Командировка

   Безруков, директор совхоза  «Пяткинский», в телогрейке и помятой серенькой кепке, присев на краешек стула у стола своего кабинета взглянул на командировочное удостоверение Реброва, зооинженера из области, и, нахмурившись, только мельком прочитал задание на его командировку от областного управления сельского хозяйства.

  – Так…, значит, вы как специалист по животноводству,  направлены к нам уточнить по факту наличие заготовленных грубых кормов в хозяйстве? – проговорил он, отодвигая от себя разрозненную стопку бумаг, которые он, просматривал перед приходом Реброва. – Скажу прямо: кормов заготовили маловато, хотя план на неделе  и вытянули.  Дальнейшие резервы закладки сена и соломы почти исчерпаны.  Земля у нас, знаете какая: песок, глина, да кустарник, тут уж не до больших укосов... Не понимаю, цель вашего приезда, что им там, в верхах, делать нечего?

  Кабинет у директора в одноэтажном деревянном доме совхозной конторы был неказистым: маленький стол с бумагами, облупленный сейф в углу, да дюжина обшарпанных стульев вдоль стен. Неокрашенные доски пола скрипели под ногами, сам директор сидел с небритой щетиной, с припухшими веками.

 – Я и направлен выяснить и доложить руководству, как обстоят дела в совхозе  и почему вы, согласно сводкам двухнедельной давности, мало заготовили кормов. Надо выяснить, какие у вас есть скрытые резервы…– с волнением в голосе проговорил Ребров: обычно со специалистами из областного сельскохозяйственного управления руководители хозяйств так не осмеливались говорить.
 
  Ребров продолжал уже на высокой ноте, с  вызовом в голосе, как-будто провозглашал лозунг:

  – Если заготовили недостаточно сена и соломы, следует мобилизовать коллектив и организовать дополнительно заготовку веточного корма, а также хвойной муки!
 
   Ребров, улыбнувшись, развёл руки, как бы сам не верил этим пафосным словам и продолжал уже скороговоркой:

   – В стране развёрнута компания по подъёму животноводства и производства кормов для него. Приближаются холода…

   Безруков слушал молодого специалиста из города, наморщив лоб и сложив обветренные губы трубочкой, как бы собираясь свистеть. Он не любил городских чиновников от сельского хозяйства, и разве что терпел их, как прирученная лошадь терпит хомут. К тому же, этот молодой зооинженер, или как раньше называли эту специальность: учёный зоотехник,  не первый снег на голову.
 
   Директор совхоза по своему долгому опыту знал, что от таких самоуверенных чиновников не оберёшься хлопот. Хоть и не велики птицы, да ноготок у них востёр. Гром гремит не из тучи, а из навозной кучи. Напишут областному руководству правду и неправду о делах хозяйства – отмываться себе дороже. Но в свои предпенсионные годы Безруков перестал бояться выговоров начальства: битая посуда два века живёт...

  Ребров, хотя и знал, что яйца курицу не учат, тем не менее,  как ему советовали перед командировкой в управлении, он завел было пространный разговор о пользе заготовок сверхплановых, пусть и бросовых кормов. Однако,  директор совхоза прервал его глубокомысленным замечанием:

  – Видно, плетью обуха не перешибёшь!

  Ребров так и не понял, к чему Безруков сказал это.  Что надо перешибать, то ли проведение компании по заготовке кормов, то ли это относилось к банальным поучениям молодого зооинженера.

  Приезжий  замолчал и обидчиво поджал тонкие губы. Он и сам был непрочь иногда вспоминать пословицы. Он их заучивал, так как в будущем собирался стать писателем, бросив никчемную, по его мнению, работу зоотехника в областном управлении сельского хозяйства.

  «А этого директора, как старого воробья, словами не проймешь, - подумал Ребров   – В камень стрелять, только стрелы терять».

  – Ну, раз уж вы приехали, делать нечего, – Безруков, собрав морщинки на переносице, с усилием  отодвинул один из ящиков письменного стола и достал сложенную в трубочку шуршащую кальку.

  – Вот вам карта совхозных угодий по всем четырём отделениям хозяйства, наш главный агроном пометил на ней, где находятся скирды соломы и  стога сена.  Можете проехать к ним верхом на лошади. У нас как раз в  конюшне стоит свободная смирная кобылка, можете оседлать ее…  Идите, не смею вас задерживать! 

