Клякса Судьбы

Клякса судьбы



Пусть это произойдет в будущем. На новом витке технического прогресса родной цивилизации. Появятся звездолеты. А значит – появятся и космопорты. Но даже в этом мире останутся мегаполисы и фермерские районы, автострады и узкие проселочные шоссе. Останутся зубные щетки и футболки. И еще много чего. Нет, техногенные рывки не смогут захватить все сферы нашей жизни. До сих пор же такого не случалось?  И, конечно, останутся курорты, туристы и отели. А рядом с искрящейся жизнью, залитой неоном казино, там, где заканчивается действие дезодорантов и дорогих парфюмов, всегда лепится сбоку серое, неказистое существование тех, кто остается вне облагороженной территории роскошных гостиниц. Жителей портовых городков, рыбаков, таксистов, торговцев сувенирами. Представителей еще сотни профессий, именуемых обычно «personal de servicio» – обслуживающий персонал. В одном из таких городков и произошла эта история. Прошу Вашего внимания – история начинается…
В полумраке дешевого припортового бара, обычно заполненного всяким сбродом, его массивный силуэт сразу привлекал внимание. Как и одежда. Черная потертая кожаная куртка с остатками красного пламени вдоль широких хромированных молний, линялые джинсы, уходившие в раструбы поношенных кожаных сапог с толстой наружной шнуровкой, выцвевшая майка. Вы невольно цепляли его взглядом, и ассоциативное мышление мгновенно воссоздавало в голове образ классического рокера, фигуру вольной птицы, мифической и странной в этом месте. Под копной черных непослушных волос зеркальными блюдцами блестели окуляры старомодных солнцезащитных очков, нижний абрис лица, почти всегда скрытый янтарной призмой кружки с пивом, завершала тонко очерченная небольшая эспаньолка и воинственно торчащая из нее зубочистка. Когда он поднимался и, тяжело ступая, шел к бармену за очередной порцией выпивки, его двухметровая необъятная фигура, низводившая штатного вышибалу Луиса до категории боксера в весе пера, поднимала статус незнакомца до ранга отставного атамана неизвестной байкерской банды. Впрочем, незнакомцем он уже не являлся. Каждый забулдыга–завсегдатай в этой насквозь пропахшей резким запахом рома «Brugal» дыре, знал, что его зовут Рауль. И все на этом. Он возникал из быстро сгущающихся тропических сумерек по пятницам и субботам, пил пиво и не ввязывался в истории. Коих, как и в любом подобном заведении, случалось великое множество. Просто сидел, неспешно хлебал светлое «Presidente», превращаясь на два дня в часть антуража или меблировки помещения.
Периодически к нему за стол подсаживались возвращающиеся с сиявшего огнями бульвара девочки или геи, изливали на его равнодушную кожаную куртку потоки своего разочарования жизнью, иногда стреляя многозначительными взглядами в непроницаемую броню поляроидов собеседника. Он сочувственно кивал головой, ввинчивал в такт слезливых монологов свои глубокомысленные замечания, а иногда и ставил им стаканчик «Vitamino» – так спившийся gringo, русский эмигрант Николай именовал местный темный травяной напиток – мамахуану. Бармен Лупе опасливо предлагал ее клиентам, когда те уже покидали гостеприимную атмосферу его бара и предупредительно провожал любителя острых ощущений до самой двери. Вечно скрипящей, рассохшейся, но цепко державшейся за свое место в дизайне заведения. Но вернемся к Раулю и его посиделкам с «alma errante» – заблудшими тенями этого благоухающего тропиками и окутанного дымкой нескончаемой сиесты мира. Разговоры оканчивались тем, что облегчившая душу жертва социальной несправедливости, стыдливо вытирая слезки, вздыхала и бодро хлопала его по плечу со словами: «Какой же ты все–таки клевый чувак, Рауль!». После чего вновь уматывала по своим нехитрым делишкам. Местная уличная шпана, проходя мимо развинченной походкой, бросала: «C;mo est;s hermano? Как жизнь, брат?» или ожесточенно давя окурок в пепельнице, важно сообщала ему последние сводки новостей криминальной хроники близлежащих кварталов за неделю. Из целого калейдоскопа незначительных, как капли, пролитые нетвердой рукой беспробудного пьяницы, событий постепенно складывалась РЕПУТАЦИЯ. И рано или поздно эти мелкие, почти невидимые глазу крупинки жидкости соединялись в ручейки, текущие в одном направлении, способные слиться в единый бурный поток, достаточный, чтобы перевернуть лопасти водяной мельницы под названием СУДЬБА. Это происходит, когда на вас из ниоткуда обрушивается вспененный шквал воды и смывает вас из родной обжитой лужицы привычного мирка в штормовое море БОЛЬШОЙ ЖИЗНИ.
