9. холод

Не знаю, почему так получается, но мне проще всего говорить осмысленно в глубоком подпитии и обкуре. Не потому, что только вещества возвращают нам силы и восстанавливают наш ресурс, а скорее от подавления внутренней обиды и бессмысленности. Миры, даже верхние, это не слоеный пирог, как учат Сионские Мудрецы, и не вспененная многомерная материя, как полагают нищие околонаучные долбо*бы нижних миров, это хаос, помойка, безмерная, перемешанная куча мусора, связанная тонкими нитками Краев или Граней, видимых и ощущаемых только нами.
Хотя вру, обычные смертные тоже их чувствуют, как мне кажется. Возможно, не все, и не так ярко, как мы. Но они бессильны ими воспользоваться. Именно это, скорее всего, делает их жизнь такой болезненной и неприкаянной. Сидеть на берегу великого моря, смотреть на горизонт, и не иметь сил войти в воду. Удел обычных людей – конечность. И холод с пустотой за ее порогом…

Мы тоже конечны,  потому что нельзя оставаться идеально статичным в мире, где все рано или поздно приходит к концу, даже если этих миров очень много, возможно, даже бесконечно много.

Может быть, наши жизни немного более нелинейны, потому что они расправлены между мирами, как корни деревьев в слоях почвы, иногда я даже крамольно думаю, что кроме нас эти миры ничего и не связывает, и в нас есть некий особый смысл. Только не берите это в голову, потому что я уже упорол столько веществ, что то, что я думаю, давно уже не зависит от меня, оно живет своей жизнью.

Когда вы много-много раз осознаете, что сейчас вы не то же самое, что прежде, то ощутите, что вас вроде как и нет, вы – интерфейс обстоятельств, которые сложились и скомкались пластами вокруг этого самого интерфейса. По прошествии времени, вас первичного уже не будет обще – только слепок событий, произошедших вокруг и внутри вас за годы и века. Я часто думаю, что человек, которым я был до пробуждения, уже давно умер, а мне просто досталось немного его субъективных воспоминаний.

Если я открою глаза, то увижу носящийся вокруг меня белый пепел, движущийся в воздухе почти горизонтально, в ярком незримом водовороте, может быть это следствие токсикоза веществами, может – игры моего сознания, а может материя миров, незримая окружающим, или плоды моих больных фантазий. Если вы думаете, что долгая и яркая жизнь, полная наслаждений и посещений тысяч иных реальностей, это некое великое благо, то ошибаетесь. Это холод и одиночество.

Это не связанно с тем, что я несчастен или неправеден, это свойство бытия. И оно пронизывает вселенную целиком и полностью. Счастье невозможно в принципе. Поверьте, я знаю, я видел больше вас и прожил значительно дольше.

Очень давно, в мире Алого Неба, в середине Верхних Миров, в полупустом безлюдном раю, где ледяные водопады встречают туманное золотое море, а свет солнца из-за состава атмосферы, всегда напоминает ваш летний вечер, я пробовал свои силы и осознавал этот мир и его грани. Алое Небо не был моим исходным миром, и даже не был близок к нему, я попал туда случайно, еще не осознавая Закономерности. И мне повезло, что я попал именно туда, у меня была целая осень, чтобы набраться сил и отдохнуть. Я лежал на бледно-серебрянных песках московского моря, смотрел, как восходят и поглощают друг друга две серебряные луны, наблюдал за немногочисленными людьми, пил синеватый, сияющий абсент, вдыхал искрящиеся туманы, окутывающие ажурные и невесомые башни кремля, слушал песни сирен и тонул в опиумном дурмане.

Конечно, жизнь это по-любому боль, но я тогда этого еще не осознавал, я плыл по волне тех удивительных ощущений, которые мне принес первый переход за Грань Мира, и тупо не знал, на долго ли все это. Даже не думал, мне повезло угадать и принести с собой целый мешок бриллиантов, и вселенная казалась легкодоступным шоколадом, посыпанным жирным слоем кокаина.
   
Однажды на набережной я встретил это существо. Она не была такой далекой, отстраненной, бледной и изящной, как местные люди. Она была материальной и простой, при этом хрупкой и очень живой. Я тогда только начал трансформироваться, и не утратил еще способности к эмоциям и радости, я еще был почти тем самым хлипким мальчиком из исходного мира, и мое сердце еще билось, и реагировало на Миранду. Она обладала незатейливой грацией и остроумием, я утопал в ее замысловатых мыслях и желаниях, я просто балдел от глубины и широты ее маленького, но нетривиально разума. Миранда была удивительно простой и выразительной, с широкими, скорее мальчиковыми, скулами, грубоватым подбородком, узкими бедрами и бесноватыми, безумными золотыми глазами. Ее волосы были ярко-красными, жесткими, непослушными и дикими, она носила черную майку и задрипанные камуфляжные штаны красно-розового цвета, в тон тамошним полям и лесам. И она была абсолютно свободна внутренне. Мы курили вещества на гигантском мосту через Петрозаводский Пролив, роняя вниз пробки от ядовито-синих пивных бутылок, наблюдали за тонущими в тумане дирижаблями, и я ей рассказывал про миры, в которых уже успел побывать, а она мне о книгах, которые успела прочитать, и о легенде о мыслестранниках, которые на тот момент еще официально в их мире не существовали.

Я любил это милое существо. Мне часто казалось, что она из нас, и я пытался ее пробудить. Именно на ней я поставил первые эксперименты, которым потом посвятил столько напрасно отнятых жизней. Но Миранда не чувствовала граней, и никак не реагировала на них. Тогда еще я не знал, что пользоваться гранями можно и простым смертным, но всего один раз. И этот момент мне до сих пор не дает покоя. Может быть, один раз все же был? Несмотря на алкогольный угар, я хорошо помню все наши дни и моменты, но иногда задумываюсь, а вдруг Миранда однажды последовала за мной?

