Роковые минуты на чужбине...

РОКОВЫЕ МИНУТЫ НА ЧУЖБИНЕ…

Разумеется, в чужой стране, без знания языка, сложно любому человеку, даже беспечному, как стрекоза, туристу. Но безмерно тяжелее там нелегальным наёмным рабочим, нарушающим все мыслимые и немыслимые визовые режимы. Ведь любого из них могут арестовать и посадить в тюрьму. Могут похитить и сделать рабом. И у любого из них куда больше шансов погибнуть на чужбине в «минуту слабости, в минуту роковую». А найти помощь в минуту горькую от окружающих тут бывает труднее, чем от любящих тебя близких, оставшихся на далёкой родине.


1.
Архитектор на плантации

В Греции, в конце 20-го - начале 21-го века, пребывали и ныне пребывают на нелегальных заработках тысячи наших соотечественников.
Помнится, я тоже искал новое место жилья и работы в одном из селений, недалеко от древней столицы Греции Аргоса. Забрёл в недействующий кинотеатр. Там жили выходцы из Болгарии, Молдавии, Украины и России.
Была середина хмурого декабрьского дня. В бывшем зале кинотеатра, среди остатков стульев лежали матрасы и сидели несколько нетрезвых парней, которые были такими же, как и я, безработными. У одного из них красовался под глазом фиолетовый синяк.
Они посоветовали мне идти утром на местную «биржу», площадь перед магазином, где можно было получить шанс, что кто-то из местных фермеров наймёт тебя (на день или на сезон) для работы по сбору апельсин.
На следующий день я пришёл на «биржу» и встретил там вчерашнего пьянчужку с фингалом. Его буквально трясло после вчерашней попойки.
Разговорились.
Звали моего собеседника Евгений. В ту пору был он уже опытным «греком» ибо работал в Греции десятый месяц. Был Евгений жителем Москвы, по профессии архитектор. Но вернуться в «дорогую свою столицу, золотую свою Москву» он уже почти не надеялся. Ибо более полугода жил без своего загранпаспорта, оставшегося у неких греков, у которых Евгений в ту пору работал. Видимо, он чем-то крепко провинился перед ними, ибо бывшие хозяева категорически отказывались вернуть Евгению его загранпаспорт.
А без загранпаспорта бедный Евгений никуда не мог уехать отсюда, боясь попасть в греческую тюрьму. Поэтому он скитался по местным фермерам, пытаясь заработать себе на жизнь. И, к сожалению, как было видно, отнюдь не потихоньку спивался и деградировал.
В то утро нас обоих взял в свой легковой грузовичок один местный фермер. Евгения он знал. Щелкнув себя выразительно по шее, фермер спросил что-то по-гречески. Хоть я и очень слабо знал тогда великий и прекрасный язык современной Эллады, но суть вопроса фермера понял.
Евгений испуганно затряс головой, доказывая по-гречески, что он завязывает с пьянкой и хочет работать.
Вместе с двумя бригадами украинских и болгарских работников нас отвезли в большом грузовике на уборку урожая в очередной частной апельсиновой роще.
Как и обычно, я пахал изо всех сил, не отвлекаясь на перекуры и отдых. Даже когда старожилы бригады курили или ели неторопливо апельсины, - я пахал. Понимал: что дозволено ветеранам, не дозволено салаге-новичку. Несмотря на свою хромоту, старанием и работоспособностью я заслужил одобрение ветеранов и был оставлен в бригаде.
А Евгения, к сожалению, из бригады изгнали. Он уже не первый раз появлялся тут и имел репутацию ленивого и недобросовестного работника. К тому же неисправимого забулдыги.
Больше я его не видел.
И осталось у меня ощущение, что бедный Евгений, по всей видимости, так и погиб вдали от своей великой России, вдали от своей прекрасной Москвы. Пропал, не сумев приспособиться к новой, жёсткой реальности, встретившей на чужбине этого не злого, но слабого, духовно больного человека.
Думается мне, что не был бедный Евгений столь уж ленивым и недобросовестным, как о нём отзывались некоторые наши коллеги по бригаде. Просто не мог на равных работать с ними трясущийся от похмельной немощи, ослабленный и несчастный экс-архитектор…
И уже никто, вероятно, не мог его спасти от гибели, кроме чуда.
Произошло ли оно в его жизни, не знаю…