После небольшой вступительной увертюры, поясняющей место, но не время, пришла пора немного рассказать о Рауле. Воображение рисует лихого, но невозмутимого парня, идущего по дороге опасностей в направлении рассвета. Сильного, дерзкого, смелого. Под ним – верный стальной конь, впереди – бесконечная даль автострады. Ничего из вышесказанного не является правдой. На самом деле… Вообще–то, он не рокер. Рауль Галлехо – работник небольшой мастерской по ремонту лодочных моторов и вообще всего, что связано с лодками и яхтами. А мастерская расположена на окраине захудалого портового городишки под названием Бока–Чико. Он не какой–нибудь креативщик в плане тюнинга или дизайна, нет. Он – слесарь. В смену он должен отчитаться за определенное число обработанных деталей соответствующих артикулов.  Рауль приходит на работу и, торопливо глотая похожий по консистенции на отработанное масло, кофе, изучает плановое задание на сегодняшний рабочий день. Периодически в течение смены в его тесный угол заходит начальник мастерской, рывком сдирает с Рауля наушники и оглушительно орет через среднее ухо прямо ему в мозг о новой задаче или громогласно высказывает неудовлетворение медленным темпом работы. Рауль покорно внимает и послушно кивает. Начальник, выпустив пар, замолкает, несколько секунд грозно хмурит седые кустики бровей, а потом дает обреченную отмашку рукой и со словами: « Bobera! Poblesito bobera!», уходит. Слоноподобная внешность Рауля не обманула коллег, которые знают его уже давно. Над ним незлобиво подтрунивают, девчонки из приемки заказов хихикают ему в спину и не идут на свидания. «Бестолковый увалень», «Рохля», «Безобидный балбес» – вот он каков, Рауль Галлехо, по мнению своих знакомых. Точь–в–точь, как сказал о нем начальник. Ему тридцать один год, он живет в съемной лачуге неподалеку, его биография такова, что хочется закрыть лицо руками или выдумать другую. Ему далеко до парней с журнальных обложек рокерских журналов. Позорная жизнь. Рауль знает, что это можно сказать про него. Почему он не занялся спортом, не стал боксером при таких габаритах, а остался грузным, широким, но абсолютно не умеющим постоять за себя парнем? Причин много. Мучившая его в детстве аллергическая астма, природная робость. И еще есть целый список, который при желании можно продолжать и продолжать. Впрочем, хватит об этом. Его главная жизнь проходит не здесь. Не на работе у станка или дома на скрипящей кровати под лопастями шумного вентилятора на потолке. Всю неделю своего изматывающе монотонного труда он только готовится к пятнице. Когда, надев потертые кожаные доспехи, купленные с рук у одного наркомана на улице и перешитые под его необъятную фигуру, он появляется у Лупе в баре, прокуренная затхлая атмосфера этого бедлама для Рауля кажется свежее морского бриза. Перекройте ему эту форточку, и он умрет от удушья. А самое главное – тут его никто не знает. Население Бока Чика – больше сто двадцати пяти тысяч душ. А поскольку девять десятых города – одноэтажные лачуги, он занимает огромную площадь, и люди на одном конце города могут за всю свою жизнь ни разу не встретиться с аборигенами с другой окраины, как будто бы это другое полушарие Земли. Рауля такое положение вполне устраивает. Если бы в дверь кабака вдруг ввалился кто–нибудь с его работы, он, наверное, покончил бы с собой.
Возвращаясь из очередного погружения в мир порока, особенно если на его долю пришлось более шести пинт, Рауль на пороге своей лачуги клянется себе в том, что изменит свою судьбу. Завербуется, к примеру, для работы на орбите. Или еще хлеще – уедет по контакту старателем на пояс астероидов. Но утром, подставляя ноющий череп под хлипкие струйки воды, он вспоминает, что для этого нужно учиться и овладевать специальными знаниями. А это значит – деньги. Откуда? На что жить, если при этом придется учиться? Бесплатное образование, овладение специальностью за счет компании работодателя – это бессовестное вранье для доверчивых и слабоумных. Подпишешь такой контракт – век потом будешь отрабатывать. Не одна измочаленная подобной судьбой рабочая птица, ослабев от борьбы, падала на жесткий барный стул и поверяла свои горести окружающим. Все сочувствовали и ставили выпивку, пока изнуренный альбатрос не клевал усталым клювом прямо в стойку. Рауль был немало наслышан о подобных фокусах рекрутерских фирм. И он смиряется. Все–таки его жизнь в последнее время стала вполне сносной. У него появился бар рядом с портом, где его уважали. Ему и так несказанно с этим повезло.
Когда в третий или четвертый свой визит в оазис Лупе, к Раулю подкатила пара–тройка местных черных ребятишек на предмет прояснения его статуса и причины появления на их территории, бедолага Рауль едва не умер со страху. Он лихорадочно зашарил по карманам в поисках пачки сигарет, чтобы как–то потянуть время и собраться с духом для ответа. Неизвестно о чем подумала шпана, видя небритого амбала, торопливо обыскивающего себя под столом (или что–то пытающегося достать из карманов), но правая рука Рубена – Ламар выступил вперед и сказал, что, дескать, все в порядке, мужик, не надо нервничать и делать глупости.  У тебя тут свои дела, а у нас – свои. С тех пор все пошло просто отлично. Но когда–то все заканчивается. Счастье больше похоже на конфету, чем на жевательную резинку.
Здесь, наверное, стоит сказать, что с утра Рауля охватило тревожное предчувствие неприятностей, и внутри шевельнулся противный червячок тревоги. Ничего подобного. Сегодня все шло, как обычно. Рассасывающийся похмельный вечер, хохот и брань в дальнем углу у биллиарда. Разве что компания цветных девиц у стойки что–то не поделила между собой и одна из товарок отхватила у своей подружки целый клок крашенных под бронзу курчавых волос. Грозовая туча скандала быстро покрылась табачным туманом, из которого периодически выныривала прическа второй официантки Перлиты с лицом испуганной крысы. Рауль блаженно допивал вторую пинту пива и лениво перебрасывался фразами с Дюком, американцем, одним из праздно болтающихся в порту «gringo». Дюку принадлежала небольшая «hacienda» неподалеку от города, в которой заправляла его жена из местных, дородная женщина с презрительными складками вокруг всегда сжатого, как бульдожьи челюсти рта. А сам Дюк являлся обладателем настолько испитой физиономии, что морщины на ней уже уподоблялись годовым кольцам древесного среза.
