Плыла по морю белая яхта. Часть 2

ЧАСТЬ 2. «Держите дистанцию, держите дистанцию: между руками, между глазами, между сердцами, между губами».


                «И мне ничего не надо – думала лодка -             
                Только плыть бы вот так, спокойно,
                Чтоб была впереди эта яхта,
                Белая яхта, быстрая яхта".
                Не слышала лодка, как над ней смеялись
                Волны морские и белая яхта.
                И чайки кричали, как будто смеялись:
                «Куда ты, куда ты, заморыш, помчалась,
                Привыкшая жить в этом тихом заливе?
                Куда ты в открытое море стремишься?»
                А лодка все плыла, а лодка все плыла…

                Светлана Бондаренко


     Глава 1. «Ты мне жизнь перешел теплым майским дождем, самым чистым   дождем, самым светлым дождем».


     Расставаясь в аэропорту, Ирина и я всплакнули. Знакомы полмесяца, а будто всю жизнь. Но в наше время связаться друг с другом не проблема, главное, не потерять в суете будней в разных городах интерес к общению. Ну, прямо по Гёте: «Живейшие и лучшие мечты в нас гибнут средь житейской суеты». По-моему, это из «Фауста». Но, я ещё тот знаток!

     Вот я уже в поезде, купе пустое, попутчиков пока никого нет. И, чтобы не наваливалась тоска сердечная, сижу и вспоминаю «Рыжую Цилю».
Нашей учительницей по литературе с пятого класса была Александра Андреевна, пожилая, неопрятная, вечно опаздывающая. Все в школе звали её «Тетка». И грустно, и смешно: такая вот дань литературе. У Чехова рассказ «Каштанка» начинается тем, что молодая рыжая собака – помесь то ли таксы с дворняжкой, то ли наоборот - беспокойно бегает взад и вперед и оглядывается. Как наша русичка на уроках. Так её прозвали до нас, но мы тоже между собой говорили «Тётка». Александру мы не любили, литературу тоже. Считали не очень нужным предметом, вероятно, из-за неё. По-моему, она сама не очень любила и литературу, и школу, и нас. Но во втором полугодии нашего одиннадцатого класса она заболела. Возможно, наш класс причастен к этому был. Сейчас я сожалею, что смеялась вместе со всеми, когда мой одноклассник Степка так блестяще съязвил на её уроке литературы. Не хочется писать о грустном, но надо писать правду и о нас, молодых, бессердечных, безжалостных. У Александры был юбилей, ей вручили награду, может  медаль «За трудовую славу» или знак «Заслуженному учителю». « К столетию», - острил Степка, а мы хихикали. И когда Александра Андреевна пришла радостная и, даже, гордая в класс, то он встал и громко продекламировал: «Чины людьми даются, а люди могут обмануться!». Вроде, из «Горя от ума». И почти все загоготали или стыдливо захихикали. Вспоминаю… и противно. Наверное, выросла. Кошек я жалела, а человека унизила заодно со всеми. Как же, какие мы остроумные! Она вышла из класса, к ней вызвали «Скорую», её положили в кардиологию. Она никому ничего не рассказала, и нас даже не «проработали». Не знаю, помнят ли остальные одноклассники, да и сам Степка, но я вспоминаю со стыдом.

     И к нам пришла временно работать «Рыжая Циля». Её звали Цилия Иосифовна. Ей не было сорока. Казалось, что она вся состояла из мелких рыжих кудряшек, прихваченных заколкой, ведущей боевые действия с этой копной волос. Неравная это была битва, заколка явно изнемогала. Рыжей копне хотелось рассыпаться по спине и пламенеть на солнце. А «Рыжей Циле» хотелось наизусть читать нам стихи. А нам, ошарашенным, хотелось сидеть с открытым ртом. Но, это потом. А на первый урок к ней мы не пришли. Сбежали. Хотели посмотреть, что она будет делать. А она сказала: « Вероятно, у Вас у всех были важные дела. Но я постараюсь так преподавать Вам литературу, чтобы Вы в конце года себе сказали: « Жаль, что мы пропустили первый урок». И после ваших просьб я, может, сжалюсь над вами и проведу его». Она засмеялась, а мы ей тогда не поверили. Но уроки литературы превратились в «Театр одной актрисы». Актрисы необыкновенно талантливой и щедрой. «Рыжая Циля» жила литературой. Казалось, что нет для неё в жизни ничего важнее, чем влюбить нас, обалдуев, в литературу. И мы влюбились. Мы вместе с ней стали актерами и чтецами. Научились говорить и перестали стесняться читать стихи. Мы вместе с ней готовились к выпускному экзамену. Нет, не готовились, а проживали жизнь с каждым литературным героем. Мы были зачарованы. Мы, все вместе и каждый в отдельности, совершили открытие. Мы открыли Литературу с большой буквы. Важнее литературы не стало предмета, что ввергало в пучину гнева нашу классную, англичанку Эвелину Степановну. Циля работала в педагогическом институте, на филологическом. Дел у нее было много. Но мы и домой к ней ходили на литературные посиделки. Некоторые решили поступать в педагогический. Прошло время, но для меня «Рыжая Циля» осталась  пламенеющим символом безграничной любви к литературе и к нам, в сущности, ещё детям. Это был подарок судьбы. Её уже не было у нас на выпускном вечере, она уехала в Израиль, к мужу. А я помню всё, что она нам рассказывала, помню прочитанные ею стихи, и очень люблю читать, правда, предпочитаю прозу. Вот поэтому и Гёте в пустом купе!

     Но мне уже не до Гёте. Пришли мои попутчики….  Я подумала, что каждый должен платить по предъявленным жизнью счетам.  Жаль, что очень быстро расплата началась! Но я сразу поняла, за какой грех я расплачиваюсь, и за что мне послали первое из наказаний. Интересно, сколько их будет?
 Вагон наполнялся шумно, народ тащил сумки, баулы, чемоданы. И все это толкалось, рассовывалось, устраивалось. Но от размышлений меня отвлек громкий окрик: «Иди уж, б…, поворачивай! Танком, б… , не свернешь!» И в проходе появилась молодая мамаша, толкающая перед собой мальчугана лет пяти. Затем молодой, здоровый, хорошо поддатый мужик втащил огромный чемодан. Эту громадину было бесполезно толкать, рассовывать или устраивать. Она сама прочно устроилась между полок, презрительно отказываясь стоять под столиком, и, глядя на неё, хотелось сказать: «Титаник!» Не прошло и пары минут, как к молодой паре с ребенком присоединилась тучная пожилая тетка, оказавшаяся матерью парня. Не успев втащить свои сумки, она заявила мне: «Ты должна уступить мне нижнюю полку, я наверх не полезу. А она с ребенком». И, не слушая меня, повернулась к парню. «Вот, ты, дерьмо собачье, нажрался и уселся! Сумки убирай!» «А ты не дерьмо!?» - огрызнулся молодой мужик, но сумки убрал.

     Я, сидя у окошка, укрылась за журналом. И старалась вникнуть в содержание статьи под нескончаемые разборки моих соседей. Причем, пары для ругани с завидной постоянностью менялись каждые две, максимум, три минуты. Они, как в колоде карты, постоянно тасовались в этих разборках. Но при любом раскладе, неизменно, находился повод для мелких стычек. Причем, женская половина семьи всегда атаковала. Я ждала отправления поезда, прихода проводницы, у которой могла получить белье. И уже искренне была благодарна тетке за её предложение поменяться местами. Я уже не только не страшилась остаться один на один с моими воспоминаниями, я мечты о Викторе рассматривала, как акт милосердия по отношению к одиноким путникам, таким как я. Похоже, мои воинствующие соседи в плен никого не собирались брать, перебранка могла закончиться только при истреблении одной из сторон. Что было удивительно, так это то, что "мелкий" не очень отставал ни в скорострельности стрельбы, ни в лексиконе. Просто, голоском ещё не вышел. Но вскоре суматоха пошла на убыль, я с радостью забралась на вторую полку и решила сделать вид, что сплю. Через некоторое время кряхтение полки и волна дошедшего перегара оповестили меня о появлении соседа. А спустя некоторое время богатырский храп довел до сведения моих соседок, что крепость, с которой они активно сражались, пала. Я лежала и думала: «Ну, разве можно уснуть под такие рулады?»

     Ответ на этот вопрос я получила нескоро, и он был положительный. Я заснула. Я просто вырубилась. Организм наверстывал и возвращал себе, отобранные у него, без его согласия, часы сна. Я проснулась, когда за окном утро только достало розовую краску и успело подрумянить лишь бочок одного одинокого облачка. Вагон спал. Алкоголь выпустил из своих цепких лап моего соседа, и уже не бодрый молодецкий храп разносился по купе, а легкое похрюкивание. Внизу, как ежик, свернувшийся в клубочек, на краюшке полки спала молодая мамаша, тогда как мальчуган раскинулся вольно и безмятежно.  Мне, даже, стало её жаль. На другой полке огромной тыквой расположилась её свекровь. И во сне у нее было такое же брезгливо-недовольное выражение лица. Я чуть не застонала, вспомнив, что они будут моей компанией на целый день. « Как там дела у бабы Насти?» - подумала я о моей доброй попутчице, с которой ехала к морю. Это было так давно. В прошлой жизни.

     Итак, я проснулась. Отгадайте, с лёта, о чем я стала думать?  А вот и не о Викторе! Я лежала и вспоминала фамилию автора книги, где был напечатан рецепт избавления от безнадежной любви. Он вложен был в уста курносого пятиклассника, который по секрету делится им со своим другом, изнывающим от неразделенной любви к задаваке-однокласснице: « А ты представь, что царица твоих чувств какает. И всё! Как отрежет!» Царицу представить? Мне это не к чему. А вот царя?

     И я стала думать, как я ухаживаю за «царем моих чувств», который мечется в тифозном бреду, как я его обмываю, переодеваю, расчесываю, смачиваю растрескавшиеся губы. А потом, когда ему станет легче, кормлю с ложечки. Я бы это делала с безграничным терпением и любовью. Господи, я даже представила, что с ним случилась трагедия, допустим, ДТП! И он стал инвалидом. Я бы его не оставила. Я бы его ждала даже из тюрьмы, если бы в этой аварии он был виноват. Жена бы его бросила, а я – нет! Мать Тереза!

     Автора я не вспомнила, да и рецепт на мне не срабатывал. Наверное, слишком великовозрастная я для него. Всему свое время. Ведь «бабайки» я уже не боюсь. А, может, на «царей, являющихся объектами безнадежной любви», этот рецепт не распространяется?  Налицо дискриминация по половому признаку. И я почему-то вспомнила «товарку» мою, Машулю…

    «Историю пикантную для дам поведала одна приятельница нам». Это я о «крутых виражах» в жизни продавщицы из моего отдела Марии, которая три раза была замужем к 25 годам. Она приехала к нам из Челябинска. Там она в первый раз и вышла замуж за своего Василия и родила ему дочку. Но Василия посадили за грабёж и разбойное нападение. Она развелась, переехала в наш город к сестре и снова вышла замуж. «Хороший товар на полке не залежится», - так комментировала новое Машкино замужество наша пожилая уборщица Валентина Ивановна. Машуля и, правда, была очень ладная, статная. Ей бы мужскими товарами торговать! Продажи бы повысились. Причем, девушка она была неплохая. Сестра её была большая любительница развлечься и погулять. Так Мария воспитывала и свою дочку, и сынишку сестры. «Замуж она вышла «с приглядкой в будущее», - по словам Валентины Ивановны. «За квартиру, за машину, за мужнин институт». Жить бы ей с этим богатством, поживать, да тут Василия амнистировали. Он её разыскал в нашем городе. Машуля бросила всё, развелась, снова вышла замуж за Василия. Забрала только дочку и сынишку разгульной сестрицы и уехала в Челябинск. Уже родила сына. Пишет, что счастлива. Звала в гости и меня, и Валентину Ивановну. «Ну, чистая Санта-Барбара! Только я уж не поеду. А ты сгоняй, посмотри, путно ли она живет», - вроде бы, как в соседний отдел, напутствовала меня наш «магазинный философ» тетя Валя.
 
