4. Через север, через юг

Нам все время как-то подозрительно везет: в Агадире не смыло, в Маракеше не затопило, с гор не сдуло, под обвалом не расплющило, а теперь еще и сезон дождей закончился. Видимо, у кого-то из группы мобильник прямиком на Ковчег Завета настроен. Все идет настолько гладко, что пообщавшись наедине со своим внутренним Белинским, решила устранить вопиющую несправедливость и переобозвать наше путешествие: было оно «Марокканской морокой», а станет «Без мороки по Марокко». И красиво, и в «отечественных записках» будут довольны.

А теперь пора заняться севером страны. Тут есть что посмотреть. Ну, вот хотя бы Мулай-Идрис – городок хоть и мал, да удал. И все потому, что в усыпальнице лежит самый что ни на есть прямой потомок пророка Мухаммеда – его правнук Идрис I ибн Абдаллах, создатель могущественного государства Идрисидов. Именно он исламизировал берберские племена, и именно потому в его мавзолей немусульманам вход заказан. Следовательно, и мы обошли его лишь вокруг, полюбовались белоснежными стенами с чудной резьбой по сухой штукатурке, насыщенной зеленью лаконичных крыш и отправились гулять по чистенькой пустынной медине. Расположена она на одном из высоких холмов. Бесконечные ступени наверх, редкие прохожие, по обе стороны аккуратные мозаичные лестницы, упирающиеся в двери частных домов. Обязательный хамам с расписанием, согласно которому сегодня «женский» день. Мечеть с единственным в Марокко цилиндрическим минаретом, облицованным бирюзовым с белыми «письменами» из Корана.
 
С вершины медины разглядываем тот холм, откуда пришли: большую его часть занимает, конечно же, гробница – святыня, из-за которой жителей Мулай-Идриса называют самыми ленивыми в Марокко, так как поток паломников не иссякает, и каждый из них обязан помочь бедняку. Многие «обездоленные» на «паперть» ходят, как на работу, на подаяния заводят вторую и так далее жену, покупают машины, строят симпатичные белые дома, опёнками облепившие крутые возвышенности города. Так вот скромненько и живут.

Потом мы сидим на открытой террасе небольшого кафе, млеем на солнышке в ожидании обеда, разглядываем оживленную площадь, где «смешались в кучу кони, люди», ишаки и автомобили, а зигзагообразная аркада с лавками теряется за горизонтом. Наконец приносят заказанные тажины, мы снимаем крышки и тут же утопаем в аромате мясо-овощного нечто, немедленно тающего во рту. Мы клянемся друг другу непременно увезти из Марокко волшебную посудину и едем на развалины Волюбилиса.

Это самый юго-западный город Римской империи. Главное – форум (место народных собраний и заседаний Сената) и акведук – построено во втором веке нашей эры. В следующем веке в честь эдикта Каракаллы возведена Триумфальная арка. А еще через сто лет римляне покинули Волюбилис, но город не опустел и, судя по надписям на могилах, до конца 7-го века оставался христианским. И даже в 788-ом году, когда наш старый знакомый Идрис I ибн Абдаллах избрал Волюбилис своей первой резиденцией, местные берберы, арабы и сирийцы еще говорили там на латыни.
 
То, что сейчас Волюбилис находится в руинах, вовсе не результат каких-то разборок и даже не следствие того, что султан Мулай Исмаил вывез в основанную им в Мекнесе столицу практически весь римский мрамор. Виновато докатившееся до этих мест лиссабонское землетрясение 1755-го года, разрушившее жилые дома и акведук. А поскольку без крыши и воды «и ни туды, и ни сюды», люди покинули эти места, найдя приют в Мулай-Идрисе.
 
Триумфальная арка устояла и выглядит почти нетронутой. А вот Танжерские ворота, видно, распались и сложены заново. Между аркой и воротами дорога, вдоль которой когда-то стояли дома горожан, торговые лавки. На табличках написано: «Дом бронзовой собаки», «Дом бюста», «Дом колонны» -- что нашли в окрестностях, так и назвали. Планировка отличается от любой марокканской улицы: все четко, прямолинейно и, даже неискушенному в проктологии, понятно.
 