  Ребров, узкоплечий, с бледным лицом молодой человек, недавний выпускник сельскохозяйственной академии, еле сдерживал негодование.  Он сузил глаза:

  – Как!  Вы не дадите мне ни автотранспорта, ни сопровождающего? Мол, есть  квас, да не про вас?

  – Да зачем же так обижаться, – помягчел Безруков. – Послушайте, много ли с машины можно увидеть?   А сказать по правде, нет у меня, ни свободных машин, ни людей. Сейчас все силы брошены на уборку картофеля.  Вот вы сейчас уйдете, я запру контору и тоже пойду в поле!   Мы золото моем, а сами голосом воем…

   Всё в душе у Реброва, как говорят, кипело, от такого пренебрежения к его, хотя и не столь значительной, но всё же персоне областного масштаба. Обычно в иных хозяйствах уполномоченных из города по разным сельским делам старались всячески  обхаживать,  короче вниманием не обделяли. А тут…Безруков даже не поинтересовался, обедал ли командированный, где он будет ночевать.  Что касается лошади, то Ребров,  выросший в городе, не знал, с какой стороны к ней подойти, не то, что сесть на неё верхом: в сельскохозяйственной академии этому не обучали!  Глядя теперь на непрезентабельную фигуру директора, на убогое убранство его кабинета, почувствовав на своей шкуре негостеприимность хозяина, Ребров понял, почему Безруков  не котируется в областных инстанциях. Вряд ли такой руководитель, к тому же,  отдалённого и захудалого совхоза, сумеет мобилизовать людей на выполнение сверхплановых заданий по заготовке грубых кормов для нужд животноводства.

  Молодому  чиновнику  на момент вдруг мстительно захотелось найти в этом хозяйстве различные упущения и тем закрепить в областном управлении неблагоприятное отношение к чудаковатому директору, который так недружелюбно встретил его.

 – Я предпочту обойти все ваши угодья пешком, – с напускным спокойствием сказал Ребров.

  Он уже решил не  обижаться на неласковый приём директора. Он не будет капать в область на предполагаемые недостатки в работе совхоза. Кто другому яму роет, сам в неё попадёт – это непреложная истина.
 
  – Но у нас семь деревень, мелколесье, болота…  Впрочем, воля ваша. Идите, не смею вас задерживать! – бесстрастно повторил Безруков, по-видимому, свою любимую фразу.

  Ребров покинул кабинет директора совхоза, разве что, не хлопнув дверью.

  Неважнецкое начало его командировочного вояжа, тем более, как и Безруков, свою командировку Ребров в душе считал бесполезной. В эту осень специалистов от облсельхозуправления, а также из учебного сельскохозяйственного института разослали одновременно по всем районам области. Кому-то  в верхах понадобилась очередная кипа заполненных цифрами бумаг.
 
   Накануне отъезда в командировку  в областном управлении сельского хозяйства Реброву дали последние отчётные данные о заготовленных кормах в совхозе «Пяткинский» и ещё в одном  соседнем совхозе Новобедринского района, куда согласно заданию на командировку ещё должен поехать зооинженер.  Молодому специалисту по животноводству  предписывалось проверить, соответствуют ли эти отчётные данные действительному положению вещей. Задача Реброва по совхозу «Пяткинский» облегчалась тем, что подробная схема земель хозяйства с указанием местоположения скирд на каждой делянке была у него в руках.

  Ребров торопливо зашагал по широкой деревенской улице, сплошь поросшей ещё не успевшей пожелтеть от первых осенних заморозков траве.  Видно здесь берегли первозданную красоту деревенского пейзажа: не было заметно ни глубоких колей от машинных и тракторных колёс, ни рытвин от копыт скотины, как это обычно бывает в большинстве современных селений.  За палисадниками аккуратных домов среди зарослей сирени  с редкими жёлтыми листьями весело краснели плотные купола рябин.

  Ребров зашел в сельскую чайную, где в это время дня не было посетителей. Однако, вопреки его предубеждению о скверном обслуживании в такого рода забегаловок, ему подали свежеиспеченные в масле, котлеты с жареной картошкой, причем, по цене даже ниже, чем в городе.

   Ребров попросил смешливую круглолицую повариху, она же и кассирша, завернуть ему в пакет полбуханки хлеба и две пары котлет.  Как знать, где придётся ему ужинать вечером и завтракать на следующий день. В таком совхозе запас карман не тянет.