     У меня вообще-то нет бессонницы. Сплю, как сурок. И даже не знала, что на рассвете в голову лезет всякая ерунда. Я думала, что буду лежать и тосковать, ан, нет, лежу и улыбаюсь, вспоминаю Машку и город, и маму с тетей Ниной. Боже, как я по ним соскучилась! Мобильник, конечно, здорово облегчает жизнь. Но по нему ведь не обнимешь!

     Мама… Я думаю, что она меня быстро «вычислит». От неё не скроешь, что в моей жизни произошли важные события. Я стала думать, как я буду ей рассказывать, и на душе стало горько-прегорько. Как кипятком ошпарило, только не руку, а всё изнутри. И как-то разом навалилась тоска по Виктору.  Как я буду жить дальше? Без него? У меня не было ни его электронки, ни его номера мобильника, а у него - моих. Мы даже не говорили об этом. Я - специально, так как не хотела, чтобы это стало похоже на курортное знакомство. Я не собиралась ни звонить, ни писать. Это была моя «восьмерка Мёбиуса», и я не хотела и не могла выйти за её пределы. Это был мой мир концентрированного счастья, и я не хотела в нем ничего менять. В этом мире нам был дан кубик с «Да» и «Нет». Выпало… «Нет». И мне теперь нужен ответ только на один вопрос: «Чем сердце успокоится?» Чем его отвлечь, я уже придумала…. Уже и судьба подсуетилась, тоже придумала.
 
А вот чем успокоить!? 


     Глава 2. «Я вижу маму молодою, веселой, звонкою, смешною. Бывало, строгою порою, и все ж любимой очень мною».


     Перрон на месте. Никуда не делся – дождался меня. А на нем мама и тетя Нина. Через окошко я вижу их радостные лица. Но я не тороплюсь, успокаиваюсь. Мне не хочется, чтобы они увидели в моих глазах даже намек на  тупую ноющую боль, поселившуюся во мне. Сколько кошки от усов до кончика хвоста? Вся кошка. Сколько тоски от макушки до моих пяток? Вся я. В тоске. Я наполнена ей по самую макушку, и жить теперь, наверное, придется осторожнее. Главное, чтобы она, тоска, не расплескивалась и не обжигала до слез. Скоро я привыкну жить с таким багажом. Как полные люди со своим избыточным весом. В основном, только мечтают похудеть, а не получается. Так и я. Буду только мечтать о Викторе…. Ну, не получилось, не срослось!
 
     Народ уже потянулся к выходу. Вышла и я. Мы стали обниматься и целоваться сразу втроем: и я, и мама, и тетя Нина. И все разом начали говорить, говорить и говорить. Но быстро поняли, что ясности от этого маловато. Тогда мы начали смеяться. Только насмеявшись вволю, мы перешли к разумным действиям. Мы тронулись к выходу по опустевшему перрону, к стоянке машин.  Мама и тетя Нина в своих ярких летних платьях выглядели, как две юные девушки. И были очень красивые и взволнованные. И какие-то другие. Я не могла определить, что в них изменилось. Но то, что они изменились, было видно моим отдохнувшим от них глазам. Мы вышли из вокзала,  остановились. И мама тут сказала: «Домой нас отвезет Борис Михайлович на своей машине». Посмотрела на меня как-то виновато и переглянулась с тетей Ниной.

     «Хоть Михал Борисович! Главное, побыстрей хочу оказаться дома, в ванне. Чувствую себя замарашкой!» - «Леночка, Борис Михайлович не просто водитель, он мой друг. Я должна тебе сразу сказать, чтобы ты не удивлялась. Мне так хочется, чтобы он тебе понравился. Это так важно для меня». – «Мама, ты, поэтому так красиво выглядишь? Или так выглядят все счастливые женщины? Мамулечка, если тебе хорошо, я только рада буду. Я – взрослая девочка. Мне в апреле стукнуло 21, и я уже могу покупать спиртное». И, неожиданно для себя самой, добавила: «Я уже знаю, что такое любовь. Я там влюбилась в Гусака. Я про него вам сказала, так как мне надо с кем-то о нем разговаривать, иначе я сойду с ума»…. И я заплакала.

     Тетя Нина первая, затем мама бросились меня обнимать и стали плакать вместе со мной. Мама гладила меня по голове: «Девочка моя. Как мне жаль, что ты так ужасно провела отпуск у моря. Не зря я не хотела тебя отпускать».
Не сразу, но до меня дошел смысл ею сказанного. Я перестала реветь, отодвинулась от них, посмотрела каждой в глаза и сказала: «Отпуск был замечательный. Я провела лучшие дни в моей жизни у моря. Я же сказала, что мне надо говорить о нем. Выговориться! Он такой хороший!»

     Не знаю, как долго продолжались бы наши разговоры, но низкий мужской голос вклинился в женское трио. «И долго вы будете разводить сырость на вокзале? Вон все ступеньки залили». Мы посмотрели под ноги. Под ногами была лужа, и мы в ней стояли. «Да, ну, тебя, Борис. Это после вчерашнего дождя». И мама ласково улыбнулась высокому худощавому мужчине, коротко- стриженному, с благородной сединой на висках, с острым пронзительным взглядом серых глаз. Выправка у него была, как у нашего дворника Ван Ваныча. Наверное, военный, успела подумать я прежде, чем мама стала нас знакомить.

     Ехать нам было недалеко. Борис Михайлович занес чемодан в квартиру, поцеловал маму, распрощался с нами. Сказал, что у него сегодня дежурство, а завтра он весь в нашем распоряжении, что с утра будет ждать звонка, чтобы узнать о наших планах. И он ушел.

     И мы снова были втроем, как раньше. Нет, как раньше не получалось. Ладно, все узнаю потом, а сейчас - в ванную! 
 
     Я – дома, чистая и, как не странно, счастливая. Только немножко повзрослевшая. Я внимательно стала себя рассматривать в зеркало. Не понравился только рот. По-моему, великоват. Да и губы слишком пухлые. Все остальное я признала пригодным для жизни. А ресницам поставила пятерку. Густые, длинные, даже сейчас, с выгоревшими на солнце кончиками, они были хороши. Они достались мне от мамы. У нее они ещё гуще, и служат черной рамкой для её больших светло-карих, с крапинками зеленого, глаз. А мои глаза были голубого, даже бледно-голубого цвета. «Ну, сущие северные озера, в которых мать твоя потонула», - однажды, давно, так отозвалась тетя Нина о них. И тихо добавила, думая, что я не слышу: «От козла этого достались». Но я услышала и запомнила. Дети много чего слышат! Нос я тоже признала приличным. Не большим и не маленьким, в самый раз. Прямой нос, с немного хищными ноздрями. Я похудела, и стала скуластая. Как Виктор. Может, скуластость – это заразно? Зато шея у меня удлинилась. Наверное, заразилась от лебедя. Я засмеялась. И решила внимательно рассмотреть свою фигуру. Хотя, я знала, что легкая атлетика и волейбол сделали меня стройной. Живот у меня  плоский. Ноги у меня были длинные, ровные. Я даже один раз слышала, как нашу команду по косточкам разбирали пловцы, после своей тренировки отдыхавшие на трибунах зала. Им всем хотелось, чтобы грудь была бы у нас у всех не меньше пятого размера. Сами попрыгали бы с такой грудью!  И только один, Артём, сказал: «На фиг! Потом отвиснет до пупа. Мне в ладошку и третий в самый раз». И как они его не убеждали, он не сдавался. «Сегодня что-то не видно блондиночки Ленки. Вот у неё всё, как надо. В моем вкусе». Остальные не стали возражать. А я посчитала за лучшее незаметно смыться. Было приятно, что я «котируюсь». А с Артёмом потом у нас даже был недолгий романчик, пока этого любителя блондинок не переманила роскошная брюнетка с пятым номером, разъезжающая на белой японской тачке. Отношения у нас остались дружеские, мы иногда ходили в кафе или на новый фильм. Он стал моей палочкой-выручалочкой в трудный для моей души и гордости период. 

     Моя школьная любовь и, по совместительству, «гордость школы» Сережа Новицкий учился на год старше меня. Он был и лучшим учеником, играл в гандбол и в водное поло, и был обожаем всеми девочками школы. Конечно, не за успехи в учёбе и в спорте. Главное, Сережа был высокий блондин с голубыми глазами. И с хорошей фигурой пловца. И в голубых рубашке и джинсах он будоражил покой сексуальноозабоченных школьных красоток. Тогда вопрос: «Кто он?» девчонок волновал намного меньше, чем вопрос: «А какой он?»

     Он был нормальный парень. Мы с ним часто выступали за школу в спортивных мероприятиях. Я даже не думала, что он на меня обращает внимание, но однажды на соревнованиях подвернула ногу, Сергей поделился эластичным бинтом и проводил меня до дома. С этого дня девчонки школы перемывали мне косточки каждый день, а количество друзей среди парней резко сократилось. А мне было приятно, что «звезда» школы – мой бойфренд. Школу Сергей окончил с золотой медалью и поступил в МГУ. Я и радовалась за него, и злилась, так как знала, что не смогу поехать учиться в Москву. Любимое мое занятие в это время было читать электронную почту. Он приезжал и на каникулы после зимней сессии, и на майские праздники. Мы все это время проводили вместе. «В ущерб учебе!» - говорила моя мама. А тётя Нина успокаивала её: « Пусть хоть вдохнет запах МГУ, коль ей не светит там учиться!» А меня наставляла: «Леночка! Серёжа – птица столичная, залетная. Пусть только мальчик будет залётный. А больше ничего залётного нам не надо. Молоды вы ещё. Не портите себе жизнь». Я понимала, о чем она меня предупреждала. Когда он приехал после зимней сессии домой, то секс нам был и обедом и полдником, и тренировками, и кинофильмами. Родители его уходили трудиться, квартира была в нашем распоряжении. Секс, секс и … секс. Было интересно, волнующе-весело и потно. Я казалась себе умудренной опытом и снисходительно поглядывала на девочек, у которых не было бойфрендов. Боже, какая дурочка была! Да нет, я – нормальная девчонка в школе была, невредная, доброжелательная.  Просто все разговоры велись  про секс, про мальчиков, про фигуры, про диеты, про нижнее бельё. Мне не нравилось, когда девчонки в раздевалке говорили: « Она невинна!» - и ржали при этом. Особенно выделялись три школьные красавицы с хорошо развитыми формами, чем они и гордились. Они считали, что запретных тем нет. Но при мне о нас с Серёжкой не судачали и подробностей не выспрашивали. Я с трудом переносила такие откровенные разговоры, могла за себя постоять, и они это знали.  «Покусывали» скорее « из любви к искусству», чем из желания что-нибудь выпытать. Они точно знали, что Новицкий может и «накостылять», если я пожалуюсь. Но я не обращала внимания и не конфликтовала. Характер мне достался мамин: я терпелива и неконфликтна.

