Жизнь Константина Великого

К началу IV в. от Р.Х. языческое население Римской империи уже почти поголовно разуверилось в своей государственной «религии статуй».  Увядшие души язычников довольствовались суевериями и исполнением культовых традиций, но религиозная совесть давно вызывала у них только презрительную иронию. Они гордились своей верой в безверие. Религиозные взгляды народа могли еще волновать только наиболее разумных императоров, тщетно пытавшихся оживить языческое религиозное сознание подданных для сплочения империи. И хотя они правильно оценивали религию, как основу благоденствия государства, но, не зная Истинной веры, лишь будоражили империю гонениями на христиан и, принуждая их «стать как все», истребляли и калечили своих наиболее законопослушных граждан. Этим заслужили они проклятие потомков. Сама эпоха показывала, что у язычества нет будущего, но чтобы решиться прямо и твердо повести державу за Христом, нужно было возвыситься над временем и предвидеть будущее. Встав на сторону христиан, которые в то время составляли не более десятой части населения Римской империи, император Константин двинул вперед развитие цивилизации и оказался  достойным остаться в памяти человечества с именем «Великий».
Константин – святой зачинатель христианского мира – был одной из наиболее заметных личностей во всемирной истории, и его обращение в христианство повлекло за собой самый большой перелом из всех, когда-либо пережитых Церковью. При нем Церковь Христова, веками гонимая в Римской империи, вдруг обрела все блага государственной религии. Эта чудесная перемена была результатом одной инициативы, действия одной воли, была делом жизни человека, которого православные христиане чтят как святого равноапостольного царя Константина.

I

(274-306 гг.)


Отец Константина Великого, Валерий Констанций Хлор, из благородного рода Флавиев, был иллирийцем, выходцем из Далмации, и со стороны матери приходился внуком родного брата прославленного полководца, императора Клавдия II Готского. Но, несмотря на знатное происхождение, он взял себе в жены дочь трактирщика Елену, родом из Британии. В 274 г. в г. Нэсс (совр. Ниш в Сербии) у супругов родился сын, которого назвали Константином.
Констанций Хлор по своим религиозным убеждениям не был грубым язычником, хотя не был и христианином. Он поклонялся Единому Небесному богу, «непобедимому солнцу», и приобщил к этому культу и жену, и сына. Детство Константин провел, окруженный любовью благочестивых родителей, и с молоком матери впитал дух возвышенной и чистой «небесной» религии. Образом, достойным подражания, для него был отец. С малых лет у Константина проявился интерес к мистике, он глубоко верил в вещие сны, видения и озарения.
Но счастливая жизнь семьи закончилась в 293 г. Тогда император Диоклетиан, тоже воин-иллириец по происхождению, ранее разделивший власть августа со своим товарищем по оружию Максимианом Геркулием, решил избрать еще двух младших императоров с титулами цезарей, в качестве помощников в управлении обширной Римской державой, окруженной со всех сторон дерзкими врагами. При этом Диоклетиан предполагал, что когда силы его и младшего августа Максимиана Геркулия иссякнут, то они отрекутся от престолов, а преемниками их будут цезари. Выбор Диоклетиана пал на Констанция Хлора, ставшего цезарем на Западе империи, и на Галерия Максимиана, поставленного цезарем на Востоке. Цезари не могли управлять самостоятельно и полновластно, они были несменяемыми полководцами: охраняли границы империи и поддерживали порядок в провинциях. Они не обладали законодательной и финансовой властью, их главной обязанностью было помогать управлять августам и осваивать нелегкую науку власти. Все императоры, и августы и цезари, по распоряжению Диоклетиана были по восточному обычаю облечены в шелковые одеяния, расшитые золотом, в сандалии, украшенные драгоценными камнями, головы их были увенчаны золотыми диадемами.
Большое значение Диоклетиан придавал мистике имен. Он начал править империей, изменив свое иллирийское имя на римский манер, и из офицера Диокла превратился в императора Диоклетиана. Назначив соправителя, он добавил себе второе имя Иовий, в честь римского верховного бога Юпитера, а второй август Максимиан был наречен Геркулием, от имени Геракла, сына Юпитера. Второе имя цезаря Галерия, было также дано ему Диоклетианом, по назначении на высокую должность, теперь уже в честь Максимиана Геркулия, доказавшего свою преданность старшему августу. Кроме того, Диоклетиан считал необходимым упрочить узы сыновней преданности среди соправителей путем женитьбы цезарей на дочерях августов. Поэтому Галерию была дана в жены дочь Диоклетиана – Валерия, а наделенный властью Констанций Хлор по своему положению был вынужден против собственной воли развестись с Еленой и жениться на Феодоре, падчерице августа Максимиана Геркулия. Впоследствии, в результате этого брака у Константина оказалось три сводных брата: Далмаций Старший, Юлий Констанций и Аннибалиан, а также три сводных сестры: Анастасия, Констанция и Евтропия.
Самому же Константину в то время было 19 лет, и он был призван ко двору старшего августа, императора Диоклетиана, лично управлявшего Восточной частью Римской империи. Диоклетиан отошел от римских традиций и с самого начала своего царствования не проявлял особого интереса к городу Риму. Своей резиденцией он избрал  Никомедию, город в Вифинии, в Малой Азии, у глубокого залива Мраморного моря. Это был довольно большой, цветущий город, который в начале IV в. занимал площадь, равную четверти Рима. Диоклетиан обустроил Никомедию по образцу  традиционного римского военного лагеря. В строгом порядке там размещались базилики и цирк, монетный двор и арсенал, палаты императора и отдельные дома для императрицы и дочери императора. Здесь, в восточной столице, и прошли юные  годы  Константина. Он не получил хорошего классического образования, поскольку сразу же начал обучаться военному делу, однако к образованности относился с уважением. Современники отмечали его любовь к чтению и свидетельствовали, что до конца своих дней он писал речи, «преуспевая в мудрости слова». Он умел ценить искусство и позже, находясь на вершине власти, писал, что «в наш век за всяким, кто пишет стихи, мое благосклонное внимание следует, как тихое веяние зефиров». Константин имел внушительную внешность, высокий рост и крепкое телосложение, отличался физической силой и ловкостью. По характеру он был человеком очень смелым, энергичным и вместе с тем осторожным. Поэтому вскоре Константин стал умелым воином и полководцем, популярным в войсках, не раз он отличался в военных кампаниях. Даже в пышной роскоши столичной жизни, в обстановке пьянства, чревоугодия, разврата и интриг императорского двора Константин вел воздержанный образ жизни, прекрасно умел владеть собой, был вежлив, общителен и даже склонен к юмору. Впрочем, в столице у него были широкие возможности для изучения политической жизни империи и  постижения законов высшей власти. Вероятно, в те годы он твердо верил в свое высокое предназначение, в свою миссию объединения и устроения Римской державы. И в то же время Константин стал свидетелем жестоких гонений на Церковь, впервые увидев силу веры истинных христиан.
В 303 г., на исходе правления Диоклетиана, начались гонения на верующих во Христа, последнее в истории Римской империи, наиболее страшное и жестокое наступление язычества на христиан. Целью этих  гонений  было истребление самого имени христианства. Нравственным виновником репрессий против непоколебимых страдальцев за святую веру был цезарь восточной половины империи Галерий, зять императора Диоклетиана. Галерий, покрытый  славой блистательных побед,  одержанных в персидском походе 296 – 297 гг., к тому времени имел на Востоке высокий авторитет  и пользовался сильнейшим влиянием на престарелого Диоклетиана. Сам Галерий, хотя был сыном пастуха из Дакии, любил говорить, что он был зачат его матерью от бога, принявшего облик змея. Он ненавидел христиан, руководствуясь в этом советами своей матери, ярой язычницы, и языческого философа Иерокла, известного своей враждой к христианству. Галерия отличала склонность к свирепому зверству, в целом несвойственная римлянам.
Итак, 23 февраля 303 г., внезапно, великолепный никомедийский христианский храм был разрушен до основания (Диоклетиан остерегся его сжигать, боясь пожаров в городе), и на другой день был выставлен на всеобщее обозрение подписанный Диоклетианом и Галерием эдикт, объявляющий преследование христиан.
Вслед за первым эдиктом в том же году были изданы еще два, все более и более жестокие, в результате которых все тюрьмы оказались переполнены христианскими клириками и христианами-придворными.
Злобные гонители обосновывали свои нападки нелепыми подозрениями в том, что христиане виновны в дважды случившихся пожарах во дворце Диоклетиана и в пособничестве заговорщикам в Сирии и Армении. И наконец, в 304 г., когда Диоклетиан был при смерти вследствие болезни, Галерий, став, по сути, правителем Востока, издал последний, четвертый и самый жестокий эдикт, предписывающий всех христиан империи принуждать пытками к принесению жертв языческим богам. Указы Диоклетиана и Галерия предписывали жертвоприношения при любом контакте жителей и властей, любом судебном и юридическом действии, что фактически ставило христиан в положение вне закона.