Рауль вяло поддерживал беседу, в подробностях вспоминая свой вчерашний разговор с этим сумасшедшим русским Николаем. Тот накануне, словно призрак, возник из глубины ночного полумрака и, не спрашивая разрешения, плюхнулся на стул напротив Рауля. Поерзал по порезанному бритвой дерматиновому сиденью. Глаза его были мутны, словно забродивший ананасовый сок. Они лихорадочно перебегали с места на место, будто под страхом смерти боялись остановиться.  По залысинам выступили крупные градины пота. Николай, как и бывало обычно в этот вечерний час, уже принял «норму осадков», как он любил выражаться, и пребывал в деятельно–творческом возбуждении. Рауль не знал, что и у кого Николай украл там, в далекой холодной России. Но видимо, украл немного, поскольку оказался вынужден подрабатывать гидом для туристов в принимающей конторе своего же соотечественника – тоже русского эмигранта.  Николай приехал в страну пляжей и полуденной сиесты за вдохновением и творческими идеалами. А также, как он вполголоса сообщал всем желающим, делая большие и страшные глаза – потому что скрывался от кремлевских властей. Он пил неразбавленный ром, изрекал с усиливающимся по мере опьянения варварским северным акцентом, множество непонятных идей, и на работе его терпели исключительно из жалости. Не давали окончательно скатиться в подвалы социума. Николай удовлетворенно оглядел масштабную фигуру Рауля. Очередная мишень для его высокопарных изречений найдена! И она не убежит, поскольку очень большая и малоподвижная.
– Скажи мне, Рауль… – Николай сделал паузу, опрокинул в себя «дабл–дабл», весь перекорежился, бешено повращал глазами и продолжил. – У тебя есть мечта? Нет, не отвечай. Другой вопрос. Как ты полагаешь, почему жители мегаполисов, все как один мечтают жить у теплого моря? А те, кому посчастливилось родиться на побережье, в этом благословенном краю, готовы продать половину своих органов, чтобы наоборот слинять отсюда в какой–нибудь промышленный сити?
– Не знаю, – усмехнулся Рауль. – Но это правда. Лучше ты мне скажи – почему?
– Жители больших городов несчастны от того, что считают – вся их жизнь проходит в бесконечной суете. Они даже вздохнуть лишний раз боятся – один вдох, и год прошел. Незаметно. И так до самой смерти. Эти бедолаги представляют здешнее существование, как бесконечную череду релакса, отдыха и пляжных вечеринок под тентами. Вот  почему. А люди маленьких городов кокосово–банановой страны думают – какой кошмар, что вокруг ничего не происходит. Каждый новый день похож на предыдущий, как вот эта пустая рюмка похожа на ту пустую рюмку, что я оставил у биллиардного стола. Ее, кстати, уже забрал Лупе к себе за стойку. Все местные страшатся, что жизнь яркая и удивительная проходит где–то там, в больших городах, а они тут, на побережье застряли, словно муха в паутине, и нет от этого никакого спасения. Понимаешь меня, ты, громила?  Comprende?
– Я понимаю тебя, Николай.
– Вот я и говорю – жизнь всегда проносится, и там, и здесь. Ключевое слово – проносится. И всегда человека не удовлетворяет ее нынешнее течение. Бунт Индивидуальности против Порядка. Comprende?
– Все ясно, приятель.
Николай рывком наклонился над столом, едва не сбив лбом пивную кружку Рауля. Он пошарил по карманам неуверенной рукой и достал изгрызенную шариковую ручку. Вытащил из пластикового держателя бумажную салфетку и прочертил по ней линию. Салфетка разорвалась посередине. Николай пробурчал ругательство на своем языке, достал другую и старательно нарисовал на ней прямую во всю ширину. Потом исподлобья поднял на Рауля прыгающий расфокусированный взгляд.
– Что ты здесь видишь?
– Ты нарисовал черту на салфетке. Вот, что я вижу.
– А если приглядеться? Если наклониться поближе?
Рауль терпеливо пододвинул свое лицо так, что едва не коснулся зубочисткой бумаги.
– Все равно я вижу линию.
– Это потому, что ты близорукий. Как и я. А вот если бы мы могли пододвинуться еще ближе, мы бы увидели, что эта линия состоит из множества маленьких–маленьких точек, просто слившихся между собой. Ты думаешь, приятель, что это бессмысленная цепочка клякс, следующих одна за другой. Но если вглядеться еще больше, то станут заметны маленькие слова и цифры над каждой точкой, скорее угадываемые, чем читаемые. Или это привиделось спьяну? Над первой точкой – дата твоего рождения, потом все классы младшей и старшей школы, дальше – у счастливчиков колледж, у обычных парней – работа, деревенская свадьба с какой–нибудь креолкой, брак, дети, зрелость. И где–то там, в несуществующем в нашем сознании  будущем стоит он – тот самый камень, к которому, как и положено, может быть, в праздники будут приходить ваши дети, и на котором выбито твое имя.
У тебя холодеют пальцы от моих слов? Сжимаются губы, и сразу хочется подумать о чем–то другом? Прости, я и не думал тебя пугать. Дело совсем в другом. В надписях над точками возможны варианты, перестановки. У каждого свои. Но это не значит, что их нет совсем. И закрывая эти пунктиры, медленно ползет еще одна чернильная линия, слитная и неразделимая, линия твоей реальной жизни. Там также можно различить сегменты годов, часов и даже минут. Где–то на этом листе находится этот бар и мы в нем.