     А в конце второго курса Сергей женился на девочке из своей группы, что было для меня неожиданно. Свадьба была в Москве, так как невеста была москвичка. Я огорчилась скорей неожиданностью свершившегося, чем нашим расставанием. Школьная любовь не выдержала испытания расстоянием. Сошла на нет. Но уж тут меня «замучали» жалостливыми высказываниями как искренними, так и радостно-злобными. Говорили про женитьбу Сережки вместо «здравствуй» и « до свидания». Приятного было мало. Но я уже и по переписке нашей понимала, что мы отдалились друг от друга. Я понимала, что эту страницу я переворачиваю с грустью, но без боли. Я всегда улыбаюсь, когда вспоминаю о наших счастливых «щенячьих « днях. Мама нервничала больше меня. Ей было меня жаль. Она старалась накормить меня чем-то вкусненьким.  Я часто ловила на себе тревожные взгляды, которые они с тётей Ниной украдкой бросали на меня. Всё это стремительно пронеслось у меня в голове, так как Сережа любил гладить мои ресницы, целовать их и кончик носа. Он вообще часто рассматривал моё лицо. А на вопрос: « Что ты на меня так смотришь?» - всегда с серьезным видом отвечал: « Я любуюсь. Твое лицо красивое, потому что пропорциональное и симметричное. И число ресничек слева равно числу ресничек справа». Любимым предметом у него была математика, которую он и продолжил изучать в МГУ. А чтобы я не спорила, он всегда начинал целовать мои губы, и я, почти, никогда не успевала сказать, что ресницы выпадают, и число их может меняться. А если успевала, то слышала в ответ: «Только не у тебя». Я погладила ресницы и нос. Посмеялась вместе со своим изображением в зеркале.

     Но когда я решила оценить критическим взглядом свою фигуру, мне стало не до смеха. Как только я стала рассматривать свою грудь, так соски сразу напряглись, живот внизу наполнился жаром, спина непроизвольно изогнулась, стало не до фигуры. Я закрыла глаза и сразу увидела Виктора. Пальцами ласково начала водить по соскам, с удовольствием ощущая, как между ног становится влажно. Я представляла Виктора, и бедра стали совершать ритмичные движения, одна рука плавно по животу опустилась вниз, удобно устроилась между бедер. Я кусала губы, чтобы не стонать от удовольствия. Я, как в реальности, чувствовала Виктора. Моё тело отзывалось на его ласки. Не на мои. Каждый изгиб тела помнил его. Я была так возбуждена, что вынуждена была прислониться к стене, чтобы не упасть. Я снова была на нашем утесе с Виктором.

     Когда все закончилось, осталось только удивление: «Как мне хорошо!» Это со мной было впервые. Это меня потрясло. Я видела такие страсти у одиноких дамочек в кино, но не думала, что чувства, которые они играют, реальны. Ещё как реальны! Да, Леночка, всё будет труднее, чем ты предполагала. Не только мозги придется загружать, но и жадное до ласк тело надо будет доводить до изнеможения. Буду рубить дрова, как Андриано Челентано, или бить в колокола, как его друг- священник. Только вот, где взять дрова и колокола?!
 
     Мама и тетя Нина стали звать меня к столу, и мне пришлось закончить такие опасные смотрины. Вкусные запахи носились по квартире, а аппетиту не очень-то было интересно в ванной. Он уже разыгрался и точно знал, что игра должна продолжиться на кухне за столом. Туда он меня и повел. Да я и не очень сопротивлялась. Так хотелось домашнего, вкусненького!

     Но вот и праздник домашнего чревоугодия закончился. Тетя Нина засобиралась: «Девочки, у вас есть о чем поговорить, а мне пора!» « Куда ты?» -  всполошилась мама. «На свидание!» - засмеялась она в ответ. «Я скоро вернусь. Про тебя, подруга моя, я больше тебя знаю. Ты, вон, с Леночкой посекретничай! Ей интересно послушать про наши пируэты, про наш кордебалет!». И, повернувшись ко мне, строго сказала: «А про свои то ли «завядшие помидоры», то ли про «любовь-морковь» без меня не начинай, чтобы дважды не повторять. Хотя тебе, чем чаще, тем бальзамистее. Терпи и жди, я скоро!» Мелькнула, хлопнула, исчезла.
 А мы перебрались на диван…


     Глава 3. «Ах! В этом возрасте пикантном Вы так прекрасны и нежны.  Ах! В этом возрасте пикантном в вас столько пылкости души! »


     Мне было уютно: моя голова устроилась на маминых коленях, а всё остальное свернулось «в клубочек». Мама перебирала прядки волос, отмечая, что они сильно выгорели на солнце, будто мелированные. Смотрела на меня и улыбалась. Как же, ребёночек вернулся! Но я не дала ей увильнуть от рассказа «о пируэтах» и «кордебалетах», потребовала всё и с подробностями. Мама смеялась и говорила, что рассказывать, собственно, не о чем. Просто в её жизни появился знакомый по имени Борис Михайлович. «Мамуля, всё и с подробностями!» -  «Да, ладно. Всё по порядку расскажу. Тем более, нам надо будет кое-что решить!»

   - Ты, конечно, после получения путевки была занята покупками и сборами в отпуск. Но, всё равно, должна помнить, что рыжая пушистая кошечка, которую мы прозвали Тыковкой, сильно хромала. Что-то у неё с передней лапкой было не в порядке. И я повезла её к ветеринару. Там была небольшая очередь. Так вот, как раз за мной был мужчина с огромным холеным котом-британцем. У кота слезился один глаз. «Тыковка», привыкшая к тяжелой доле, вела себя спокойно. Она ласковая. Ей нравилось сидеть у меня на руках. А британец, не переставая, мяукал. Когда вышел ветеринар и сказал: « Тыковка»,  и нашу рыжулю забрали на осмотр. А я осталась дожидаться. Так этот важный «британец» неожиданно вылез из корзинки и улегся ко мне на колени. Это так поразило моего соседа. Он стал извиняться, но я рассмеялась, мол, меня все кошки любят. Так, слово за слово, мы разговорились и познакомились. После ветеринарной клиники нас с Тыковкой подвезли к дому. Борис Михайлович взял у меня номер телефона, сказал, что хочет получить несколько советов по уходу за котом.

     Кот ему достался в наследство от дочери, которая вышла замуж за итальянца и уехала жить в Равенну, небольшой итальянский городок недалеко от моря. Через год, когда дочка родила двойняшек, жена Бориса Михайловича уехала помогать дочери. Да, так и осталась в Италии, устроив себе новую жизнь с неким сеньором Джованни. Борис говорит, что даже порадовался за неё, так как их брак давно изжил себя. Жили вместе, скорее, в силу нежелания что-либо менять, по привычке. Нормальные отношения сохранились и после развода. По молодости жене немало пришлось помотаться по гарнизонам, где ему доводилось служить. Потом наступила перестройка, он ушел из армии, крутился на разных работах. Где-то он со своим характером не подошел, где-то его качество денег не устраивало, хотя деньги были немалые. А были и такие организации, где бардак превосходил все мыслимые пределы для кадрового военного. Ушел в пожарные. И сейчас он командует пожарной частью. Той, что на повороте, перед твоим заводом.  Живет один в двухкомнатной "сталинке". Ну, ты знаешь, недалеко от площади Ленина. Кот часто остается один. Борис много времени проводит на работе. Всё свободное время проводит в деревне. Дом у него там родительский. Забирает кота с собой. Вот там глаз любопытного, но плохо приспособленного к деревенской жизни кота, и пострадал. Как? Борис не знает, был на рыбалке. Деревня на берегу Волги, а Борис – заядлый рыбак. Мы с Ниночкой уже были там. Она у меня сначала была группой поддержки. А вот сейчас у нее другой статус. Она и, правда, на свидание убежала. Захочет – сама тебе все расскажет. А я к нашим с Борей делам вернусь. Отдых удался. Места там красивые. Ездили большой компанией. Ребята с работы Бориса. В основном, молодые семейные пары. Брали детей. Процесс у них этот отработанный. Часто вместе отдыхают. Как-то это у них дружно получается. Я, по-хорошему, позавидовала.

     В моей жизни не было такого. Ты же знаешь, одна радость – ты. А, так, одна работа для выживания. Честно говорю, ушла на берег, всплакнула. Уж, очень тоска навалилась. Всю жизнь, как сжатая пружина, в напряжении. А тут, в чужом месте, сорвалась. А Борис Михайлович заметил, что меня нет, и пошел искать. Устроился рядышком, молча. А мне не разговоры нужны были, мне слушатель нужен был. Сама себе удивилась. Все молчком да молчком. А тут малознакомому человеку всё выплеснула. Горьковатый напиток выплеснула. А Борис взял меня за руку и сказал: « Зоя, ничего ещё не потеряно. Попробуем начать новую совместную жизнь. Вы мне очень нравитесь. Мне кажется, мы подходим друг другу. А, уж, вы, вообще, молоды и красивы. Я хотел бы сделать вашу жизнь счастливой. Ваша дочь взрослая. Вас любит. Если она такая, как вы рассказывали, она только порадуется за нас». Он говорит, а у меня сердце сжимается и от страха, и от радости одновременно.

     За все эти годы находились охотники переспать, романчик от жены необременительный завести. Как же, одинокая бабёшка с довеском на руках! То ли в девках родила, то ли муж сбежал! Чего бы ей не оторваться!? Не погулять!? Я таких поотгоняла немало. Заработала репутацию « нелюдимой стервы». Народ-то в цехе зубастый, я предпочитала отмалчиваться, если сильно не доставали. Потихоньку меня оставили в покое. Даже во вторую смену могла убираться спокойно. А вот желающих сделать меня с дочкой счастливой не находилось. Всю жизнь вокруг одни "прыгающие кузнечики".  Была пара ухажеров, которым я была нужна. Да, не больно ты была кому в радость. А я тобой жила, ты у меня всегда на первом месте. Мужчины быстро это понимали, только делить пьедестал с тобой были не намерены.

     И, вдруг, познакомилась с Борисом Михайловичем. Он совсем другой. Я, как молоденькая, глупенькая стала. Да, и ты тут уехала. Нинок в уши пела: «Может это твой шанс в жизни!?» А мне Борис сразу понравился, ещё у ветеринара. Я даже подумала: «Повезло же кому-то!» Но мысль эту быстро отогнала и, уж, вовсе не ожидала, что похожая мысль возникнет у него. Это он мне потом рассказал. Я часто ловлю себя на том, что мыслим мыс ним часто похоже. Гости разъехались, а я осталась. Вот так без твоего благословения и начала новую жизнь! Ну что, благословляешь?
 Она ласково смотрела на меня и серьезно ждала ответа. Где-то в глубине глаз притаилась многолетняя грустинка. Видно было, что нелегко ей дались эти годы. Дочка, то есть я, выросла. А моя милая мамочка, по-прежнему, чувствует себя обязанной жизнь свою посвящать единственной дочери, дитятке. Особенности национального воспитания.

     Моя дорогая мама! Да, я благодарна пока незнакомому мне Борису Михайловичу, что, помимо спрятанной грусти, вижу святящиеся радостные глаза, и в них ожидание чего-то хорошего в жизни. Ты сама меня учила, что у каждого на свете есть вторая половинка, и, главное, для счастья – это встреча с таким человеком.

     Я села рядышком и сказала: «Мамочка, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Рискни распахнуть створки раковины. За эти годы ты вырастила такую огромную жемчужину неверия в счастье, что пора от неё избавиться. За меня не волнуйся. Я ведь от тебя никуда не денусь. И с Борисом Михайловичем, если он тебе нравится, налажу отношения". Я поцеловала её в щеку. Мама шепнула: «Я рискну!»