Примером для провинциального начальства служили антихристианские чистки при дворе Диоклетиана. Там, например, в присутствии императора пытали некоего христианина Петра. Сначала его били плетьми до того, что стали видны кости. Затем его раны полили смесью соли и уксуса, и после всего его изжарили на медленном огне. По свидетельству Евсевия, епископа Кесарии Палестинской, «боголюбивые мученики прежде всего выходили из царских дворцов и, всту¬пая на поприще подвигов за благочестие, му¬жественно выдерживали силу огня и железа, погружались в глубины моря и прини¬мали все роды смерти, так что за короткое время нигде в царских дворцах не остава¬лось мужей боголюбивых».
Христиан избивали массами. В одном фригийском городке все христиане отказались поклониться идолам и заперлись в церкви. И тогда посланные исполнители императорского эдикта не нашли более удобного способа покончить с христианством в этом городе, как сжечь христианский храм с прихожанами, в том числе женщинами и детьми. В силу огромного количества христиан, подлежащих смерти, кроме массовых сожжений, казнили и иными способами, например, бросали в море, привязав им камень на шею.
Своими глазами наблюдал Константин подвиги мучеников за Христа, свидетельствующие о правоте христианской веры. И, как подтвердили дальнейшие события, свидетельства эти оказались для него не напрасны.
Между тем 1 мая 305 г. пришел срок, установленный самим Диоклетианом для сложения с себя и с Максимиана Геркулия императорской власти. Диоклетиан состарился, и корона стала ему в тягость. По приказу Диоклетиана было построено его войско, перед которым он со слезами заявил, что немощен, хочет покоя после трудов и поэтому передает власть в более сильные руки и избирает других цезарей. Шеренги воинов замерли в напряженном ожидании. И тут он неожиданно объявляет цезарями Флавия Севера и Максимина Дазу.
Все знали, что Север, любимец Галерия, пьяница, танцор и вертопрах, но еще большее изумление вызвало имя Максимина. Племянник императора Галерия, бывший иллирийский пастух Даза, не обладавший талантом полководца и не знакомый с управлением государством, почти никому не был известен. Галерий просто навязал своих ставленников Диоклетиану, не имевшему уже ни сил, ни желания спорить с будущим августом. При этом очевидные кандидатуры Максенция, сына Максимиана Геркулия, и Константина были отвергнуты Галерием. О первом Галерий сказал, что он слишком непочтителен и непослушен, а о втором, что он слишком хорош и Галерий будет им стеснен.
Слова Диоклетиана вызвали ошеломление и замешательство. Там же, рядом с императорами, выделяясь высоким ростом, стоял и Константин, сын августа Констанция Хлора, возведенный Диоклетианом в чин трибуна за участие в кампании в Палестине и Египте. Воины начали было переговариваться между собой: «Не изменено ли имя Константину?» И вдруг Галерий на виду у всех отвел руку и из-за своей спины вывел вперед Дазу, оттолкнув Константина назад. Все изумились: «Кто он? Откуда взялся?» Но никто, однако, не осмелился выразить недовольство. И тогда Диоклетиан, сняв с себя порфиру, надел ее на Дазу, наделив властью нового цезаря. Север же был облачен в пурпур Максимианом Геркулием, в день отречения Максимиана от власти. Диоклетиану стоило немалых трудов уговорить Максимиана сдержать клятву и добровольно расстаться с титулом августа. Грубый, жестокий и необузданный Максимиан был еще полон сил, и воля к власти у него не ослабла. И неудивительно, что вскоре он вновь попытался вернуться к управлению государством. После отречения Диоклетиана и Максимиана Геркулия Галерий делал, что хотел, и презирал другого августа, Констанция Хлора, потому что тот был добросердечен и слаб здоровьем.
Констанций Хлор был мягким, доброжелательным человеком, отличался хладнокровием, уравновешенностью и проницательностью. Жил он так скромно, что в праздники даже занимал у других серебряную посуду. Как правитель он пользовался любовью галльского населения, способствовал обогащению  провинциалов и частных лиц, не стремясь к такому же увеличению государственной казны, и говорил, что лучше общественное богатство держать у частных лиц, чем хранить его в одном сундуке. Значительную часть своего правления Констанций провел в Британии, которую отвоевал по повелению Диоклетиана у узурпатора Аллекта в 296 г. Современники говорили, что он был также кроток, как был строг его сын Константин. Констанций Хлор в своих владениях старался по возможности смягчить действие антихристианских эдиктов Диоклетиана, отказаться от исполнения которых он не мог по своему подчиненному положению. Будучи цезарем, он ограничился тем, что разрушил несколько христианских храмов, но пощадил самих христиан. А когда Констанций сделался с 1 мая 305 г. правителем всего Запада с титулом августа, гонения здесь совсем прекратились.
Констанций, еще будучи цезарем, управлял Галлией и Британией. Затем, по титулу августа ему еще полагались Италия, Испания и Африка, но он уступил их ставленнику Галерия  Северу, довольствовавшись титулом августа и не расширяя своей действительной власти.
Чтобы полностью связать волю Констанция и подчинить его себе, Галерий задержал Константина у себя в Никомедии как заложника. Но Константин не пожелал мириться с подобной участью. Обладая сильным, неукротимым характером и  стремлением к власти, он решил бежать во что бы то ни стало. Судя по всему, последующее бегство Константина от Галерия совпало с назначением его Констанцием цезарем в Италию и назначением Галерием Севера на то же место. Очевидно, что оставаться в такой двусмысленной ситуации  при дворе Галерия было смертельно опасно.
В 305 г. Констанций Хлор тяжело заболел и отправил письмо Галерию с просьбой, чтобы тот прислал к нему его сына Константина, с которым Констанций хотел повидаться. Этой встречи Констанций добивался уже давно, но все тщетно. Под различными надуманными предлогами Галерий не отпускал от себя Константина. Тайно Галерий строил против него  козни, но не решался открыто причинить ему зло, потому что боялся гнева горожан и ненависти воинов, среди которых Константин был очень популярен. Однажды Галерий под видом шутки и как бы для испытания силы и ловкости Константина втолкнул его в клетку со львом. Но коварство не принесло успеха.
Поскольку между двумя новыми августами не было до сих пор открытого противостояния, Галерий не мог отказать сыну повидать тяжело больного отца, и поэтому как-то раз за ужином он дал Константину притворное разрешение уехать, и, подписав соответствующий документ своей рукой, велел отправляться в путь на следующее утро. Галерий намеревался наутро либо отменить отъезд под каким-нибудь предлогом, либо срочно отправить письмо в Италию к Флавию Северу с приказом задержать Константина по дороге к отцу. Предвидя это, Константин поспешил уехать немедля, когда император, отужинав, отправился в свои покои. Константин умчался с небольшой свитой и, часто меняя коней на многочисленных дорожных постах, оставлял за собой государственных лошадей с перерезанными жилами на ногах.
На следующий день император, намеренно протянув до полудня, приказал позвать к себе Константина, но ему доложили, что тот выехал сразу после ужина. Галерий пришел в ярость, он кричал, требуя сейчас же отправить погоню и вернуть беглеца. И когда ему сообщили, что лошади на постах погублены, он едва сдерживал злые слезы.
А Константин очень быстро прибыл к отцу),  когда тот уже отплывал в Британию из гавани Гессориака (совр. Булонь). В Британии Констанций Хлор представил его своим воинам и вскоре обрел на своем ложе покой от дел мирских, передав власть из рук в руки своему сыну. Как часто случается с людьми, лишенными личных амбиций, Констанций был удивительно удачлив. Он всегда был готов довольствоваться малым, и все сложилось для него более чем благоприятно. После 13 лет своего правления он сумел обеспечить своему сыну прочную власть в процветающих землях. В день смерти своего отца, 25 июля 306 г., в городе Эбораке (совр. Йорк) – резиденции правителей Британии, – Константин был провозглашен войсками августом и облачен в порфиру своего отца. После этого он победоносно закончил начатый его отцом поход против пиктов и скоттов, беспокоивших имперские владения. В память провозглашения Константина Великого римским императором в Йорке много столетий спустя был установлен памятник, изображающий сидящего Константина, задумчиво опирающегося на крестообразный меч.
После этих событий Константин отправил  Галерию письмо с уведомлением о своем восшествии на престол. Галерий пришел в ярость и пригрозил сжечь посланца вместе с письмом. Однако Константин был теперь недосягаем, и через некоторое время, видимо учитывая переворот Максенция в Риме (произошедший через два месяца после смерти Констанция), Галерий согласился на титул цезаря для Константина, одновременно провозгласив Севера августом. Галерий послал Константину багряницу, и Константин стал законным правителем Галлии и Британии, официально унаследовав власть своего отца. Августом Галерий провозгласил Константина только в конце 307 или  начале 308 гг. Тогда, объявив Лициния сразу августом, минуя титул цезаря, Галерий должен был как-то повысить и цезарей, Максимина Дазу и Константина. Он придумал для них новый титул – дети августов. Но Максимин уведомил его, что армия уже провозгласила его августом. Видимо, не дожидаясь подобного сообщения от Константина, чтобы сохранить лицо, Галерий объявил Максимина и Константина равными себе императорами – августами.
В отношении христиан Константин продолжил добрую политику своего отца. Он видел, что христиане, как подданные, народ хороший, что они подчиняются двоякой дисциплине – императора и епископа. Приближался час победы веры Христовой над язычеством.


II

(306-312 гг.)


