Во тьме отрывок
В О Т Ь М Е
1979 год
- Здесь есть кто-нибудь? - спокойно и негромко спросила она.
Не дождавшись ответа, женщина наощупь присела на парковую скамейку и аккуратно пододвинула под себя ноги. От природы скромная натура и сейчас потребовала от женщины вести себя тихо, не привлекая лишнего внимания.
Женщина сидела на скамье прямо, не касаясь её спинки, горделиво и непринуждённо держа голову с шикарной копной посеребрённых местами волос. Широко открытые и немигающие глаза подсказывали бы случайно оказавшемуся рядом прохожему, что женщина глубоко задумалась. Но рядом никто не проходил.
Её широко раскрытые и не моргающие глаза стороннего зрителя могли бы и напугать, присмотрись он к женщине секунд на несколько. На самом же деле незнакомка отдыхала, да, таким необычным образом - отдыхала, сама того не подразумевая, насколько это необычно.
Минуту спустя, успокоив сбившееся от напряжённой ходьбы дыхание, женщина чуть отставила правую руку в сторону, опершись ладонью о гладкую недавновыкрашенную зеленовато-красную поверхность парковой скамьи.
Великолепно-торжественная в лучах послеполуденного сияющего солнца копна волос, подбитая дешёвой заколкой, постепенно распадалась, обнаруживая приятного каштанового цвета волосы длиной почти до плеч, скромных и расслабленно опущенных вниз.
Её сосредоточенный взгляд, хотя и без прищура, не менялся даже под напором озорных лучей высокого июльского солнца; веки не смыкались, ресницы не дрожали трепетно и тогда, когда внезапно совсем рядом вспорхула вездесущая, но подозрительно молчащая сорока.
Это и в самом деле было необычно, во всяком случае настораживало - ведь такая естественная реакция для человеческого глаза, как моргание здесь напрочь отсутствовала ...
Издали послышался звук шагающего человека. Обычного человека, неторопливо гуляющего и с удовольствием вышагивающего по разноцветным брусчатым аллеям городского парка. Человек находился не менее, чем за 300 метров от скамьи, но женщина услышала тихое кожаное трение обуви о брусчатку, издаваемое правой сандалией из отличной итальянской выделки кожи, будто бы человек шёл в нескольких шагах от неё.
Одновременно шатенка услышала, не поворачивая головы, лёгкие, еле касаемые дорожки, шажки-прискоки и мгновенные поскрёбывания чем-то ороговело-костяным, непринуждённо передвигающиеся и покачивающиеся справа-налево, но постепенно приближающиеся в её сторону.
Еле слышные поскрёбывания-шажки приближались всё ближе и ближе, и становились всё шумнее и громче и страшнее - по крайней мере, так казалось женщине. Вскоре, когда звуки приближающегося зловещего и пугающего нечто стали совсем невыносимыми и тоскливое ожидание растянулось до предела - будто лук натянутый до отказа - пустота эта тяжёлая лопнула: в колено женщине ткнулся мокрый и доверчивый нос любопытного спаниеля. Шатенке мгновенно стало легче и, почувствовав, прилив нежности, она, по-прежнему не поворачивая головы, левой рукой нащупала шершавую длинноухую голову черно-белой собаки. Радостный куцый хвост благодарно вилял из стороны в сторону. Шатенка даже почувствовала далёкое дуновение открытой и нестрашной пасти с высунутым набок длинным бордовым языком - пахло чем-то молочным и щенячьим.
- Лизавета! Ах, ты, негодница! Не приставай к людям!
Услышав своё имя собака резво повернулась в сторону говорящего мужчины, но от скамьи не спешила отходить, вероятно, надеясь получить ещё одну порцию ласки.
Женщина почувствовала, как собака с сожалением отошла от неё и неспешная потрусила к хозяину.
Через минуту мужчина дал о себе знать.
- Вы уж простите мою шаловницу! Уж очень она охоча до ласки!
Наклонив голову так, чтобы не было видно выражения глаз - изобразив таким образом некое подобие смущения - женщина спокойно и тихо ответила:
- Ничего страшного! Мне нравятся животные, и собаки особенно!
- Всего доброго! - мужчина позвал собаку, которая уже обнюхивала крупного мохнатого шмеля, расположившегося по-хозяйски на лепестках золотисто-розового цветка.