2.
Романтик из Донбасса

Сезон сбора апельсинов подходил к концу. Поэтому, через три недели мы вдвоём с земляком-донбасовцем уехали из знаменитой греческой области Пелопоннес на не менее знаменитый остров Крит. Там был в разгаре сбор оливков. На Крите я и познакомился с героем моей второй греческой истории.
Во время первой встречи этот человек, честно говоря, вызвал у меня неприязнь. Узнав, что я его земляк, он радостно пожал мне руку и начал увлеченно рассказывать, как греческая полиция выслала его с острова Крит в Афины за то, что гонялся по улице с ножом за каким-то немцем.
На мой вопрос:
- Зачем же вы это делали?
Последовал простодушный ответ:
- Да человек он оказался паршивый!...
Впрочем, собеседник мой в тот день был нетрезвым, а общение с тем, кто одурманен алкоголем, вообще штука малоприятная.
А вскоре я опять, в который уже раз, убедился: водка искажает и деформирует духовный облик человека, нередко до неузнаваемости.
На самом деле Валерий (имя я изменил) оказался отнюдь не беспощадным и кровожадным, а добрейшим и милым мужичком, с удивительно отзывчивой, чуткой душой. Он словно жил с постоянно распахнутым к людям, наивно чистым сердцем.
- Ну нельзя же быть всегда таким раскрытым ко всем, Валера! - говорил ему сочувственно один грек-понтиец (то есть, грек с Кавказа), показывая свою широко раскрытую ладонь. - Людей сейчас много нахальных неблагодарных, желающих попользоваться надурняк твоей добротой. Ты хоть иногда закрывайся наполовину, если не можешь сжиматься в кулак.
И он складывал пальцы в скрюченную полущепоть, показывая, каким надо быть хоть иногда добрячку Валерию.
- Да не могу я по-другому... - говорил виновато Валерий. - Мне б домой уехать отсюда... Дома я никогда так много не пил и так часто... Ну, давай, за твоё здоровье. Извини, если что-то не так сказал...
Глядя на них, я вдруг вспомнил Набережные Челны начала 70-х годов, разгар строительства Камского автозавода и Нижнекамской ГЭС, - там прошла моя юность. Там тоже многие слабые и добрые души легко спивались. Плакали по пьянке об оставленных дома женах и детях. И через какое-то время или уезжали домой, или вызывали сюда свои семьи. Тогда им давали место в жилом вагончике, и вчерашние пьяницы нередко остепенялись...
Нынешняя ситуация была намного жестче - иное время, иная эпоха. Середина 90-х годов, южная оконечность легендарного греческого острова Крит. Многие историки награждают его громким титулом колыбели человеческой цивилизации. С таким мнением можно соглашаться, а можно и спорить.
Впрочем, Валерия подобные вещи теперь мало волновали. Он уже больше года жил и работал здесь, вдали от Родины, и все эти критские прелести надоели ему хуже горькой редьки. Какое там Средиземное море, - в пруд бы родной окунуться!...
Шла первая декада февраля, и он мечтал добраться домой хотя бы к Благовещению, - ведь 10 апреля его день рождения.
- А еще лучше приехать в Донбасс к 8 марта, - размышлял мой земляк. - Лучшего подарка матери, жене и дочери не придумать. За две недели можно тут заработать 60 тысяч драхм (это около двухсот пятидесяти долларов), а чтобы добраться домой, вполне хватит и двухсот...
Для обычного человека во всем этом не было бы особых проблем: решил - сделал. Но не для Валерия. Сам он по профессии инженер-строитель, к тому же каменщик, сварщик, бетонщик, плотник - словом, мастер на все руки. Такие специалисты здесь нарасхват. Особенно с весны, когда начинается в Греции строительный сезон.
К нам, в городок Мирес, Валерий приходил обычно по воскресеньям. Несколько месяцев назад (до выселения в Афины из-за той пьяной ссоры с немцем) он и сам жил тут в небольшой мансарде у старого грека.
После нелегального возвращения на Крит он поселился в деревне, что находилась в двух километрах от нашего городка. Вначале поселился он там, чтобы не попадаться лишний раз на глаза местной полиции. А потом привык.
Мы уже несколько раз звали Валерия перебираться к нам, но он отказывался. Ему совестно было уходить от своих нынешних соседей по деревенской квартире: тоже, кстати, жителей Украины. Они теперь сидели без работы и он их не только кормил, но и поил (спиртным, разумеется), тратя на это все свои заработанные деньги.
- Да ты что, обязан их кормить да ещё и поить?!... - возмущался Алексей, старый его соратник по Криту. - Переходи к нам! Глядишь, дармоеды твои и работу себе найдут. А так, пользуются твоей добротой!...
- Не могу... - вздыхал горько и сострадательно Валерий. - Жалко их...
Как мы убедились, Валерию очень трудно было собрать необходимую сумму для отъезда домой, хотя бы по той причине, что при первой коллективной пьянке он пропивал все свои сбережения до последнего хилярика (тысячедрахмовая ассигнация, равная примерно четырём долларам).
Он не уходил в многодневный запой, а пропивал деньги за один вечер, покупая снова и снова спиртное и закуску. Удержать его было невозможно. Делал он это от всего своего искреннего распахнутого сердца, жаждущего чем-то еще порадовать своих друзей. А точнее, соседей-собутыльников, с которыми он и познакомился-то совсем недавно.
Такая вот странная, болезненная доброта...
Валерий говорил, что жена догадывалась о его безденежье и во время телефонных переговоров предлагала уже не раз приехать и забрать его домой. Но ему было стыдно и потому он врал ей, что деньги у него есть, но он хочет заработать ещё и приедет через два-три месяца сам.
Жена со слезами кричала ему в трубку, что ей не нужны его заработки. И дети, и она сама, и его родители ждут его скорейшего возвращения домой...
Он плакал, рассказывая нам всё это, но честно признаться обо всём жене не мог. Стыдно ведь, что стал он здесь таким горьким пьяницей.
А ведь ехал он в Грецию не за деньгами, - их он и дома умел неплохо заработать. Ехал он сюда за туманом, то есть за романтикой. Захотелось человеку посмотреть на будничную жизнь потомков Аристотеля, Сократа и Александра Македонского.
Получилось же, что он открыл здесь в себе такие бездны, о которых даже не подозревал прежде.