После смерти Констанция Хлора освободившийся титул августа, в котором было отказано Константину, Галерий отдал Флавию Северу. Теперь Север официально стал правителем Запада. Но вскоре, 27 октября 306 г., Максенций, сын бывшего императора Максимиана Геркулия, захватил власть в Риме и был провозглашен преторианцами императором с титулом цезаря. Флавий Север двинул свои войска против непрошеного императора и осадил Рим, однако город взять не смог и отступил в Равенну.
Узнав о том, что Максенций стал цезарем, его отец, властолюбивый Максимиан, не раздумывая, решил вернуться к управлению государством. Чтобы помочь сыну удержать власть, он собрал войско и осадил Севера в Равенне. Но поскольку Равенна была неприступна, Максимиан предпочел пойти на хитрость. Его люди тайком проникли в осажденный город и сумели запугать Севера мнимым заговором, якобы составленным против него при его дворе. Опасаясь смерти от рук заговорщиков, Север согласился сдаться на милость Максимиана, обещавшего сохранить ему жизнь. Его привезли в Рим, где в апреле 307 г., находясь в безвыходном положении, Север покончил жизнь самоубийством по приказу Максенция. Падение Равенны вынудило Галерия, направлявшегося с войсками на помощь Северу, с позором вернуться из Италии на Восток.
Однако даже за помощь в борьбе с Севером Максенций не пожелал поделиться с отцом вожделенной властью, и возмущенный Максимиан покинул Рим и переехал к цезарю Константину в Галлию.
Константин оказал ему почетный прием и признал его старшим августом, за что и сам тут же получил титул августа от Максимиана. В знак скрепления союза Максимиан отдал свою дочь Фаусту замуж за Константина, и 31 марта 307 г. в Арелате (совр. Арль) состоялась их свадьба. Впоследствии в браке с Фаустой родились три сына и три дочери.
Но союз между зятем и тестем оказался непрочным и недолговечным. Стареющий властолюбивый Максимиан горел желанием немедля броситься в бой за господство над Римской империей, а молодой Константин не хотел ввязываться в интриги и междоусобицы, разумно полагая, что время работает на него. Он твердо верил в собственную миссию государя. В конце концов неугомонный Максимиан, истомившийся от ожидания и бездействия, вернулся в Рим, где безуспешно требовал от своего сына Максенция поделиться властью. Он попытался даже прилюдно сорвать с сына пурпурное одеяние. За это он был выдворен из Италии, после чего метнулся в Иллирию к старику Диоклетиану и пытался втянуть его в борьбу за власть. Но тот наслаждался спокойной жизнью частного лица в своем дворце на берегу моря и отказался от предложения самым решительным образом. В 308 г. неудачнику Максимиану снова пришлось заявить о своем отречении от титула августа. Он потерпел полное поражение, но Константин вновь радушно принял тестя в своей резиденции в городе Августа Треверов (совр. Трир) и обеспечил ему жизнь в довольстве и почете. И все же Максимиан Геркулий не в силах был совладать с терзавшей его жаждой власти.
В 310 г., воспользовавшись отсутствием Константина, ушедшего в военный поход против варварских племен, Максимиан покинул Августу Треверов и, наскоро собрав войско, захватил Арелате и находящуюся там казну Галлии. Оттуда мятежник стал рассылать послания к войскам Константина и пытался переманить их на свою сторону, распуская молву о гибели императора в походе.
Узнав о случившемся, Константин оставил иные заботы и пытался образумить коварного тестя, но тот засел в неприступной Массилии (совр. Марсель). Взять город штурмом с моря или с суши Константин не смог, но ему без большого труда удалось найти себе союзников из людей Максимиана, которые в условленный час открыли городские ворота. Это не удивительно, поскольку многие воины Константина искренне поверили россказням Геркулия о смерти Константина и только потому пошли за тестем своего императора. Сражаться против Константина они не имели никакого желания. Войска Константина вступили в Массилию, а неистовый Максимиан оказался в руках своего зятя.
Обвинения были очень серьезными, однако Константин не забывал, что он женат на дочери Максимиана. Он ограничился тем, что официально объявил о том, что у Максимиана нет ни власти, ни императорского титула. Константин сделал внушение своему тестю, совершенно потерявшему чувство реальности, и дело на этом закончилось.
Однако, даже потерпев полную неудачу, Максимиан не смирился и не успокоился. Он задумал произвести переворот своими собственными силами, втянув в заговор против Константина свою дочь Фаусту. По замыслу Максимиана, Фауста должна была помочь ему проникнуть в назначенную ночь в спальню Константина, и он довершил бы спор о власти с зятем ударом кинжала. Однако Фауста, предпочитая быть императрицей, а не дочерью императора, оповестила мужа о намерениях своего коварного отца.
 Удивленный император поначалу не принял ее слова на веру, и он позволил Максимиану начать действовать или одуматься, в меру своей порочности. И вот в назначенную ночь Максимиан Геркулий прошел через немногочисленную дворцовую охрану к ложу императора и вонзил клинок в фигуру, лежащую под покрывалом. Геркулий был немедленно арестован стражей по приказу вошедшего Константина. Теперь доказательства его злодейских намерений были бесспорны. От его руки погиб один из дворцовых слуг.
Этот провал положил конец всем честолюбивым планам Максимиана, но не привел его к смирению. Не дожидаясь официального приговора Константина, Максимиан Геркулий предпочел повеситься. Так империя была избавлена от его авантюр. В начале XI в. могилу Геркулия обнаружили в Марселе. Внутри мраморного саркофага в свинцовом гробу лежало богато наряженное, набальзамированное тело Максимиана. Архиепископ Реймбольд из Арля распорядился бросить мумию врага Бога и Константина в море, и говорят, что в том месте с тех пор и поныне вода бурлит день и ночь.
Но в том далеком 310 г. препятствием к благоденствию Западной части империи оставался еще узурпатор Максенций, превосходивший в порочности собственного отца. В 307 г. он принял титул августа и поначалу, чтобы привлечь к себе расположение римлян, сделал вид, что симпатизирует христианам, так как в Риме они уже имели немалую силу. Но Максенций был человеком грубым, жестоким и развратным и довольно быстро сбросил маску благопристойности. Он начал преследовать римских сенаторов, разграбляя их имущество, похищал жен, дочерей римлян для удовлетворения своих низменных страстей и страстей своих фаворитов. Правление Максенция выродилось в откровенную тиранию, державшуюся  только силой оружия  его преторианской гвардии. Преторианцам Максенций разрешал совершенно безнаказанно избивать людей на улицах Рима.
Возмущенные бесчинствами римляне тайно вступили в переговоры с Константином, прося у него защиты от их мучителя, и император не остался безучастен к их мольбам. Константин направил письмо Максенцию, дружески убеждая его прекратить беззакония. Но Максенций не внял доброму совету и в ожесточении и злобе начал готовиться к войне против Константина.
Поэтому в сентябре 312 г. Константин с небольшим войском быстрым маршем двинулся из Арелате в Галлии и после смелого перехода через Альпы захватил крепость Сегуэнсо в Италии, прежде чем ее защитники поняли, что происходит. Навстречу его войскам вышла италийская армия, и под Турином произошло первое сражение этой войны, в котором войска Максенция были разбиты легионами Константина. Турин, а вскоре после этого и Милан сдались без боя. Затем Констанин разгромил еще одну неприятельскую армию под Вероной. После  этой победы императору пришлось приказать заковать пленных в кандалы, поскольку переходить на его сторону они отказались, и было опасение, что они смогут пробиться к Максенцию и опять возьмутся за оружие.  Убийство же побежденных врагов всегда Константину претило.
Однако и после первых поражений военные силы Максенция значительно превосходили по численности и ресурсам войско Константина. Но Константин умел бить врага молниеносно и по частям, полагаясь на своих испытанных воинов и талант полководца.
Не теряя  времени даром, галльская армия через Болонью и Фан  вышла на знаменитую Фламиниеву дорогу, которая вела прямо в Вечный Город. В октябре Константин подошел к Риму. Приближался день главного сражения. Предстоящая схватка была для Константина вопросом  жизни и смерти, конечного успеха или провала всех его замыслов.
У Константина было меньше войска, чем у Максенция, и галльские легионы считали этот поход делом просто отчаянным. На стороне Максенция были испытанные преторианцы, которые вскоре с честью подтвердили свою репутацию и в кровавой битве у Красных скал все полегли костьми, но не уступили неприятелю ни пяди. Перед сражением среди воинов Константина шел ропот, никто не одобрял его намеренье вступить в борьбу за Рим. К тому же и ауспиции предвещали несчастья. Максенций, для поддержания духа своих войск, совершил все мыслимые и немыслимые языческие ритуалы: вопрошал Сивиллины книги, разрезал чрева животных и беременных женщин, рылся во внутренностях новорожденных детей и молил богов отвратить войну. Суеверный тиран даже специально назначил  префектом города Рима некоего Анния, в надежде, что это имя будет благоприятствовать его успеху. Ведь раньше Максенцию удалось победить августа Севера, и в то время префектом города был некто Анний Анулин.