Когда осень подошла к концу, я невыносимо ощутил то, чем живет каждый из нас – я ощутил безапелляционную необходимость покинуть это спокойное тихое место. Я не устраивал сцен прощаний, не создавал для себя кладов и заимок на случай возвращения, не положил в банк депозит лет на десять-двадцать, вообще не сделал ничего – я не знал, как устроены Миры и верил, что отбуду на несколько недель. 
Я положил руки Миранде на лицо – инстинктивно, я не знал, что Возложение имеет важный смысл, я поцеловал ее, еще раз посмотрел в ее золотые глаза, и пообещал вернуться к весне. Потом я вдохнул, и обошел мечеть Вахабия Бехембельбе на Красной площади справа, думая о более лучшем мире выше, и готовясь к ожидаемом удару в лоб изнутри…

Время было скучным и вялотекущим, густым, я думал о Миранде и мерил мир, где оказался, через нее, через воспоминания о ней.

Трудно быть нами. Потому что мы измеряем время в людях. Я не хотел тебе это рассказывать. Но когда живешь долго, то все гораздо относительнее, чем ты привык изначально. Нумерация лет, времен года и эпох во всех мирах разная, и еще она кажется неравномерна и не соотносится прямо, даже четких пропорций нет. Когда их много, а ты часто перешагиваешь, то просто теряешь им счет, вещества и обстоятельства затуманивают разум и разлагают память… И ты уже не узнаешь места, где бывал и миры, которые находил, если только ты не Имперский Еврей, снабженный картами, явками и классификаторами.

Так вот, те миры, где ты был больше раза, ты отмеряешь по людям, которых ты помнишь. Мы не в счет, наших аналогов нет нигде, мы существуем только в исходном, где родились.

Тогда я всего этого еще не знал. Я вернулся под алые небеса ранее, чем велел здравый смысл, я потерялся в туманной и смазанной, мутной зиме. А Миранды нигде не было. Я дрожал в холодной снежной пустоте, хотя уже не чувствовал холода, так как начал меняться.

Ну не мог я тогда представить и понять, сколько лет и эпох прошло в мире Алого Неба, это сейчас я знаю, что трансформация занимает пол-года, ну год, а тогда мне казалось, что канули в вечность века. Мои ладони становились тонкими и узкими, их ломило, это были последние дни, когда я чувствовал еще физическую боль. Волосы желтели и краснели, грудь сжималась и ужасно ныла, я задыхался, я сидел под ледяным снегодождем на ступеньках гигантской кремлевской синагоги, глядя в белую мглу замерзшего московского моря, в одной майке, отхлебывая из горла угловатой бутылки огненную зеленую жижу, смотрел на кристаллы льда, искривляющиеся под золотым солнцем и думал о Миранде.
 
А Миранды не было,  ни среди живых, ни на кладбищах, один миг и она растворилась в этом странном холодном мире. Может она просто сменила телефон и адрес, а может, утонула в этой промерзшей пустоте, а может, лежит в ледяной могиле на Введенском кладбище, до весны, когда начнет разлагаться и исчезать, а может покинула этот мир, внезапно пробудившись, а может и правда попробовала это сделать и теперь удобряет собой почву одного из соседних миров, или спит под снегом, где в ее труп уже вгрызаются весенние воды…

Я остался совершенно один, как и в начале пути, но именно в этой точке ко мне и пришло осознание бессмысленности и холодной пустоты. Я искал другую Миранду, в соседних мирах, и не нашел, ее не было, тогда еще я не знал, что означает отсутствие других экземпляров человека в соседних мирах, я рыдал, потому что еще мог чувствовать, и я понимал, что случилось что-то необратимое.

Так вот и устроен этот мир и все миры выше и ниже, сколько бы их не было. За счет свойственного вселенной хаоса, они пусты, одиноки и холодны. Очень важно, чтобы ты понял и запомнил, не зависимо от того, из нас ты, или из них: Никогда не отказывайся от того, с кем ты однажды столкнулся и понял друг друга – второго шанса никогда не будет. Вероятность встречи двух людей равна вероятности столкновения двух частиц в бесконечном вакууме вселенной. Если это происходит, оно несет в себе огромный смысл, и оно никогда не повторится. Вся наша жизнь состоит из пустоты и сожалений об утраченных возможностях, именно по этому Он положил вам предел – чтобы вы не страдали вечно. Честное слово, я не знаю, почему Высокие Отцы поклоняются Ему, ведь он создал нас для непрерывного переживания холода и одиночества.

И я стер. Я забыл Миранду, и потом много людей после нее. Я мерил по ним течение времени, смотрел как они взрослеют, стареют, и умирают. Я терял их и находил новых, я раскрашиваю ими этот холодный мир и разбавляю свое одиночество. Я тоже стал холоднее и безразличнее, но всегда радуюсь, на сколько могу, когда нахожу кого-то еще, кто может разнооборазить мое движение в никуда, хотя бы не на долго. Вместо одной моей длинной и обледеневшей жизни, я проживаю кусочек их короткой и яркой, конечно если повезет. Собственно жизнь каждого из нас, это не самостоятельная субстанция, это длинная цепь, сотканная из маленьких конечных жизней других людей, обычных и смертных…

Такая вот невеселая правда о сути и смысле всех вещей.

Как ты будешь жить дальше с этим знанием, даже не представляю, так что лучше просто не верь в это, потому что проверить ты все равно не сможешь. Но не забывай, что во вселенной нет места более холодного и одинокого, чем эта жизнь.