  –  Мне бы ещё взять с собой пару бутылок минеральной воды…

  –  Минеральную воду мы не заказываем, её в деревнях  у нас не разбирают, –румяное лицо поварихи ещё больше округлилось, –  вот лимонад для детишек берут.. .

   Ребров закинул за плечо походную сумку и, ощущая спиной твёрдость холодных бутылок,  вышел из чайной.

   Погода вот уже с неделю баловала земледельцев.  Небо было ясное. В перелесках, окружающих совхозные луга и поля, пожелтевшие листья берез и осин ещё не совсем опали, и так хотелось Реброву побродить по этим нарядным перелескам, потрогать шершавые стволы деревьев, что он с трудом сдерживал себя, чтобы не свернуть к ним с обочины грязной, исполосованной гусеницами тракторов и колесами машин грунтовой дороги.   Насколько хороши эти полевые дороги летом с покатыми бровками примятой травы, настолько безотрадны они поздней осенью. Как говорится: весной ведро воды – ложка грязи; осенью: ложка воды – ведро грязи. Казалось: эта коричневая жижа в глубоких колеях и выбоинах не просохнет, даже за недели солнечной предзимней погоды.

   Реброву не захотелось больше в своих городских полуботинках месить грязь по таким сельским путям сообщения, и он решил продвигаться к «хранилищам» грубого корма напрямик: то по жухлой траве лугов, то по стерне скошенных полей ржи.
Но вот и первый, на диву аккуратный, большой стог сена, почти с вертикальными боковинами.

  Можно приступать к делу.

  Работать одному, делая замеры обхвата стогов и скирд рулеткой было несподручно. Тут бы как раз пригодился сопровождающий.  Но голь на выдумки хитра. Ребров сначала прижимал свободный конец   рулеточной ленты деревянным колышком у бокового свеса скирда, а потом размахнувшись, перекидывал диск рулетки с хвостом из жёлтой клеёнчатой ленты через скирд. Рассчитать объём, а потом вес соломы или сена было делом не хитрым: зная обхват скирда, его длину и ширину, Ребров по известной формуле рассчитывал его вес и делал соответствующую отметку в блокноте.

   Несмотря на эти трудности,  молодому человеку  было приятно прикасаться ладонями к плотным шелковистым откосам стогов и скирд, вдыхать зерновой запах соломы и пряный аромат мелкотравного сена в стогах.  Ребров вспоминал нудные занятия по зоотехническому анализу кормов на кафедре сельскохозяйственной академии: это ряды бюреток в штативах, банки и колбы с реактивами на полках и столах.  Студенты определяли белок, жиры, углеводы, каротин, кальций и бог его знает, сколько ещё каких полезных ингредиенты в грубых кормах и силосе.

   Здесь же, на скошенных лугах, обходя стога сена, в котором вперемежку спрессовались зелёные тугие колоски тимофеевки,  сохранившие свою целость метёлки овсяницы и щетинки лугового мятлика, зоотехник просто по органолептическим показателям отдавал должное высокому качеству заготовленного корма. Первоначальное его неблагоприятное мнение о совхозе «Пяткинский» начало меняться.

   Хороший товар сам себя хвалит.

   Он уже обошёл поля и луга двух отделений совхоза, когда короткий осенний день подходил к концу. В наступающих сумерках Ребров в последний раз закинул жужжащую ленту рулетки на один из скирдов соломы.  Этот скирд располагался на пригорке, у лесной опушки.  Внизу, за темной полосой голого ивняка, протекал ручей с прозрачной в это время года водой. Место Реброву понравилось, и он решил заночевать прямо в скирду, следуя пословице: где забор, там двор, где щель, там постель.

  «Всё мое ношу с собой» —  зоотехник с аппетитом покончил с половиной припаса, предусмотрительно купленного им в сельской чайной.

О проделанной  работе он не мог уже сказать старым латинским изречением:  «Друзья, я потерял день». И ложе для отдыха и сна он нашёл не по пословице:  «под голову кулак, а под бока и так».

   Засыпая в мягкой пружинистой постели, стараясь не обращать внимание на писки и шорохи мышиной возни в скирду (мышь копны не боится), он вспоминал перипетии дня. Перед глазами стояли серые стога сена, ярко-желтые скирды соломы.  Налитые усталостью ноги как бы еще продолжали раздвигать стрекочущую стерню ржи. Но было и приятное в проведенном дне: никто ему не мешал делать своё дело, не лез с разговорами.
 