     А я подумала: «Вот и дрова нашлись. Могу теперь в деревне колоть дрова! Может, и колокол найдется». Ещё я поймала себя на мысли: «А как бы я себя повела, не познакомься с Виктором? Да и решилась ли мама на такой стремительный поворот в жизни, если бы я была дома?»  Всё к лучшему. Но, как говорится в финской пословице: «Сядем и подождём, пока спешка пройдет мимо». Мы обнялись… и заревели.

    Сижу рядом с мамой и чувствую себя принцессой из сказки про спящую красавицу. Принц пришел, поцеловал, и моя душа ожила. Я поняла, какое это счастье встретить любовь. А, так, мама рядом жила столько лет, и мне в голову не приходила мысль: "Как ей одной живется?". Слава богу, прозрела. Проблем у нее со мной не будет. Но за первой мыслью появилась и вторая, что радует. О том, что мы, ведь, с ней вместе плачем первый раз в жизни. Я никогда и не видела её плачущей. Да, я в детстве ревела. Мама всегда утешала, поддерживала. А, уж, когда подросла, слезу из меня стало трудно выбить. Зубы сжимала, глаза в щелку могли превратиться, но слез не было. А сегодня уже второй раз в унисон хлюпаем носами. Расчувствовались. Не хватает только тети Нины. Она бы...


     Глава 4. «Судари, сударушки, гуси и гагарочки. Кто ещё без парочки?»


     Что бы делала тетя Нина, я не успела решить. Может, составила бы компанию двум чувствительным дурочкам, старшей и младшей, а, может, наоборот, что более вероятно, запретила нам разводить сырость и портить внешний вид? За внешний вид нас троих тетя Нина боролась отчаянно, насколько позволяли средства. А они позволяли добавить слово "народные". Зато уж народные средства мы могли разнообразить от души. Они позволяли ей многое. Мы то зеленели от огурцов, то краснели от клубники, то готовили мыло Клеопатры для душа или кофейный скраб для бани. Тётя Нина была неутомима и требовательна. В свои 38 она выглядела молодо. Она была невысокой, намного ниже мамы. Смуглая худенькая брюнетка. И очень гибкая. Делала стрижку типа "каре", только ассиметричную. Помаду любила ярких оттенков. Ей очень шла красная помада, хотя, именно красная помада на губах многих женщин выглядит вульгарно. Глядя на тетю Нину, я всегда вспоминала изящных женщин «Серебряного века»: в платьях на тоненьких лямочках, с длинными нитками жемчуга, мундштуками с сигаретой в изящных пальчиках….

      Мне уже пора звать её Ниной! Тетей её звать просто смешно. Надо будет поговорить с ними об этом. А ещё она мне напоминала о Древнем Египте. Не зря же историки пишут, что наши края и Египет имеют много общего. Я смотрела передачи по телевизору. И тогда, как раз, подумала о нашей Ниночке.  Она, как с фрески древнеегипетской. Или, может, в другой жизни она была  черной кошкой? Или будет в следующей? Грациозна она была от природы, и жеманства в ней не было, что мне не нравилось в некоторых красивых женщинах. А голос у неё был звонкий, но без визгливости. И смеялась она заразительно. А ещё она хорошо пела. Ох, и громко будет мяукать в следующей жизни! Или в прошлой?
Именно она была « хозяйкой» нашего «спа-салона»:

     -А хулио нам не быть стройными!? Деньги на жратву нечего переводить. Огурцов и яблок на нашу жизнь хватит. Я купила глину. Сейчас будем делать маски. Ой, Зойка, мне бы твои данные, я бы в королевах ходила.   

     -Твои данные тоже хоть куда! Да только штабелей из принцев под твоими стройными ногами я что-то не вижу!

     -Штабеля сложить - не проблема. Вот только порядочного мужа найти проблема: то бабники, то женатые да детные, то голь перекатная. «А я люблю военных, красивых, здоровенных! Ещё люблю крутых и всяких деловых!» -  звонко смеялась, припевая тётя Нина.- Вон Ленка подтвердит: прынцев нет, одни купцы-покупцы.

     -Ленку-то что приплетаешь?.

    - А что? Она в магазине насмотрелась на купцов- покупцов. А мой мужчина солидный должён быть. Баловать меня должён. А, главное, не должён кидаться на все, что шевелиться! Я у него одна царица буду.

     -Здорово живешь! Он – прынц, а ты - царица!
 
     -Ну, уж, в прынцессы я не гожусь. Пусть он будет не прынц, он будет царь!

     -Нужна ты, голь перекатная, царю. Вот в любовницы стареющему Игрунину ты подходишь!

     -Фу, как грубо! Как там, Ленк, Валентина Ивановна нас учит? « Красивый товар на полке не залежится». Игрунин - это мой банковский счет. Израсходую - закрою. Может, к этому времени царя где-нибудь завалящего по сусекам поскребу. Да наскребу. А ты, Зоечка, сусеков с царями пуще темного леса боишься. Хочешь, тебе царя поищем?

     -Нин, ну, и балаболка ты!

     -Нет, лапа, я – мечтательница, как Ленкина Ассоль. Просто сейчас я на практике, - и тетя Нина снова заливалась, как колокольчик.

      Зря Джанни Родари отдал волшебный смех мальчишке. Надо было завидовать тете Нине. Никто заливистее и звонче не смеялся, чем она. Вот и мама начинала смеяться. Точнее, посмеиваться. Они могли долго «держать мяч в игре». Тетя Нина ещё и в пляс могла пуститься. Это у нее лихо получалось. Она в детстве в танцевальный кружок при Доме офицеров ходила. Даже солисткой была. И тогда мама сдавалась. Переплясать тётю Нину она не могла. А я всегда сидела и улыбалась, так как любила их слушать.

     Но звонок переливался настойчивыми трелями, и я, шмыгая носом, пошла открывать дверь. На пороге стояла радостная тётя Нина.

    -Отгадайте с трех раз, что я себе приобрела?

    -Неужто, торт? Или путевку?- воскликнула я.

    -Наконец-то, купила новый диван! Почему без меня? - крикнула из комнаты мама.
 
    -Фу, туды-растуды! Как мелко и скучно! - наморщила нос тетя Нина.

    -Почему скучно? Может, ты в Диснейланд едешь, в Париж! - спросила я.

    -Почему мелко? Надеюсь, ты большой диван купила? - сказала мама, выходя в прихожую.

     Тетя Нина подхватила нас под руки, усадила на диван, который мы только что покинули, и замерла перед нами, как гордая греческая богиня. Дав нам возможность вдоволь полюбоваться на нее, она сказала: "Я приобрела свекровь!" Я вытаращила глаза, мама лишь покачала головой и произнесла: «Решила? Совет да любовь!»

    -Мне кто-нибудь расскажет что-нибудь? Или я всё ещё маленькая? И у вас от меня секреты? Между прочим, я уже выросла! Может вы не заметили? Я считаю, что с этого дня я говорю Нина без всяких тёть!

    -Заметили, говори, - дружно воскликнули они.
 
   - Просто, мне кажется, что наша Ниночка отбирает у тебя женихов!  Молодых! - добавила мама.

    -Да, ладно тебе, Зоя. Что такое 8 лет в наше время? Просто я буду, как "звезда"! У них, что не муж, то молодой. Им можно, а мне нельзя! А всякие занудства по этому поводу мне предстоит выслушать не один раз. Уж, хоть ты, меня поддержи!

    -Да, держу, держу! Мы с Леночкой всегда за тебя. Да, как бы, не пришлось слезки твои вытирать.

    -На всю жизнь не загадаешь. А сейчас я попорхаю.

     Я снова попыталась подать голос. И он был услышан. И мне было рассказано, что наша Ниночка разбила сердце Димочке Красину. Почти что военному, красивому и здоровенному.

    -Тоже пожарник?

    -Пожарный! - дружно вскричали они. «Пожарники - это жуки на даче у Бориса Михайловича. А они – пожарные!»

    -Ну, ладно. Пожарные-пожарные! А дальше-то что?

    И Нина поведала, что решилась ещё раз поверить в необходимость законного брака.

   -А дальше? Вот были на даче у Бориса Михайловича. Да, вот такая у него дача. Романная. Вот там с переглядок и начала. И в омут уволокла красавца. Да не отбирала ни у кого! Разведен, и в грусти пребывал. Можно сказать, я - спасательница из Малибу. Спасительница. Сначала утешала, а потом и сама утешение в нем нашла. А что быстро? Так не пропали уроки жизни. Чего нам тянуть. У нас сегодня дела были побольше и поменьше. Заявление в ЗАГС отнесли и в ОВИР на загранпаспорт. Я же не собираюсь фамилию снова менять. Мой алкаш в память о себе мне оставил лишь красивую фамилию. Ниной Полонской была, Ниной Полонской заграницу и поеду. Вот сейчас и тортик не грех съесть! Кстати, и вам надо сделать загранпаспорта, а то пригласят женихи на Канары, а у вас, красоток, документов нет!  И лап нет, и хвоста! Хуже кота Матроскина живёте!

   - Давно ль ты стала жить лучше кота Матроскина? А лап и хвостов у нас полон двор. Они нам все родные. Чай, поручатся за нас. Будем по очереди  предъявлять их лапы и хвосты вместо паспортов на всех границах мира,- фыркнула мама.

    -Мам, Ирина Макарова тоже мне советовала сделать загранпаспорт. Давай сделаем,- задумчиво произнесла я. Почему задумчиво? Да потому, что Ниночкину ситуацию я начала примерять на себя, но про себя…

    -У нас с Виктором разница почти 9 лет. Только наоборот, он старше. Мы с Виктором идем подавать заявление в ЗАГС... Вопрос сразу: где? У него работа, жилье, обязанности, интересы все там, в родном городке у моря. Моя мама здесь, и я не оставлю её одну. Господи, что за ерунда лезет в голову! Предложения или, хотя бы, продолжения знакомства мне никто не предлагал. Точнее, не предлагал Виктор. Эх, Виктор Петрович, Виктор Петрович! В мечтах я бы сразу согласилась. А в жизни? Господи, да о чем я! Повторяю для тупых: тебе никто не предлагал ни руку, ни сердце. И в любви не признавался! И своё сердце отдать не удалось. Оно просто разбилось на мелкие кусочки. Вдре-бе-зги! Вдре-без-ги!? - Ой, стало себя жалко, глаза защипало. Не разреветься бы опять!
 
     И я поняла, что переживать о своих делах у меня пока возможности нет. Потосковать - то и то некогда и нельзя, чтобы не огорчать близких. Уж, круто все закрутилось у моих самых родных дам. Конечно, когда они уйдут к своим мужчинам, а я останусь одна, то тогда тоска и навалится. Я никак не могла представить себе дом без мамы, но понимала, что если я начну скулить и жаловаться, то она не уйдет к Борису Михайловичу. И мне не поможет, и себе все испортит. Значит, надо язычок держать за зубами. Решение приняла, и сразу стало легче дышать.

    -Идем пить чай и слушать нашу лягушку-путешественницу. Леночка, что-то мне подсказывает, что нам есть, что послушать!- сказала мама.

    -Есть, есть! – подумала я. - Еще как удивитесь!


     Глава 5. «Люди, лица, разговоры – все вокруг меня. Круговертью карусельной мчится жизнь моя».


     Мы устроились на кухне. Мама достала мой любимый красный в белый горох сервиз. Праздничный. Я его с детства звала "народное гуляние" Просто, когда приходила тетя Нина с баранками, мама доставала яблочное повидло, заваривала чай с травами, разливала его по красным с белым горохом чашкам и торжественно объявляла: "Начинаем народное гуляние!" Как я любила такие чаепития! Они случались нечасто, но всегда заканчивались пением втроем или даже плясками: я с тетей Ниной выплясывала, а мама была музыкальным сопровождением.
 
