Горошинка перца

   С детства у Костина, студента-пятикурсника  психологического факультета, выработалась привычка читать за едой.  Любая еда комом застревала в глотке, если перед студентом не было книжки или хотя бы обрывка газеты. Ещё в школе он из-за этой привычки несуразно располнел, так как за чтением был готов машинально совать в рот любой корм и поглощать его до тех пор, пока не будут прочитаны последние строчки.  Вдобавок, любая, полученная им во время еды, информация не улетучивалась, подобно табачному дыму на ветру, а откладывалась в мозгу, как  в запоминающем устройстве компьютера. Правда, воспользоваться этим кладезем знаний он мог только во время акта жевания, причем жевания именно той пищи, при которой эта информация была получена.

   Пришли они как-то с приятелем в университетскую столовую, и у Костина внезапно задрожала массивная нижняя челюсть: он с неподдельным ужасом обнаружил, что не взял с собой ни газеты, ни журнала, ни какой-нибудь завалящей книжонки.

    Приятель Костина, студент с кафедры теоретической физики, зная о его привычке всегда читать за едой, рассмеялся, раздвинув рот, что называется, от уха до уха:

   – Хочешь расскажу парочку анекдотов?  Всё проглотишь... Вот слушай!
 
   Костин не был настроен что-либо слушать.  Он отодвинул от себя тарелку с несъедобным без какого-либо чтива борщом и, не слушая приятеля, с порцией биточков заторопился к кассе, где висело меню. Он уставился маленькими,  спрятанными  в  складках век, глазами в названия блюд и их цену и наугад тыкал вилкой в тарелку.

   – Студент, я вас не обсчитала? – испуганно поджала губы  молоденькая кассирша.

   – Он подсчитывает, хватит ли ему рублей на стакан чаю! – сердитым голоском сказал из очереди какой-то долговязый аспирант-очкарик.

   Приятель Костина поспешил ему на выручку:

  – Садись за стол, не смеши народ!  Дам я тебе книжку, только она для тебя, будет неинтересна...

   – Мне все подойдет! Давай скорей.

   Приятель достал из портфеля один из томов физики Ландау и Лифшица.

   – Ну, что-нибудь запомнил? – насмешливо сказал студент-физик, как только Костин покончил с компотом. – Наверное, читал, как гоголевский Петрушка?

   – Петрушка?!  Дай только схожу за второй порцией компота.

   Студент-психолог отпивал маленькими глотками компот и одновременно выпаливал обалдевшему физику фразу за фразой из двух последних прочитанных страниц.

   – Ты феномен!  Шпаришь здорово! – заблестел зубами приятель. – Но все это зрительная память.  Если бы ты разбирался в том, что прочитал!

   – За кого ты меня принимаешь? – заволновался всем своим тучным телом Костин и, взяв ещё с прилавка раздачи блюд стакан компота и запивая на ходу, объяснил приятелю своими словами смысл прочитанного.

   Физик остановился, сверкнув крупными, как клавиши рояля, зубами:

   – Ты, толстячок, даёшь!  Я бился над этими уравнениями корпускулярного излучения плазмы целую неделю. А сейчас все стало ясно, словно на все смотрю с вершины Эвереста.

   На другой день, еле оторвавшись от обеда, Костин уже с сожалением засовывал малоформатный детектив в карман своего необъятного пиджака, когда к его столу подсел незнакомый ему студент-математик. Он уже был наслышан о чудачествах студента-психолога с третьего курса: ничего не читать без еды, и принёс порцию залежалого свекольного винегрета. Отказаться   от  угощения  Костин   не  смог:  в   руках  у  парня  была  толстенная  книжка.
      
  – Я принёс второй том «Дифференциального и интегрального исчисления» Фихтенгольца»! – с некоторой толикой юмора сказал математик.  – Не сможешь ли объяснить мне теорему...

   Костин хотел возмутиться, но на них смотрели с соседних столов.  Он уткнулся в увесистый том и время от времени отправлял в рот ложку винегрета.

  Через пятнадцать минут, подав Костину вторую порцию винегрета, математик удостоверился  в сверхъестественных способностях вундеркинда с психологического факультета.