   На другой день, встав с рассветом отдохнувшим и бодрым (что значит, врачующая сила природы), Ребров продолжил учёт и обмер стогов и скирд.  Он уже   так напрактиковался в этой работе, что мог почти безошибочно, на глаз, определить вес скирда.  Раза два он проверил свой «глазомер», забрасывая ленту рулетки на скирд — расхождение с  подсчётом по формуле было в допустимых пределах.

   Что особенно озадачило молодого специалиста из областного сельхозуправления по окончании работы по проверке наличия грубых кормов в совхозе, это то, что данные его проверки по всем отделениям совхоза не совпадали с официальными сводками по заготовке кормов по этому хозяйству. Сена и соломы в каждом скирду или стогу было чуть ли не полтора раза больше, чем числилось в отчётных данных. 

   Досада Реброва на холодный приём Безрукова сменилась чувством удовлетворения: бог с ним, с этим странным директором!  По крайней мере, командированному не надо ставить вопрос о дополнительной  заготовке какого-то веточного корма в  совхозе «Пяткинский».

   Было уже за полдень, когда молодой специалист, еле волоча ноги, дошёл до совхозной конторы, но там Безрукова не оказалось.  Сказали, что видели его утром на скотном дворе, потом в овощехранилище.  Зачем-то ещё он забегал в деревенскую начальную школу и в совхозный детский сад. Такой он был неуловимый, этот директор.

   «Кто везде, тот нигде, – с легким раздражением подумал Ребров, вспомнив изречение  древнеримского  Плавта.

   Ближе к вечеру, когда солнце уже висело низко над кромкой дальнего леса,   он нашел совхозного директора на картофельном поле.  Безруков в той же телогрейке, комкая кепку в руке, шёл за картофелекопалкой и что-то знаками объяснял трактористу. Увидев подходившего к нему командированного специалиста, Безруков  тупо уставился на только что выброшенный из транспортёра картофелекопалки коричневый ворох картофельной ботвы вперемежку с серым суглинком.

   – У вас обнаружились даже излишки сена и соломы! – сказал Ребров, пытаясь поймать взгляд директора. –  По их заготовке на  сто гектаров угодий вы должны быть первыми в районе, если не в области!   Почему занизили отчётные данные? Могли бы получить порядочную премию, не говоря даже об ордене…

   Директор совхоза вытер кепкой пот на лбу  и с интересом стал всматриваться  в лицо Реброва.  Небритые щеки Безрукова надулись от сдерживаемой улыбки:

   – Вы оказывается не из тех, кто пришли за семь вёрст киселя хлебать. Ах, эти сорванцы, мои управляющие отделениями, да  бригадиры!  Вокруг пальца обведут, не могу же я, как это сделали вы, с рулеткой облазить каждый стог!
   Директор  «Пяткинского» посерьёзнел.

   – Цыплят по осени считают.  Я не очковтиратель, как некоторые иные, – он,  удовлетворенно оглядел широкое картофельное поле с согнутыми фигурками женщин на бороздах. – Считаю сено и солому не ту, что в поле, в стогах, а ту, что в кормушках у коров. Потом надо взять в расчет усушку, утряску, да ещё потери при доставке на скотные дворы...

   Он помолчал немного. Задумчиво поковырял носком потёртого кирзового сапога картофельную борозду, затем поднял голову:

   – Вам, насколько я знаю, надо еще провести аналогичную работу в соседнем совхозе?  Рад был с вами познакомиться.  Идите, не смею вас задерживать.

   И он впервые протянул руку командированному специалисту.  Кисть директора была темноватая и огрубевшая, словно он сам, как те припозднившиеся женщины,  набирал картофель в широкие плетёные корзинки.

   В словах директора был весомый аргумент. Реброву нечего было больше делать в этом совхозе.  Самое главное, сена и соломы оказалось в хозяйстве, по крайней мере, не меньше, чем нужно было по плану, и своё командировочное задание по этому совхозу он выполнил.

   Он подумал, что хорошо бы ещё переночевать ночки две в облюбованном им скирду соломы, вдыхать её запах, похожий на запах свежего охлажденного хлеба. Днём можно было бы дочитать томик рассказов Чехова – книжка лежала у Реброва в дорожной сумке. Не мешало бы  ещё   осмотреть заброшенную церковку в селе Быково, что призывно белела среди приземистых домиков на пригорке за ручьём, на берегу которого он ночевал.
               