    -Зой, а ноги - то всё помнят! Не зря столько лет в танцевальный ходила.
 
    -Ой, Нин, если бы не та авария, если б твои родители не погибли, и жизнь бы совсем по-другому сложилась Ты - такая талантливая!

    -Твоя бы, моя бы, если бы да кабы! Пой, давай! Мы ещё не наплясались!

     И вот теперь мы сидим втроем на кухне, и я соображаю, как бы это им все так рассказать, чтобы их не растревожить. И я начала: «Вы у меня самые, самые любимые. Я за вас рада очень. Но, ставлю вас в известность, что лето у меня будет тяжелое". Они насторожились, переглянулись, а я продолжила: "Я решила в этом году поступать в университет на факультет филологии и журналистики».
 От неожиданности они сначала никак не отреагировали. Потом уставились, молча, на меня. Затем мама, повернувшись к тете Нине, сказала: "Нин, это она Цилей хочет быть". "Ну, удивила! Ух, ты, училка у нас будет своя", - воскликнула Нина. И они замолчали.

    -Ну, ты подумай, Нин! Как всё в этой жизни у нас происходит! Сначала она пошла учиться в колледж, где преподавал мой отец. А теперь она идет в пединститут, где он учился. Ну, да! Ну, университет.… Это сейчас. Правда, он физмат заканчивал. Папа, он задолго до её рождения утонул. Она дедушку только по рассказам моим знает. Да и бабушку практически тоже по рассказам. Ей было-то три года, когда она умерла. Второй инфаркт. Она всегда говорила: «Паша утонул, и сердце мое под лёд унёс». У неё тогда первый инфаркт был. Она долго болела. После той зимней рыбалки она рыбу есть не могла. С сердцем плохо становилось. А второй? Второй – мой грех. Очень она переживала….

    -Да, помню я это время. Мои родители очень переживали за неё. Дядя Павлик был ведь лучшим другом папы ещё с детства. А мама всегда про твоих родителей говорила: « Они, как лебединая пара». У них ведь какая-то романтическая история была. Зато, Зоечка, мне очень нравилось, что пока мама твоя в больнице лежала, ты у нас жила. Эх, жизнь, как шкура у собаки –долматинца: всегда на белом черные пятна! И не узнаешь, сколько черных пятен на белой шкурке тебе в жизни предназначено, пока её, эту жизнь, не проживешь. Нам с тобой, подруга, пятен отсыпали полной пригоршней.

   - В нашей семье всегда в любовь, как в омут. С головой. Романтическая история для мамы началась ещё в школе. Папа после института в области в сельской школе отрабатывал. Тогда же распределение было. Вот мама в молодого учителя математики и влюбилась. И не только она одна. Он ведь платиновый блондин был, а глаза светло-карие. Мне его глаза достались, а ресницы мамины. Роста он был среднего, но ладно скроенный. Статный. Мама была вровень с ним. «Тяжелое время было»,- посмеивался отец, «Удочкой, лопатой да шахматами от женщин отмахивался. Боялся, что какая-нибудь да окрутит! Но они в своей деревне для меня уже вырастили красавицу. Еле дождался, когда моя Танюшка дорастет до восемнадцати. Сразу женился, пока кто-нибудь не переманил. Увёз в город, и теперь, как кощей над златом, трясусь над ней».- «Теперь удочкой, лопатой и шахматами он отмахивается только от меня»,- смеясь, заканчивала мама. Они хорошо жили, с любовью. Это я сейчас понимаю. Так что, пединститут нам, как родной дом.
    
     Да... Похоже, мне их удалось удивить. Потом, перебивая друг друга, они обе сказали: " И правильно, Леночка. Иди, учись». – «Я помню, как ты о своей Циле целыми днями трещала. Мы с мамой даже обижались. О Сережке и то меньше вспоминала".

     Держать паузу мне было легко, так как они ещё минут пять развивали эту тему. Но потом мне удалось вставить словечко: «Так я правильно поняла, что вы меня поддерживаете?"

    -Поддерживаем! Поддерживаем! Только, точно на филологический? Не на экономический? Может что-нибудь компьютерное? Все-таки ты три года изучала информатику в своем политехническом колледже.

    -Точно, на филологию и журналистику, буду учиться очно-заочно. Завтра же уточню, что надо сдавать, и начну готовиться. А вы будете паиньками, и мне мешать не будете. А информатика никому ещё не помешала. 

    -Будем помогать. Только всё равно, это как-то неожиданно. И ездить туда далековато. Очно-заочно? На вечернее хочешь поступать? Будешь уставать, вся измучаешься! Отпуск, что ли, так подействовал? – задумчиво произнесла мама.
 
    -Кстати, об отпуске. А, ну, подробно и с картинками", - лаконично велела Нина.

     Я, как смогла, рассказала и про море, и про горы, и про Ирину, которая, кстати, с высшим образованием. Сказала, что я с ней буду продолжать общаться. Рассказала про волейболистов и про шашлыки в горах, про теннисистов и про дрозда. Они долго смеялись…

     Конечно, я ничего не сказала ни про урода - водителя из рейсового автобуса, ни про свидания с Виктором, ни про клубнику ночью...

     Сказала, что был один волейболист Юрочка Гусак, что я в него втрескалась по уши. А я ему не приглянулась. Теперь я страдаю, так как он стал лишь моим другом.

    -Гусаком больше, Гусаком меньше. Нам Орла или Ястреба подавай. Что это за ерунда - Елена Гусак! И, слава богу, что не Гусачиха! Ты как сейчас красиво звучишь - Елена Войцеховская! А то, Елена Гусак! Подумаешь, не влюбился. Что могут понимать гусаки в бриллиантах! - не могла успокоиться наша Ниночка.

    -Угомонись, Нин! Пусть Ленка про этого Юрочку Гусака нам побольше расскажет. Она сама сказала, что ей поговорить надо. Где он работает, с кем живет? Красивый ли? Сколько ему лет? 

     И я начала рассказывать: про Юрочку, про его старшего брата Виктора, про Никиту, про волейбольную команду. Мне нравилось об этом говорить, мама права. Я раскраснелась, оживилась и, даже, не сразу обратила внимание, что они переглядываются и улыбаются. Особенно, их удивили подробности о семейной жизни Виктора Гусака, которой, как оказалось, я уделила очень большое внимание, сама того не замечая. Хотя начала я с Юрочки…

     Мне легко было расхваливать красивого и веселого младшего из братьев. А что его не хвалить! И студент, и спортсмен, и хороший брат и сын, и высок, и глазаст, и с чувством юмора все в порядке…. А что весь в девушках? Они сами к нему пристают. Вот ведь и я влюбилась. Юрочка отслужил в армии, поступил после в Кубанский университет в Краснодаре. Должен этим летом закончить его. Специальность востребованная, связана с «Технологиями и системами связи» и что-то там ещё. Особо я в это дело не вникала. Догуливал последние вольные денечки перед защитой и работой. Его уже с июня дожидалась работа у однокурсников старшего брата в Москве. «Женюсь только на богатой вдове в Москве»,- вот так он от девушек отбивается.

    -Молодец, с головой! Что красавцем мыкаться по съёмным квартирам! А вдовушки они и молодые бывают. И развеселые! Сколько годков-то твоему Юрочке? 25 будет? Эх, была бы у меня в Москве домушка , хотя бы трехэтажная, я бы твоего Юрочку приютила, приголубила!- кокетливо повела плечиком Нина.

    -Подруга, ты не забыла, что ты сегодня официально невестой стала?- спросила мама.

    -Да, это я Леночку так утешаю. А то вдруг заревет! А Юрочка? Что, Юрочка!? Ключевое слово в моих высказываниях – трехэтажная домушка! Уж и не даешь богатой старушкой себя почувствовать. Чай, за молодого выхожу! - и она сгорбилась и стала, прихрамывая ходить перед нами. Сразу стало веселее.

    -Ну, какие ещё дифирамбы пропоешь своему Юрочке?- продолжила выспрашивать мама. Переживает, что меня отвергли.


     Глава 6. «У каждого свой путь. А суете людской дня мало…  И жизнь отсчитывает строго чет-нечет годам».


     И я рассказала, что знала о Гусаках, о чём с Виктором разговаривали. Конечно, это я сообщать не стала. Сказала, что рассказал Юрочка, а дополнила его рассказ Ирина.

   - Дома у Гусаков был матриархат, правда, основанный на безграничном обожании их отцом своей жены. Мама у них была завучем в школе. Преподавала математику, которую любила и считала царицей наук. А ещё любила шахматы. И она и сумела увлечь сыновей и тем, и другим. Братьям нравился, конечно, активный спорт, но и по шахматам оба брата имели разряды. Мама была высокой, красивой и строгой. Юрка сказал, что он красотой весь в неё. Отец был художником, работал в Художественной школе. Человек он был мягкий и мечтательный. Любил уходить к морю или в горы рисовать. В роду у него, видно, когда-то были кочевники, так как был он смугл и черноволос, скуласт, с немного раскосыми глазами. Хотя по паспорту был украинец.

    «Я фотографию родителей видела. Юра показывал, когда я попросила», - сказала я. Но я-то точно знала, что Виктор принес фотографию по собственному желанию. Об этом я, конечно, не сказала и продолжила:

   - Жили они в просторном своем доме у моря. Братья были дружны, хотя Виктор где-то на 4 года старше Юры. Когда Юрочка пришел из армии, Виктор уже учился в Москве в МАДИ. Точнее, в университете, на факультете управления. Институт уже тогда стал университетом, но я не запомнила полное название. Юрий тоже стал готовиться к поступлению в институт. Все было благополучно, никто не ожидал того, что на них обрушилось. Заболела мама, и выяснилось, что это онкология. Ей сделали операцию, но операция не помогла. Врачи сказали, что надежды нет. Горе навалилось сразу. Они растерялись. Трое здоровых мужчин, а защитить жену и маму не могли и не смогли. Тяжело было от собственного бессилия и беспомощности. Зубы скрипят, сердце на части разрывается, а изменить ничего нельзя. Особенно, страдал отец. Юрка остался с папой, чтобы помочь, поддержать. Виктор заканчивал обучение в Москве. Мама прожила почти год. Жуткий это был год…

     И этот год, и смерть жены надломили отца. Он потух, забросил рисование, стал молчалив и угрюм. В этот год Юра поступать не поехал, так как Виктор после университета загремел в армию на два года офицером, хотя у них была военная кафедра.Но я не очень поняла, почему так получилось . Они не хотели оставлять отца в таком состоянии одного. Юрочка остался дома, устроился на работу водителем на автобазу. И жизнь, вроде, стала входить в колею. Было непривычно тихо в их доме и неуютно. Юрка не только работал, а ещё и тренировался, готовился к поступлению. Отец тоже работал и взял на себя домашние хлопоты. Даже стал рисовать, хотя очень редко. Братья между собой договорились, что Виктор не будет оставаться в Москве, где была возможность устроиться на хорошую работу, а вернется домой. Юра же будет учиться очно. С отцом пока будет Виктор.

     Юрочка поступил в Кубанский университет. «Меня за красоту взяли. Увидели и не смогли не принять. А когда узнали, что я умный и ещё спортсмен, сразу хотели предложить место, не-е, не декана, а ректора, но я, потупив глазки, отказался. Я же ещё и скромный ». - «Вот в этого скромного я и влюбилась» - сказала я, прерывая рассказ.