3.
Спасение погибающих на Крите.

Подобное открытие сделал и друг донбасского Валерия - Алексей из Львова. Он тоже дома жил небедно и поехал в Грецию не за деньгами. Жил Алексей вместе со мной в Миресе, в мансарде у старого грека.
В отличие от Валерия Алексей не пропивал в один вечер свои сбережения, а срывался в долгий безвольно-дурманный запой.
Валерий с любого похмелья утром шёл на работу, а вечером мог опять продолжать пьянку, - если было за что.
Алексей так не умел делать.
Во время запоя на него тяжело и горько было смотреть. В этот период Алексей бросал любую, самую выгодную работу. Днём и ночью его преследовала одна мысль: где бы достать денег, чтобы купить спиртное, - свои он пропивал в течение первых трёх-четырёх дней запоя.
И вот совестливый и чуткий человек превращался в лживое и безвольное существо, стремящееся правдами и неправдами занять у кого-нибудь хилярик, чтобы купить греческой водки или бутылку местного вина.
Алексей не меньше Валерия рвался домой, понимая, что в Греции его ждёт полный духовный распад, а то и гибель. Кстати, во время очередного запоя у него не раз появлялись навязчивые мысли о самоубийстве. Он даже пытался однажды отравиться какой-то гадостью и потом несколько дней его мучила тяжкая и мучительная рвота.
И всё-таки Алексею повезло. В Миресе жили и работали соседи его старшего родного брата - муж и жена. Видя, что парень погибает, они заняли ему сто тысяч драхм (это немногим более четырёхсот долларов), зная, что после возвращения Алексея на Украину деньги будут им возвращены.
Воспрянув духом, Алексей вышел из двухнедельного запоя, в период которого он потерял работу и усох почти наполовину.
А Валерий, так и не решился бросить севших на его шею наглых нахлебников (ведь на вино его "раскуривали" почти каждый день). Правда, говорил нам, что начал откладывать половину своей дневной зарплаты, чтобы уехать через месяц домой, в родной Донбасс.
Однако, Алексей относился к словам Валерия весьма скептически, утверждая, что Валерий делает это уже не первый раз. Но при первой же серьезной пьянке эти сбережения могут быть полностью пропиты.
Я рассказал Валерию о том, что молитва и любовь к Божией Матери могут спасти человека, вывести его из, казалось бы, безнадёжной ситуации. Он слушал с громадным интересом и попросил продиктовать ему хотя бы одну такую молитву. И я в тот же вечер написал ему три коротких молитвы
Уехал я из Миреса неожиданно раньше, чем планировалось, и с Валерием больше не встретился.
Ни критского, ни донбасского его адреса у меня не осталось, и я так и не знаю: сумел ли он выбраться домой или так и погиб на чужбине: в пьяной ли потасовке (гоняясь с ножом за очередным нехорошим человеком) или засунув голову в петлю от безысходности и стыда.
Иному ведь человеку бывает легче повеситься, тем более по пьянке, чем попросить у ближнего помощи, особенно в спасении от такой страшной беды, как пьянство и наркомания.
Не знаю.
Но твёрдо уверен в том, что молитва и любовь к Божией Матери способны помочь любому страждущему. Ведь Она истинная Заступница для каждой страждущей души.
А оставшись один на один со своими роковыми искушениями, можно пропасть, как говорится, ни за что...