   У Реброва было в запасе несколько дней, так как с заданием на  командировку в совхоз «Пятницкий» он справился досрочно.  Тем более, что заканчивать командировочное задание раньше положенного времени в руководстве области не приветствовалось.

   Поколебавшись немного, он решил всё же без промедления приступить к работе в соседнем хозяйстве.  Кто его знает, сколько времени понадобиться ему там для обмера стогов!
 
   Вечером этого же дня он приехал на рейсовом автобусе в совхоз «Заречное».  Несмотря на тряску в автобусе, медленно ползущего по разбитому во многих местах  узкому шоссе,  у командированного было приподнятое настроение:  областному руководству он доложит успокоительные новости.  Если уж в захудалом хозяйстве, каким числился совхоз «Пяткинский», сена и соломы оказалось вдоволь, то,  что уж говорить о передовом в районе совхозе «Заречном», где даже по сводкам грубых кормов было заготовлено на сто тридцать три и два десятых процента к плану!  Вряд ли такое хозяйство будет нуждаться в познаниях  специалиста в отношении заготовок какого-то там  дополнительного веточного корма или горькой хвойной муки.

   Однако,  памятуя о  «гостеприимстве» в совхозе «Пяткинский» и готовясь к таковому же в «Заречном», Ребров на краю села, в покосившейся избе без крыльца, отведённой под магазин, опять купил себе помятую буханку хлеба и две банки килек в томатном соусе. Ничего другого в сельском торговом заведении не было,  если не считать тусклый ряд водочных бутылок на полке.

   Но вопреки всему, командированного приятно удивило великолепное двухэтажное здание конторы совхоза с белыми колоннами у входа и обилия легковых автомобилей на асфальтированной площадке перед зданием.

   В просторном директорском кабинете шло совещание.  Повестка дня: обеспечить дальнейшее сверхплановое заготовление грубых кормов.Крутошеев, директор  хозяйства, полнеющий моложавый мужчина,  заметив вошедшего в кабинет Реброва, торопливо  затянул  узелок  цветастого  галстука  и  поднялся  из-за стола, заваленного бумагами.

  – Меня предупредили из  города, что приедете на днях. Что же вы не позвонили, дорогой, что будете у нас сегодня, я бы выслал за вами свою «Волгу»!  Жалко, что корреспондента нашей областной газеты не послали вместе с вами, было бы совсем  чудесно...

  В кабинете директора, за длинным полированным столом, примыкающим к директорскому столу, собрался весь руководящий состав совхоза: помимо двух заместителей директора, здесь сидели, тесно прижавшись друг к другу главные специалисты: агроном, зоотехник, ветеринарный врач, экономист, прораб, бухгалтер, снабженцы, управляющие отделениями, заведующие животноводческими фермами…
 
  Когда совещание закончилось, Ребров сказал,  пожимая руки совхозным специалистам и подражая манере начальника облсельхозуправления:

  – Молодцы! Выглядите орлами.  Хотя у вас грубых  кормов согласно сводкам заготовлено с запасом,  вы всё  ещё не снимаете этот вопрос.

   Директор, обнажив ровные зубы в улыбке, расстегнул пиджак на шарообразном животе:

  – Запас карман не трёт.  Разговор со специалистами по случаю вашего приезда мы сейчас продолжим в другом месте, вам надо поближе познакомиться с нашими, как вы правильно заметили, орлами...
 
   Застолье в отдельном кабинете совхозной столовой продолжалось заполночь. «Как ни бедна страна – правители всё же живут в роскоши», – говорили ещё древние философы.  В этом хозяйстве  умели встречать командированных чиновников.
 
   Крутошеев, подливая мягкой рукой коньяк в рюмку Реброва, все повторял:

   – Спать мы не любим, даже по ночам.  Мои орлы не те, что наши соседи с «Пяткинского». Очень рад, что послали к нам в совхоз именно вас. Ваши замечания и советы, которые вы только что высказали на совещании, мы с радостью учтём! Жалко только, что корреспондент не приехал с вами.  Хотя областная газета и даже телевидение нас не обижают, но вы уж там посодействуете, чтоб ещё напомнили о нас, ведь днём и ночью, говоря языком наших рабочих, вкалываем...