     Вздохнула и продолжила:
   - Виктор заканчивал службу в армии, его должны были демобилизовать весной. Юрочка приезжал к отцу часто, и все вроде бы было нормально. Отец  сильно тосковал после смерти жены. Он оставался один в большом пустом доме и, потихоньку, пристрастился к рюмочке. Да, и желающие налить находились. Виктор, когда вернулся после армии домой, пытался помочь отцу, но жизнь решила все за него. Напряжение последнего времени не прошло для отца бесследно. Инсульт. Отца парализовало. После больницы дали инвалидность. Смотреть на него было больно. Он был сломлен, безрадостен и сильно постарел. Тема возвращения Виктора в Москву была закрыта. Пришлось обустраиваться в городе. С работой все утряслось, не то чтобы сразу. Помогли друзья отца, да и красный диплом был не лишним. В городе его знали и по спортивным достижениям. Автобаза не проиграла, приняв на работу Виктора Гусака.

     Так незаметно подкатило лето. Виктор служил под Мурманском и очень соскучился по теплому морю. Юрий тоже на лето приехал домой, опять устроился на работу водителем. В летний сезон нагрузка возрастала, так что на работу его взяли с удовольствием. Отцу стало полегче, он уже самостоятельно передвигался по дому, только говорил с трудом. Несмотря на заботы, лето у братьев получилось развеселым, с полным набором "Холостяки у моря". Юрочка всем девушкам казался писаным красавцем. А Виктору все девушки после армейской службы казались красавицами. Да и друзья не все стали семейными. Компания на лето сколотилась дружная.

     «Не работой единой живет свободный человек у моря. Не спортом единым живет молодой человек у моря. Он работает и тренируется, чтобы было, на что и с кем развлекаться у этого самого моря». « Таков девиз был у нас в ходу в тот летний сезон», - рассказывал Юрка.

      И ещё добавил: « А из скучающих на отдыхе одиноких дамочек, если переделать песню Никитиных, создали « большой гарем для маленькой, для маленькой такой компании, для скромной такой компании огромный такой гарем». Зачем гарем? «Ах, было б только с кем…. Ах, было б только с кем…. Ах, было б только с кем…поговорить! Ах, было б то…». И было б это…. И декорации соответствовали: море и луна. «С патефоном под мышкою», как поется в песне, и с вином в бокале…. Почему ж не поговорить? До… или после… Благодатное время было!

     Облюбовали уютный уголок в ресторанчике-веранде на берегу. Это была наша «печка, от которой мы плясали». Летний вечер у моря… Тепло… Звездно…. И весело! Смеялись по любому пустяку. Шалуны мы были тем летом». Я постаралась изобразить Юрочку, как кота, объевшегося сметаной и продолжила:

   - А ещё по вечерам в ресторане замечательно пела девушка по имени Лариса. Голос у неё был приятный и сильный, двигалась она с кошачьей грацией, одевалась броско, макияж использовала яркий. Привлекательная девушка, но с несколько вызывающим имиджем. Мимо не пройдёшь! Никто мимо и не проходил. На неё обращали внимание многие, она никого не выделяла, смотрела на всех как- то свысока. Ребята с Ларисой всегда здоровались. Особенно, около неё крутился Никита, друг Юрочки. Тоже волейболист. Лариса иногда пела и свои песни под гитару. И этим совсем приворожила Никиту.

     Я несколько раз слышала её песни в исполнении Никиты. Понравились. Запомнился, особенно, один романс. Я даже слова запомнила. Я же стихи всегда легко запоминаю. Сейчас попробую. И я тихонечко напела:

                -Как вы чертовски молоды, как хороши!
                Вы можете позволить шалости и кутежи.
                Бросаться комплиментами, безделицы дарить,
                Наобещать с три короба, назавтра все забыть.
                Как вы чертовски молоды, как хороши!
                Я вам прощаю вольности от всей души!..
 
     И так далее.  Да я и другие запомнила. Ну, не буду же вам концерт устраивать!?

    -С концертом мы до утра не закончим! – сказала мама.

    -Так эта Лариска – наша обидчица? Юрочкина пассия?- спросила Нина.

    -Не перебивайте, сейчас всё расскажу, как знаю! Точнее, как мне рассказали:

    -Однажды, в конце вечера, Лариса, улыбаясь, подошла с гитарой к их столику. Она уже закончила работу. Компания потеснилась, и для неё нашлось местечко, что не очень понравилось приезжим девушкам. Слишком хороша она была! Все дружно стали уговаривать Ларису спеть. И она спела этот романс. Пела она, не отрывая взгляда от старшего Гусака. Как бы только для него, хотя он был не один. Возможно, её раздражало, что он с ней всегда здоровался рассеяно, из вежливости, без интереса. Да и сидел обычно спиной. Даже в тот вечер Виктор обратил на неё внимание не сразу, не сразу понял, что она смотрит только на него. Все затихли и стали переглядываться. Вот тогда и Виктор стал рассматривать Ларису.

     Понял, что лицо её ему знакомо. Он вспомнил, что была такая кудрявая и голенастая девчушка в их школе, вроде с Юркой училась, и на всех школьных праздниках всегда была на сцене. В свои приезды студентом он её не встречал, да и не очень интересовался. Юрий же, с которым она училась в параллельном классе, знал, что она после окончания школы поступила в музыкальный колледж, на вокальное. Уехала в Нижний Новгород. Там жил её отец. А, главное, Ростовцев Димка, её школьная любовь, учился там, в Архитектурно-строительном университете. Димку братья помнили хорошо, так как к поступлению в университет его готовил их отец. Они бесконечно что-то рисовали. Вроде дело у Лариски с Димкой к свадьбе шло. Шло да не дошло. Что там у них произошло, Юрий не знал. Но Димка в Нижнем женился на другой, а Лариса вернулась в город. Уезжала веселой девчушкой, а вернулась высокомерной резкой красоткой. Очень вольной. Так девчонки- одноклассницы сплетничали. Ни подробностями, ни Ларисой Юрочка не интересовался. Они лишь здоровались, когда встречались. Это уже потом Юрий рассказал брату. А в тот вечер Лариса явно поставила себе задачу отобрать Виктора у приезжей дамочки. Отступать была не намерена, хотя и Никита, и, ещё, Егор всячески старались привлечь её внимание. Но Лариса добилась своего и из ресторана ушла с Виктором.

     -Молодец! Увела бычка на веревочке! Это, по-моему! – прокомментировала ситуацию Нина.

    - Только где твое стадо из бычков?.. По-моему, - передразнила Нину мама. Вышло похоже.

     -Ой, Зоенька, не мешай черноморский серьял по местному радио слушать! Надо ж выяснить, для чего нам энта Лариска нужна! Которая, похоже, нашему Юрочке-то и вовсе спёрлась. А мы ей цельную серию выделили! Наш-то серьял не слабше бразильянского будет! О-го-го! – хихикала Ниночка.
 
     -Сейчас перестану рассказывать, останетесь без продолжения! – строго сказала я. А Ниночка сделала такое забавно-горестное лицо, что мы с мамой обе улыбнулись.

     -После того вечера Виктор за столом сидел без подружки, а из ресторана уходил с Ларисой. Все, кроме Юрочки, отнеслись к этому с пониманием. Девушка-то из местных, значит, что-то поосновательнее намечается, чем южный романчик. А Юрочке ни Лариса не нравилась, ни её отношение к брату.  Виктор выглядел радостным и счастливым, а Лариса, как считал младший брат, слишком спокойной, даже равнодушной. В представлении Юрочки влюбленные девушки должны были вести себя по-другому. Но Виктор только посмеивался, если брат начинал говорить с ним на эту тему: «Она ж не дворовый щенок, чтобы прыгать, и не белка! Просто характер у нее нордический, выдержанный».

     А перед Юркиным отъездом в институт братья даже повздорили. К концу лета, когда выяснилось, что Лариса беременная, Виктор объявил, что жениться. «Охомутала, как малолетку», - так отреагировал Юрий, чем сильно разозлил брата. «Она тебя не любит, просто замужней хочет стать». Виктор велел ему заткнуться и никогда о Ларисе не говорить плохо.

    -Совсем поглупел! - фыркнул Юрий. – Не про твое ли будущее она песню-то новую поет?

   – Какую ещё песню?

    –А такую! Со словами подходящими: «Вчера мимолетная встреча, интерес, сердечный хмель. Сегодня: пульс учащенный, страсти, жаркая постель. Завтра: похмелье, ссора, холодный рассвет. Колесо судьбоносное, суета сует!» и прочее бла-бла.

   – Дурак ты, Юрка! Это ж песня! Чего ты на неё за песню взъелся!?

   – Счастливые невесты не такие песни должны писать!

     И Юрий, недовольный, уехал в Краснодар, пообещав всё же на свадьбу приехать.


     Глава 7. «О, женщины, хитрющие созданья! Вас можно силой удержать, как ветку хрупкую сломать. Но вот понять?»


     И была свадьба. И начались семейные будни. Молодая пара собиралась жить вместе с отцом Виктора и Юрия в их просторном доме. Юрочка в тот год редко приезжал домой. Дом ему казался каким-то чужим и неуютным. Отец уже чувствовал себя неплохо, потихоньку хозяйствовал. Виктор с утра до вечера пропадал на работе, где дела у него складывались успешно: он стал главным инженером. Главный инженер, чьё место занял старший Гусак, много лет работал на этой должности и ушел на пенсию из-за болезни сердца. Он был хорошим профессионалом и руководителем, на предприятии его уважали, и Виктору приходилось вкалывать, чтобы достойно его заменить. Виктору не раз пришлось обращаться к нему за советами, он помогал, но налаживать взаимоотношения в коллективе надо было самому

     А Лариса? После свадьбы не сразу, но переехала к Виктору. Я думаю, ей было нелегко. До этого она жила с мамой в квартире. А тут большой дом, в котором давно не было хозяйки. Роман был скоротечный, так что с отцом Виктора она толком и не была знакома. Да ещё и беременность! Правда, беременность она переносила хорошо, днем работала в Доме культуры, а по вечерам по-прежнему пела в ресторане. Хотя Виктор настаивал, чтобы она оставила работу в ресторане, Лариса категорически отказалась: «Дома сидеть не собираюсь».
 И не очень сидела: в свободное время то к матери уходила, то с подружками встречалась. Юрий в редкие приезды подмечал, что дом для неё родным не стал. Но как-то они жили. А как? Юрочка не очень интересовался. Отношения с женой брата были ровные, но прохладные. А ясным апрельским утром Юрочка стал дядей, чему очень обрадовался. Племянник родился здоровым и горластым. Назвали Ильей. После сессии новоиспеченный дядя Юра приехал поздравить, привёз кучу игрушек, посмотрел, послушал и решительно объявил, что в это лето останется работать в Краснодаре.

     -Хотя этот щекастый карапуз с кудряшками на голове мне понравился, но я трусливо сбежал, - так он сказал. - Ведь знал, что Виктору трудно: работы по горло, ребёнок на руках, жена, больной отец. Но как-то в доме тихо было, если бы не Илья. Он один требовательно покрикивал. Остальные всё больше молчали. Спокойно так молчали, но уж лучше бы ссорились. Похоже ещё и отец с Ларисой не нашли общего языка. Вот я и слинял. Мне в Краснодаре неплохо жилось, беззаботно. Учёба, работа, спорт, друзья, девушки, Ну, что ещё надо!
 