4.
Щедрый рынок
критского городка.

О том, что он баловался наркотиками, Алексей признался мне буквально за несколько дней до нашего отъезда с Крита. В ту пору он уже вышел из затяжного запоя, имел в кармане сто тысяч драхм и весь прямо-таки светился от предвкушения скорой встречи с родными, особенно с малышом-сынишкой, которого любил безмерно.
Был субботний, а значит, базарный день. Февральское солнышко пригревало, как у нас в Донбассе греет, обычно, лишь в середине апреля, - термометр показывал пятнадцать градусов тепла в тени.
Приятно было идти в пиджаках по центральной улице небольшого критского городка, перекрытой в этот час для автомобильного движения. Там, где ещё вчера бегали машины, сейчас вовсю буйствовал богатый и шумный греческий базар.
Улица примерно на километр была запружена складными и раздвижными столиками, лотками, какими-то специальными раскладушками различных размеров, иные из них заполняли почти всю проезжую часть дороги, от одной бордюрины до другой.
И чего здесь только не было!
Одежда и обувь на любой вкус и кошелёк, посуда, всяческие хозяйственные товары, электробытовые приборы, книги, сигареты, зажигалки, игрушки для детей и, конечно же, многочисленные сувениры.
Дальше шли прилавки с продовольствием: кренделя, бублики, булочки с различной начинкой внутри, рассыпчатое печенье, конфеты.
Фруктовые и овощные ряды: цитрусовые, яблоки, бананы, киви, помидоры, огурцы, лук зелёный и репчатый, виноград, капуста, картошка.
Отдельными рядами диковинные для нас дары моря: какие-то звёзды, кальмары, креветки, угри, всяческая рыба - от мелкой, чуть больше кильки, до размеров с человеческий рост, от сухощавой рыбы-иглы - до словно расплющенной камбалы и красной рыбы.
Покупателей много, но очередей почти нет: 5-6 человек, стоявших к одному продавцу, увидишь не часто. Как правило, нужный товар можно без труда найти сразу в нескольких местах.
Сквозь выкрики торговцев, шум и гам эмоциональных, но доброжелательных критян, то и дело можно услышать русскую, украинскую, а также болгарскую речь.
Болгар здесь, говорят, не меньше двухсот.
Правда, во время безработицы на городской "бирже" (эдаком пятачке в центре города, где хозяева нанимают временных работников) я лично встречал их не более двух-трёх десятков.
Значит, у остальных болгар есть постоянное место работы. Многие трудятся в окрестных селах, иные там и живут.
Наших здесь в Миресе чуть более полусотни. Для небольшого критского городка с населением около пяти тысяч - это не так уж мало.
Алексей знает всех. Здороваемся при встрече с радостными улыбками: удивительно приятно встречать своих в базарной толчее иноземного заморского города.
К нашим мы относим всех, кто когда-то жил на территории бывшего Союза: здесь это жители Украины и понтийцы, т. е. греки с Кавказа.
Все они, как и мы, не туристы, а наёмные рабочие - гастарбайтеры. Все с просроченными визами, все нелегалы.


5.
О скромной доле гастарбайтерской.