Норны прядут свою пряжу, мы рождаемся и умираем, чтобы прожить свой отрезок, свою рисованную прямую в безумной картине таинственного художника. Ты знаешь о свойствах окружности? Откуда тебе… Линия жизни – прямая, но обладает некоторыми свойствами окружности. Ты можешь собирать марки или мотоциклы, коллекционировать этикетки бутылок или их содержимое в себе. Ты имеешь  полное право побрить голову или отпустить волосы и надеть на них бандану – все равно на графике жизни появится лишь незначительное отклонение амплитуды. Но потом прямая, как гончая, идущая по верхнему чутью, неодолимо потянется до очередной точки, выравнивая график. Придавая ему вновь плавное и неумолимое течение. Повернуть вспять невозможно. Как практически невозможно что–то изменить. Выпрыгнуть из детских штанишек на вырост, предназначенных тебе при рождении. Можно переодеть их потом на деловой костюм или робу заключенного. Но это происходит с единицами. Только редким счастливчикам сила воли позволяет посадить на Линию Жизни основательную Кляксу Судьбы и все перевернуть на уши. Обмануть всех и подчинить остаток дней своих себе, а не кому–то там, – Николай чуть вжал голову в плечи и опасливо кивнул на потолок.
– И ты один из них? – иронично спросил Рауль, прикуривая сигарету.
– О, да! Мне удалось. Я – счастливчик, – Николай обернулся к стойке. – Но не надо думать обо мне. Лучше посмотри на лист и поразмысли о своей жизни, здоровяк, – сказал он, тяжело приподнимаясь со стула. – Если тебе не удастся влепить на Линию Жизни Кляксу Судьбы, ты будешь больше похож на оранжерейное растение, посаженное в свою грядку, чем на вольную, пусть и сорную траву. Выбирай. Все пока еще в твоих силах.
И сейчас, вновь прокручивая в голове вчерашний разговор, Рауль вполуха слушал пьяные сентенции Дюка о загубленной юности. Мать говорила Раулю, что его отцом тоже был американец. Отсюда и его удивительные габариты. Мать очень гордилась этим фактом. Она учила его английскому в первую очередь и уж потом испанскому. Мама была деятельная натура. Она сумела на своих плечах вынести нищету, насмешки соседей. Она пережила все, кроме двусторонней пневмонии и неполной медицинской страховки. Стоит ли упоминать, что отца своего Рауль ни разу в жизни не видел?
 Рауль размышлял о будущем, и несбыточные мечты в его мыслях перемежались с приступами отчаяния от безысходности нынешнего положения. Он почти полностью погрузился в меланхолию, когда его глаза автоматически отметили появление у Лупе этой троицы. Они были одеты в кричаще дорогие костюмы, нелепые в этом месте, но никто и не подумал улыбаться.  Потому что взгляды двоих субъектов, следовавших в кильватере третьего, напоминали неподвижные пуговичные глаза акулы, собирающейся откусить вам ногу. В общем, по фарватеру их движения сразу же пролегла просека, через которую официантка бара свободно могла бы пронести по подносу в каждой руке. Первый же из незнакомцев, мужчина среднего роста и среднего же возраста, с киношно зализанными назад редкими волосами, подошел к стойке и легонько хлопнул ладонью по ее поверхности. Лупе вырос перед ним, как собака, которой скомандовали «апорт». По напряженному лицу бармена Рауль без труда определил, что разговор пошел весьма серьезный. Парочка подручных незнакомца расположилась сбоку и принялась прохаживаться по поводу местных старожилов, нимало не смущаясь присутствием последних. Рауль уже не понаслышке знал нравы местного народца, и чем дальше, тем больше поражался долготерпению завсегдатаев к бесцеремонности посторонних.
Первая официантка Марсела, по прозвищу «Loba» – Волчица, смахнула пепел с их стола мокрой тряпкой и озабоченно кивнула в сторону стойки:
– Чего это к нам пожаловали люди Калво?
Рауль дернулся. Имя «El Calvo» – Плешивого звучало обычно шепотом. Зловещая фигура «Еl gran Jefe» – Большого босса из Санто–Доминго наводила ужас даже здесь, в трущобах Бока Чика.
– Ты их знаешь?
– Видела пару раз. Помнишь, я рассказывала тебе, что подрабатывала по ходу высокого сезона в «Гранд Плайя»? Тот, кто говорит сейчас с Лупе, как–то приезжал отбирать клубных девочек для вечеринки на яхте Калво.
– Хм… интересно, – протянул Рауль многозначительно, на самом деле не зная, что сказать в этой ситуации.
– Что ты привязалась к человеку, Волчица? – пьяно прорычал Дюк. – Ступай, помой стаканы. Большой парень сам разберется со своими проблемами.
  Марсела скользнула по Раулю тревожным взглядом и плавно отвалила от столика. Вовремя. Лупе выслушал своего собеседника, утвердительно покивал в знак понимания и движением головы указал тому через частокол лиц и протуберанцы сигарного дыма на столик, за которым просиживал свое время Рауль. Глаза незнакомца лениво скользнули по фигуре Рауля, после чего тот почувствовал, как язык у него намертво присыхает к гортани. Человек Калво фамильярно хлопнул Лупе по плечу, и троица двинулась с места, приближаясь. В голове Рауля зажегся лайтбокс с мигающей красной надписью: «Опасность!». Они остановились в шаге от их столика. Дюк тут  же с похвальной для его возраста прытью ввинтился куда–то в глубину бара, словно хорошо смазанный болт.