Шаги мужчины вскоре перестали быть слышны. Спаниель вежливо помахал остатком хвоста на прощание и умчался вослед хозяину, радостно облаивая попадавшихся на пути воробьёв, ошалевших от летнего тепла и сытного обеда, и потому не спешащих разлетаться в стороны.
Тишина наступила, как всегда, неожиданно и грустно. Помечтав некоторое время, женщина почувствовала, как солнце немного изменило угол нагрева - значит прошло не менее четверти часа. Внезапно где-то справа громко и дружно зачирикали воробьи, а также сочувствующие им синички. Как стрела гудя, пролетела мимо стая гаичек, невесть откуда взявшихся в этом краю. Сразу после этого, как будто бы силясь догнать пролетевших птиц, подул ветер-озорник, прогоняя по дорожкам парка листья, будто метла. Ветер задул сильнее, растрепав каштановые волосы. Наконец, достигнув пика, почти шквальной силы, ветер стих. Одновременно солнце спряталось за рвано-кучевыми сизыми облаками, прискакавшими на небо, словно игривые молодые мустанги. Над парком потемнело, это почувствовали не только каштановые волосы, белые длинные тонкие пальцы безо всякого намёка на маникюр, но и круглые коленки, едва прикрытые клетчатой хлопчато-бумажной блузкой, обрамлённой белыми узорчатыми рюшами. Даже носик, по-женски небольшой и чуть вздёрнутый кверху, воспринял перепад температуры воздуха, уловив, как тёплые солнечные лучики переместились со скамьи куда-то позади её, может быть и на пышную крону тёмно-зелёной берёзы. Длинные серёжки, во множестве свисающие с каждой берёзовой ветки, при этом озарились золотцей. Кудрявые клёны и густо усыпанные плодами, словно кораллом, рябины, растущие в глубине парка и находившиеся то за берёзами, то рядом с ними вдоль аллей парка, также воспрянули от полуденного сна и направили вослед скрывающемуся за жадными облаками тускнеющему солнцу свои длинные и короткие ветви с вытянуто-перистыми листьями, сложенными лодочкой, будто бы в молитве.
- Простите, который час? - на всякий случай спросила женщина, ни к кому конкретному собственно и не обращаясь.
Не дождавшись ответа - которого она и не ждала, но вопрос задать должна была - женщина неумело и как-то неловко попыталась собрать распавшиеся волосы в пучок, вдев в середину заколку. Каштановые волосы, не имея солнечного яркого освещения, сменили окраску на более прозаичный оттенок - не то карамельный, не то ореховый. Женщина нащупала слева от себя лежащую белую трость, поднялась достаточно грациозно и повернувшись направо - туда от куда пришла - зашагала небольшими шажками по дорожке, заметно семеня, так как тростью успевала ощупывать пространство не только впереди себя, но и по сторонам.
Женщина задумалась о чём-то своём, с ней в последнее время такое часто случалось, потеряла внутреннюю концентрацию и, сбившись с размеренной ходьбы, споткнулась. При этом не потеряв равновесия, женщина неловко взмахнула белой тростью и немного не задела идущих навстречу мужчину и мальчика лет пяти.
- А тётя плохо видит, да, папа? - громко и по-детски непосредственно спросил мальчик, крепко держа отца за руку.
- Да, сынок! - немного растерянно ответил мужчина, догадавшись об всём по белой трости.
- Тётя слепая? Да, папа? - по-прежнему громко допытывался мальчик, вспомнив когда-то услышанное слово, значение которого ему было не совсем понятно.
Мужчина смутился, отошёл с сыном подальше и негромко объяснил мальчику, что в общественном месте громко разговаривать неприлично. Мальчик понятливо кивнул головой и пошёл далее вприпрыжку, пропустив мимо ушей два непонятных слова: общественное и неприлично...
* * *
У Марины Павловны в текущем 1979 году врачи установили полную слепоту, или как они выражались между собой с умным видом на истощённом лице - амавроз.
Марина Павловна запомнила тот холодный февральский день, в который ей пришлось оставить все свои, ставшие вдруг ненужными, иллюзии по поводу выздоровления и выслушать обыденный для усталого врача и страшный для неё самой диагноз - Видеть Вы, голубушка, к сожалению, не сможете.
