Кузнечики в деревне

Лето 1883 – лето 1884 г.


Ну вот, наконец, учебный год позади, все формальности улажены, и можно ехать в деревню! Машин отец, Афанасий Иваныч, звал дочь с мужем к себе, в Брусениху. Он очень плохо себя чувствовал, и далее учительствовать в местной земской начальной школе он не мог. Пришлось Кузнецовым круто менять свои планы и отправляться в село.

Анатолию не хотелось, конечно, покидать насиженное местечко в московском институте благородных девиц. Но как не помочь тестю! Маша с радостью, но и с некоторой тревогой собиралась на родину.

Путь неближний. Марии нравилось слушать чугунную песню колёс, «глядя задумчиво в небо широкое…» Но чаще за окном мелькала полоса высокого тёмного леса вдоль железной дороги. Прошла ночь, день, и к вечеру поезд прибыл на станцию. Бррр… Вечерняя свежесть охватила Машины руки и ноги… Ей захотелось поскорее в тепло. Кузнечик метался по площади, узнавая, куда ехать или идти дальше. Потом явился, решительный, посадил на какую-то телегу, сложил туда вещи, а сам пошёл рядом пешком. Сильнее потянуло влагой и холодком. Показалась пристань. То ли к их удаче, то ли расписание было составлено для удобства пассажиров, но у пристани стоял пароход, и можно было продолжить путешествие.

На пароходе Маше тоже понравилось. Колёса загребали и выплёвывали воду, за кормой расходились волны, кругом парили с криками чайки. Ой, они не только кричат, но и… Матросы посмеиваются: «А вы их, барышня, не кормите – они к вам и не подлетят, и не запачкают!» Маша хотела сказать, что она не барышня, а мадам, но… Ладно, пусть думают, что несмышлёная девочка. Не так стыдно.

Через двое суток за бортом показались родные Маше места, но она их не узнавала. 13 лет прошло, как она уехала отсюда, от отца. Пейзаж неуловимо напоминал картины Левитана. Луга, дальние леса, близкая речка, облака с позолоченными солнцем краями… Это русское раздолье, это родина моя! Маше хотелось прыгать и кружиться в этих высоких метёлках, сияющих малиновым цветом под закатными лучами!

***
Папа, папочка! Как ты постарел за эти тринадцать лет! Конечно, они виделись в Москве, в институте, но очень редко: реже раза в год. Поэтому Маша хранила в памяти облик отца, как она его запомнила, уезжая в институт в десять лет.

Мужчины разговаривали, решали деловые вопросы: а что дом? А как огород? Самое главное – кого и где надо учить грамоте. Маша бегала по окрестностям. Рядом с древней деревянной Введенской церковью строился тщанием епархии и попечителей новый каменный храм на подклете, с нижней отапливаемой зимней церковью и верхней летней, холодной, то есть без печек. Рядом возводилась и колокольня. Маша, как водится, захотела посмотреть, что там, наверху, как строится второй этаж. Залезть залезла, а как слезть – не знает. Её увидела девочка лет 15.

- Эй, здравствуйте, что вы там делаете-то?
- Ничего, отдыхаю! – ответила Маша. – Окрестности осматриваю!
- А что-то я вас не признаю никак! – говор собеседницы отличался от московского каким-то округлым О.
«Мда, и заехали мы, кажется, в порядочную глушь!» - почти цитатой из Гоголя подумала воспитанница московского института благородных девиц.
- Я дочка учителя, Афанасия Ивановича, Мария! – крикнула Маша.
- Здравствуйте, Марья Афанасьевна! А я Акулинка! Дочь Архипа-кузнеца, – ответила девочка и побежала по своим делам.
Маше надоело сидеть в одиночестве наверху, и она решила спускаться. Карабкаться наверх легче, чем спускаться, тем более когда лестницы нет. На Машино счастье, Акулинка увидела её опасные попытки, подбежала, остановила и велела подождать:
– За тятенькой сбегаю дак!

Архип – здоровенный мужик с бородой – подошёл к церковной стройке, когда уже Мария Афанасьевна, цепляясь пальцами босых ног – туфли кинула вниз, – потихоньку спустилась на землю. «Простите», - и бочком, бочком – к избе.

В избе тоже было всё чуднО. У Афанасия Иваныча была не деревенская изба, а связь из четырёх горниц, к которой был пристроен крытый северный двор с повитью (сеновалом), сараем для сельхозоборудования и подклетью для скота. Три горницы были тёплые, с печками, а четвёртая, задняя, - холодная, для летней спальни.