– Салют. Как дела? – голос незнакомца звучал приветливо, но даже сейчас в нем чувствовались легкие нотки нажима.
– Привет. Отлично,– Рауль попытался придать своему ответу максимум беззаботности.
– Выйдем на пару минут. Есть разговор.
Когда они вчетвером направлялись к многострадальной двери, бар затих, словно школьная библиотека. Но Рауль знал, что стоит им только пересечь порог, улей вслед за ними загудит сонмом рассерженных пчел.
Под тусклым светом засиженного мухами уличного фонаря у незнакомца обнаружился элегантно сломанный нос, челюсти, схожие со жвалами лесного муравья, и деформированные уши профессионального борца. Парочка его подручных походила на рифовых мурен, обряженных в модные костюмы. Классические персонажи отдела судебной хроники. И подпись под групповой фотографией: «Плохие парни». Картинка настолько гротескная, что даже слегка комичная. Но Рауля в настоящий момент переполняла вовсе не веселость. Говорят, что выделяемый нами адреналин прекрасно чувствуют собаки и ведут себя соответствующе. Так вот, люди его тоже чувствуют. Где–то на уровне бессознательного «я». Что–то подсказывает нам в ситуациях, когда нам с кем–то сейчас не стоит связываться. Это коснулось Рауля настолько, что ему в данный момент отчаянно хотелось задать стрекача.
– Еще раз салют, Рауль! Так ведь, кажется, твое имя? Это мне сказал Лупе. Меня можешь называть Коди. Лупе сообщил мне, что ты – человек компетентный и с тобой можно иметь дело. Пойдем, взглянем на твой «чоппер», – Коди ухватил Рауля за руку дружеским пожатием стальных тисков и повлек на стоянку.
– Который?
– Какого черта… Второй слева! – пискнул Рауль.
– Ха–ха, неплохо, – звук смеха Коди напоминал звук трения пенопласта о стекло. – Вполне обычный. Подходит. А я, признаюсь, боялся увидеть тут какую–нибудь расписную машинку. Из тех, что за милю бросаются в глаза. Тогда бы мое предложение тебе пришлось бы отозвать. Улавливаешь?
Рауль ничего не понимал. Он панически боялся. А вдруг его прямо тут начнут бить? Хотя вроде бы не за что пока…
– Приятель, у меня для тебя есть непыльная работенка на уик–энд. Можно срубить единым махом пару штук, а работать нужно будет не больше трех часов. Ты же не будешь против по–легкому сграбастать две тонны и порадовать дядюшку Коди? – его взгляд двумя вязальными спицами проткнул Раулю очки, глазницы, выжег мозг и вышел где–то на затылке.
– Вот что, дядюшка Как Вас Там. Если нужно кого–то убрать, то я пас. Я в такие игры не играю. И махать кулаками, как кумушки за чаем, я тоже не мастак, – откуда у него взялась храбрость Рауль и сам понятия не имел.
Но он старался отвечать неторопливо и вроде бы солидно. По тому, как искренне расхохотались гангстеры, Рауль понял, что видимо он слегка сел в лужу. Коди еще раз ухмыльнулся, покрутил головой и ответил:
– Нет, приятель, я не вербую убийц в дешевых барах. И вообще, чтобы получить такую работу, надо иметь рекомендации серьезных людей. Кстати, я могу выдать подобную рекомендацию. Со временем. Так что не будем начинать Мировую войну, ок? Все останутся целы, правда, парни? – подручные Коди ответили сдержанными смешками. – Все, что от тебя требуется – быть завтра со своим мотоциклом с двенадцати часов рядом с «Мариотт–отелем» в Санто–Доминго. От меня вместе с тысячей кредиток ты получишь фотографию клиента, номер и марку машины, которую ему подадут к парадному подъезду. Ты приклеишься к заднему бамперу его тачки, как слизень к виноградному листу, и отследишь его маршрут. Мои слова не следует воспринимать буквально – держи дистанцию в два–три авто. Я знаю, что он должен направиться в космопорт Авентида Дуарте, к четвертой взлетной площадке. Но я хочу знать наверняка, не отклонился ли он с маршрута, и все точки, которые ему придет в голову посетить до конечного пункта. После того, как он заедет за шлагбаум порта, ты позвонишь по номеру на обратной стороне фото клиента из телефонной будки и скажешь, что груз доставлен. Также ты поступишь, если клиент что–то изменит в своем графике движения. После того, как сдашь объект, можешь спокойно ехать домой. Мои люди занесут Лупе остальную тысячу кредиток. Заберешь их в следующую пятницу. Ну, что скажешь, Рауль?
– Работенка вроде бы не сложная, сеньор, – несмотря на вкрадчиво–доверительный тон, Рауль отчетливо понимал, что из него мгновенно сделают котлету, вздумай он ответить отказом. Подтекстом нарочитого дружелюбия явственно читалась угроза. Как ни странно, испуг придавал ему силы держаться достойно. – Даже слишком легкая для таких денег, а, сеньор?
– А он у нас парень не промах, а? – Коди обернулся к своим «mercenarios», громилам. – Надо будет присмотреться к этому молодчику повнимательней. Сдается мне, что он сгодится и для работы получше. Хорошо, Рауль, я объясню. В городских пробках от машины легче оторваться, чем от «чоппера», если клиенту вдруг придет такая мысль. Ты слыхал об эмпатах?