С трудом вернувшись тогда из больницы домой и уютно расположившись в стареньком продавленном кресле - в одном из предметов, доставшихся Марине Павловне от умершего супруга, - женщина попыталась разобраться, что именно произошло.
Старый мир, в котором она прожила без малого сорок лет, с его всевозможными цветами, запахами, ощущениями, чувствами, радостями и печалями, старый мир, в котором она родилась, жила, видела и улыбалась - оказалось, что того мира уже нет и, во что Марина Павловна не хотела верить, уже не будет. Она осиротела. На смену пришёл новый мир, строгий, если не сказать жёсткий, со своими правилами, подчас не доступными пониманию женщины. Тёмный мир нёс в себе новое, неизвестное доселе, переходное состояние со всеми его восприятиями и ощущениями. С этим приходилось мириться и приспосабливаться.
А пока женщина, взобравшись в кресло по старой привычке с ногами, слушала себя и тщетно пытаясь найти ответы на вопросы, которые не раз уже задавала себе не столько уже для того, чтобы противостоять грядущему новому, сколько скорее для того, чтобы постепенно, с минимумом душевной боли, принять неотъемлемое:
- Господи, ну почему именно я? Что же плохого сделала я, чтобы лишать меня всего? Я хочу исправить свою ошибку! Но для этого мне нужно знать - какую?!
* * *
Тогда, впрочем как и сейчас, на комнату, где в кресле у окна сидела Марина Павловна, опустилась вечерняя темнота, предвестник сумерек. Женщина ощутила это кончиком носа, самой чувствительной частью тела; тонкие и от природы ухоженные пальцы также почувствовали понижение температуры, обычно не замечаемое там, в прежнем мире. Потребности в свете женщина уже не ощущала, поэтому не вставала с кресла, чтобы по привычке задёрнуть плотную штору с узором в виде коричневых крупных цветков, и включить небольшую настольную лампу на журнальном столике, пузато раскинувшемуся у стены, противоположной окну.
На улице хозяйничал тёплый, даже временами жаркий, июль и по ночам, нагретая за длинный световой день земля, щедро отдавала тепло всем желающим. Через небольшое окно солнечный свет проникал в единственную комнату в достаточной мере, чтобы ночью спать, укрывшись лёгким покрывалом и оставлять иногда открытой форточку. Кроме того, форточку, не обитую противокомариной сеткой, приходилось держать полуотктрытой ещё и в практических целях: под утро, воровато озираясь, с усатой довольной ухмылкой на рыжей мордочке, возвращался с ночного промысла ещё один жилец маленького домика на густо поросшей старыми ильмами улице; который проворно взобравшись по стене в форточку и, минуя прозрачный розовый тюль, бесшумно спрыгнув на пол, усаживался на мягкий коврик у низенькой кроватки и начинал свой длительный туалетный ритуал, облизывая попеременно рыженькие лапки и сопровождая сие убаюкивающим урчанием.
1977 год
Одетая в простенькое серое с оттенком фиолетового цвета пальто Марина Павловна в 8.30 выходила из дому и, зажав вязаной коричневой варежкой пухлый потёртый портфель, направлялась к началу улицы. Далее перейдя горбатый деревянный мост с металлическими поручнями, шла по тротуару, недавно устланному, красивой разноцветной брусчаткой.
Вообще, многие улицы небольшого Заморска были аккуратно уложены добротной брусчаткой различных цветов - отчего городок приобретал праздничный вид, не смываемый ни частыми дождями, ни многосантиметровыми снегами - в этом была заслуга одного из градообразующих предприятий, на котором добросовестно трудились более 15 человек, из года в год оставляющих часть своего и без того далеко не богатырского здоровья.
Мост длиной не более 20 метров соединял две соседние улицы - Каштановую и Советскую - оставляя под собой обычно спокойно текущую, но местами глубокую, Гольяновку.
Внезапно налетевший порыв мартовского ветра вынудил женщину поднять невысокий воротник из искусственного меха "под лисицу" и ускорить шаг по направлению к появившимся впереди двухэтажным деревянным зданиям.
Свернув налево, Марина Павловна поднялась по ступенькам одного из таких зданий с выцветшей вывеской над широкой входной дверью, гласившей, что здесь находится основа основ, цитадель всех мудрых помыслов, но в то же время нелюбимое место для посещения многими детьми мужского и женского пола в возрасте от 7 до 16 лет.