От Базалики осталось восемь арок, от Капитолия – всего несколько высоких колон, увенчанных, помимо коринфских капителей, гнездами аистов. Как ни странно, сохранились многочисленные напольные мозаики. На них сцены из жизни богов и простых смертных, дельфины и еще какие-то экзотические обитатели морских глубин, древние орнаменты. Рисунок до сих пор четкий, не рассыпавшийся, не выцветший. В солнечный денек, подобный сегодняшнему, все это радует глаз и подталкивает воображение «уплыть» «по волне моей памяти» в глубину веков, когда вот здесь, на Форуме, патриции обсуждали важные дела, а там, в римских банях и купальнях, восстанавливали подорванные на руководящем посту силы. С одной стороны, конечно, трагично, что землю периодически трясет и людям приходится срываться с утоптанных мест, а с другой, именно по разрушенным и заброшенным городам археологи и ученые делают наиболее правдоподобные выводы о далеком прошлом человечества. С этими мыслями мы и покинули Волюбилис.

В Мекнес прибыли как раз ко времени, когда осмотр мавзолея султана Мулай Исмаила позволителен даже нам, неправоверным. Лично меня и за обещанное Аллахово благословение бренные останки кого бы то ни было трепетать никогда не заставят. И пока вы снимаете с ноги тапку, чтобы порицать меня общественным «фуй» по голове, я попытаюсь изложить свою позицию. Где находятся могилы Мацарта, Баха и пастора Глюка знаете? Не чешите свои бесспорно умные затылки, этого никто не знает. Первого опустили в общую яму вместе с нищими и бродягами, и даже родная жена через 18 лет не смогла найти того места. Второго похоронили где-то возле Лейпцигской церкви Св. Фомы, а позже всё кладбище замостили и застроили. На месте упокоения третьего сейчас проложена автомобильная дорога. Несмотря на все это, великую музыку Моцарта и Баха человечество исполняет и слушает по сей день, а любой российский школьник изучает русскую грамматику, одним из первых составителей которой был Глюк. В 37-38 годах, за 20 лет до моего появления на свет, были расстреляны два брата и сестра моей бабушки. У них тоже нет могил. А теперь вопрос на сметливость: очень ли тянет меня, гуляя у Кремлевской стены, поклониться элитному надгробью, под которым лежат сталинские косточки?
 
Отвлеклась я, однако. Да и вы тоже хороши: тапку-то обуйте, не то, не ровен час, ногу застудите – весна нынче прохладная… Так что там Мулай Исмаил, которого кличут Кровожадным и при этом называют величайшим правителем Марокко. За что? Ну, как же! 36 тысяч трупов развесил на стенах поверженных городов. Так Мулай Исмаил отомстил Саадитам за смерть своего отца – короля племени Алавитов, основателя династии, правящей и поныне. Когда с этим делом было покончено, приказал из вывезенного из Волюбилиса мрамора и того, что, помните, ободрал с Эль-Бади, построить для себя и своих 500 жен и 800 деток дворцы, вокруг них разбить сады с экзотическими растениями, бассейнами и фонтанами и все окружить мощными стенами, протяженностью в 20 километров. На строительстве всего этого по образу и подобию французских королей великолепия, подгоняемые ударами палок, трудились тысячи христианских рабов, которых марокканские пираты похищали, доходя в своих разбойничьих набегах аж до Исландии. В «благодарность» для них, христиан, рядом с крепостной стеной была возведена громадная тюрьма. Впрочем, и мавзолея, кроме Мулай Исмаила, удостоились всего одна жена да двое сыновей. Остальные после смерти папаши долго делили трон, потом лиссабонское землетрясение серьезно разрушило Главный дворец, и актуальный на тот момент правитель перенес столицу обратно в Маракеш. В начале 20-го столетия в Мекнес нагрянула французская армия, и, чтобы «Версалю» зазря не пропадать, обосновалась в нем всерьез и надолго. Вот и сегодня французская речь здесь обычное дело.
 
Мы осмотрели дворцы, полюбовались украшающими их геометрическими, растительными и эпиграфическими (т.е. арабской вязью) орнаментами резьбы, неувядающими красками мозаик и инкрустаций, мраморными фонтанами и колоннами. Представили все это на своих «родных» местах в Маракеше и Волюбилисе. Отдали должное тому, сколь органично коринфские капители вписаны в мавританский стиль и отправились в «дамасскую» мастерскую.
 