Таким образом, все "предзнаменования" были против Константина, и его противник был готов к жестокой схватке. Для императора это было время страшного напряжения и сомнений. Сам он никогда еще не видел Великий Рим, охраняемый древними языческими богами, и невольная робость таилась в его сердце. Константин чувствовал, что его воинам не хватает уверенности в своих силах и веры в победу, и надеяться он мог только на помощь сверхъестественных Небесных Сил.
И вот, в один из дней перед битвой, с Константином приключился следующий случай, в достоверности которого впоследствии поклялся сам император. Когда солнце уже начало склоняться к западу, Константин и его воины вдруг увидели над солнцем сложившееся из света знаменье креста. Зрелище привело их в ужас, потому что крест, как орудие позорной казни, считался у язычников дурным предзнаменованием.
Константин был повержен в недоумение, не понимая значение этого события.
В сущности, световой крест в небе – явление естественное и научно объяснимое, но довольно редкое. И вследствие своей редкости оно в тот момент неизбежно должно было восприниматься очевидцами как чудесное знаменье, а значит, вполне могло быть направленным к вразумлению императора вмешательством Божественной воли.
Итак, Константин, размышляя об увиденном знамении и вознося молитвы к Небу, встретил наступившую ночь и отошел ко сну. Во сне явился ему Христос с крестом в руках и сказал: «Побеждай этим!»  Наутро император уже знал, на чью помощь он должен уповать в своей борьбе.
Святая вера во Христа была дарована Константину лично и непосредственно, как государю, для победы над врагом. Господь сделал Константина Своим избранником, и в лице императора вся империя получила тогда покров Креста.
Свой сон Константин рассказал своим друзьям, а затем призвал мастеров и повелел им сделать новую хоругвь для войска – знаменитый «лабарум». Это знамя представляло собой копье, обложенное золотом, на которое сверху была наложена поперечина, образовавшая с ним знак креста. На самой вершине копья был утвержден золотой венок, украшенный драгоценными камнями, а в нем символ спасительного имени – монограмма Христа. На поперечине висел равносторонний белый плат, вышитый золотом. Это знамя было утверждено  вместо легионных орлов. Монограмма украсила и шлем Константина. Этот же знак император повелел поместить на щитах своих воинов, как символ победы, обещанной ему Богом.
После этого случая Константин пригласил к себе христианских священников и расспрашивал их о смысле дарованного ему знаменья и о том, кто тот Бог Христос, увиденный им во сне. И священники, поведав ему о Христе, подтвердили победную суть знаменья. С того времени Константин начал усердно заниматься чтением Священного Писания и постоянно имел при себе христианских епископов.
Между тем наступило 27 октября – день рождения Максенция, в который к тому же пять лет назад, за пять дней до ноябрьских календ, он получил власть. Считая этот день счастливым для себя, Максенций приказал войскам выступить из города для решающей битвы. Его воины двинулись походной колонной и, перейдя Мульвийский мост, встретились с легионами Константина на девятой примерно миле от Рима, у Красных скал. В начавшемся сражении оба войска бились с одинаковой силой, и никто не отступал.
А в это время в Риме Максенций в цирке устраивал игры в честь своего дня рождения. В начале войны он получил ответ оракула, что погибнет, если выйдет за ворота города. Поэтому Максенций оставался в Риме, поручив руководство боевыми действиями опытным военачальникам. В городе начались волнения: сторонники Максенция порицали императора, как полководца, пренебрегшего общественным благом и предавшимся в день сражения неуместным развлечениям. Внезапно весь народ, находившийся в цирке, в присутствии Максенция начал единодушно восклицать, что победить Константина невозможно. Максенций пришел в смятение, бросился к себе во дворец и, призвав нескольких сенаторов, приказал заглянуть в Сивиллины книги. Там  было обнаружено предсказание, что в этот день погибнет враг римлян. Пророчество обнадежило Максенция. Облачившись в боевые доспехи, он покинул дворец и появился на поле боя, велев разрушить мост за его спиной. Отрезая путь к возможному отступлению, Максенций хотел заставить своих воинов действовать более решительно. И действительно, после этого схватка ожесточилась».
Но в конце концов войском Максенция овладел страх, и воины Константина обратили врага в бегство. Максенций кинулся к городу, но на полуразрушенном мосту он был оттеснен толпой бегущих, в толчее сброшен в Тибр и утонул под тяжестью своих роскошных доспехов.
Победоносное воинство Константина вошло в Рим, где сенат и народ ликовали по случаю смерти ненавистного тирана.
Сознавая, что победа была достигнута с Божественной помощью, император водрузил на самом людном месте города священную хоругвь. Позже, когда благодарные римляне воздвигли колоссальную статую в честь Константина, он велел утвердить в ее руке  копье с навершием в виде креста. Статую сопровождала надпись: «Этим спасительным знаменьем, истинным доказательством мужества, я спас и освободил ваш город от ига тирана и по освобождении его возвратил римскому сенату и народу прежние блеск и славу».
Таким образом, это знаменье можно было понимать двояко: язычники полагали, что победа одержана силой оружия Константина, тогда как христиане приписывали заслугу силе Креста.
Как победитель Константин проявил великодушие: казнены были только два сына Максенция. А когда некоторые римляне стали требовать смерти всем приверженцам Максенция и доносчики уже начали розыски, Константин решительно пресек их деятельность, объявив всеобщую амнистию. Наряду с этим император навсегда распустил преторианскую гвардию, справедливо усмотрев в ней источник внутригосударственных смут. Вместо преторианских когорт были созданы отряды дворцовой стражи, а преторианский лагерь в Риме разрушен.
Константин  постарался немедленно ликвидировать все последствия злоупотреблений Максенция. Император повсюду разослал распоряжения, по которым отнятое имущество возвращалось бывшим владельцам и невинно изгнанные возвращались назад, а также он организовал раздачу денег и продовольствия бедноте, помощь сиротам и вдовам, после времени смут и насилия вернув жизнь в нормальное русло, к традиционным обычаям.
Такое поведение Константина удивило римлян и привлекло к нему их сердца. За это  сенат провозгласил Константина главным августом и верховным жрецом Римской империи. Двумя другими августами в то время были Лициний, возведенный в сан августа императором Галерием в 308 г., и Максимин Даза, ставший августом в 309 г. Сам Галерий умер от скоротечной неизлечимой болезни в Сердике (совр. София) в мае 311 г., под конец жизни прекратив в своих владениях гонения на христианство в надежде на молитвы благодарных христиан пред Господом о его благополучии.
В честь победы Константина над Максенцием в Риме воздвигли пышную триумфальную арку, которая и сейчас стоит недалеко от Колизея. Надпись на ней гласит: «Императору Цезарю Флавию Константину Величайшему, Благочестивому, Счастливому Августу сенат и народ римский посвятили замечательную арку в честь его триумфа за то, что он со своим войском по внушению свыше и благодаря величию своего ума с помощью справедливого оружия освободил государство одновременно и от тирана, и от всей его клики».
Это единственная триумфальная арка в Риме, которая сооружена за победу над внутренним, а не над внешним врагом.
По повелению Константина в Риме было завершено строительство базилики, начатой Максенцием. Это было гигантское роскошно отделанное гражданское здание. Но, к сожалению, замысел архитектора был столь грандиозным, что с его реализацией не справились даже искусные римские строители. Вскоре после окончания строительства базилики ее своды обрушились. Но сами внушительные руины этого сооружения частично сохранились до наших дней.
III

(313-324 гг.)


После победы над Максенцием Константин стал единоличным властителем Запада и наиболее влиятельным римским императором, и поэтому его очевидное благоволение христианству неизбежно отразилось на судьбах христиан во всей империи. Даже жестокий и злобный язычник август Максимин Даза, управлявший Египтом и Сирией, был вынужден издать в конце 312 г. пространный эдикт о веротерпимости. Гонения на христиан прекратились тогда и на Востоке.
Но, закончив войну против своих подданных, свирепый Максимин тут же затеял междоусобную борьбу за власть с августом Валерием Лицинианом Лицинием. Сирийские войска Максимина вступили на территорию Европы и после одиннадцатидневной осады захватили город Византий, входивший в состав владений Лициния. На Востоке началась война, но она оказалась скоротечной. Летом 313 г. Лициний, обладая немногочисленным войском, проявил талант полководца и в битве у Гераклеи сумел разбить семидесятитысячное воинство Максимина Дазы. Максимин обратился в бегство и в панике проскакал 160 миль за 24 часа. Вскоре он окончил свою жизнь в Тарсе при неясных обстоятельствах: либо был отравлен, либо покончил с собой. Все восточные провинции после этого безоговорочно признали власть Лициния.
В том же 313 г. в городе Медиолане (совр. Милан) состоялась официальная встреча Константина и Лициния, двух соправителей империи. В результате их переговоров по инициативе Константина был обнародован знаменитый Миланский эдикт, ознаменовавший собой начало новой эпохи в истории человечества.