   На следующее утро в «люкс» совхозной гостиницы, где остановился Ребров, пришел заместитель Крутошеева по хозяйственной части Ковалкин, невысокий широколицый парень с открытым весёлым взглядом.

   –  Шеф поручил мне сопровождать вас и сказал, чтобы всё было на высоте!  Директорская «Волга» ждет нас у подъезда, но что-то стало холодать, сначала я вам советую запастись в дорожку внутренним теплом, а то погода осенняя...

   Ребров поморщился и передернул плечами, когда услышал бульканье коньяка в стаканах.

   У радостного Ковалкина вытянулось лицо, когда он услышал категорический отказ командированного от протянутого зелья.

   – Меня и так мутит со вчерашнего. Мне надо работать!  – говорил Ребров, укладывая в свою дорожную сумку блокнот для записей и рулетку.

  Ковалкин по-панибратски  похлопал Реброва по плечу.

   – Ну ладно, как хотите, а я выпью немного. За ваш успех! – сказал он мальчишеским голоском.

   Чёрная «Волга», прокладывая влажный двухколейный след по небрежно скошенным лугам, начала петлять от стога к стогу. Ребров включился в свою рутинную работу по обмеру стогов. Ковалкин сначала было с суетливой поспешностью пытался помочь ему, хватался, то за рулетку, то за блокнот для записей.  Но после четвёртого стога он приблизил к проверяющему свое раскрасневшееся лицо и попросил закончить эту бестолковую, по его мнению, работу как можно скорее.

   – Учтите,  директор и главные специалисты нас ждут у себя! – проговорил он со значением в голосе.

   Тем не менее Ребров решил продолжить обмер стогов и скирд рулеткой хотя бы в двух отделениях хозяйства, и если данные обмера будут соответствовать сводкам, то от дальнейшей езды по полям и лугам можно с чистой совестью пренебречь.  Он хотел уже отказаться от обмера скирд соломы на  дальнем поле, расположенном за речушкой на возвышенности, поскольку первые обмеры скирд на ближайшей делянке показали полное соответствие с данными отчётности. Но, когда он всмотрелся вдаль, его удивило то, что площадь жнивья на том покатистом поле была сравнительно небольшая, а скирд соломы на нём было около десятка.

   Присмотревшись ещё раз внимательнее, он заметил, что из некоторых скирд как-то странно высовываются неструганные слеги и, вообще, все хранилища соломы не имели правильной пирогообразной формы.

   – Надо подъехать к этим скирдам! – заволновался Ребров.

   – Пустое дело! – отмахнулся Ковалкин. – Мы туда не проедем:  болото.  Да вот они,  скирды, видны, как на ладони.  А что слеги виднеются, так это положили, чтобы солому не раздувало ветром!

   Ребров  уловил некоторое замешательство в блестевших глазах своего сопровождающего, и это только укрепило его желание подойти к скирдам поближе. 

  Раздосадованный Ковалкин остался сидеть в машине с малоразговорчивым водителем, а специалист из области разулся, засучил брюки (богатый бережёт рожу, а бедный одёжу) и перебрался через топкий ручей с ледяной водой.
 
  Ковалкин сокрушенно махнул рукой, мол, непутёвая голова ногам покоя не даёт.

  Первый же скирд, к которому подошел Ребров, выглядел, как дореволюционная хата беднейшего крестьянина во времена бескормицы — такую картинку он видел в школьном учебнике истории: нарисованы были голые стропила-слеги с разрозненными клочьями соломы на них.  Здесь тоже, как на чердаке той же крестьянской хаты — за слегами было пусто!

   И второй и третий скирды были такими же шалашиками, каким был первый; четвёртый, на краю поля, оказался просто невысокой развесистой сосной, ветви которой были старательно замаскированы соломой.

   – Вот, значит, какие у вас сводки по заготовкам кормов, – тихо  сказал  Ребров  Ковалкину,  когда  вернулся  к  машине и стал зашнуровывать ботинки.  – Да ведь это потёмкинская деревня!


– Нет, это Носово, а Потёмкино будет в пяти километрах отсюда, за рекой, – еще шире раскрыл плутовские глаза Ковалкин.

 Приехали они в контору, когда солнце уже опустилось за крайним деревенскими домами центральной усадьбы совхоза. Окна директорского кабинета ярко светились.  Оттуда слышались перебивающие друг друга голоса...

   – Опять проводим совещание, извините, дорогой, что не дождались вас! – директор взял Реброва под руку и посадил рядом с собой.
 