   С этого дня жизнь студента Костина закрутилась.  В столовой не было отбоя от студентов и аспирантов.   Подсовывали ему читать всякую тарабарщину, вроде философских трактатов новейшего времени.  И все норовили кормить и без  того упитанного психолога за свой счет, несмотря на его протесты.  Тогда Костин сам пробивался к кассе и первым оплачивал обед за себя и за незваного напарника.

   «Есть такой псих на психфаке, он и объясняет и кормит даром» – разнеслось по всему университету.

   Костин  уже с год, как присматривался к Люде  Фасциевой, студентки с химфака. По слухам от своих приятелей он знал, что та относилась к его способностям мнемоника крайне скептически, и  их знакомство не складывалось.

   Один раз она встретила Костина в коридоре возле седьмой аудитории. Девушка была небольшого роста, тоненькая, большеротая.  Ей было неловко стоять рядом с огромной тушей Костина, у которого нижняя часть лица явно превалировала по размерам над верхней.
 
   Люда, слегка покраснев, быстро-быстро перебирала тоненькими пальчиками  две пуговицы на кофточке.

   – Вы знаете кафе «Лакомка» — подняла она на Костина синие вопрошающие глаза.

   Когда они сели за столик в кафе, и начали есть щепочками  мороженное «Пломбир», она сказала Костину, подсовывая ему под руку мятую тетрадку с разрозненными записями практических занятий и стопку первосортной бумаги.
 
  – Напишите  для меня хотя бы черновой вариант курсовой работы по термохимии...

   Короткие, под ёжик, волосы на пирамидальной голове Костина ощетинились.  Он  ожидал от грациозной Людочки  разговора на известную тему, только не этой же просьбы!

  - Если я что и запоминаю за трапезой, то это только нечто разборчивое, вроде печатного текста! – смущенно начал оправдываться Костин.

   – У вас, у психологов, с этим не должно быть затруднений, смените форму восприятия, выберете себе другую доминанту.  Вы разве не штудировали учебник по ассоциативной психологии?

   Костин сразу сообразил, что она специально для встречи с ним запомнила несколько психологических  терминов, и разочарованно причмокивая губами повернул голову в сторону резных деревянных пан-но, развешанных на стенах кафе. Он читал затейливую вязь букв на панно, и стал подумывать о том, не достать ли ему из кармана пиджака газету «Московский комсомолец», купленную в университетском киоске.  Люда, широко позёвывая, сгребла со стола бумаги и незаметно от Костина ушла.

   В эту ночь студент-психолог не спал.  Он бродил по плохо освещённым и заснеженным улицам и думал, как отучить себя от скверной привычки читать за едой и забивать свой мозг совсем ненужной ему информацией. Беспокоило Костина и наличие обратной связи: когда он находил в своих  бездонных карманах завалящий кусочек сухарика или плавленого сырка, то не мог избавиться от того, чтобы текст, прочитанный некогда при употреблении этой еды, не вставал перед его мысленным взором, часто отвлекая его от текущих моментов дня.

  Однако, студент-психолог упрямо клал в свои карманы про запас по возможности все разновидности кушаний, чтобы встретившись с печатной продукцией быть во всеоружии.

   Приходил он в букинистический магазин, листал пожелтевшие, пахнущие сладковатым запахом старины книги и потихоньку вынимал из кармана или портфеля кусок пастилы или баранку.  Продавщицам не удавалось отобрать у него из рук антиквариат, пока этот толстый импозантный джентльмен, похожий по комплекции на Пьера Безухова из романа Толстого, с добродушной улыбкой, не съедал всё, что имел.

   Костин не утруждал себя воспоминаниями прочитанного, но когда в разговоре с коллегами или на лекциях затрагивался какой-нибудь факт, о котором читал где-то, он, чтобы вспомнить подробности, прижимал руку ко лбу:

   – А что я ел в это время?  Ясно, грыз леденец!

   Тогда ему было достаточно ощутить во рту вкус реального леденца — прочитанное вставало перед глазами, как на экране монитора компьютера...