В нем говорилось: «Прибыв в Медиолан, мы, Константин и Лициний, занялись внимательным рассмотрением дел, ведущих к общей пользе и благу, и между прочими распоряжениями, или, лучше сказать, прежде всех распоряжений, сочли необходимым сделать постановление, которым охранялся бы страх и благоговение к Богу, а именно сочли полезным разрешить и христианам и всем свободно следовать той религии, какой каждый пожелает, чтобы божественное и небесное Существо, как бы Его ни называли, было благосклонно и к нам, и ко всем нашим подданным». Христианство этим эдиктом ставилось в особое положение – единственно значимой религии в государстве, единственно достойной внимания государей. Наряду с этим эдикт провозглашал терпимость по отношению ко всем иным бесчисленным культам, но с показательной оговоркой: «...ради спокойствия нашего времени». Сердце Константина уже безраздельно принадлежало новой вере.  Миланским эдиктом христианство было впервые законодательно признано как вселенская, по сути, религия, не принадлежащая определенному народу, но составляющая веру особой общности без национальных границ, для обозначения которой вводился новый, ранее неизвестный римскому праву термин – христианское общество. В результате перед христианством открылся широкий простор для цивилизующей деятельности среди народов империи.
Миланский эдикт также приписывал без всякого отлагательства возвратить христианским общинам все отнятое у них за время гонений движимое и недвижимое имущество.
И вот этот великодушный и справедливый жест императора, как ни странно, оказался поводом для появления новой церковной смуты, возникшей в Африканской Церкви одновременно с обращением Константина ко Христу.
После волны гонений атмосфера была отравлена подозрениями и обвинениями в изменах. Часть карфагенских христиан отказалась признать нового епископа Цецилиана, потому что в его рукоположении принимал участие некий Феликс, епископ Аптонгский, которого на основе ложных слухов обвиняли в выдаче священных книг властям. Эта группа, поддержанная многими соседними епископами, избрала своим епископом сначала Майорина, а потом Доната, по имени которого и получила название вся секта.
И когда щедрые дары Константина  христианским общинам, пострадавшим от гонений, прибыли в Африку, получили их там, естественно, приверженцы «кафолической» Церкви, возглавляемые Цецилианом. Это побудило донатистов обратиться к императору через проконсула Африки с просьбой передать их дело на суд галльских епископов, не подвергавшихся гонениям и потому свободных от обвинений в компромиссах. К своему прошению они приложили целую кипу всяких документов, придав «вес» своему делу. Эти документы поступили к Константину в 313 г., когда он находился в Галлии, и ради умиротворения Африканской Церкви он согласился на просьбу донатистов. Свою позицию он объяснил в послании к проконсулу Африки Аблявию, в котором писал: «Признаюсь, я решительно не считаю возможным смотреть сквозь пальцы на споры и раздоры этого рода. Они могут вызвать гнев верховного Божества не только против рода человеческого, но и против меня самого, правительственному поручению которого манием небесным вверено все земное. Ибо я до тех пор не могу оставаться спокойным, пока все подданные, соединенные в братском единомыслии, не будут воздавать Богу истинного поклонения, предписываемого кафолической верой».
По назначению императора в октябре 313 г. в Риме состоялся собор италийских и галльских епископов под председательством римского папы Мильтиада. Собор выслушал обе стороны и решил дело против донатистов. Однако последние снова обратились к императору, упирая на некоторую поспешность следствия и суда. И Константин приказал вновь начать расследование.
Новый большой собор в Арелате 1 августа 314 г. вновь осудил раскол, но раскольники в третий раз припали к стопам императора, умоляя его решить дело собственной властью. Константин возмутился: «Какое безумное упрямство! Просят суда от меня, когда я сам ожидаю суда Христова. Приговор епископов должно принимать так же, как если бы Сам Господь председательствовал на суде!»
Все-таки, скрепя сердце, император согласился на продолжение разбирательств, искренне желая предотвратить церковный раскол. После многочисленных споров, наконец, он лично 10 ноября 316 г. вынес решение о неправоте донатистов. Одновременно, в целях сохранения спокойствия в Африке, Константин решил задержать Цецилиана в Брешии, а Донату запретил жить в Карфагене. Но когда было получено известие, что Донат самовольно возвратился в Карфаген, то был отпущен туда и Цецилиан. Тогда император издал против раскольников строгие законы и велел конфисковать их храмы. Но преследование только еще более возбудило упорствующих сектантов.
Наконец в 321 г. они обратились к императору с просьбой оставить их в покое и предоставить им права религиозной свободы, которыми они пользовались прежде. О своем отпадении от Церкви донатисты заявляли, что никакая сила в мире не заставит их войти в церковное общение с противниками их убеждений. Император, видя безуспешность государственных мер вразумления, удовлетворил эту просьбу и отменил действие направленных против донатистов законов. В своем стремлении к умиротворению в Церкви Константин был всегда последователен и более не позволял себе репрессий против донатистов даже тогда, когда дерзость их переходила все границы. Так, донатисты разрушили храм, строившийся Константином в Африке для православных, но император почел за лучшее восстановить храм за свой счет, чем сталкиваться с фанатичными сектантами.
У императора не было желания вмешиваться в дела Церкви, в то время всю его волю и энергию занимали дела государственные. Не просто складывались его отношения со своим соправителем августом Лицинием. После их встречи в Медиолане неразрешенность вопросов территориального разделения владений привела к военному столкновению.
В двух сражениях с Константином Лициний потерпел поражение и запросил мира. В 314 г. императоры помирились и договорились о разделе власти. Константин к своим владениям присоединил Паннонию, Далмацию, Дакию, Македонию и Грецию, а Лициний сохранил за собой Фракию, Малую Азию, Сирию и Египет. Во имя прочного мира Константин выдал замуж за Лициния свою сводную сестру Флавию Юлию Констанцию, и в Медиолане в 314 г. состоялась их свадьба. В браке у супругов родился сын Лициниан.
С 316 г. император привлек к управлению государством своих старших сыновей Криспа и Константина. Они были провозглашены цезарями. Константин был коронован, будучи еще младенцем, зато Крисп сразу проявил себя умелым полководцем и правителем. Криспа родила императору простая незнатная женщина по имени Минервина, до брака Константина с Фаустой. Став цезарем в 17 лет, он 1 марта 317 г. получил власть над галльскими провинциями и Британией, одержал несколько побед над племенами аламаннов и франков. Крисп был самым талантливым и разумным из сыновей императора, однако, как мы увидим далее, его судьба сложилась трагически.
Само провозглашение цезарями собственных детей показывает, что Константин пришел к убеждению в порочности системы преемственности власти, предложенной Диоклетианом. Ее следствиями были гражданские войны и политические интриги. Наследственный принцип передачи власти позволял в значительной степени избегнуть соперничества  самолюбий, давал стабильность властной структуре империи. Будущее было за династической монархией.
Для улучшения управления тремя четвертями империи, уже находившимися под его властью, Константин преобразовал «консисторий» – совет высших военных и гражданских чиновников при императоре, созданный еще Диоклетианом. Теперь состав консистория стал постоянным, а созываться он стал регулярно, чего не было в прежние времена. Сами члены консистория стали теперь контролировать созданную разветвленную систему государственных департаментов с сотнями служащих. Так появился первый настоящий механизм исполнительной власти, способный управлять большим политическим образованием и одновременно находящийся под контролем главы этого образования. Именно при Константине зародилась та форма правительства, которая затем будет принята не только в Европе, но и во всем цивилизованном мире.
Устраивая и объединяя Римскую империю, Константин не упускал из виду и религиозную политику. В 319 г. в одном из своих указов, регулирующих религиозную жизнь империи, Константин писал о язычниках: «Желающие рабствовать своему суеверию могут отправлять свои обряды... Можете идти к вашим общественным жертвам, ибо мы не запрещаем и явно совершать дела устаревшего злоупотребления». В те годы язычество, лишенное государственного значения, уже находилось в положении терпимой религии, христианство же Константин подчеркнуто постоянно именовал «святым кафолическим богослужением», «святой религией, заслуживающей благоговения».
Среди указов, отражающих заботу императора о христианах, были законы, запрещающие иудеям побивать камнями принимающих христианство, закон, разрешающий Церкви отпускать рабов на волю. В 321 г. Константин объявил в империи «достопочтенный день солнца»  свободным от трудов в городах, в память воскресения Христа. Также император навсегда отменил казнь на кресте. Но вместе с тем никак не были ущемлены и последователи языческих культов. Как мудрый и осторожный государь, Константин не спешил объявлять о полной победе христианства, стремясь сохранить покой и единство Римской империи.
Но замыслам Константина мешала политика его соправителя – августа Лициния. Лициний, даже породнившись с Константином, не потерял собственные политические притязания на единоличную власть в империи, и его соперничество со старшим августом пагубно отражалось на положении христиан на Востоке. Восточные христиане уважали западного августа и сочувствовали ему, так как для них он был покровителем и залогом грядущего торжества христианства в империи. Эта расположенность христиан, подданных Лициния, к его сопернику, конечно, не могла нравиться императору Востока. Он подозревал христиан в измене. Чтобы идеологически обосновать свое противостояние Константину, Лициний склонился к поддержке язычества в своих владениях, которое в полной силе  готов был восстановить и на Западе, в случае своей победы. По характеру Лициний был груб и жесток. Он презирал ученость, науку называл «язвой и ядом». К высшим проявлениям человеческого духа Лициний питал отвращение.
Все эти обстоятельства и привели к началу новой волны гонений на христианство на Востоке. В 319 г. Лициний лишил христиан придворных должностей и изгнал их из дворца. Также он провел чистку в своем войске, убрав христиан с офицерских должностей. Епископам Лициний запретил съезжаться на соборные совещания и даже преступать пределы своих епархий, опасаясь сговора христианского клира в пользу Константина.
