Вы, что обалдели, мужики?!

Сощурив свой единственный глаз и пытаясь восстановить дыхание, Такасуги старался испепелить взглядом своего оппонента. У ног мужчины валялась окровавленная катана. Кимоно с изящным узором было окрашено кровью, костяшки пальцев главы Кихейтая были сбиты, а ногти сломаны. Рваная рана на плече саднила, и алая жидкость уже насквозь пропитала одежду. Но, не смотря на все это, мужчина был решителен и непоколебим.

Противник выглядел не лучше. Пусть его взгляд и не был виден, из-за солнцезащитных очков, но сведенные к переносице брови, морщинки на лбу и разбитые, но все еще сжатые в тонкую линию губы говорили, что он не намерен сдаваться.

- Три – три,- сплюнув кровь и отбрасывая в сторону семисен, произнес Шинске.
- Силой и талантом наш спор не разрешить, полагаю,- швыряя инструмент на пол, заметил мужчина.- У нас нет выбора, придеться сделать это…
- Победитель получит почет, славу, уважение и Гинтоки,- возвращая своему лицу невозмутимое выражение, произнес самурай.- А проигравший – унижение, обиду, стыд и дулю с маслом.
- На счет один, два, три…

Мужчины приняли боевые стойки.

- Один, два,- начал Такасуги.
- Три,- закончил Бансай.

Мужчины одновременно вскинули руки вперед, выкрикивая:

- Камень, ножницы, бумага!

В наступившей тишине было слышно, как шумит море и по нему неспешно плывет их корабль. Между спорщиками лениво, и словно насмехаясь над ними, прокатилось перекати-поле. Оба застыли с вытянутыми вперед кулаками.

- Камень,- констатировал Шинске, загробным голосом.
- Четыре – четыре, полагаю,- в тон ему ответил Каваками.- Снова ничья. Что будем делать?
- Выбора у нас нет. Я вижу только одно решение этой проблемы…- Бансай согласно кивнул.

- Такечи – семпай?
- Чего?
- Что они делают?

Солнце палило, словно психованное. Гинтоки плелся по улицам Кабуки-чо, посасывая болтающийся во рту виноградный чуперт. Самурай направлялся в пачинко, собираясь там просадить свои, и не только свои, честно заработанные деньги. И не смотря на зной, настроение у него было отличное. Он предвкушал веселое времяпрепровождение и даже не представлял, что его ждет…

Появившиеся прямо перед его носом представители Кихейтая, грозной тучей нависли над Широяшей. Их смертоносная аура внушала трепет, а суровый вид говорил, о том, что Саката снова вляпался в кучу дерьма, которая отвратно пахла.

Удар семисеном по голове не стал для Гинтоки неожиданностью, но все, же сумел застать мужчину врасплох.

Очнулся самурай в совершенно незнакомой ему комнате. Его руки и ноги были прикованы к большой кровати, длинными стальными цепями. Из одежды на Широяше остались лишь красные трусы в желтую звездочку. Остальные элементы гардероба Йородзуи были заботливо сложены на стуле у плотно занавешенного окна. Люстра тускло освещала скромно обставленное помещение, в котором ощущалось чье-то присутствие, и Гинтоки смутно понимал чье.

- Такасуги,- грозно произнес мужчина.- Я ведь обещал, что если увижу тебя в следующий раз – убью…

Как по мановению волшебной палочки, названный материализовался около кровати с Гинтоки. Йородзуя прищурив глаза, пялился на бывшего боевого товарища и по совместительству любовника, в сердцах мечтая, чтоб тот провалился сквозь землю и упал прямиком в ад, где сварился бы в жерле какого-нибудь вулкана. Самурай почему-то не сомневался, что там они имеются в наличии. Такасуги же падать никуда вовсе не собирался и вообще, наглец никак не реагировал на угрозы широяши, хищно улыбаясь и пожирая взглядом мужчину. Не успел серебряноволосый высказать очередное проклятие, как по другую сторону кровати оказался другой мужчина, тот с которым Широяша сражался, когда душу дьявольского замкома поглотил проклятый меч и добрая половина шинсенгуми восстала, чтобы убить гориллу. Кстати, это произошло не без вмешательства длинного носа Такасуги… вездесущего засранца. Этот странный парень, вечно таскающийся в наушниках, из-за которых он слышит через раз и раздражающих солнечных очков, так же пялился на самурая, но в отличие от Шинске, понять, что на уме у этого парня было не возможно.

«Еще одна раздражающая подставка для очков!»,- недовольно подумал мужчина.

- А тебе-то чего от меня надо?- недовольно проскрежетал самурай, силясь вспомнить имя мужчины.- Как там тебя…
- Каваками Бансай, полагаю,- спокойно произнес тот, что даже Гинтоки удивился.