     -В доме у моря хозяйничали будни. Жизнь Виктора действительно отличалась от Юркиной. Старший брат вынужден был учиться непосредственно на работе, которой было много, но она нравилась Виктору. Приходилось и задерживаться, и выходные прихватывать. Лариса по этому поводу не высказывалась, когда узнавала об очередной рабочей субботе. Просто собирала Илью и уходила к матери.

     Виктор чувствовал себя виноватым, и не обижался на Ларису. Старался помочь, разгружал от домашних хлопот, когда только мог. Но больше всего любил возиться с сыном. Тренировки, друзей и девушек ему полностью заменил Илюша, и это ему очень нравилось. Этот карапуз полностью завладел его сердцем. Он сам себе удивлялся: такое крошечное существо, и обладает над ним такой властью. И это чудо родила ему Лариса, его красавица жена! Он был счастлив.
 
     Ему казалось, что Лариса тоже счастлива. Его не тревожили частые отлучки жены, не может же она сидеть дома всё время. Хотя посиделки с подругами иногда затягивались допоздна, и больше походили на застолье с вином, чем на дружеское чаепитие. Сам он в последнее время редко встречался с друзьями, только в праздники. Уставал, хотелось побыть дома с семьёй.

     Маленький Илья своим лепетом и улыбками вносил столько радости. В нем души не чаял и дедушка. Дед готов был заниматься с внуком часами. Малыш был, как новогодняя елка для дома: все радовались, всё вокруг него кружилось и вертелось.

     И Виктор очень удивился, когда Лариса после Нового года заявила, что собирается выйти на работу. В ресторан. Её пригласили. « А как же мы с Илюшкой? Что мы будем делать без тебя? Мы же будем скучать!» - улыбаясь, сказал Виктор. «Не хочешь сам с ним сидеть, давай наймём няньку!» - резко ответила она. «Лариса! Какую няньку!? Тебе не хватает денег, что ты рвешься на работу в ресторан?» - «Мне не хватает пения!» - «Пения в ресторане? Давай пару раз в неделю ходи в Дом культуры. А с сентября, когда Илюша станет постарше, устройся в Детскую музыкальную школу». – «Да кому нужна эта музыкальная школа?! Мне - нет! Тебе надо время, чтобы привыкнуть к мысли, что я снова буду работать в ресторане? Привыкай! С первого марта я выйду на работу!» - «Давай без ультиматума! Мы вернемся к этому разговору позже. Но мне не хотелось бы, что бы ты работала по вечерам в ресторане»,- после некоторой паузы сказал Виктор. Лариса замолчала и больше к этому разговору не возвращалась. И Виктор решил, что буря, такая опасная на море, совсем нестрашна, если это лишь «буря в стакане» на семейной кухне.

     Неприятная промозглая зима у моря добегала последние метры до финишной ленточки. Весна уже разминалась перед стартом и радовала солнечными денёчками. Появилась и ещё одна радость: после зимней сессии Юрочка на каникулы заявился домой, правда, ненадолго. Но Илюша сразу понял, кто в доме самый веселый. Он громко выражал восторг, когда дядя Юра его подбрасывал под потолок. И свои первые шаги, а ему уже очень хотелось ходить, сделал, именно, к Юрочке. Чем очень огорчил и деда, и отца. Они огорчались как-то по-детски, словно долго ждали любимый мультик, а когда уселись перед телевизором смотреть, то вырубилось электричество. Зато, когда Илюша сказал первое слово, и это слово было «па-па», Виктор был доволен безмерно. Он всё приставал к брату: «Нет, ты слышал? Он сказал «папа». Затем снова и снова требовал от Илюши, чтобы он сказал это ещё раз. И все смеялись, и маленький кудрявый мальчишка Илья вместе со всеми. Лариса, воспользовавшись тем, что нянек стало больше, что она стала посвободнее, уходила прогуляться. Правда, и братьям удавалось выбраться поиграть в волейбол с друзьями.

     С отъездом Юрочки как-то стало пусто. Но на автобазе началась реорганизация, и Виктору пришлось много времени уделять работе. И в этой круговерти он даже и не обратил внимания, что наступило первое марта. Просто выходя из дома, он отметил: «Что за первый день весны! Ветер такой холодный, что не вериться, что зима прошла. Продувает насквозь!» Поздним вечером, вернувшись с работы, он увидел коляску, стоящую посреди дорожки. Войдя в дом, поинтересовался, что она так одиноко стоит. Дома был один отец.

   - Лариса собиралась с Илюшей уходить, когда он проснулся после обеда. Она стала сажать его в коляску, а колесо отвалилось. У меня проворства в руках нет. Я не смог помочь. «Лариса, Илюша сопливится, кашляет и капризничает. Куда ты его везешь! Давай я с ним дома посижу, а ты сбегай, куда тебе надо. На улице сыро и ветрено», - говорю. «Это у него просто зубки так режутся. У детей так бывает». Она решительно была настроена, к матери собралась. Взяла Илюшу на руки и ушла. А до матери-то неблизко. Но я – только дед.

     И тут Виктору вспомнился давний разговор про первое марта. Он набрал телефон тёщи и поинтересовался, где Лариса и Илья. В ответ услышал, что Лариса пришла вся взмыленная с Илюшей на руках, попросила побыть с ним, а сама, переодевшись, ушла. А вот куда, не сказала. И добавила, что ей некогда было интересоваться, так как Илюша сильно плакал, видно, замерз сильно. Сейчас хоть успокоился и уснул.

     Виктор завел машину и после некоторых раздумий решил сначала объехать рестораны. Когда курортного сезона не было, в городе работало только три ресторана. Это не заняло много времени. Он начал с самого посещаемого, и сразу увидел Ларису. Она пела на эстраде. Лариса его заметила, но делать перерыв в программе не стала. А даже, наоборот, посмотрела на него с вызовом и вновь запела. Запела русский романс «Не уезжай, ты мой голубчик». Виктору предложили столик, но он отказался и, молча, вышел. Было неприятно ощущать на себе любопытные взгляды. Виктору подумал, что впервые увидел свою жену. Раньше он смотрел на неё, но не видел. А сейчас увидел и… удивился. «Наверное, я – двоеженец! Я женат на двух женщинах одновременно. Одна из них реальная Лариса, та, которая сейчас поет в этом ресторане, и я её, похоже, мало знаю. А вторая – та, с которой я живу и считаю, что она счастлива и любит меня. Её, похоже, придумал я. Гусак, ты что, тупой или слепой? Это тебе придется выяснить!»- и, хлопнув дверцей, он завел машину и поехал.
 
     Он заехал к тёще, чтобы забрать сынишку домой, но разрумяненный Илья, разметавшись, спал в кроватке. Теща предложила ужин. Виктор решительно отказался, хотя не ужинал и знал, что она прекрасно готовит. Поездка в ресторан отбила аппетит. Теща тепло относилась к зятю. Он ей нравился, и она не поощряла Ларискины выкрутасы. «Тебе чего не хватает? Ты что мечешься? Ты Виктора, что, не любишь? – однажды после очередного развеселого возвращения дочери в сердцах спросила она. Лариса в упор посмотрела на мать: « Я свою любовь всю до толики отдала Димке, да она ему не сгодилась. Зато теперь во мне много пустого места. Я его буду чужой любовь заполнять. И чья эта любовь: Виктора, Ивана, Петра, мне уже всё равно. Другим мне нечего отдать. Теперь я только у других беру. Нет, не беру, хапаю! Насыпаю курган на воспоминания о Димке. И не заводи со мной этих душевных разговоров – не поможет. Только рассоримся. Я – твоя дочь! А они тебе не сыновья, они тебе никто!»  Но родился Илюша, и бабушка надеялась на лучшее. Зять был гость редкий, и она его привечала. Она видела, что он огорчен, но спросить не решилась, понимая, что это связано с Ларисой. Ей было жаль и зятя, и свою, обозленную на жизнь, дочь…

     Мама Ларисы уговорила Виктора не будить малыша, и он, нехотя, согласился. Как он потом ругал себя за это!



     Глава 8. «После свадебки, как прошёл годок, народился у них маленький сынок…. А над ним в небесах черный ворон парит!»



     Расстроенный и раздосадованный Виктор вернулся домой, но уснуть не мог. Думал, где и что он делал не так, что семейная жизнь для Ларисы не стала главной, а роль жены и, даже, матери не вполне её устраивала. Разговор предстоял нелегкий. И не только из-за ресторана. Ресторан – это следствие, а говорить надо будет о причинах. И Виктор этого разговора не жаждал, так как боялся услышать, что Ларису такая жизнь не устраивает. Боялся, что уйдет с Илюшей. Что-то ведь помешала ей продолжить тот разговор с ним! Да, похоже, от выяснения отношений некуда не деться. Так думал Виктор….

     Под утро, когда он уже засыпал, можно сказать только прошел ворота в царство сна, во владения Морфея, зазвонил мобильный. «Лариса? Если только что-то случилось, а, так, она не стала бы сегодня звонить в такое время!» - подумал Виктор, увидев, что высветился домашний телефон тёщи. Он был зол на жену, и разговаривать с ней не хотел. Телефон умолк, но Виктор уже проснулся: «Извини, Морфей! Сегодня вряд ли удачная ночь для встречи». Он потянулся за телефоном, решив перезвонить, но мобильник его опередил. Виктору стало не по себе: « Второй звонок? Среди ночи? Значит, что-то экстренное!».

     В трубке раздался взволнованный голос…, но не Ларисин…. Тёщин. «Виктор, срочно приезжай, Илюше плохо, он задыхается. Я вызвала «Скорую». – «Уже еду. Пусть врач меня дождётся». Армейская привычка действовать быстро сработала, на автомате. Через несколько минут он подъехал к дому тёщи  и увидел «Скорую». Врач уже поднялся в квартиру. Когда Виктор вошел в комнату, то оторопел: Илюша лежал такой бледный, кожа была даже какой-то синеватой! Мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, глаза закатились. Он дышал так часто и с таким трудом! «Разве дети так дышат?» Врач ответил: «У него хрипы в легких. Вероятно, у него двухсторонняя пневмония, его нужно немедленно госпитализировать! Мать поедет?» Но… Лариса ещё не пришла. Виктор велел тёще оставаться дома, ждать дочь. Илюшу одели, и он, бережно взяв его на руки, сел в «Скорую». Он держал сынишку на руках и понимал, что тот просто «горит». Илюша даже не плакал, он задыхался. Дорога показалась вечностью, сердце Виктора ныло от беспомощности, от невозможности помочь главному человечку в его жизни. Вдруг ему показалось, что сынишка перестал дышать, и это были самые ужасные минуты в жизни Виктора! Но ещё ужаснее были слова доктора, что положение очень серьезное, так как болезнь развивается стремительно. Илюшу, его Илюшу, забрали в реанимацию. А он, здоровый и сильный, остался в коридоре. Виктору ещё не приходилось сталкиваться с такой ситуацией.

     Когда болела мама, основные тяготы легли на плечи отца и Юры. А уж про серьезные детские болезни он совсем ничего не знал! Его Илюша должен был расти здоровым и крепким. И вдруг всё рухнуло, его маленький сын в реанимации! А он … один. Нет, ни один. Внутри него жила боль, а рядом с ним сидели беспомощность, тревога и, чуть подальше, горе. Это были враги, но как с ними бороться, он не знал. Он просто надеялся на лучшее. Он сидел в коридоре больницы… и ничего не мог сделать.