Марина Павловна вошла в пустую учительскую комнату и, раздевшись, уселась на дерматиновом диване. Сняла запотевшие очки в скромной металлической оправе и растёрла натруженную переносицу. Очки женщина носила давно, с самого детства, поэтому очки успели оставить на носу ощутимо заметный многолетний след.
Дверь учительской с лёгким скрипом отворилась и шумно вошла учительница физкультуры, молодая и смешливая короткостриженная Татьяна Сергеевна, которую многие в учительской комнате называли просто, Танюша.
С недавнего времени Марина Павловна научилась радоваться и пользоваться всевозможными сигналами, знаками, помогающими ей пока ещё в достаточной мере ориентироваться в окружающем её пространстве, реагировать вовремя и адекватно на различные внешние раздражители, будь то мчащийся с визгом автомобиль, вопрос встречного прохожего, отдалённый лай уличных собак, или скрип открывающейся двери.
- Доброе утро, Марин-Пална! - растягивая слова поздоровалась улыбчивая физкультурница.
- Здравствуйте, Танечка! - ласково ответила Марина Павловна. - Хорошо выглядите! Впрочем, как и всегда! - по доброму добавила она.
- Спасибо. А как Ваше самочувствие? - не думая нарушать утренний ритуал вежливости Татьяна и, не дождавшись ответа, затараторила: - Сегодня утром было прохладно, Вы не находите? У меня, пока дошла до школы, нос озяб! Хотя синоптики обещают потепление в середине марта, я вчера слушала прогноз погоды по радио. Но всё равно, признайтесь, уже чувствуется приближение весны? Ах, как хорошо, ведь скоро можно будет снять надоевшее пальто.
- Да, Танюша, я с Вами полностью согласна, - снисходительно улыбаясь и успевая ответить лишь на последние вопросы. И действительно, невысокая, но стройная Татьяна Сергеевна, с её ладной фигурой, могла себе позволить пройтись по улице в выходные дни в симпатичном обтягивающем фигуру ярком свитере, кокетливо натянув на самую макушку плоский берет, как это водится в цвет свитера.
Дверь в учительскую вновь скрипнула и вошла оживлённо разговаривающая на ходу пара: учитель истории и завуч школы.
- Здравствуйте, Танечка! Доброе утро, Марина Павловна! - почти одновременно поприветствовала пара находящихся в учительской. Учитель истории галантно пропустил вперёд завуча.
- Марина Павловна, как ваше здоровье? - завуч доверительно наклонилась и осторожно коснулась плеча.
- Благодарю Вас, Александра Дмитриевна! Всё хорошо! - Марина Павловна невольно повела плечом. И дабы скрасить душевное волнение, взяла руку завуча и пожала её с благодарностью. - Нет, правда, хорошо! На выходные я самостоятельно посещала парк! Не надолго, но ... сама.
Марина Павловна горделиво вскинула подбородок, улыбаясь сказанному, отчего пучок каштановых волос, перетянутый сзади алой бархатистой лентой, игриво подпрыгнул, делая моложе свою хозяйку как минимум лет на 10.
Учительская комната продолжала наполняться учителями, которые переодевались, здоровались друг с другом, делились последними новостями, пили чай, ели печенье - и от этого всего комната походила на шумный оживлённый весенний муравейник, пригреваемый ласковым солнцем.
За минуту до звонка, приглашающего на занятия и учеников и учителей, в учительскую ввалился, забыв постучать, высокий десятиклассник Шнурков и с порога пробасил слегка гнусаво:
- Там! Петрову плохо!
- Что с ним? - первой сориентировалась завуч, вскакивая изо стола, где она заполняла ведомость.
- Не знаю, - Шнурков глуповато улыбался и диковато озирался на озабоченных учителей, - кровь носом идёт!
- Беги, проверь, врач пришла ли! - скомандовала физкультурница.
- Понял, - нескладная фигура Шнуркова уже мчалась по коридору, по направлению к кабинету школьного врача.
Тамара Тимофеевна Полынкина работала врачом в средней школе № 2 города Заморска примерно два года и ни разу раньше времени не приходила на работу. Вот и сейчас в 8.50 кабинет школьного врача был ещё закрыт.