«Он не слушает музыку?»,- глупо хлопая длинными ресничками – «Что-то это как-то странно…»

Задницей, да, да, именно ей, Йородзуя чувствовал, что попал в крупные неприятности. Кожей, ощущая пристальные взгляды, и понимая, что довольно двусмысленное положение, навевает на определенные мысли. Когда лидер Кихейтая и его товарищ, с разных сторон начали сначала опускаться на кровать, а затем приближаться к самураю, внутренний голос мужчины истерично вопил о том, что нужно спасаться и как можно быстрее. Вот только разум подсказывал, что сделать это будет непросто, так как руки и даже ноги у него связаны.

- Вы, что обалдели, мужики?! Не, ну только не это…- пытаясь забиться к спинке кровати.- Слушайте, может вы, отвалите по-хорошему? А я дам вам за это триста иен… Ну, отличное предложение же? Эй, парни? Парни… парни!

- Дорого же ты себя оцениваешь, Гинтоки,- сладко пропел Шинске, уже находившейся в опасной близости от Широяши и покусывая его ушко.

Засранец провел язычком по ушной раковине, прикусил мочку, всосал ее, затем отпустил, одной рукой облокотившись о кровать, другой же сжав волосы на затылке бывшего товарища, наклонив его голову назад. Бансай, так же уже пристроившийся рядом с серебряноволосым, воспользовался ситуацией, и начал выцеловывать шею самурая.

Жилка на виске Сакаты угрожающе пульсировала. Мужчина был недоволен и раздражен, и это притом, что в трусах у него уже стояло. Его бесила эта ситуация и то, что бывший любовник, даже не смотря на время, знает его эрогенные зоны и по-прежнему может на них воздействовать, заставляя его терять голову. Да и ласки этого Каваками только подливали масла в огонь. Будто мало ему одного извращенца, так еще и этот свалился на него, как снег на голову.

- Много же ты болтаешь… просто расслабься и получай удовольствие,- глава Кихейтая решил не разбазаривать зря время и приступил к активным действиям.

Он полностью завладел устами «белого демона» и вовсю хозяйничал там, лаская языком мускул друга, дразня его и сводя с ума. Бансай же осваивал новую, еще неизведанную, но такую желанную территорию. Оставляя засосы на шее мужчины, он спустился к ключицам, провел цепочку влажных поцелуев от нее к груди Йородзуи, лаская соски, покусывая, вылизывая, терзая, заставляя их затвердеть.

Такасуги пристроился сзади самурая, придерживая его за руки, целуя. Гинтоки проклинал наглых ублюдков, их действия сводили с ума, заставляли реагировать, что не могло не злить мужчину. Самодовольным же извращенцам явно было на все это по фигу. Каждый из них был увлечен своим делом. Подставка для очков уже добралась до нижнего белья серебряноволосого и стащила его, швырнув на пол. Поглаживая пальцами стоящую плоть, мужчина облизнулся, вбирая в свой рот плоть Широяши, до самого основания. Гинтоки поразился искусному мастерству мужчины, и в благодарность, он наградил его слух прекрасным звуком – стоном, полным сладкой истомы.

Решив внемлить просьбе Такасуги – расслабиться и получать удовольствие, Гинтоки отдался на растерзание двум извращенцам. Ну, а что? Хранить верность ему не кому. Да и у него все равно давно никого не было, а стресс снять хочется. Убить их – он и потом сможет.

Бансай, пока Саката «уши развесил», воспользовался ситуацией, и смочил пальцы смазкой, выуженной из кармана брюк. Просунув указательный палец в анус самурая, он начал медленно двигать им в нем. Поелозив задницей, Гинтоки, что-то невнятно простонал и затих.

Такасуги изучал каждый миллиметр тела любовника, найдя применение и его рукам. А, чего в этом такого? Он тоже хочет ласки.

Когда к одному пальцу добавился второй, а затем и третий, Гинтоки ощутил неприятную тугую боль, словно спиралью, распространяющуюся по всему организму. Все-таки он отвык от проникновений в себя посторонних предметов. Но целующие его губы, ужом ползающие по телу руки и влажный язычок, ласкающий его плоть и теснота рта, быстро заставили его забыть о боли и вообще, о чем бы, то, ни было. Он просто наслаждался ощущениями, теряясь в них, отвечая со страстью, накопившейся в нем.

Закончив разрабатывать мужчину, а если говорить начистоту – то просто с трудом сдерживаясь от нетерпения, Бансай, вынул из Йородзуи пальцы и принялся расстегивать ремень на своих брюках. Сняв с себя штаны, он кинул их в сторону и посмотрел на полулежавшего перед собой мужчину. Раздвинутые ноги открывали вид на покрасневшую дырочку заднего прохода, которая так и манила его. Колом, стоявший член блестел от слюны самого Каваками, он пульсировал и требовал к себе внимания, налившись кровью. Яркий румянец на щеках, появившейся отнюдь не из-за смущения, а высокого градуса в помещении и близости разгоряченных тел, делал Сакату еще соблазнительней. Хотя, казалось бы, куда еще больше? Затуманенные похотью глаза, заглядывали в самую душу, бередили сердце, впрочем, и не только его... А пошлые, наполненные вожделением стоны резали слух, делая ситуацию еще невыносимей. Он так больше не мог. Каваками хотел его прямо сейчас. Сию же минуту.