Маша с первого дня начала понимать, что такое деревенский труд. С утра до ночи надо было полоть, поливать огород, собирать червяков, кормить, поить, выгуливать скотину. Козы на ней были. Корова – в стаде. Следить за курами, чтоб не сбежали из выгородки, тоже доверили ей. Боже! Это для этого она училась, получала почётную грамоту?! Сюда бы Оксанку – вот бы она обрадовалась!

Москвичи нашли в деревне зато неожиданную отраду - русскую баню. Каждую неделю Анатолий таскал воду в котёл, Маша топила печку-каменку, заваривала веники из берёзы, дуба, можжевельника, пихты - от разных болезней. И они наслаждались целебным паром. В Москве бани есть, но разве сравнятся они с деревенской!

Каждый день надо было доить корову. Бурёнка давала по ведру молока утром и вечером. Молоко надо было охлаждать, ставить на сметану, на творог – всё это отец переложил на женские плечи Марии. «Мужик на улице – баба в избе!» - древнее разделение труда.
Подумать о школе было некогда. Да и выяснилось, что учатся тут только мальчики, и те с октября по апрель: в другое время слишком много дел в деревне.

Мужчины всё-таки по её просьбе рассказали, как дела в школе. Афанасий Иванович Кутайсов преподавал в начальном земском училище. От земской управы учителю платили 40 рублей серебром. В год.

Машин отец у себя в деревне сделал всё, чтобы крестьянские дети получали образование. Школа была открыта в специально построенном деревянном доме. В классе стояли парты, чёрная доска для письма на ней мелом, счёты на ножках, глобусы – всё честь по чести. Афанасий Иванович делал наглядные пособия, рисовал, клеил, резал – всё, что нужно было для успешных занятий. Финансово, кроме земства, помогал школе попечитель, купец Максим Максимович Гвоздев.

Священник Фёдор Иванович Малевинский преподавал в школе Закон Божий и церковную грамоту. Он учил с детьми молитвы, священную историю, объяснял порядок богослужения. Особенно голосистых детей учил петь на клиросе дьякон – Пётр Александрович Шабалин.

***
Школа была открыта ещё в 1844 году, так что сейчас, почти через 40 лет, зданию требовался ремонт. «Справимся? Двое мужчин, да родителей подключим!» - мечтал Афанасий Иваныч.

Анатолий Васильевич заранее собрал детей и их родителей, чтобы объяснить, как важно детям получить хоть какие начатки грамоты: уметь читать, писать, считать. «Большему никто и не собирается учить ваших детей! Но если кто-то из них будет показывать хорошие знания и желание продолжить обучение, то мы постараемся найти возможность для них, чтобы они учились и дальше», – сказал он. На эти слова мужики покривились.

В деревне не было ни одной грамотной бабы, так что до них все эти слова про школу вообще не дошли. Поэтому уговорить отдать в школу девочек оказалось невыполнимой задачей. «Зачем им грамота? Ухватам у печки книжки читать? С коровой задачки решать?» Хотя, впрочем, иногда и корова может задачку задать, и лучше знать арифметику, чем не знать. Но как это донести до крестьян? Просьбу помочь с ремонтом они восприняли как господскую блажь.

***
Маша поняла, что без денег ничего не получится. Она пошла в школу, порыскала в классе, в столе, в шкафах, нашла какие-то тетрадки, среди них отыскала те, в которых стояли пятёрки, собрала их и положила к себе в сумочку. И на следующее утро, не откладывая и никому ничего не говоря, надела городское платье, шляпку и пошла на пристань: с утра ходил пароход до города. Маша всю дорогу вертелась на палубе, смотрела на зелёные берега, на белые церкви. Вскоре показался город, она сошла с парохода и пошла искать здание земской управы.

Управа располагалась в розовом здании купеческого особняка с круглой башенкой на углу улиц. Она спросила, где здесь можно найти кабинет человека, отвечающего за народное просвещение. Ей показали. Маша зашла, поздоровалась и показала тетрадки. «Вот какие талантливые дети учатся в Брусенихе, а школа разваливается. А что будет, если однажды бревно упадёт детям на голову? Или они под пол провалятся? Надо делать ремонт, а денег нет! Сейчас государство заинтересовано в образованных гражданах! А вы ставите препоны на пути государственной политики! Будьте любезны выделить деньги на ремонт школы!»