Тем временем Марина Петровна, водрузив на нос очки с круглыми стёклами, отчего став похожей на знаменитую супругу известного вождя революции, схватила свой прихваченный временем рабочий портфель тёмно-коричневого цвета и направилась на второй этаж в кабинет географии, где намеревалась первым уроком занимать 10 "а" класс.
Юра Петров, грустный и бледный, сидел, запрокинув назад голову, на своём месте во втором ряду класса. Действительно, верхняя часть полинялого школьного пиджака и воротник дешёвой ситцевой рубашки были залиты свежими каплями крови, нижняя часть лица от носа также была покрыта подсыхающей кровью.
Сноровисто смочив носовой платок холодной водой из-под крана, тут же в классе - за что особая благодарность шефам из рыболовецкого колхоза "Родина", установившим за прошедшие летние каникулы почти в каждом классе школы раковины и водопроводные краны - Марина Павловна приложила его на лицо ученика.
- Юра, что случилось? - обеспокоенно спросила учительница, явно что-то подозревая, - ты завтракал сегодня?
- Нет, я не успел, - спустя некоторое время отрывисто ответил Петров, попытавшись достойно выйти из ситуации.
- Чем же ты занимался, что не успел даже покушать? - участливо поинтересовалась Марина Павловна, слышавшая о бедственном имущественном положении семьи Петровых, где помимо немолодой уже матери и старшего сына Юры, ещё трое малолетних ребят требовали ежедневного ухода и питания. Вдова Петрова, Настасья Даниловна, помимо своей мизерной зарплаты санитарочки в местной районной больнице, получала ещё помощь от государства - пособие по потере кормильца. Но, конечно же, этого было не достаточно для более или менее нормального существования. Поэтому мать Юры хваталась за любые приработки - мыли полы за гроши, стирала по выходным чужое бельё у себя дома - не стиральной машине какой, а в ручную - Юра помогал воду таскать из ближайшего колодца, также Настасья Даниловна не отказывалась брать на дом шитьё, но на это у неё оставалось всё меньше и меньше времени. Младшие дети Петровых, 9, 8 и 6 лет в основном оставались дома одни, иногда и проголодь, но никогда их не видели грязными или в рваной одежде - скромные и покладистые дети одеты были в чистую одежду, хотя и всю штопанную-перештопанную, во многом перешитую из одежды старшего сына. Жила семья Петровых в скромном двухкомнатном домике на улице Каштановой, через несколько домов от Марины Павловны, и временами учительница замечала, как по булыжной улице громыхала самодельная четырёхколёсная повозка, которую Юра сам смастерил. На повозке в 19-литровой алюминиевой фляге Юра развозил воду соседям за скромную плату. На всей улице проживали не очень обеспеченные, а порой и откровенно необеспеченные люди, отчего в городе улица носила меткое прозвание Бесштанной. При этом в голосе людей не слышно было какой-либо издёвки и намёка на оскорбление.
- Перелычиха попросила с утра дров наколоть, - немного подумав, ответил Петров, стыдливо скосив глаза в сторону. При этом Марина Павловна потрогала прохладной своей ладонью лоб юноши - температуры, наверняка, не было.
- Извините, Марина Павловна, - с некоторым замешательством негромко сказал парень, - также я не успел приготовить домашнего задания по Вашему предмету.
На дом учительница задала ребятам выучить названия столиц европейских стран. Подготовленная для этого дежурным по классу политическая карта Зарубежной Европы уже красовалась на классной доске.
Имевший заметный дефицит массы тела, невысокого роста Юра Петров всегда был тихим, спокойным, ответственным и порядочным мальчиком, добросовестно готовившим домашние задания; участливо откликался на просьбы о помощи и одноклассников и соседей по улице. И если юноша признался, что не подготовил уроки, значит имелась для этого уважительная причина.
- Ну, хорошо, сегодня подготовишь, а завтра ответишь урок. Договорились? - нашла компромисс учительница.
- Спасибо, Марина Павловна! - радостно согласился покрасневший от проявленной заботы ученик.
- Ну, хорошо, ребята, - учитель географии слегка повысил голос, чтобы все слышали и успокоились самые шумные, злоупотребившие возникшей вдруг в начале урока паузой, и эффектно продолжил - Юра Петров приведёт себя в порядок и присоединится к нам, а мы начинаем урок.