     В голове было пусто. И в этой пустоте мелькали обрывки непонятно откуда взявшихся мыслей, проплывали какие-то воспоминания. Вот они с Юркой все в крапинках зеленки. Они болеют. Но им весело играть вдвоем. Вот он постарше с гипсом на ступне катается на скейтборде, это он так старательно отрабатывал удар ногой в карате. Вспомнил Юрку, которому было больно смеяться, когда они смотрели комедию, потому, что он сломал ребро при падении с велосипеда. Но всё это было как-то несерьезно, а сейчас – страшно.

     Он вспомнил, как впервые столкнулся со смертью…
Ему было лет девять-десять, когда мама отправила его в детский оздоровительный лагерь под Геленджиком. Он не хотел, но поехал. «Так надо», - сказали родители, так как летом нужно было доделать дом. В отряде у него сразу нашлись друзья, и среди них Пашка и Сашка из Новороссийска. Отцы у них были офицерами и служили в одной части. Семьи дружили. По воскресеньям они приезжали в лагерь, забирали мальчишек из отряда, и те целый день могли купаться в море. Именно, купание у берега по свистку больше всего злило Виктора. Он вырос у моря, прекрасно плавал, а здесь – 15 минут и свисток! В одно из воскресений приехали только родители Саши, но отпросили сразу двух мальчиков. Разными вкусными штучками дети, к кому приезжали родители, делились в отряде. Но, ведь, морем не поделишься! Детей перед ужином возвращали под роспись вожатым. И, вот, когда пришло время возвращать Сашку и Пашку вожатым, то Паши ни на берегу, ни в лагере не могли найти. Один из приезжих мужчин сказал, что часа два назад мальчик примерно такого возраста попросил у его сына маску и ласты, но до сих пор их не вернул. Все встревожились…. Паша застрял в подводных камнях за территорией лагерного пляжа. Спасти его не удалось, было слишком поздно. Пока его пытались откачать, Сашина мама всё это время сидела на камне без движения. Но, когда сказали, что Павел утонул, она вскочила на ноги, стал бить своего сына и кричать: «Лучше бы ты утонул! Что я им скажу!» Она просто взбесилась, её еле удерживали, сделали уколы и увезли на «Скорой». Всё это мальчишки видели через сетку забора, пока их не обнаружили вожатые и не отогнали. Виктора это потрясло, впервые в жизни он столкнулся с тем, что можно умереть в таком возрасте и так быстро. Он первый раз потерял друга. Смерть была такой несправедливой и такой безвозвратной.

     И вот сейчас он сидел в коридоре больницы, и ему хотелось кричать: «Уж, лучше бы я заболел!» Он готов был умереть ради Илюши! Но…  Он сидел один и молчал.

     Вдруг дверь резко распахнулась и вбежала Лариса. Испуганная, зареванная и… пьяная: « Где Илюша? Что с ним? Я должна его видеть!» Она рванулась к двери реанимации. Виктор быстро перехватил её, силой усадил и стал успокаивать. Врал, что всё уже прошло, что Илюше сделали уколы, ему стало лучше, что он сейчас спит. Лариса рыдала и без конца повторяла: «Где мой сын? Что ты с ним сделал? Зачем ты его отдал?» Виктор гладил её по волосам, и успокаивал, как маленькую. Ему было жаль её, эту красивую молодую пьяную и, похоже, несчастливую с ним женщину. Но она родила ему сына, она была Илюшиной мамой, и он понимал, как ей больно и тяжело. И ещё он понимал, что одних людей горе объединяет, а других разводит в разные стороны. Лариса была рядом, но ему казалось, что она постепенно удаляется, становясь все меньше и меньше. Ему удалось её утихомирить. Оставив её, сидящей на стульчике, он ещё раз поговорил с врачом. Изменений пока не было, и врач посоветовал им вернуться утром. Сказал, что сейчас им надо ехать домой и лечь спать. Им ещё пригодятся силы, а в настоящее время они все равно ничем не помогут. Виктор вызвал такси, отвез Ларису к матери и вернулся домой. Он знал, что отец не спит и ждёт его.
 
     Приехав домой, он заглянул в комнату к отцу. Как он и предполагал, тот не спал. «Проблемы в семейной жизни?»- спросил отец. «Да, пап. Сейчас уж не живут, как вы с мамой, душа в душу. Лариса у матери пока побудет». – «И у нас с твоей матерью жизнь не без проблем была. Главное, в одном направлении по  жизни шагать и с одной скоростью. Мы с мамой не только любовью жили, но и уважали интересы друг друга. Потерпи, сынок. Уж, больно, Илья у вас ладный получился. Глядишь, ещё постреленка заведете. А вдруг девочка народится? Может, дети и объединят?»….  Виктор не смог сказать отцу, что Илья в реанимации.

     Успокоив отца и выпив кофе, Виктор вернулся в больницу. Он с замиранием сердца ждал ответа на вопрос «Как состояние ребенка?» Состояние было крайне - тяжелое, но, главное, Илюша был жив. Виктор опустился на стул и стал ждать. Чего он ждал? Он ждал чуда, которое сделает его сынишку здоровым, а его счастливым. Такой красивый и крепкий ребенок должен поправиться, должен жить. Обязательно! 

     Но чуда не случилось! Через час к нему подошел врач-реаниматолог и стал говорить ему про легочную недостаточность, про что-то ещё, но Виктор его не слышал и не понимал. Он понимал, что горе подошло к нему так близко, что смогло холодной жесткой рукой сжать его сердце. А он ничего не мог с этим поделать – горе было сильнее его. Он был маленький, слабый и жалкий, и поэтому не смог отобрать у смерти своего сынишку. И Илюши, его Илюши не стало. Хрустальная чаша жизни раскололась на две части: до и после. Ему досталось «после», а маленькому любимому сынишке Илюше – «до». И не - возможно вернуть хрустальный перезвон этой чаше, и ему надо с этим жить! А как? Виктор не знал.

     И хорошо, что не знал. Об этом отрезки времени ни Юра, ни Виктор рассказывать не хотят. А кто бы хотел рассказывать, чтобы снова пережить похороны! Следом за маленьким гробиком через месяц вынесли гроб с телом отца. Сердце не выдержало смерти внука. Дом осиротел.

     Старший Гусак приходил только переночевать, старался всё время проводить на работе. Юра продолжал учёбу, приезжал редко. Виктор даже с ним разговаривал неохотно. Лариса ушла к матери. Они практически не виделись. Старательно избегали друг друга. Как-то Юра спросил у старшего брата: «Будешь разводиться?» - «Зачем? Мне всё равно. Ты знаешь, Юр! Лариса, когда была беременная, читала какой-то очередной дамский роман про византийскую принцессу, и я его просмотрел. Как это она могла читать, мне было непонятно! Но там было приведено высказывание Аристотеля о том, что есть три вида любви: добродетельная, корыстная и плотская. Смысл такой: для первой нужен объект обожания и страсти издалека, при этом сердца своего не открывают. Вторая начинается с подарков и заканчивается пустым кошельком. А плотская - она ради наслаждения, для неё ничего лучше кровати нет. Для Ларисы видишь ты подходящий вариант? Я сейчас не вижу. Выходит, ты был прав, ей штамп в паспорте был нужен. Мой вариант по Аристотелю – любовь плотская. Вот она и закончилась, тем более Лариса «зеленого змея» сильно полюбила.  А он любит губить женскую привлекательность. Для меня в ней не осталось никакой привлекательности. Только штамп в паспорте остался. Разведемся как-нибудь. Мы ведь чужие стали».

     Стали, но не до конца. Однажды вечером пришла к нему теща вся в слезах. Рассказала, что волнуется за Ларису. «Она совсем ненормальная стала. Выпьет, начинает подушку в пеленки заворачивать, укачивает, колыбельные поет. А может всю ночь у кроватки над этой подушкой сидеть и сказки рассказывать. Или запеленает подушку и с собой рядом кладет. «Сыночек мой заболел. Со мной ему легче станет». А сама плачет. Из дому совсем перестала почти выходить. Вить, она, наверное, после смерти Илюши с ума потихоньку сходит.  Помоги. Может она тебя послушает, и мы её в больницу свозим. Или давай психиатра на дом вызовем под видом педиатра. Только я одна боюсь. Не знаю, как она отреагирует. Мне без тебя не справиться». И она стала опять плакать. Виктор не стал отказываться. Он сделал все, чтобы спасти Ларису. Им удалось определить Ларису сначала на лечение, затем Виктор отправил её в санаторий.  Он, по возможности, старался посещать её. Иногда, она даже этому радовалась. После восстановительного лечения она вернулась домой спокойной, тихой, окрепшей. Выглядела она хорошо. Рядом с санаторием был храм, Лариса ходили туда каждый день, и душа её успокоилась. Она сильно изменилась. Не рвалась петь в ресторане. Не хотела работать в клубе. Устроилась библиотекарем. И, похоже, пока боль её не утихла до конца, ей больше нравилось в тишине с книгами, чем с людьми. Так пролетел год. Генерального директора автобазы избрали главой города, а новым стал Виктор Петрович Гусак.

     А через год приехала я в отпуск и познакомилась с Гусаками. Я влюбилась на всю жизнь, но никто мне руку, сердце, номер мобильного телефона, электронный или, хотя бы, почтовый адрес не предложил. Вот так сложилось. Но море я успела полюбить!

     И наступила тишина. Мы сидели втроем на кухне и молчали.
   
    "Страсти - Мордасти!" – задумчиво и тихо сказала Нина и медленно продолжила приговаривать детскую считалку, которую я обожала в детстве. «При-дут Страсти - Мордасти, при-ве-дут с собой Напасти, при-ве-дут они Напасти, и-зо-рвут сердце на части! Ой, беда! Ой, беда! Куда спрячемся, куда?» И, вздохнув, добавила: «А на факультет филологии! А на факультет журналистики! Вот почему у нас будет своя учительница! Вот отчего будет у нас своя журналистка!»

     Мама сидела молча. Казалось, она не слушает подругу. Нина, повернувшись к ней, сказала: « Помнишь, Зоя, как ты свою судьбу на море встретила? Говорила, что судьба твоя несчастная. А вышла судьба счастная! Смотри, наше счастье сидит напротив нас. А у людей вон судьба какая! Уж, больно грустную историю ты, Леночка, рассказала. Плакать хочется».

     Мама же, молча, убрала чашки, и только потом задумчиво произнесла: «Так говоришь, Юрочка рассказал, да Ирина немножко…. А множко? Кто множко рассказал? Сдается мне, что разлюбезный наш Виктор. Как его по батюшке? Петрович?.. Виктор Петрович Гусак…. Лен, ты себя в зеркале видела? У тебя глаза, счастье моё, взблёскивают, как только имя Виктор произносишь…. Имя, значит, нашей сердечной докуки – Виктор Петрович Гусак»….

     Я ничего не успела сказать, а мама повернулась к Нине и продолжила тихим голосом:

   - Нин, как времена изменились! Я время своей беременности, как тихий ужас вспоминаю. А если сейчас Ленка скажет, что беременна от Гусака, я только рада буду. Пусть рожает, лучше мальчишку. Хоть традицию нарушит, а то у нас в роду вечно мама воспитывает дочку в одиночку. А Леночка родит нам маленького Илюшу.

   - А мы с тобой ему братиков родим: Алешу и Добрыню!- грустно пошутила Нина. - Всё, красавицы, вечер «Былое и думы» завершаем и идём спать! Гусаков будем считать поутру, а то вы сейчас найдете повод и захлюпаете носами. Спать, спать, спать!

     Вот так неожиданно грустно закончился этот вечер. Мои первые день и вечер дома в статусе «Влюблённая одинокая дурёха».  А впереди ждала одинокая ночь, и следующая, ничем не лучше…. Ну, чем? Чем сердце успокоится?  Может, я, хоть, беременная?