Многие христиане были тогда отправлены в ссылку и лишены имущества, присуждены к каторжным работам. Некоторые указы Лициния и удивляли восточных христиан и поражали их своей бессмысленностью. Так, волей августа женщинам было запрещено посещать храмы вместе с мужчинами, более того, он потребовал, чтобы для проповеди среди женщин появились женщины-священники. Позже он вообще запретил посещение храмов, предписав проводить богослужения на открытом воздухе, якобы для здоровья прихожан. И все же в своих нападках на христиан Лициний не требовал смертных казней, опасаясь гнева Константина. Итак, назревавшее новое столкновение между Константином и Лицинием имело причины двойственного характера. Война, разразившаяся в 324 г., с одной стороны, была схваткой властителей за единоличную власть над империей, с другой стороны, имела и религиозный смысл: Константин хотел принести благоденствие христианским подданным Востока, и его воины вновь использовали как боевую эмблему монограмму Христа. Оба императора готовились к войне сообразно своим религиозным убеждениям. Авгуры и жрецы поддерживали надежду Лициния на помощь языческих богов. Константин же взял в свой «крестовый поход» много священников, уповая на их молитвы о победе его легионов.
У Лициния было 150 тыс. пехоты, 15 тыс. конницы и флот из 350 трехпалубных галер; у Константина более 120 тыс. конницы и пехоты и 200 небольших кораблей.
Решительное сражение произошло около фракийского города Адрианополя. В ходе этой битвы произошел удивительный случай, о котором впоследствии рассказывал сам Константин. Перед схваткой с войсками Лициния император создал особый отряд «крестоносцев» численностью 50 человек из лучших воинов своей личной охраны. Им была поставлена задача охранять священную войсковую хоругвь и по очереди выносить ее из гущи сражения. Однажды в войске Константина началось смятение под ураганом стрел врагов. Воин, державший знамя, поддавшись панике, передал его своему соратнику, а сам  обратился в бегство. Но когда он уже покинул передний край сражения, его пронзила смертоносная неприятельская стрела. В то же время оставшийся при знамени «крестоносец» сделался желанной мишенью для вражеских лучников. Но он под их обстрелом остался невредим. Все удары приняло на себя древко знамени. Стрелы пронзали его насквозь, застревали в нем, но не ранили державшего знамя воина. Так священное знамя само защищало своего отважного защитника. Враг был разбит, лагерь Лициния захвачен.
Одной из причин победы Константина в этой битве стала также  доблесть сорокатысячного вспомогательного отряда, выставленного готами, которые были разгромлены императором  в войне 322 г. После войны с Лицинием этот отряд был оставлен на службе империи и получил впоследствии название «федератов». Лициний же хотя и был разбит, но успел бежать в Византий. Константин осадил этот небольшой городок, а в это время его старший сын Крисп одержал победу над флотом Лициния в Геллеспонте.
Лицинию снова удалось сбежать. В Малой Азии он собрал новое большое войско, но осенью 324 г. Константин нанес ему окончательное поражение. В этой войне Константин показал себя не только опытным полководцем, но и человеколюбивым, дальновидным политиком. Так, ведя боевые действия за объединение всей империи, он приказывал своим воинам щадить побежденных противников и сдерживать свою ярость. Для лучшего исполнения своего распоряжения он назначил награду золотом за каждого пленного, и тем были спасены жизни тысяч граждан империи и даже варваров.
Потерявший военную силу Лициний заперся в Никомедии. Константин пообещал сохранить ему жизнь при условии, что он отречется от власти. Лициний был вынужден принять условия победителя, и 18 сентября 324 г. в торжественной обстановке  снял с себя пурпурную мантию и пал к ногам Константина. Как и было обещано, император милостиво обошелся с побежденным, и Лициния просто выслали в Фессалоники (совр. Салоники), а сын Лициния Лициниан даже получил от Константина титул цезаря.
Но смирение Лициния оказалось обманчивым, он вновь начал интриги против Константина, и император, чтобы предотвратить возможность новых заговоров и смут, повелел казнить Лициния. Это было вынужденное политическое решение во имя мира в империи.
Итак, в 324 г. Константин остался единственным августом и государем, пред которым склонилась вся империя.
 



IV

(324-337 гг.)


Константин торжествовал полную победу над всеми врагами и соперниками. Казалось, уже ничто не могло помешать исполнению его желания создать единую и сплоченную мировую империю на новых началах, духовно объединенную христианской Церковью. В честь его победы над воротами императорской резиденции была установлена символическая картина, написанная восковыми красками. На ней под небесным знаком креста был изображен Константин с сыновьями, а у их ног – поверженный дракон, пронзенный стрелами, падающий в бездну. О тогдашнем умонастроении императора можно   судить по его письму к Александру, архиепископу Александрийскому: «Ставлю в свидетели Самого Бога, Помощника в моих предприятиях и Спасителя всех, что во всех своих действиях я руководствовался двумя побуждениями. Во-первых, я предположил представления всех людей о Божестве соединить как бы в один общий строй; во-вторых, возвратить прежнее здоровье целому организму империи, пораженному как бы некоей тяжкой болезнью. Поставив это задачей для себя, одно я решил, взвешивая все тайным взором мысли; другого я пытался достигнуть силой оружия. Я понимал, что если бы, согласно моим задушевным желаниям, я установил общее согласие в мыслях между всеми почитателями Бога, то это принесет пользу и управлению государственному, дав ему изменение, соответствующее благочестивым расположениям всех».
Итак, отложив меч, Константин приступил к устроению жизни в Римской империи. После бурных политических событий и войн, потребовавших огромных расходов и вызвавших ужесточение налоговых поборов,  империю охватил финансовый кризис. Денарий сильно упал в цене, что  вызвало  недовольство граждан. Для исправления положения Константин ввел в качестве единой денежной единицы золотой солид (номисму), который придал стабильность торговле и вскоре распространился по всей Европе, вплоть до Швеции.
Последствиями гражданских войн и грабительских набегов готов, франков и алеманнов стал упадок сельскохозяйственного производства в целом ряде провинций, массовые переселения оттуда свободных земледельцев, падение там цен на землю и разорение землевладельцев. Для социальной и экономической стабилизации в империи Константин своими эдиктами закрепил сельских арендаторов за их земельными участками. Благодаря этому, поскольку закрепление было наследственным,  нехватка рабочей силы в некоторых провинциях с течением времени была ликвидирована без ущерба для благополучных территорий.
Схожим образом поступил Константин с ремесленниками и торговцами. Они были объединены в профессиональные коллегии и в их рамках получили наследственную собственность. Отныне сын земледельца должен был становиться земледельцем, сын ремесленника – ремесленником, а сын императора – императором. Так были заложены основы возникновения сословного общества,  расцвет которого приходится на Средние века.
Однако в делах духовных на Востоке  среди христиан в то время не было согласия,  и Константин воспринимал это с болью в сердце. На Востоке империи начинала разгораться арианская смута. Раздоры начались не только у  предстоятелей Церквей, но и весь народ разделился. Дело дошло до того, что в языческих театрах христианское учение стало подвергаться оскорбительным насмешкам.
Спор  начался в Александрии, столице христианской мысли. Арий, ученый, пресвитер и проповедник, стал учить, что Христос, будучи Сыном Божиим, по необходимости должен быть признан сотворенным во времени, одним из творений Божиих, так как рождение не может не быть возникновением во времени, а потому «было время, когда его не было». Арий утверждал, что Сын Божий всецело отличен от Отца и не подобен Ему. Философские умствования Ария отрицали все «непонятное», отсекали живой религиозный опыт и низводили веру, по сути, до логических построений, доступных средним умам.
За извращение самой святыни Церкви Ария осудил его собственный епископ – Александр Александрийский. Но Арий обратился за поддержкой к своим друзьям из среды народившейся «церковной интеллигенции». Многим из этих богословов ересь Ария показалась вполне подходящим современным научным истолкованием учения Церкви. Ересь не стихала, и поэтому в 318 г. Александрийский собор епископов отлучил Ария и его приверженцев от Церкви и изгнал богохульника из Александрии, но пламя арианских споров разнеслось уже по всему Востоку.