Честно говоря, чиновнику в управе попросту понравилась барышня в красивом платье, говорившая по-столичному. И он решил, что надо бы съездить к ним в эту Брусениху, может, и правда – найдутся деньги на ремонт школы. Они договорились о дате, когда чиновник появится в деревне. К этому дню Маша уговорила мужа и отца устроить концерт с показательным уроком для проверяющего. Мальчишек тоже уговаривала она сама.

Концерт прошёл неплохо, дети показали хорошую технику чтения, умение выразительно читать наизусть. Не очень хорошо считали, но всё-таки два мальчика из богатых семей выручили, и провал класса в арифметике не был столь вопиющ. Пели хорошо – безголосых попросту не выпустили на сцену. Родители учеников на прощание накормили инспектора. Он обещал подумать насчёт денег.

Зимой мужчины потихоньку проводили занятия. Маша занималась домашним хозяйством. В свободные вечера супруги читали книжки, а ночи посвящали известно чему – уж не обсуждению прочитанного. Но детей всё равно у них пока не было.

К деревне они уже попривыкли немного. Маше было забавно вспомнить, как она делала свои первые шаги на сельской ниве. Впервые увидев вблизи корову – огромное чёрно-белое существо с рогами, – Маша испугалась, побежала и закричала: «Мамочки, кто это?!» - Когда она достигла противоположного конца улицы, бабуська, стоящая у своей калитки, ехидно заметила ей тихим голоском: «Лёв!» Впервые доить корову у Марии тоже не получилось. Как у всех городских бывало, корова пнула полный подойник, и молоко разлилось на землю, в навоз и сено. Когда пошли на огород полоть капусту, Маша отличилась тем, что вырвала вместо сорняков ростки культурных растений.
- Не расстраивайся, дочка! – сказал отец. – Не боги горшки обжигают!

***
Прошёл учебный год. Летом к Маше в гости на несколько дней неожиданно приехала Софья с детьми – мальчиком шести лет и девочкой трёх. Дети у Софьи были воспитанные. Они не бегали, не кричали, не лазили, куда не надо.
Ходили с мамой Софьей в лес, искали там грибы, ягоды, цветы. Трёхлетняя Любочка рассказывала о прогулке с разочарованием: «Ну что это за лес, какой-то не настоящий! Ни волка мы там не встретили, ни медведя, ни даже зайчика!»

Дети очень интересовались деревенской жизнью, напоминая Маше её саму некоторое время назад. «Это кто?» - спрашивали они, и приходилось объяснять, что это корова, это бык, это овцы, это козы, это цыплятки. «Ой, сколько зверят!» – восхищался Серёжа. За неделю на воздухе бледные московские дети порозовели, порумянели. Жаль, некогда долго гостить! «Владимир ждёт!» - ну, у Софьи песня известная!

Софья посетила деревянную церковь, и на стройку Маша её тоже проводила. Софья поговорила с батюшкой Малевинским, с интересом понаблюдала за работой иконописцев, оставила денег на благолепие храма. Серёжа тут же сел воплощать красками впечатления от похода в церковь. Он видел, что мать очень близко к сердцу принимает посещение этого странного дома (он никогда не видел недостроенную церковь, и уж тем более туда не заходил).

Цель приезда Софьи не сразу стала понятна Марии. Но на следующий день гостья передала подруге конверт с деньгами. «Мы слышали, вам нужны деньги на ремонт школы. Мы тут собрали с Катей немного – вам пригодится». Маше, а тем более мужчинам, было неловко, но Соня возражений не слушала.«И Владимир с графом Басмановым тоже поддерживают вас! И генерал Шестаков! Велели кланяться! Желают вам не сдаваться!» Маша была очень тронута участием друзей в их трудностях. Когда земская управа, наконец, выделила деньги на ремонт школы, помощь подруг, действительно, пригодилась. Рабочими нанялись сами отцы учеников и быстро отремонтировали здание. Денег хватило на всё. Да и купец поучаствовал в финансировании.

Соня рассказывала, как дела в институте. Анатолий интересовался, как она справляется со своими обязанностями учительницы русской словесности. Софья отвечала, что всё слава богу. Маша расспрашивала, нет ли новостей об одноклассницах. В деревню пока письмо дойдёт! А когда подруга рядом, можно все новости обсудить!