Прекратив, наконец, на него пялиться, подставка для очков, кивнул своему лидеру, понявшему намек и прекратившего ласки. Глава Кихейтая встал на колени, рядом с Гинтоки, поглаживая его лицо, волосы, губы. Бансай же приблизился к мужчине, нависнув над ним и раздвигая его ноги шире, втискиваясь в открывшееся пространство между ними. Он завладел устами Широяши, наконец, наслаждаясь их сладким вкусом. Гинтоки, умирая от желания, неистово отвечал на его поцелуй, терся о мужчину, желая как можно большего. Нет, просто требуя этого.

Каваками и не собирался ждать у моря погоды. Приставив свой эрегированный, истекающий смазкой член к анусу Сакаты, он резко вошел в него, заставив босса Йородзуи протяжно застонать и смачно выругаться. Сходу, беря быстрый темп, Бансай двигался в «белом демоне» погибая от нахлынувших ощущений. В нем было до неприличия узко и до безобразия жарко, это сводило с ума, заставляло мозг мужчины плавиться, а мысли хаотично разбрасывать по голове, на первый план вышли животные инстинкты. Исполнения давно терзающего сердце желания, заставляло душу петь, а тараканов, полчищами живущих в голове Каваками – плясать от восторга. Он врывался в него снова и снова, наслаждаясь его стонами, кусая собственные губы.

- Думаю, мне стоит присоединиться,- насмешливо произнес Такасуги.

Придвинувшись к Гинтоки чуть ближе, он взял его за подбородок и приоткрыл его рот. Поглаживая свой член, самурай смотрел в глаза серебряноволосого. Саката намек понял и послушно впустил в тесноту своего рта, плоть любовника. Шинске всегда любил минет. Особенно если его делал Гинтоки. У него всегда был воистину «****ский рот». Что он только им не вытворял…

Придерживая Йородзую за голову, Такасуги задавал свой темп, заставляя Гинтоки двигаться как ему нужно. Широяша не был против, зная, как и что нравится его любовнику. Да и особых сил сопротивляться не было. Особенно если тебя трахают не только в рот, но и в задницу. К тому же Бансай уже нашел нужный угол и почти при каждом толчке, задевал простату, вызывая дрожь во всем теле мужчины, посылая волны удовольствия по организму Сакаты, словно электрические заряды.

Запах секса пропитал душное помещение. Спина Бансая взмокла, как и его волосы. Мужчина чувствовал, что уже на пределе. Что еще чуть-чуть и вот оно… высшее наслаждение. Он начал двигаться резче и жестче, до убора вбиваясь в Сакату. Но не один он был на взводе. Сам Гинтоки был напряжен, как натянутая струна, да и Такасуги держался из последних сил. Пару движений юркого язычка и мужчина излился прямо в рот Широяши, со стоном сжав его волосы.

Облизав пересохшие губы, он сел на кровать и стал наблюдать за происходящим.

Впрочем, долго ему любоваться не пришлось. Помогая себе рукой, и слизывая с губ остатки оставшейся там спермы, Саката насаживался на мужчину, крепко обхватив его спину ногами. Немного глубоких и резвых движений и самурай кончает себе на живот, крепко сжимая стеночками ануса, член Каваками. Следом кончает и тот, с протяжным стоном выходя из Йородзуи и заваливаясь на него сверху, стараясь отдышаться.

Гинтоки чувствовал, что у него больше нет сил. Чувствовал, что попал в рай и готов остаться там навсегда. А еще он ощущал, что это далеко не конец и день, возможно даже и ночь - будут длинными...

Проснулся Саката от того, что почувствовал прохладу. В комнате был сквозняк, а его одеяло, похоже, слетело с кровати. Разлепив глаза, он уставился на висевшую, на потолке люстру. Ее свет слепил глаза. И какого хрена кто-то ее включил? Еще он осознал, что до сих пор голый и все еще привязан к кровати, а на него, стоя в дверном проеме с огромным чемоданом в руке кто-то пялится.

Этот кто-то на примере оказался пожилой женщиной, судя по всему - хозяйкой квартиры, вернувшейся домой с отпуска. Ее большие, похожие на два блюдца глаза, ошарашено смотрели на него.

- А… доброе утро,- сконфуженно произнес мужчина.

В голове всплывали разнообразные картины, одна страшнее другой. И только одна мысль не давала покоя: «Убью. Я их непременно убью!»