Рауль утвердительно кивнул. Телепатия так и оставалась несбыточной мечтой человечества, но «эмпаты» – телепаты на уровне сильных эмоций, могли считывать наличие вокруг ярости, ненависти или других эмоционально радикальных порывов достаточно уверенно. Их еще называли «нюхачами». И стоили услуги настоящего «нюхача» невероятно дорого.
– Так вот, – продолжал Коди. – У него будет в лимузине один эмпат, это точно. Мои люди не рискнут приближаться к его тачке ближе, чем на сто шагов, а следовательно, не смогут сопровождать клиента. Вот поэтому нам нужен человек нейтральный, со стороны. А сумма значительная для того, чтобы он ответственно отнесся к поручению. Улавливаешь? Поможешь мне – я тебя не забуду, обещаю. Твоя жизнь может поменяться к лучшему, малыш. Но, Рауль,– Коди придал своей физиономии скорбное выражение, – Сохрани тебя Создатель, подвести меня с этим делом. Тогда дружбы у нас не получится. По рукам?
Рауль молчал. Коди раздраженно пожевал губами и вывел его из ступора.
– Ну, если все, как ты говоришь… Почему нет… Я согласен, – Рауль пожал плечами.
– Хороший мальчик, – Коди стиснул его ладонь железными пальцами и через секунду в руку Рауля нырнул пухлый конверт.
– Я рад, что у тебя есть голова на плечах. Ты окажешь услугу большим людям и приобретешь новых друзей. И вот еще что… Ты, надеюсь, собираешься прямо сейчас отправиться домой и хорошенько выспаться перед делом, а не отвечать битый час на вопросы всякого любопытствующего сброда в этом баре? Я бы на твоем месте очень тщательно изучил завтрашний маршрут и его возможные варианты. Не упусти клиента, Рауль. Не разочаруй меня.
– А если меня вычислят…
– Не лезь ближе двух машин. И не нервничай. Ты ведь не болван и помнишь про эмпата.
– Я не рассчитался с Лупе…
– Не волнуйся, мои люди заплатят за тебя.
Коди повернулся к Раулю спиной, считая разговор исчерпанным, и пошел через дорогу к стоявшей напротив бара дорогой спортивной машине. Зато его подручные неожиданно тепло попрощались с Раулем. Как с равным. Рауль с замиранием сердца понял, что в его жизни наконец что–то произошло.
Домой он летел, как при попутном ветре. Пусть задание – пустяк. Но с чего–то же надо начинать. Он работает на Калво! Выдели бы его коллеги с работы сейчас. Видел бы начальник! Или Тесс – цветная девчонка, что уже месяц пудрила ему мозги, не соглашаясь на нормальные отношения. Рауль подозревал, что она погуливает на стороне, а его держит «на всякий случай». Вроде как запасным вариантом. Черт побери, а дела вроде бы идут хорошо!
– Только бы не оплошать, – как заклинание повторял он, разглядывая карту города и схему дорожных развязок перед сном.
На следующий день все пошло, как по маслу. Правда, за час полуденного зноя он пять раз взмок, но зато машина оказалась длинным лимузином. Рауль с восторгом подумал, что задача упрощается. Клиент, мужчина с фото, появился на лестнице парадного подъезда ровно в час дня в сопровождении группы крепких ребят. Явно телохранителей. И один из них – «нюхач». Рауль помнил это и старался по максимуму глушить эмоции. Трое сели вместе с объектом в лимузин, остальные загрузились в черный «бьюик». Понятно, машина прикрытия. А клиент – солидная птица. Это ясно. Раулю оказался смутно знаком профиль с фотографии. Но как ни старался, он не смог вспомнить откуда. Кортеж неспешно двигался по главным магистралям по направлению к космопорту. На шоссе Раулю пришлось понервничать. Лимузин неожиданно выдал спринтерский рывок. Но он успешно догнал кавалькаду перед самым шлагбаумом. Слез с мотоцикла. Вот она – та телефонная будка, о которой говорил Коди. А в кармане греется его теплом тысяча кредиток – его двухмесячное жалованье на работе. Рауль уверенно направился к телефону. Сейчас откроется шлагбаум, и работа будет закончена. Но шлагбаум не открывался. Странно, в сторожке охраны порта вообще в этот час не было ни одного человека. Лимузин нетерпеливо засигналил. Из машины прикрытия выбралась пара парней, не скрываясь, достали оружие и направились к шлагбауму. Один из них сам подошел к конуре охраны, видимо, намереваясь открыть въезд. Он потянул за узкую желтую дверцу, и яркая вспышка поглотила окружающее пространство. Караулка надулась изнутри, как воздушный шарик, и взорвалась ливнем скрученных деталей. Взрывной волной Рауля проволокло по стриженой траве космопорта, и он закончил свой тормозной путь, ударившись шлемом в ту самую телефонную будку, откуда собирался звонить. На мир вокруг опустились сумерки.
Он открыл глаза и сразу вновь зажмурил их от нестерпимого белого света, бившего прямо внутрь черепной коробки. Вспыхнувшие было испуг и паника мгновенно улеглись. Он выжил и в больнице. Значит – все в порядке.