Примерно на середине урока Марина Павловна с тревогой почувствовала, как у неё пересохло во рту и зашумело в голове. Одновременно изоображение перед глазами потеряло чёткость и цвет - ученик, отвечавший на вопросы у доски, вдруг раздвоился и вытянулся в высоту.
"Не может быть!", - испугалась и одновременно растроилась учительница. Отпустив ученика, она присела на свой расшатанный деревянный стул - шефы из колхоза до мебели ещё не дошли - сняла очки и легонько потёрла веки. Прикрыла руками лицо и несколько раз сильно зажмурила глаза. Боязливо приоткрыв глаза, учительница обнаружила непроходившую смазанность окружающей картины, при этом размеры предметов пришли в норму.
Попросив учеников досидеть до перемены тихо, без шума, Марина Павловна отпросилась у завуча и пошла в поликлинику.
Врач-офтальмолог, выслушав рассказ учительницы, надвинул на глаз металлический круглый предмет с прорезью посередине - рефлектор, внимательно всматривался в глаза женщины, то включая боковой яркий свет, то выключая.
- И давно у Вас подобные симптомы? - спросил врач, но, заметив некое замешательство на лице женщины, уточнил - я спрашиваю, раздвоение в глазах впервые у Вас появилось или уже было?
- Было - выдохнула Марина Павловна с облегчением, будто выдала большой секрет, тяготивший её, и нести который ей было не по силам.
- Понятно. Ну, Вам придётся пройти специальное стационарное обследование, - озабоченно произнёс врач, одновременно делая записи в журнале, причём выделил слово стационарное.
- Я Вам выпишу направление. Будем обследоваться, - подытожил офтальмолог, - ничего определённого пока сказать не могу.
Со временем Марина Павловна стала постоянным пациентом районной больницы, иногда выезжая в областной центр для уточнения некоторых особо сложных медицинских вопросов. Но зрение, и без того не самое острое, ухудшалось. Сменила трижды очки, видеть стала предметы, находящиеся не далее 10 метров, а затем и вовсе 5 метров...
На одном из бесчисленных приёмов Марина Павловна вежливо поинтересовалась природой своей болезни.
- Видите ли, уважаемая, - глубокомысленно начал пожилой врач, другой, не тот, к кому учительница обратилась в первый раз, - насколько я могу судить по известным данным относительно Вашего случая, то в основе природы функционального расстройства ...
Вытянув губы трубочкой, врач увлёкся и не сразу заметил, что говорит в пустоту - вежливая и добрая учительница не сильна была в медицинской терминологии, а сморщенный лоб выдавал сильное и напрасное желание понять, о чём же говорит этот доктор.
- В общем, за отсутствием травматической природы возникновения расстройства, - врач снизошёл до обыденного языка, но у него с трудом это получалось, всё же слово болезнь он старался не употреблять, заменяя его более мягким расстройство, - стремительная потеря зрения обусловлена скорее причинами неврологического характера.
Привлечённый для усиленной консультации врач-невролог подтвердил, что нервное напряжение, переживание, волнение, стрессы различной природы, недостаточное освещение вкупе с длительным характером проявлений, способствуют ускореному проявлению зрительных расстройств.
- Ну, разве нельзя что-нибудь сделать? Не знаю, операцию может? - запальчиво восклицала Марина Павловна на первых порах.
- Почему же, нет ничего невозможного, - по-философски глубокомысленно отвечали врачи. - Операцию можно сделать. Но для этого необходимо точно знать источник расстройства. К тому же серьёзное оперативное вмешательство влечёт за собой значительное финансовое вливание.
При последних словах врачи стыдливо отводили глаза в сторону, будто бы от наличия у них совести напрямую зависело производство операции.
Марина Павловна уточнила, насколько значительное предполагалось вливание -оказалось, что сумма сравнима со стоимостью десяти новых автомобилей. Осмыслив, насколько это большая и неподъёмная для неё сумма, учительница ушла в себя и отстранилась от каких-либо активных действий по возвращению себе зрения, гаснущего и тающего, словно свеча ...
P.S. Если понравилось кому-нибудь - дайте знать, буду выкладывать продолжение.
Свидетельство о публикации №214052900248