Глава 30 Книга 2 Мейлах в октябре

                «ЭКСПЕРТИЗА»  ПРОДОЛЖАЛАСЬ…

– Типерь, товарищ чекист,  дело за вами… Проверьте у ниго все особые приметы. Мине отвернуться, или можно посмотреть? Хорошо, я посмотрю. Когда вы его разденете, то я ещё найду кое-что  знакомое мине по долгу семейной обязанности - сказала Рахиль Менделевна и вопросительно уставилась на Борзова.

– Раздевайтесь, Кац, – сказал Борзов. – Глянем для начала на спину. Позже, когда парикмахер вас пострижёт и побреет, посмотрим на шрам и лысину.

 Спина Мейлаха была, как у горного соболя, – волосатая и лоснящаяся. Рахиль Менделевна подскочила к обследуемому и, разгребая волосы, стала искать шрам. Мейлах, нервно подскочил на месте, затрясся от хохота.

– Он, что ли, рассудком тронулся? - глядя на повеселевшего подозреваемого, спросил у ассистентки обеспокоенный чекист, на что сам «объект» исследования,  заливаясь смехом пояснил:
– Щекотки боюсь с детства, особенно если ко мне пристают женщины…

На спине шрам не нашли. Под хохот Мейлаха, шрам обнаружили только на животе.
– Что вы на это скажите, гражданка Кац? – спросил Борзов и добавил:
– Если вы попытаетесь и далее меня дурачить, то этот номер не пройдёт! Будете сидеть вместе с задержанным,  в соседней камере, без удобств.

– Как ви могли на миня такое подозревать? Шрам, он же может мигрировать! Тем более, что этот человек хотел съехать за пределы светлого будущего. Он и шрам к этому подготовил. Ви неотразимо красивый, умный, деловой, при пагонах, звёздах да ищё  с пистолетом. Я вас просто обожаю, а вы к мине с подозрением?

После этих слов на бледном, с землистым оттенком, лице Борзова проступил румянец.
– Врёт сучка, но всё равно приятно…
Вызванный в кабинет парикмахер побрил Мейлаха и готовил машинку к стрижке.

– Не стригите меня ради Бога, у меня искусственные волосы, они не отрастут! Я и так признаюсь, что я, Мейлах Абрамович Кац, бывший муж этой кикиморы. Никакой я ни шпион, ни диверсант, ни разведчик, и за границу ни перебегал.

 Я убежал от Рахили Менделевны и, этого счастья мне было достаточно! Я простой советский еврей, приехал в родной город, на свою родину. Зачем же на моей родине меня бьют по морде, да ещё обвиняют в чём-то, чего ещё точно сами  не знают?

Парикмахер спокойно выслушал, как говорится на судебных процессах,  требования обвинителя и возражения ответчика, просветил его:
– Для сведения задержанного, поясняю, что из обитателей нашего заведения с причёской, называемой «на лысо» выходят все, и вам исключения не предусмотрено. У меня работа сдельная, я свои нищенские гонорары ради вас уменьшать не собираюсь.

 Если будете сопротивляться – наденем смирительную рубашку, оболваним, а затем будете ещё наказаны карцером за нарушение внутреннего распорядка учреждения.

Парикмахер, погасив сопротивление клиента толковым объяснением, приступил к стрижке, но машинку захватившую клок волос, тотчас заклинило от искусственной щетины, имеющей свои специфические качества при механической обработке.

Парикмахер не рискнул жертвовать машинкой и отказался продолжать стрижку. Мейлах поднял шум, но его успокоили, что причёска не пострадала. Правда, заглянуть  в зеркало не позволили.
 
Чтобы не возник конфликт, Борзов нажал на кнопочку вызова конвоя и коротко сказал появившимся людям, обращаясь к старшему по званию:
- Помощник Козлов! Уведите гражданина в камеру! Пусть на всякий случай посидит. Время покажет, кто есть кто.

 Мейлаха увели. Наступила пауза. Борзов посмотрел на Рахиль Менделевну и, сбросив с лица профессиональную строгость, поблагодарил её за помощь в опознании подозреваемого. Рахиль Менделевна тут же отреагировала на его слова:

– Простите, но я не понимаю, зачем вам нужна моя помощь? При ваших штатных сотрудниках, где имеются помощники даже у козлов, то бедную, тихую, скромную женщину привлекать к сотрудничеству просто излишне. Правда, если вы мине выплатите гонорар, я буду приходить к вам разоблачать кого угодно в любое время, не считая мою помощь излишней.

– Идите, Рахиль, идите! – вернув лицу первоначальную строгость,  зло сказал Борзов и, распахнув дверь, стоял, ожидая её выхода.
Рахиль Менделевна осторожно подкралась к дверному проёму, но, инстинктивно  почувствовав опасность, пробкой вылетела за дверь. Борзов, прицельным  пинком сапога оскорбившегося словами про «козлов» не догнал проворный зад Рахили Менделевны.

 Получив неожиданную степень свободы от увернувшейся мишени, нога оперативного мстителя описала непредсказуемую траекторию и он, нарушив равновесие, покачнувшись со всего размаха, стукнул ею о косяк двери. Борзов ухватившись обеими руками за колено, взвыв от боли, запрыгал на одной ноге, применяя ругательные слова неизвестные доселе в нашей обыденной жизни. Они были в ходу только в зоне с особым режимом.

– Я буду на вас жаловаться! – крикнула убегающая Рахиль Менделевна, но услышав за спиной вопли, остановилась. В отдалении, на одной ноге, держась руками за колено, с нарастающей проворностью продолжал прыгать подполковник Борзов - как школьник, играющий в детскую игру «классики».

Увидав любопытствующую Рахиль, невольную зачинщицу детской игры Борзов, оторвал одну руку от повреждённой коленки и показал ей кулак. Она,  в отместку, приложила к вискам руки, выставив указательные пальцы, изображающие рога, высунула язык и издала громкий звук –– «Бе- е- е -е!».

Разъярённый Борзов, немедля открыл кобуру и с раздражением обнаружил, что вместо пистолета там находился огурец и бутерброд с салом, который ему постоянно на работу заворачивала жена и ловко заталкивала в кобуру, а пистолет выкладывала в ящик кухонного стола.

Она зачастую использовала табельное оружие не по назначению – раскалывала грецкие орехи, которые очень любила. Экономный до скупердяйства Борзов всегда радовался огурцу и бутерброду, сбережённому им к вечерней выпивке.

 У него была такая чекистская привычка выпивать по вечерам. Пил он в одиночку, в целях конспирации. Цели конспирации давались ему хорошо. Меру знал. Как только свалится – значит, всё, достаточно!

В общем, оставив пустую затею напугать Рахиль Менделевну пистолетом травмированный  своей глупостью Борзов попытался опереться на ногу. Она подвернулась, и её хозяин опять взвыл от боли матерщинными словами повышенной сочности.

 На крик сбежались коллеги. Вызвали скорую. Уложив пострадавшего на носилки, два санитара, как показалось Рахили Менделевне, наблюдавшей из-за угла, Борзова понесли спокойно, даже можно сказать – торжественно. Она мысленно представила траурную процессию и звук похоронного марша Мендельсона. На душе у неё потеплело…