  – Ну, что? – повернулся он к своему заместителю Ковалкину, – Всё было на высоте?

   Тот, улыбаясь, как дитя, только развёл руки.

   Директор совхоза не понял или сделал вид, что не понял жест Ковалкина.

   – О делах надо потолковать за другим столом! – Крутошеев  прервал заговорившего было  Реброва и широким жестом радушного хозяина поманил всех к выходу из кабинета:

   Помятуя древнюю истину: от хлеба-соли не гоже отказываться, учёный зоотехник пошёл следом за директором, вместе с его сопровождающими специалистами совхоза.  Продрогший на осеннем ветру Ребров залпом выпил то, что ему налили в рюмку и, не  дожидаясь следующего тоста, высказал директору и всей его честной компании всё, что о них думал.

   Хлеб-соль ешь, а правду режь.

   Крутошеев поначалу загрустил.   Было видно, как у него скорбно обозначились ложбинки у  рта.

   У  Фили пьют, да Филю же и  бьют.

   Но Крутошеев, тряхнув плечами, снял пиджак и галстук, повесил всё это на спинку стула, по-домашнему расстегнул на груди и животе сорочку.

   – Не те корма, дорогой, что в стогах, а те, что у коровы на языке! – добродушно сказал Крутошеев, и Реброву вспомнился директор соседнего совхоза  с помятой кепкой, который говорил нечто подобное.

  –  Вы еще человек молодой! – продолжал  директор ласковым тоном старшего покровителя, наклоняясь к командированному чиновнику. – Вам ещё предстоит сделать карьеру. О нашем совхозе говорят и пишут только  хорошее.  Жалко, что не прислали к нам на этот раз корреспондента...

   Оборотистый  Крутошеев знал, что делал. Кинь хлеб-соль назади, очутится впереди.
 
   Молодой специалист скромно делал по одному глотку после каждого из многочисленных тостов и с приятной грустью вспоминал предыдущие дни, проведенные на полях совхоза «Пяткинский»  – ходьбу по стерне, ночёвку в скирду, полную свободу в своих действиях, и Безрукова, мотивы поведения которого он теперь силился постичь... Тот невзрачный директор с его пословицами чем-то стал импонировать ему.
 
   Прошел час.  Реброву вопрос о недостаче сена и соломы в хозяйстве «Заречное» казался  уже мелким и недостойным того, чтобы о нём докладывать высокому начальству, тем более что оно,  как  он уже слышал, издавна благоволило к Крутошееву. По своему маленькому опыту чиновника Ребров знал, какой доклад приятен руководству.
 
  «Доносчику первый кнут!» – вспомнил он фразу известного классика.
 
  К тому же сведения о наличии грубых кормов в области уже  ушли в министерство.  А что касается задания по командировке  – уточнить цифры по грубым кормам в хозяйствах, то в целом по двум крупным совхозам Новобедринского района количество заготовленных сена и соломы соответствовало  отосланным в центр сводкам…  Так что район, в целом, не был отстающим по заготовке сена и соломы, и не было особой надобности бить тревогу. Конечно, у Реброва было полное право сообщить о промахах в работе хозяйств, но, как говорили древние римляне, никто не обязан пользоваться своим правом.
 
   Попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй.

   Ребров наклонился к уже багровому Ковалкину, сидевшему от него по другую руку:

   – Слушайте, я вам дам дельный совет! Вы бы пополнили недостачу сена и соломы, обратившись к соседям.  У них излишек, ведь можно договориться с оплатой...

   Ковалкин, только что обглодал молодыми крепкими зубами куриную ножку и, вытирая о салфетку пальцы, поднял уже прищуренные, маслянистые глаза на собеседника. Он хотел что-то возразить Реброву, но только икнул. Подцепив маринованную шляпку подосиновика с тарелки, он добавил тихо, как бы разговаривая сам с собой:

   – Не надо договариваться!  Не первый год так делаем: едут зимой по снежку наши «Беларуси» с санями  к их стогам и...

   – Сколько указано сена в сводках, столько и скормим коровам! Уж вы не беспокойтесь о наших надоях… – директор добавил ещё толику золотистой жидкости в рюмку молодого чиновника. – Желаю вам приехать к нам в командировку, дорогой, следующей весной, захватите кого-нибудь из газеты, а лучше, из телевидения, устроим в лесу пикничок, природа и  специалисты у нас замечательные!