Да, все мы здесь не курортные туристы, а наёмные рабочие - гастарбайтеры. Все с просроченными визами, все нелегалы.
Любого может арестовать полиция и выслать за пределы острова Крита, а то и  Греции. А может посадить в тюрьму за нарушение визового режима.
Но полиция здесь, в Миресе, как правило, "наших" не трогает, если, разумеется, сам не напросишься. Мы ведь не покладая рук работаем на прогресс и процветание великой и неповторимой Греции.
Впрочем, в Афинах важность нашей гастарбайтерской миссии далеко не всегда спасает.
Там нас подстерегает гораздо больше опасностей, чем на Крите.
Полиция может прямо на улице потребовать ваш паспорт. Увидев просроченную визу, запросто могут надеть наручники и отвезти в полицейский участок.
Там могут продержать под арестом несколько суток, оштрафовать и выпустить на волю. А могут выслать из страны.
Впрочем, если у вас нет достаточного количества денег, необходимых для покупки билета, - то скорей всего вас всё-таки выпустят на волю.
Покупать вам билет за государственный счёт в Греции не принято и делается это лишь в крайних случаях.
Хотя иной раз человека, бывает, и на год могут посадить в греческую тюрьму за нарушение визового режима. Такое, говорят, случается не часто, но, тем не менее, подобный вариант в нашей гастарбайтерской судьбе нельзя исключать. 
Любителям справедливости и поборникам соблюдения прав человека могут, разумеется, запросто и дубинкой резиновой всыпать куда попало, чтобы не умничал, - свиное гастарбайтерское рыло...
Впрочем, резиновой дубинкой можно ведь получить и в родной ментовке. Тем более, если сам напросишься!
А, бывает и так: остановят на улице и, посмотрев просроченный паспорт, весело похлопают перепуганного его владельца по плечу: "О, Украниа! Блохин! Поли кала!" (Последние два слова обозначают "очень хорошо"). И расстанутся с вами почти друзьями.
Знаменитый в прошлом футболист Олег Блохин работал в середине 90-х годов тренером в одном из футбольных клубов Греции и пользовался в этой стране большой популярностью.
В Афины мы и собираемся ехать.
Алексей оттуда отправится домой, во Львовскую область. А я предполагаю остаться в Афинах, чтобы пожить и поработать в греческой столице.
Или, возможно, попробовать перебраться на острова. Туда в период курортного сезона приезжают на заработки немало наших земляков.
В принципе, гастарбайтерами наши земляки работают не только в Европе, но и по всему миру. Осваивают язык, нужную профессию.
Иные со временем привозят сюда семью, или здесь семью заводят. Если рожают ребёнка, то он сразу становится гражданином той страны, где родился.
По крайней мере, говорят, такая практика существует во всех странах Евросоюза. Тогда и родителям ребёнка легче тут получить гражданство...
В общем, люди наши гибкие и терпеливые. А жить можно неплохо и на чужбине. Особенно, если на родной земле нет условий для нормальной жизни и работы...   


6.
Горячий хлеб и хищный тип.

Мы знаем с Алексеем, что следующий базар в Миресе будет проходить уже без нас. Я прожил здесь лишь месяц и потому смотрю вокруг с жадностью и интересом, чтобы побольше запомнить.
Алексей тут уже второй год, всё окружающее надоело ему до тошноты. Душа истосковалась по дому и рвётся на родную землю.
В конце базара мы выходим к булочной, где обычно покупаем хлеб. По мнению Алексея, хлеб тут самый вкусный в Миресе.
Берём две буханки горяченького.
Его выпекают тут же, в соседнем помещении. Через открытую дверь пекарни в магазин идёт неповторимый запах свежеиспеченного хлеба. Видна печь, возле которой возится пекарь.
- Давай вернёмся домой окружным путём, - предложил Алексей, когда мы вышли из булочной, - покажу тебе немножко город. А то ты кроме центральной улицы ничего тут толком и не видел.
Мы сворачиваем в тесноватую улочку.
Алексей рассказывает мне об этой части города и вдруг на полуслове обрывает свой рассказ и почти шёпотом говорит:
- Обрати внимание на грека, который идёт нам навстречу...
Навстречу нам шёл мужчина лет тридцати пяти, крупный, но не толстый.
Черные волнистые волосы, правильные черты лица, но что-то в его облике вызывало неприятное ощущение.
Глаза.
Да, это были глаза.
Взгляд грека обдал нас сквозняком бесконечного презрения, лишь слегка притушенного деланным равнодушием.
За внешним безразличием проглядывала цепкая хватка хищника и опытного ловца душ.
Проигнорировав Алексея, как бы даже не замечая его, он вскользь посмотрел на меня и тут же отвернулся.
- Видел? - спросил взволнованный Алексей. - Вот этот тип занимается распространением наркотиков в Миресе и округе.
И он рассказал мне одну поучительную и в то же время таинственно-мистическую историю из своей критской жизни.   


7.
Шоковое исцеление от наркомании.