Эти раздоры в лоне восточных христианских общин были для императора причиной глубокой печали, лишили его сна и покоя, ведь смута угрожала тому духовному единству, которое он считал необходимым для восстановления Римской империи в полной силе. Поэтому Константин, теперь уже по своей инициативе, решил вновь выступить защитником интересов церковного мира. Истинную суть разногласий император понял не сразу, поскольку сам  не мог разобраться в этом богословском споре. К тому же его окружение, состоявшее из духовных советников, в котором видное место занимал епископ Евсевий Никомедийский, личный друг Ария и его сторонник, давало противоречивые оценки возникшему в Александрии  церковному конфликту. Сначала Константин думал, что суть нестроений лежит в области научных исследований и словопрений, и с этим убеждением  обратился к противоборствующим сторонам с дружелюбными увещеваниями к примирению, которые, конечно, оказались совершенно безрезультатными. Но вместе с примирительными посланиями Константин отправил в Александрию своего любимого придворного епископа Осия Кордубского, которому поручил исследовать дело на месте и содействовать умиротворению александрийцев. Осий добросовестно исполнил поручение императора. Противников он не примирил, зато из расследования споров вынес убеждение, что ересь Ария – не праздное пустословие, а угроза потрясения самих  основ христианской веры. В 324 г. Осий возвратился к Константину и  разъяснил ему, какую опасность таит в себе арианское движение. Тогда духовные советники императора и подали ему мысль организовать сoбор епископов, как способ решения церковных споров. К тому же назрела необходимость согласования  времени  празднования  главного христианского праздника – Пасхи Христовой, поскольку пасхальные циклы были различными в разных Церквях. Константин придавал этому вопросу  большое значение. Он был резким противником празднования Пасхи по примеру иудеев и говорил, что иудеи могут сказать, что христиане даже важнейшего своего праздника не могут отметить, не отрешившись от иудейского обычая. А что этот обычай ошибочен, Константин доказывал тем, что иудеи иногда празднуют две Пасхи в год. И, во всяком случае, добавлял император, неприлично следовать этому «богоубийственному народу». «Да не будет у нас ничего общего с ненавистным иудейским народом: мы приняли от Спасителя другой путь», – так говорил Константин, выступая на Первом Вселенском соборе.
Константин выбрал местом для проведения собора город Никею в Вифинии, в 30 милях от императорской резиденции в Никомедии. Этот собор официально получил статус Вселенского, поскольку епископы съезжались со всех концов христианского мира. Император щедро оплатил епископам путевые издержки и взял на себя содержание их в Никее. Всего на соборе присутствовало более 300 епископов, а общее количество участников, включая пресвитеров и диаконов, было около 2000 человек.
Собор был торжественно открыт самим Константином 14 июня 325 г. Отцы собрались в огромном зале императорского дворца, заняли приготовленные для них места и с напряженным вниманием ожидали появления императора. Наконец вышли его свита и он сам, облаченный с восточным великолепием в одежду, сверкающую золотом и драгоценными камнями. Константин прошел через весь зал среди поднявшихся со своих мест епископов, остановился среди первенствующих архиереев и, по их знаку, скромно опустился на приготовленное для него золотое кресло. Тогда заняли места и отцы.
Один из епископов огласил приветствие Константину, и, наконец, заседание было открыто речью императора на латинском языке, к которой он добавил несколько слов и по-гречески.
«Целью моего желания, друзья, было насла¬диться созерцанием вашего собрания. Достигнув этого, я благодарю Господа за то, что сверх других бесчисленных благ он даровал мне узреть и это лучшее из всех благо, — разумею то благо, что вижу всех вас в общем собрании и что все вы имеете один общий образ мыслей. Итак, да не возмущает нашего благополучия никакой завистливый враг, и, после того как, силой Бога Спасителя, богоборчество тиранов совершенно низложено, да не порицает Божественного закона коварный демон; ибо внутренний раздор Церкви для меня страшнее и тягостнее всякой войны и битвы, это печалит меня более, чем все внешнее. Посему, когда волей и содействием Всеблагого я одержал победу над врагами, то считал первым долгом воздать благодарение Богу и  радоваться с теми, которых он освободил через меня. Потом, против всякого чаяния, узнав о вашем несогласии, я не оставил и этого без внимания, но, желая содействием своим уврачевать зло, немедленно собрал всех вас. Радуюсь, видя ваше собрание, но думаю, что мои желания тогда только исполнятся, когда я увижу, что все вы оживлены единым духом и блюдете одно общее, миролюбивое согласие, которое, как посвященные Богу, должны вы возвещать и другим. Не медлите же, друзья, служители Божьи и благие рабы общего нашего Владыки Спасителя, не медлите рассмотреть причины вашего раздора в самом их начале и разрешить все спорные вопросы мирными постановлениями. Через это вы и совершите угодное Богу, и доставите величайшую радость мне, вашему сослужителю».
После слов императора начались выступления клириков. Дни шли за днями, участники собора обсуждали Символ веры, и на одном из заседаний Константин предложил включить в окончательную редакцию Символа веры Никейского собора термин «единосущный», дающий точное догматическое отношение Бога Сына к Богу Отцу. Термин был настолько точен, что не давал никаких возможностей арианам к перетолкованию и извращению, ставил надежный заслон распространению ереси арианства.
Заслуга императора была, конечно, не в глубоком богословском понимании обсуждаемого вопроса, а в правильном выборе из множества предложенных мнений и определений. Этим он, возможно, был обязан влиянию Осия Кордубского. Но, безусловно, авторитет императора, хотя он был в то время только оглашенным, оказал давление на тех епископов, что не были расположены к принятию этого термина. Текст Никейского символа подписали даже многие из сторонников Ария.
Собор осудил арианство, а император придал этому решению государственный характер; Арий и четверо упорствующих в своей ереси епископов, из числа участников Никейского собора, были отправлены в ссылку. Константин приказал сжигать сочинения ариан и запретил скрывать еретические писания под угрозой смертной казни. И эти меры не вызвали ни малейших возражений со стороны отцов собора. Однако Константин уклонился от суда над епископами, которые обратились к нему с массой прошений друг на друга. Свое уважение к священству Император выразил так: «Если бы я увидел епископа на месте прелюбодеяния, я прикрыл бы его своей порфирой, чтобы это зрелище не соблазнило зрителей».
Кроме того, Константин призывал епископов к единодушию в делах Церкви, к смирению в отношениях между духовенством. «Лучшие, – говорил он, – не должны гордиться перед посредственными, ибо одному Богу известно, кто в самом деле лучше, а к слабым должны снисходить в тоне прощения, потому что истинно совершенное везде редко. Неважные ошибки надобно извинять друг другу и иметь снисхождение к человеческой немощи, высоко ценить взаимное согласие, чтобы личной враждой не подать повода к порицанию Божественного закона тем, которые готовы пори¬цать Его, тогда как, видя у нас все достойное подражания, они легко могли бы сохраниться от этого; не смущаться тем, что не все получают пользу от наставлений, ибо одни слушают их для испрошения милостыни, другие бегут на проповедь для соискания покровител¬ьства, иные приветствуют проповедников, как людей, ласково принимающих, а некоторые любят их за то, что они дают подарки. Действительных же любителей слова не много, редки также любители истины. Посему, надобно приноравливаться ко всем и, подобно врачу, по-давать каждому потребное для его спасения, так чтобы спасительное учение славилось у всех и по всему».
Первый Вселенский собор завершил свою работу к 25 августа 325 г. На торжественном пиру, который император дал отцам собора, он сказал им: «Вы – епископы внутренних дел Церкви, а меня можно назвать поставленным от Бога епископом внешних дел». Эта мысль, облеченная в форму шутки, верно отражала положение, занятое Константином в религиозной сфере. Его влияние в религиозном отношении простиралось на всех его подданных, как язычников, так и христиан. Император ограничивал свободу языческого культа, созывал соборы и принимал в них участие, читал в своем консистории Священное Писание, говорил проповеди, заботился о распространении христианства и составлял молитвы для войска.
На Никейском соборе состоялось и соглашение между восточными и западными Церквами о времени празднования Пасхи. Константин его радостно приветствовал и надеялся, что отныне весь христианский мир будет праздновать Пасху в один день, в воскресенье, следующее за полнолунием первого весеннего месяца, то есть того месяца, полнолуние которого или совпадает с днем весеннего равноденствия или бывает после этого дня. Но астрономические традиции Рима и Александрии, двух основных центров христианства, не совпадали. И упорство Рима, защищавшего свой неудовлетворительный лунный календарь, было причиной несогласий в праздновании Пасхи и после Никейского собора. В следующем 326 г., когда восточные Церкви праздновали Пасху 3 апреля, западные христиане все еще пребывали в посте. Это очень разочаровало Константина.
Но это было не единственное его разочарование. Вероятно, в результате наговоров и доносов Константин вдруг резко изменил свое отношение к своему старшему сыну Криспу. Заподозрив его в подготовке заговора, Император отобрал у него управление провинциями и стал держать его при себе почти на положении пленника. Слухи обвиняли в наветах на Криспа супругу Константина Фаусту, желавшую устранить соперника своих сыновей на пути к власти в империи. Она якобы обвинила Криспа в замыслах лишить своего отца не только власти, но и жизни, и утверждала, что Крисп сделал своей мачехе предложение стать его женой и императрицей после переворота. Но подлинная причина императорского гнева осталась в истории скрытой.
В 325 г. Константин, взяв с собой Криспа, отправился в Рим, чтобы отпраздновать свой двадцатилетний юбилей в управлении империей. Но торжество было испорчено общественными беспорядками. Когда Константин отказался принести жертву в храме Юпитера на Капитолийском холме, как того требовала древняя юбилейная традиция, раздражение римлян-язычников против императора проявилось в бурной акции  протеста. Подстрекаемая сенатской аристократией, враждебной новым порядкам, разъяренная толпа повергла на землю огромный памятник императору в семилучевой диадеме, переделанный из статуи Аполлона и установленный в базилике на римском форуме. Обломки той грандиозной статуи сегодня можно увидеть в Риме во дворе Дворца Консерваторов, который входит в состав Капитолийских музеев.