Когда-то эту технику мы видели в испанском городе Толедо. Только там работали с золотом, а здесь с серебром. Но разница не принципиальна: сначала стальная заготовка проходит глубокую гравировку, затем в эти разрезы икрустируют серебряную фольгу или нить. Серебро вбивается до тех пор, пока оно не проникнет в гравировку, формируя изображение. Потом сталь воронят до черноты и получается прекрасный кувшин, поднос, рукоятка и ножны кинжала, фигурка животного, украшение. Помнится, из Испании мы привезли пару заколок для волос: одну с арабской «геометрией», другую с ренессансными цветами и птицами. «Серебро бы тоже подошло к твоим рыжим волосам», -- заявил муж и вместе с Хасаном «наступил» на продавца. Но этого милого «пустячка» здесь почему-то не делают.
 
Следующим утром автобус взял резко на юго-запад, к океану, который, наконец, успокоился, поголубел, заблестел солнечной рябью. Вдоль дороги потянулись сады, затопленные отбушевавшими циклонами. Чуть выше – оранжевые поляны цветущей календулы. Там и сям зажелтели деревья серебристой акации, известной нам как мимоза. Это ж скольких женщин может осчастливить 8-го марта только одно такое дерево, а я-то всю жизнь представляла это растение в виде небольших кустиков. Путешествия – это сплошное прикладное образование. Вот за это я их и люблю.

Первая остановка в Рабате – сегодняшней столице государства – последней из четырех исторических столиц. В Маракеше, Фесе и Мекнесе мы уже побывали. Ну, вы уже знаете, куда мы сразу же пошли. Ага, в мавзолей. Тут их столько на душу населения! Но этот, мавзолей Мухаммеда V, сделавшего Марокко независимой страной, шибко отличается от всех. Во-первых, углы его поминального зала охраняют гвардейцы в очень красивых красных плиссированных штанах, во-вторых, они не стоят там, будто «кол проглотивши», а даже улыбаются (особенно туристкам), и в-третьих, для описания гипсового вологодского кружева, украшающего стены и арки, мне ни за что не найти подходящих слов. Короче, 6-ой и 7-ой шейные позвонки у меня до сих пор еще от восхищения на место не вернулись. Говорят, что этот мавзолей третий по красоте после Тадж-Махала и еще какого-то. С «сокровищем Агры», пожалуй, соглашусь, а вот на «еще какой-то» надо бы посмотреть сначала.

Напротив мавзолея будто из под мостовой «растут» ряды разновысоких, но одинаково толстых колонн. Сообщив, что их тут «ровно» 199 штук, гид поведал нам такую историю: «Давно дело было. В 1195 году. Захотел эмир Якуб аль-Мансур увековечить память о себе, построив в Рабате самую большую в мире мечеть. Ну, хорошо, не самую – не с Меккой же тягаться, но хотя бы вторую. Созвал мастеров и повелел начать. Надобно было султану, что бы все его войско смогло уместиться в 19-ти залах мечети одновременно, и чтобы сам он мог подняться на 86-метровый минарет, не слезая с коня. Однако не успел правитель осуществить все свои замыслы – умер, а дети его вместо завершения строительства принялись драться за власть. Так и простоял долгострой до лиссабонского землетрясения, после которого местные жителя растащили кирпичи для своих нужд, а колонны и 44-метровый минарет остались вроде как памятником эмиру…»

Далее нас доставили «ко дворцу» нынешнего короля, огромному бледно-желтому комплексу с черепичными крышами. К нему примыкают точно такие же казармы военного училища. Впереди большая площадь с клумбами, фонтанами и тоскующей в одиночестве зеленой пушкой. На страже главных ворот кроме королевских гвардейцев стоят еще и военные с полицейскими, намекая, что «никто не проскочит, никто не пройдет». Не больно-то и хотелось. Тем паче, что нам некогда. Спешим мы. Нет-нет, не в медину. На них у всего автобуса уже стойкий токсикоз. Мы едем в касбу. Она, конечно, тоже в этом путешествии не первая, зато не такая, как остальные. А все потому, что построили ее живавшие в европах, а потом получившие грубым «реконкистским» сапогом под нижние полушария мавры. Пинок пинком, а средиземноморскую традицию те усвоили и, воротясь в родные пенаты, воплотили ее в виде касбы Удайя. Т.е. за те 500-600 лет, что Пиринейский полуостров был под арабами, произошел колоссальный обмен культурами: мавры оставили «от Севильи до Гранады» дворцы-крепости, а увезли с собой знание западной фортификации и любовь к неунавоженности улиц и бело-голубому цвету домов.

