не желаю вашей смерти!

– В присутствии повелителя ничья голова не должна подниматься выше его головы, – пояснил премьер. – Нарушившему – смерть…

Вон в чем дело… Теперь стало понятно, почему пали и недвижно лежали ниц все эти аборигены. Ладно, учтем на будущее. Но сколько еще правил такого рода мне предстоит узнать и запомнить, чтобы не допустить впредь чего-то подобного! Без референта по местным обычаям явно не обойтись. Надо будет присмотреть кого-то на этот пост. Хитра с собой взять, что ли? Хотя он, рядовой подданный вождя, вряд ли разбирается в тонкостях этикета, принятого в кругах местного высшего общества.

Между тем процесс развязывания моей особы уже продвинулся настолько, что я смог сесть. Это позволило приподняться и моим освободителям – дело сразу пошло быстрее. Еще через несколько минут с меня была снята последняя веревка, и я наконец-то получил возможность встать и, как говорили в старину, размять затекшие члены.

Рядом со мной встал верховный жрец.

– Великий повелитель знает все, – сказал он, – но пусть он соизволит напомнить: клятва должна быть скреплена кровью.

Вот еще неожиданность!

А рядом уже стоял Хитр, держа в руке каменный кинжал, вправленный в костяную рукоятку, украшенную затейливой резьбой. И по тому, что именно ему было доверено совершить столь ответственную операцию, я заключил, что он не такой уж простой островитянин, каким представлялся мне с самого начала нашего знакомства. И вообще, подумал я, пора пересмотреть свои представления касательно простоты общественного устройства жизни островитян. По крайней мере, в отношении того, что входит у них в сферу деятельности института разведки и контрразведки.

Жрец спокойно протянул Хитру руку. Тот провел по его предплечью острием кинжала – и на коже выступила алая полоска. Теперь мне ничего не оставалось, кроме как повторить жест жреца. Я опасался, что в отличие от него не смогу сдержать эмоции и выдам боль невольным вскриком или гримасой, что в данной ситуации, надо думать, было бы очень нежелательно. Однако, к своему удивлению, никакой боли не ощутил – кинжал был острее бритвы. Никогда бы не подумал, что каменное лезвие можно отточить до такой степени!

А Хитр продолжал священнодействовать. Он сорвал с растущего рядом куста два мясистых листа и приложил к нашим порезам. Подождав немного, пока листья, словно губки, впитают кровь (с этим свойством данного растения я уже был знаком), Хитр поменял их местами, так что лист с руки жреца накрыл мою царапину, а с моей руки – его. На этом, очевидно, акт скрепления клятвы кровью завершался – и я становился полноправным вождем, о чем можно было судить по громким радостным возгласам тех, кто пришел сюда вместе со жрецом и премьером.

Из-за деревьев между тем показались еще островитяне – с носилками на плечах, единственным местным средством передвижения высокопоставленных особ.

– Повелитель, пора трогаться в путь! – поторопил меня жрец.

– Надеюсь, мне будет позволено кое-что захватить из своей хижины? – спросил я и тут же понял, что вживаться в роль абсолютного властителя будет не так-то просто.

– Повелитель не спрашивает позволения – повелитель приказывает, – достаточно сурово поправил меня жрец и продолжил. – Но если он соизволит выслушать слова своего ничтожного слуги, то я скажу, что в этом нет надобности. В Большом доме у повелителя ни в чем не будет нужды, и все, чего он ни пожелает, будет немедленно ему доставлено.

Короче, мое намерение взять с собой некоторые вещи из своего жилого модуля у жреца большого энтузиазма не вызвало. И слышать это было немного странно. Ведь если повелитель – все-таки я, то любое мое слово – закон для всех подданных, включая и верховного жреца. А если я – повелитель как бы не до конца, то кому потребовалось устраивать всю эту комедию? И главное – зачем она была устроена?

Нет, здесь надо настоять на своем.

– Многомудрый жрец, твои уши оказались глухи к сути слов твоего властелина и повелителя, – я сказал это и сам удивился, как мне удалось научиться так разговаривать. – Ведь я имел в виду те вещи, которых нет ни в Большом доме, ни на всем острове. Хитр, ты же помнишь, как я вылечил своими чудесными снадобьями того мальчишку, которого чуть не задрал шурк?

Вообще-то говоря, единственной вещью, которую я первоначально хотел забрать с собой, был боевой излучатель. Несмотря на все почести, оказываемые вождю, и всеобщее преклонение перед его персоной, имея на поясе эту штуковину, я чувствовал бы себя в кругу приближенных гораздо увереннее и спокойнее. У островитян излучатель не должен был вызывать никаких подозрений – они понятия не имели, что это такое, и ни разу не видели его в действии. Но теперь я вдруг подумал, что не лишним было бы заодно захватить с собой и контейнер с медицинскими приладами и лекарствами – это и дало повод призвать в союзники Хитра, напомнив ему о мальчике, который неминуемо бы умер, не приди я ему на по-мощь.

Хитр задумался.

– Великий повелитель мудр и прав, – наконец произнес он. – То, о чем он говорит, нужно взять. Оно может понадобиться.

– Повелитель всегда прав! – рявкнул я. А про себя добавил: «Даже если он вовсе не мудр».

(Продолжение http://www.proza.ru/2014/05/30/1397)