 Эта безобразная выходка, знаменующая собой недолговечность земной славы, потрясла Константина и вывела его из равновесия. Он, вероятно, решил, что заговор против него и в пользу его сына Криспа начал осуществляться. Там же в Риме он приказал арестовать Криспа, и сослать в Полу, что в Истрии. Вскоре Константин подписал сыну смертный приговор, и Крисп был тайно казнен в Поле в начале 326 г. Привычка Константина действовать быстро и решительно в этот раз обернулась ужасной трагедией.
 Вскоре император глубоко раскаялся в своей ярости, приведшей его к преступлению, которое  так и осталось  пятном на его совести. Но исправить  уже ничего было нельзя. Константин поставил убитому сыну статую с надписью: «Жертве несправедливости». Случившееся подавило его волю и угнетало его душу всю оставшуюся жизнь. Вскоре после этого Фауста при неясных обстоятельствах то ли утонула в горячей ванне, то ли задохнулась  паром в бане.
С тех пор Константин более никогда не появлялся в Риме.
8 ноября 324 г. им был заложен первый камень новой имперской столицы на месте древнегреческого городка Византий на берегу Босфора. Константин сам, с копьем в руке, отметил  границы внешней стены будущей твердыни. Перенесение центра империи на Восток имело несколько причин. Требовалось постоянное присутствие императора на Востоке, чтобы сдерживать напор персов и готов на границах Сирии и берегах Черного моря. Также Восток привлекал императора своими многочисленными христианскими общинами, сильными христианскими традициями, на которые Константин хотел опереться в своей политике. Когда возникла мысль об основании новой столицы империи на Востоке, Константин обдумывал преимущества и недостатки нескольких возможных мест для нее. В том числе рассматривалось  предложение о возрождении  легендарной Трои, ведь существовало римское предание о том, что когда-нибудь потомки Энея вернутся в покинутый ими, разоренный врагами город. И все же в результате долгих размышлений Константин остановил свой выбор на Византии. Славная история этого города доказывает, что Константин не ошибся в своем выборе. Новая столица, которая была названа «вечным именем» Новый Рим (впоследствии Константинополь), должна была символизировать построение обновленной империи и быть зримым знаком исполнения государственной миссии Константина. Столица была построена в месте пересечения двух важнейших торговых путей того времени: сухопутного пути из Европы в Азию и морского пути из Черного моря в Средиземное. Город не только охранял эти пути, но и не давал завоевателям проникнуть из одной части страны в другую. Он располагался в удобной близости от наиболее опасных границ по Дунаю и Евфрату, и гавань его была превосходна. Наконец, его было относительно несложно укрепить и сделать неприступной крепостью, поскольку с трех сторон он был защищен морем и бухтой Золотой Рог.
Но даже при столь выгодном географическом положении на строительство Константинополя израсходовали колоссальные средства: до 20 тонн золота истратили только на сооружение городских стен, крытых колоннад и водопроводов. По заранее продуманному плану в городе возводились дворцы и храмы, гражданские здания и рынки. Часть римской знати, а также часть населения других городов империи переселилась в Новый Рим.
Для  украшения новой столицы из Рима и почти всех крупных городов империи вывезли огромное количество статуй. Впоследствии сын Константина  Констанций на константинопольском форуме поставил памятник основателю города.  В качестве пьедестала для нее был использован огромный порфировый обелиск из египетского города Гелиополя, крупнейший из всех известных кусков порфира в мире.
 Возведение новой столицы мира велось очень деятельно, и, конечно же, не обошлось без недоразумений. Несколько спешно  построенных зданий вскоре рухнули, и их пришлось возводить заново. А когда для украшения Константинополя вывозили статуи из Рима, помимо прочего была привезена и установлена случайно уцелевшая после 312 г. статуя Максенция. После обнаружения этого казуса император приказал убрать это изваяние с глаз долой.
Константинополь стал знамением новой эры, его поднявшиеся стены возвестили начало «Константинова мира», рождение христианской империи. Константинополь стал первым чисто христианским городом, в его границах не было построено ни одного языческого храма, хотя нет оснований полагать, что государство тогда препятствовало отправлять любые религиозные обряды частным образом. Прежние храмы Византия превратились в общедоступные памятники культуры.
11 мая 330 г. город был освящен. С тех пор Константинополь и христианство неразрывно связаны между собой. Более одиннадцати веков этот город был средоточием богословской мысли, оплотом православного христианства, его могучей твердыней. Он был Новым Иерусалимом, словно сошедшим с небес. Этот город устоял против огнепоклонников персов, положил конец могуществу арабов, отбил набеги болгар и авар. Веками о его стены, как о несокрушимую скалу, разбивались все попытки поработить новую христианскую Европу, которая постепенно созидалась под его защитой.
Константинополь быстро рос и уже в V в. стал более многолюдным, чем Рим.
Но сам Император на последнем этапе своей жизни неотвратимо терял и духовные, и физические силы. Как говорили современники: «Константин начал как муж, а закончил как отрок». Энергия его ослабевала, что сказывалось на решимости принять давно задуманное крещение в водах иорданских. Константин не хотел рисковать, подвергая свою душу возможности грехопадения после совершения таинства, когда освобождается она ото всех грехов. С точки зрения христиан того времени это обстоятельство не представлялось странным. Многие знатные люди тогда принимали крещение только перед смертью. У Константина не хватало веры только в самого себя, а не веры во Христа.
Впрочем, всем было ясно, что христианство уже сделалось религией государя, что именно в христианском духе он дал воспитание своим детям. Христианкой была и его мать Елена, занявшая почетное положение при его дворе и получившая титул и официальное имя августа Флавия Юлия Елена.
Именно заботами Константина была организована поездка Елены в Святые места, увенчавшаяся отысканием Святого Голгофского Креста, часть которого мать отослала в дар сыну незадолго до своей смерти в 327 г.
Для империи Константин был, в сущности, христианским государем, еще не став христианином, и это молчаливо признала Церковь Христова.
Надо отметить, что в это время многие представители Церкви стали проявлять далеко не лучшие качества и черты своего характера. При дворе Константина подвизалось множество архиереев и пресвитеров. С 328 г. ведущее место в этом сонме занял Евсевий Никомедийский, прощенный императором и возвращенный им из ссылки. Константина окружила душная атмосфера лести и тайных внутрицерковных интриг. Ему часто приходилось охлаждать верноподданническое рвение своих придворных священников, которые в подобострастных похвалах государю переходили иной раз все мыслимые границы. Так, один из них, держа речь перед императором, утверждал, что Константин и в этой жизни удостоился самодержавного правления над империей, и в жизни вечной будет управлять миром вместе со Христом. Но Константин попросил его лучше молиться о том, чтобы император после смерти удостоился быть рабом Божиим.
Вообще, имея неограниченные рычаги влияния на Церковь и пользуясь непререкаемым авторитетом у христианского клира, Константин очень редко позволял себе вмешиваться в религиозные дела, а если и делал это, то только в интересах самой Церкви Христовой, как он их понимал.
Став уже старым и больным человеком, он как никогда жаждал мира, покоя и согласия в империи. Этим благим стремлением, к несчастью, умело пользовались тайные враги Православия при дворе Константина.
Приверженцы арианской ереси сумели добиться от императора прощения арианских епископов и самого Ария после их притворного раскаяния, а потом  клеветой и ложными доносами даже подбили Константина на опалу ряда твердых защитников Никейского догмата. Впрочем, арианство при Константине не имело возможностей победить в догматическом споре, поскольку сам император  был неуклонным защитником Никейского Символа веры.
В последние годы жизни Константин часто недомогал. К 337 г., когда болезни привели его к смертному одру, резко обострились отношения Римской империи с Ираном. Причиной был отказ персидского шаха Шапура II вернуть Константину драгоценные дары, посланные ему из Индии и отнятые у посланника во время путешествия через земли шаха.
Император, готовясь к походу против персов, в 337 г. отпраздновал Пасху, однако вскоре заболел и отправился на теплые воды в Елеонополь. Но в предместье Никомедии Константин почувствовал приближение смерти. Созвав к себе окрестных епископов, он пожелал немедля креститься и обещал в случае выздоровления вести христианскую жизнь. После этого Константин принял крещение от местного архиерея Евсевия Никомедийского. Император, получив прощение грехов, терзавших его душу, просветлел, успокоился и возблагодарил Господа. Когда его воины и приближенные выражали опасение, что он скоро умрет, он сказал, что  только теперь для него началась  новая  жизнь. Вскоре, 22 мая 337 г., Константин скончался в Аквирионском дворце близ Никомедии. Тело покойного было торжественно перевезено в Константинополь и похоронено в храме Святых Апостолов. Останки первого христианского императора находились там вплоть до падения Константинополя, когда турки разрушили этот храм до основания и на его месте построили мечеть. Римским сенатом после смерти Константин был объявлен богом, Церковь Христова впоследствии причислила его к лику святых. Он не оставил после себя наследников  престола, сравнимых с его величием, но созданная его усилиями государственная машина продолжала исправно работать и после смерти своего создателя.
Так удивительно закончилась жизнь государя, умевшего устанавливать мир войной и не проигравшего ни одного сражения, примирявшего инакомыслящих и шаг за шагом приведшего мировую империю к Евангельскому Свету.