Удайя расположена на скале в неприступном месте: с одной стороны океан, с другой устье реки, с остальных – дула пушек в бойницах мощной крепостной стены. Внутренняя «толщина» ворот времен «раннего» Якуб аль-Мансура столь велика, что современные художники умудряются устраивать там свои выставки. У входа, как всегда, поджидают самодеятельные «гиды», но мы их услуг не боимся, у нас есть Хасан. Он предоставляет нам возможность свободно гулять по узеньким, чистеньким, вымощенным мелкими камешками улочкам. Причем камешки выложены разными орнаментами с цветочками-лепесточками. Поэтому мы опять бродим глаза долу и поднимаем их лишь тогда, когда Хасан восклицает: «А взгляните-ка вот на это». И, правда, до чего же свежо и красиво: на фоне сплошной голубизны кованая или инкрустированная цветным деревом дверь, или усыпанный бутонами розовый куст на крошечной площадюшечке, или, вдруг, благоухающий апельсиновый сад. Касба построена в 12-ом веке, но в ней и сегодня живет более 3000 человек. А почему бы и нет? И я бы с удовольствием здесь осталась: все коммуникации в наличие, уютно, светло и насыщено воздухом до такой степени, что даже кошки кажутся умытыми по-праздничному. Со смотровой площадки еще и Атлантика во всю ширь свою простирается. Ну, что еще человеку надо?

А надо ему в Касабланку. Мы посылаем воздушный поцелуй старой бухте и маяку и катим вдоль побережья строго на юг. Водная гладь изумрудна и тиха, крестьяне убирают морковь и еще какую-то «репку», справа и слева ряды белых лопоухих кочанов капусты – конец февраля в разгаре.
 
В Касабланке, пока светло, осматриваем мечеть Хассана II. Ее называют Великой, хотя она не самая большая на планете, и даже, вопреки надеждам «гигантомана» аль-Мансура, не вторая, а всего лишь 5-я или даже 7-я. Ее вместимость – 105 тысяч молящихся, что никак несравнимо с 4 млн. мекканской Заповедной мечети. Зато, учитывая то, что, не будучи мусульманами, нам никогда не совершить хаджа ни в Мекку, ни в Медину, мечеть Хассана II для нас самая доступная. Кроме того, она и самая необычная, так как наполовину стоит над океаном, благодаря чему во время прилива создается впечатление, что она, подобно кораблю, плывет по его волнам, которые видны сквозь стеклянный пол зала. Спроектировал и построил ее французский архитектор Мишель Пинсо. Он не мусульманин, потому свой талант он обменял на возможность любому желающему, независимо от вероисповедания, войти в его творение. И мы вошли. И ахнули: 78 колонн из розового гранита, полы из золотистого мрамора и зеленого оникса, венецианские 50-тонные люстры.
 
Мечети чуть больше 20 лет и она оснащена всеми современными технологическими достижениями: полы зимой подогреваются, воздух летом кондиционируется, а с верхней части самого высокого в мире минарета (210 метров) по вечерам в направление Мекки посылается 30-километровый лазерный луч. Снаружи она столь же прекрасна, как и внутри: цветной мрамор, мозаика, тончайшая каллиграфическая вязь арабских изречений, резьба, орнаментальные росписи, инкрустация, чеканка притягивают, очаровывают и долго не отпускают от себя каждого, кому суждено прикоснуться к этому чуду. И мы не стали исключением, застряли у Великой до сумерек.
 
В дворец-отель прибыли уже затемно. Прогулялись по безлюдному саду, искупались в прогретом дневным солнцем бассейне, вкусно поужинали и разошлись по номерам, расположенным по периметру патио.
 
После тихого приятного вечера ночью с Сахары пришел сирокко. Пыль клубами понеслась к океану, оседая на всем и на всех. К утру от малюсенькой щелочки между дверью и косяком протянулась темная полоска песка. Прибрежные пальмы гнулись дугами, над гребнями набегавших волн стоял ореол отбрасываемых в обратную сторону брызг. В ресторан на завтрак пробирались короткими перебежками. Горячий воздух вкупе с мельчайшими песчинками хлестал по лицу – глаз не открыть. В носу тут же засвербело, на зубах заскрипело, аппетит пропал.

-- Так всегда бывает, когда начинает дуть сирокко. Берберы говорят, что он выносит из людей терпение и волю, они становятся безумными и совершают преступления, -- грустно сказал Хасан, потом улыбнулся и добавил: -- Но вам это не грозит, потому что ваше путешествие по Марокко закончилось и сегодня вы улетите домой.

-- «…Просто неописуемо свезло...» нам, – бормотала я себе под нос чуть позже, укладывая чемоданы в последний раз…