   В этот день на экзамен по инженерной психологии он принес с собой в полиэтиленовом пакетике дюжину различных образцов произведений кулинарного искусства: печенье, конфеты, котлетку, кусочек сала, колечко колбасы, даже сморщенную  полусухую  грушу  из  вчерашнего  компота, в общем, по одному образцу на возможные вопросы билетов. За ответы на вопросы он не беспокоился — достаточно было взять на зуб хотя бы крупинку соответствующего кушанья, и весь текст ответа был бы перед глазами.

   Доцент кафедры дифференциальной и инженерной психологии Позвонков сидел, откинувшись на спинку стула, задрав  вверх большой лоб с острыми залысинами по углам. Весь вид Позвонкова с его дьявольской полуулыбкой говорил студентам: я знаю, что вы ни черта не знаете, но я снисхожу к выслушиванию ваших ответов, поскольку это моя обязанность.

   Костин взял экзаменационный билет и положил перед собой пакетик с продуктами.

    Доцент, почуяв запах котлетки с чесноком, пошевелил тонкими крыльями своего носа:

   –  Это что ещё за фокусы?!

   – Извините, я не успел позавтракать.  Нигде не записано, что студент не имеет права есть в аудитории во время экзамена.  Что не запрещено, то разрешается.

   Доцент встал, сделал несколько шажков к столу Костина и неожиданно сказал полушутя, полусерьезно:

   – И я не успел позавтракать, не поделитесь ли со мной?

   – Н-не возражаю, – у  студента-психолога от тяжелого предчувствия отвисла челюсть.

   Предчувствие его не обмануло. Позвонков длинными, что называется, музыкальными, пальцами, выбрал из пакетика розовый ломтик ветчины и через секунду только ритмичные движения такого же розового языка во рту доцента свидетельствовали о некогда существовавшем деликатесе.

   «Астеничный психопат!» – подумал Костин о сухощавом доценте.  Тот не кусочек ветчины съел, а разом разоружил студента, проглотив ответ на один из основных вопросов билета о связи между интенсивностью ощущения и силой раздражения.
 
   Костин, морща нос и собирая жирные складки на лбу, пытался выудить из себя хотя какую-нибудь зацепку к ответу, но кроме закона Вебера-Фехнера ничего не мог припомнить. Тогда он выбрал такую тактику поведения на экзамене: усыпить внимание доцента «блестящим» продолжительным ответом на первый вопрос билета о логическом соотношении мышления и восприятия, благо «пищи» для этого — целый пряник, было вполне достаточно.
               
   Позвонков с явным неодобрением поглядывал на студента, который отщипывал от пряника маленькие кусочки, клал их в свой необъятный рот, а взамен этого извлекал оттуда набор правильных, заученных фраз из учебника...

   – Теперь я вас понял! – доцент задвигал кадыком вытянутой шеи, про-глатывая слюну. – Для хранения и востребования  информации ваш мозг ежеминутно нуждается в питании… Переходите к следующему вопросу! – быстро сказал доцент и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза.

   Костину очень не доставало кусочка ветчины, того самого, которого слопал голодный доцент.

   «Может быть, ветчину заменит сырокопченая колбаска?» – подумал студент и быстро сунул коричневое колечко в рот.
 
   От неожиданного жгучего раздражения слизистой рта у Костина выступили на глазах слёзы и закапало из носа: оказывается к колбасе пристали две не прошенные горошинки чёрного перца. Страницы одной из математических книг, некогда побывавшей в руках студента-психолога и не имевшей никакого отношения к предмету экзамена, встали, как на экране, перед его мысленным взором.

  Следует отдать должное серому веществу в голове у Костина: оно заблокировало поток нежелательной математической информации из его уст, но и только...

   Костин с минуту молчал, упершись растерянным взглядом на доцента.  Экзамен он посчитал проваленным, но остаточное действие перца на слизистую рта продолжало действовать и что-то побудило студента воспроизвести доценту пол-страницы непонятной ему математической дребедени, правда, сопровождая ее двумя-тремя фразами из учебника психологии.

   Студент лихо сыпал словами и одновременно вспоминал, как с месяц тому назад к нему пристал один из ассистентов кафедры теоретической физики:

   –  Ты рассказывал, что прочитал у букинистов страничку книги о векторных бозонах.  Не вспомнишь ли название книги. Я перекопал весь  каталог в библиотеке – не нашел!