Соня рассказала, что Мириам в Турции, в Москву не может ехать, так как у неё маленький ребёнок, дочка Сафие (Соня смущённо улыбнулась: ей было приятно, что дочку подруга назвала в её честь). Асю-таки Великий Князь всё же отправил в Англию, - и что она там делала, пока никто из девочек не знал. «Ася - шпионка! Вот здорово!» - с восторгом думала Маша. Катя вот только родила девочку Лизу, наречённую в честь генеральши. Оксана... Оксана так всё в госпитале, служит у Склифосовского. Поклоны передаёт. Даша, бывшая Ветрова, теперь супруга доктора Дениса Андреевича Семёнова, тоже хорошо живёт, двое деток у неё уже.
Тата с доктором Зотовым в тёплых краях: доктор всё ещё болен. Дети учатся: в Ялте как раз открылась гимназия, куда уже в пятый класс пойдёт Митя. Насте тоже пора учиться. Если в этом году ничего не получится с женской гимназией, то Тата придумала запасной вариант - привезти на следующий год девочку в Москву, в институт, а пока будет проходить с ней материал младшего, седьмого класса.
Ольга в Туркестане с мужем. Там происходит вооружённый конфликт, направленный на то, чтобы Закаспийская область подчинилась России, и штабс-капитан Курышевский в этом участвует. Соня вздохнула, вспомнив своего отца, капитана Горчакова, погибшего в Хивинском походе. «Береги отца, Маша! Пользуйся каждым мгновением, пока возможно побыть с ним!..» Кого ещё забыли? Зою? У Зои Белявской своя жизнь: салоны, балы, приёмы - истинная дочка своей матери. Все мы берём пример со своих родителей!

***
Осенью Маша пришла в церковь на праздник Покрова, и её внимание вдруг привлекла новая фреска на стене. В чём необычность? Кого-то ей своим чистым ликом напоминала святая.

После службы к ней подошёл Данила-мастер, иконописец лет 20.

- Почтеньица просим, Мария Афанасьевна! Покажу вам образ один. Вот.
И протягивает икону в две ладони.
- Коли ваша подруга не погнушается, то дивья бы было сделать ей такой подарок! Она сильно помогла и церкви, и школе нашей – братишка мой может продолжать ученье, а оно ему больно уж по нраву!

Маша узнала образ – тот же, что на фреске. А черты лица – Софьины!.. Вот те на! Да как это можно-то живого человека святым рисовать!
- Дак мы ить завсегда рисуем с натуры: батюшка Фёдор Иваныч бласловил! А вы, значит, не возьмёте для подруги-то?
- Данила, не знаю, как она воспримет этакое! Испугается, рассердится, обрадуется?
- Не рассердится, вот как пить дать! Добрая душа у неё, ангельская! А как она с Боженькой-то разговаривает, я слышал, когда она в нашу церковь заходила!

Маша послала Софье икону и получила письмо с благодарением Данилы-мастера за труд.

***
Летом 1884 года в деревнях началась эпидемия холеры.
Тут Маша показала, что она тоже не лыком шита, и от неё может быть толк. Как только грозные вести о болезни стали распространяться по губернии, она отправилась в земскую больницу за разъяснениями и подручными средствами. Привезла здоровенную бутыль сулемы.
Велела своим мужчинам собрать всех мужиков в школе, прочитала лекцию о том, что нельзя ничего есть немытое, воду надо кипятить. Необходимо сделать выгребные нужники и залить в них вот эту жидкость для нужников.
- Вот ещё блажь барская! – возмущались мужики.

Но когда они начали заболевать и дети у них стали умирать, тогда, очевидно, что-то в мозгах у них начало поворачиваться. Мужики по всей губернии бунтовали против врачей, думая, что это врачи их заражают. Мария пыталась донести до односельчан, что медицинские меры – это помощь, это благо. Приехавшего доктора Белоцерковского Маша и её мужчины не дали в обиду. Он привёз медикаменты и обеззараживающие средства. Он выходил трёх заболевших мальчишек. И доверие к Маше и медицине в селе стало расти. В течение месяца удалось справиться с эпидемией. Зато все мыли руки, кипятили воду и посуду, все слушались Марию беспрекословно! Матушки приходили к ней домой и кланялись в пояс, несли кто яички, кто колбаску – в благодарность.

- Да нам не надо – у нас у самих всё есть! – отказывалась Маша. Но они всё равно оставляли подарки в лукошках на крыльце. Городских столичных жителей, наконец, приняли. И даже бабы стали подумывать, не попросить ли мужиков похлопотать и о классе для девочек! Кузнецовы же стали чувствовать себя в деревне как у себя дома, а односельчане стали им как родные.