Пошевелил руками, проверяя подвижность. Вроде бы целы. Еще лучше. Постепенно сощурив ресницы, вновь попытался сквозь их шторы посмотреть на свет Господень. Глаза сфокусировались сначала на ослепительно белой, как отмытый до блеска писсуар, стене, потом боковое зрение отметило сидящую подле его постели неподвижную человеческую фигуру. Рауль тихонько повернул голову, разглядывая незнакомца. Тому было явно за пятьдесят. Мужчина «с весом». Властное лицо, неподвижный, ощупывающий взгляд. Брови сведены к переносице короткого, чем–то неуловимо напоминающего сдвоенное пистолетное дуло, носа. Седой ершик густых волос. И самый натуральный космический загар. Вообще физиономия человека показалась Раулю откуда–то знакомой. Отключившись от посетителя, Рауль еще раз оглядел помещение. Для этого ему пришлось слегка приподняться. Передвижная медицинская установка, разложенная барокамера, в половинке которой он и пребывал ныне. Полукруглый потолок. Скосив взгляд, Рауль отметил непонятные металлические пластины на полу и вновь вернул свое внимание незнакомцу.
– Ты в порядке? Помнишь, что с тобой было?– немного хрипло спросил тот, убедившись, что Рауль смотрит прямо на него.
– Да. Спасибо. Я в клинике? В каком районе?
– Ха. С чего ты взял, что это больница? – хмыкнул незнакомец.
Его губы презрительно опустились. Взгляд, и до этого недобрый, стал просто–таки угрожающим.
– А разве нет? Где я? – пролепетал Рауль.
– Хм. Хороший вопрос. Но не слишком важный. Важнее вопрос, зачем ты здесь?
Рауль испуганно втянул голову в плечи и помолчал. Незнакомец терпеливо ждал ответа.
– Ничего не помню, – наконец промямлил Рауль.
 Незнакомец вздохнул. Достал из кармана маленькую плоскую коробочку, вынул оттуда тонкую сигариллу с золотым ободком, и не торопясь, раскурил. Дым плотной лентой потек в направлении кондиционера.
– Итак, придется все же воспроизвести для тебя хронологию событий. Твое тело было найдено у входа в космопорт на Авентида Дуарте. Около лежащего на боку мотоцикла с разбитой фарой. Ты врезался башкой в телефонную будку, как шар в кеглю, и отключился. Был взрыв, ты помнишь? Не хочу звать кого–то помочь вернуть тебе память. Мои люди не славятся деликатностью. Может получиться так, что в результате их усилий твоя амнезия распространиться на все периоды твоей жизни, а не только на сегодняшний день. Скажу больше. Благодаря уникальным методам, применяемым моими помощниками и  их беззаветной любви к процессу, у некоторых их «пациентов» в результате физиологического парадокса пропадают не только воспоминания, но и части тела. Ха. Отлично, я по твоей вытянувшейся физиономии с удовлетворением вижу, что память все–таки к тебе возвращается. Взрыв. Пострадали люди. Хуже того. Это был не просто взрыв, а попытка покушения на Цезаря Армандо. И оно бы удалось, не будь на лимузине тройного слоя брони. Его фотографию, кстати, нашли у тебя в кармане куртки. На обороте номер телефона с надписью: «Позвонить по исполнении». Это указывает на твою определенную связь с произошедшим событием. И вот я, Цезарь Армандо, хочу задать чрезвычайно интересующий меня вопрос (и Господь всемогущий помоги тебе, если надумаешь крутить), какого дьявола ты, Рауль Галлехо, делал на Авентида Дуарте, и что тебе известно обо всей этой истории?
Вот теперь Рауль точно вспомнил. Перед ним на стуле мрачной горой возвышался тот самый субъект, что лицо было запечатлено на фотографии. Именно он. И его, оказывается, зовут Цезарь Армандо. И, кажется, Рауль уже раньше слышал это имя. Теперь все ясно. Отсюда и смутно знакомый профиль. Рауль не смог вспомнить лицо, но имя, имя! Точно, что–то было такое в газетах. Вот: «Известнейший покровитель космических контрабандистов возвращается поклониться родным святыням», «Цезарь Армандо решил навестить город, откуда много лет назад он отправился покорять звезды». Когда пришло понимание, глаза Рауля рефлекторно расширились до состояния больного Базедовой болезнью. Он, наконец, понял, во что влип. И насколько глубоко. Приключений захотелось? Жизнь была слишком пресна и неинтересна? «Вот теперь ты получишь приключения» – почти с мазохистским злорадством мысленно произнес он: «К тебе эти приключения придут вместе с паяльной лампой и бейсбольной битой, кретин!»
Цезарь Армандо не без удовольствия следил за мимической бурей гримас на интерфейсе бедняги Рауля. Переход от одного состояния в другое. Когда степень безмолвного ужаса на его лице устроила Большого Босса, он затушил сигарету в хрустальной пепельнице, стоявшей в специальном пластиковом держателе, и мрачно покачал головой.
– Теперь ты все осознал. И уже понимаешь, что решил сыграть не в свою игру.
– Вы убьете меня?
– Это зависит от сведений, которыми, я надеюсь, ты захочешь со мной поделиться. Сейчас мяч находится на твоей стороне. И повторяю в последний раз – не пытайся что–то утаить. Не могу даже дать совет, как именно нужно извернуться, чтобы остаться в данном положении живым и здоровым. В твоей искренности ныне твое единственное спасение, – Цезарь достал коммуникатор, нажал кнопку и повелительно бросил: – Тарсонд, зайди в медблок. Наш пациент проснулся и жаждет общения.
Главарь контрабандистов повернулся к Раулю и отрезал:
– Погоди с рассказом. Сейчас подойдет мой помощник. Начнешь в его присутствии.