   Костин  покачал  головой,  похожей  на  усеченную пирамиду:

   – Не помню...

   – А что ты жевал в это время? Баранки, сухари?

   – Не знаю. Помню, что-то очень пикантное...

   – Пикантное?  Намек понял.  Пошли в кафе!

  Ассистент взял меню и стал вслух читать название блюд и закусок. После каждого слова он вглядывался в Костина:

  – Салат из редиса в сметане? Провансаль? Сельдь в маринаде? Со-жалею, но свежих устриц для тебя достать не в состоянии...

  – Всё не то! — разглаживал волнистые складки на лбу Костин. – Что-то такое солененькое, с жирком, помню, ещё пятно посадил на страницу, звали милиционера...

   Так и не смог Костин вспомнить.  Раздосадованный аспирант попросил принести торт к чаю.

   Костин мял губами сливочную сладость и перелистывал прошлогодний номер «Крокодила», который предусмотрительно захватил с собой.

   И вдруг студенту-психологу ударил в ноздри знакомый запах.  Он оторвал взгляд от журнала –  мимо их столика молодой гибкий официант нёс тарелочку с... кильками!

  – Вспомнил!  Кильки!

  Приятель Костина тут же заказал три порции «сорокаголовок"

  – Жуй и вспоминай!

  Костин взял блестящую рыбёшку в рот, задумчиво пожевал и отодвинул от себя  тарелочку:

   – Не то!  Помню, что кильки, но те были вроде покрупнее, и пряного посола...

  Упитанный студент-психолог доедал торт, углубившись в красочный разворот «Крокодила».  Но вот последний кусочек сладости исчез, а журнал ещё не был прочитан.  Заплывшие глазки Костина беспокойно забегали по тарелкам – чего бы ещё пожевать?

   А, кильки! Сойдут и они...

   Неожиданно широкий язык студента  вывалился изо рта, будто кто-то разжег на нём костер.  Под зубами хрупнуло что-то кругленькое, наподобие хрусталика рыбьего глаза, но у килек же этот хрусталик мизерный!

   Костин  скомкал  журнал,  поглядел  на аспиранта.  Тот с  невозмутимым видом сыпал в тарелку с кильками серый порошок плохо промолотого перца с отдельными чёрными горошинками.  Вот так же школьнику Костину, чтобы отучить его от чтения за обедом, мать намазывала хлеб толстым слоем горчицы с перцем.

   Эврика!  Костин тут же выложил аспиранту название книги о векторных бозонах и пересказал содержание её первых страниц...

  Теперь, сидя перед экзаменатором, Костин, ощущал неисчезающее  жжение перца во рту и вспоминал ту встречу с аспирантом в кафе, и это воспоминание ничуть не мешало ему логически связно излагать ответ на второй вопрос билета.  Доцент с недоумением переводил взгляд с опустевшего скомканного пакетика в руке студента, на его рот, извергающий поток не совсем знакомых доценту понятий.

   Во рту у Костина ещё чувствовалось жжение перца. Мобилизовав всю кору своего головного мозга  он начал изрекать физико-математические истины вперемежку с психологическими. Ещё оставались крошки разнообразных образцов еды на ладонях, на рукавах свитера, студент слюнявя палец собирал их, и они помогли ему обрасти математический скелет его ответа соответствующими мышцами психологических знаний.
 
  Когда пятикурсник исчерпал свой поток информации, доцент воскликнул, с шумом отодвигая стул:

  – Так вы полагаете, что целочисленные спины бозонов имеют отношение к моделированию психических процессов и должны базироваться на теории функций действительного переменного и на интегральных уравнениях Фредгольма?   Любопытно... Я хочу заняться вопросами математической психологии и чувствую новую струю в ваших рассуждениях... Давайте поразмыслим и со временем этот материал  мы можем совместно опубликовать в «Ученых записках» университета.
 
  Костин, солидно откашлявшись, отряхнул разноцветные крошки продуктов со свитера и засунул в широченный карман джинсов синий прямоугольник «зачётки», где был вписан рукой доцента очередной "отл".