И дальше Алексей поведал мне такую таинственно-мистическую и поучительную историю из своего недавнего прошлого, происшедшего с ним здесь, в соседнем с Миресом критском селе:
«Летом прошлого года у меня произошёл духовный кризис, прямо-таки обвал какой-то.
Заработал я больше тысячи долларов, собирался домой уезжать.
Но, как говорят, нечистый попутал.
Вначале, вроде из интереса, покурил несколько раз гашиш и марихуану.
Затем этот грек подсунул нам ЛСД.
Сперва бесплатно, затем за чисто символическую сумму, дальше - за большую. Кайф, конечно, от ЛСД коварнейший.
Всё вокруг сразу преображается поразительно. Краски становятся удивительно яркими. Вообще восприятие очень обостряется.
В обычный мир возвращаться потом не хочется, таким дерьмовым и противным он выглядит. В общем, зелье воистину дьявольское. И к духовному развалу личности ведёт напрямую, а порой и к самоубийству.
Своего рода прямой билет в ад.
Не знаю, смог бы я выбраться из того наркотического болота или так и утонул бы в нём... Помог случай.
В тот день мы приняли наркотик втроём: я, один серб и Гришка, наш земляк с Украины.
Ты его видел, но не знаешь, насколько это злопамятный и коварный тип. Когда-то мы с ним поссорились, так он мне наговорил таких гадостей, что я его ударил разок.
Сдачи он мне тогда не дал. Знал, что я был в спецназе и, видимо, побоялся. Но зло затаил, и я это чувствовал - всегда был с ним начеку.
И вот, когда мы уже капитально забалдели, я вдруг вижу, как Гришка берёт со стола наш здоровенный кухонный нож и идёт, крадучись, прямо ко мне.
Я наблюдаю за ним сквозь полуприкрытые веки и вдруг, как в странном кино, вижу всё, что должно произойти.
Вижу, в какую часть грудной клетки он наметил меня ударить, а также где, на каком пустыре, он собрался меня закопать.
И понял я, конечно, что ни одна собака меня тут искать не будет. Здесь принято уезжать внезапно, без предупреждения.
А завтра сам Гришка уедет отсюда - и всё, концы в воду.
А ещё я понял, что ничем не могу помешать этому страшному замыслу.
Меня словно всего парализовало: не могу даже пальцем пошевелить, даже глаза полностью не могу открыть.
Слышу тяжелое дыхание Гришки, которое он изо всех сил пытается сдерживать.
Вот он приблизился ко мне, полулежащему в плетённом кресле. Уже занёс надо мной руку с ножом.
А я ничего не могу сделать и жду беспомощно своей бесславной кончины.
И уже буквально в последний момент лежащий возле меня на полу серб вдруг очнулся, словно включившись по чьему-то приказу, и успел "каким-то" чудом отбросить от меня ударом ноги бывшего приятеля, точнее, лжеприятеля.
Нож вылетел у того из руки и со звоном упал на пол.
Гришка пришёл в себя и вроде бы даже сам испугался того, что хотел со мной сделать.
Закурив сигарету, он ушёл на улицу.
А я дал себе слово, что если останусь сегодня жив, то уже никогда не стану связываться с наркотиками.
Серб опять отключился, да и я смог подняться на трясущиеся ноги лишь спустя час-полтора.
На следующий день Гришка стал осторожно выведывать, помню ли я что-нибудь из вчерашнего происшествия.
Но я сделал вид, что ничего не знаю, так как находился в полном "отрубе".
И тогда он начал рассказывать мне, что серб, мол, вчера был в таком состоянии, что едва не зарезал меня. А спас меня от верной смерти якобы именно он - Григорий.
Серб тоже присутствовал при нашем разговоре, но память ему, как видно, отшибло о вчерашнем напрочь, и он лишь поглядывал на меня с растерянным смущением.
Я и не думал раньше, что преступник может вот так бессовестно и запросто выставить себя спасителем, а спасителя сделать преступником.
Тема воистину вечная, но я впервые столкнулся с ней вот так - лицом к лицу.
Серба я успокоил, как мог.
А своего лжеспасителя весьма холодно поблагодарил.
Столь холодно, что Гришка, жаждавший было раскрутить меня на шикарную пьянку по столь торжественному поводу моего спасения, стушевался и замял этот вопрос.
Жить под одной крышей с коварным Гришкой я, понятное дело, после этого не захотел и переселился из села в город, на эту квартиру, где мы сейчас с тобой живём.
Здесь тогда жили два моих земляка, которые давно звали меня к себя.
Переселиться оказалось легче. А вот выйти из состояния штопора оказалось делом непростым, и я ещё пару недель пьянствовал, пока не пропил все свои денежки.
Правда, к наркотикам я уже не вернулся»... – закончил свой весьма поучительный и таинственный рассказ Алексей.