Уже готового к самой полной исповеди в своей жизни Рауля еще больше в этом направлении простимулировала персона новоприбывшего. Низкорослый, широкоплечий, досиза выбритый крепыш одним своим видом источал зловещую энергию. Плавные отточенные движения намекали на знание человековредительных воинских практик. Рауль с содроганием отметил, что еще не видел в своей жизни настолько опасного с виду человеческого существа. Когда ему сделали знак, бедолага тяжело вздохнул и приступил к изложению цепочки событий. Начал разматывать с катушки времени нитку своих глупостей. Цезарь Армандо сканировал его взглядом и периодически оглядывался на стоявшего у стены Тарсонда. Тот хранил непроницаемое молчание. Когда Рауль окончил свое горестное повествование, Тарсонд медленно и утвердительно кивнул.
– Значит, все это правда? – ворчливо переспросил Армандо.
– Да.
– И что нам делать с этим олухом?
Тарсонд пожал плечами и недобро ухмыльнулся. В груди у Рауля все сжалось в едином спазме. Армандо потер макушку и тяжело вздохнул:
          – Мой корабль стартует сегодня. Наверное, стоило бы забрать тебя на орбиту и вытолкнуть голого в шлюз, а потом скормить системе жизнеобеспечения. Хотя бы для профилактики распространения идиотизма среди моих бывших соотечественников. Ну это надо же – быть таким болваном! Как ты мог в это ввязаться, скажи на милость?
Рауль опустил голову и виновато пожал плечами.
– Ладно. Сдается мне, что больше всего ты сам себя наказал. Доктор доложил, что у тебя легкое сотрясение. Но он по уши накачал твою тушу сосудосохраняющими препаратами, так что до дома ты доберешься. Ребра не сломаны, но есть несколько многообещающих гематом. Твой мотоцикл забрала полиция, так что вызовешь такси. Понял? Чтобы через полчаса духу твоего не было в миле от космопорта! Твоя одежда в платяном шкафу.
Рауль, шатаясь, добрался до шкафа и, путаясь в своих шмотках, принялся лихорадочно собираться. В глазах следившего за ним Тарсонда мелькнула жалость. Когда дверь за неудачником закрылась, Тарсонд отлепился от стены и сделал несколько шагов по направлению к Боссу.
– Парень не жилец. Он разговаривал с Коди и может дать об этом показания в суде.
– Ясное дело. Этот безмозглый баран оказался, тем не менее, еще и счастливчиком. Будь он футов на тридцать ближе – его потроха бы уже стирали с асфальта. Будь он на такое же расстояние дальше – уже был бы дома, где его наверняка ждет теплый прием. Если его перехватят полицейские, Плешивый все равно найдет возможность его убрать. Да продажные копы уже давно сидят в пульперии и ждут вызова от его дома. Со специального телефона. Так что э–э–эх… Какое это счастье, если оно дает лишь пару дополнительных часов жизни.
– Жаль паренька. Пропадет ни за грош, – многозначительно произнес Тарсонд.
– Ты спятил? Сам же дал мне его характеристику. Он – слюнтяй и бездарность. На работе в один голос об этом твердят все – от уборщицы до хозяина.
– Но фактура…
– Мне в космосе не нужен живой тент от солнца. Большая туша – лишний расход корма.
– А мне бы пригодился парень с такими габаритами.
– Ты смеешься? Да его может вздуть моя мамаша! Если захочет пачкать руки, конечно.
– Мускулы – дело наживное. Четыре месяца под тройной гравитацией и он будет похож на гориллу.
– О–о–ох, Тарсонд.., – вздохнул Цезарь. – По–моему, ты размяк…
– Парень будет обязан вам жизнью, Босс. И потом, у него окажется билет только в один конец. Обратно хода ему не будет. Разве нам не нужны такие отчаянные ребята? – Тарсонд позволил себе легкую улыбку.
Контрабандист задумался. Потом махнул рукой и буркнул:
– Ладно, будь по–твоему. Хотя я считаю, что ты просто пожалел этого оболтуса и теперь втираешь мне очки. Но только если уж ты хочешь рисковать своей шеей – рискуй в одиночку. Не хватало еще, чтобы из–за этого недотепы положили кого–то из наших ребят. Мы стартуем через четыре часа. И клянусь святым Антиохом, корабль не будет тебя ждать!
Гранитное лицо Тарсонда растянулось в улыбке.
– Спасибо, Босс, – донеслось уже в щель закрывающегося за ним люка медицинского блока.

Рауль уныло разглядывал дыры на порванной куртке. Да еще мотоцикл у полицейских! Вот незадача. Это же сколько нужно будет откладывать, чтобы как–то поправить дела? Такси неспешно катило по узким улочкам, сигналя резвящейся в пыли ребятне. Водитель никуда не торопился. «Кариб родится усталым» – вдруг пришла на ум Раулю местная поговорка.
Вот она, ненавистная, постылая берлога. Боль в голове начала давить на глаза. Видимо, проходило действие обезболивающих. Рауль расплатился с таксистом, поднялся по шаткой деревянной лесенке на свой второй этаж и провернул ключ в замке. Из прихожей на него дохнуло нагретым воздухом. И запахом мужского парфюма.
– Какого… – хотел пробормотать Рауль, но неизвестно откуда взявшаяся мускулистая рука схватила его за горло и втащила внутрь квартиры.
          Другая, не менее бесцеремонная длань тут же звонко запечатала ему рот. В прихожей перед Раулем выросла парочка мордоворотов. Ладонь–кляп тут же заменили на широкую ленту скотча. Мощный тычок в спину, и Рауль влетел в свою единственную комнату. Коренастая фигура наполовину заслоняла узкое окно. Человек повернулся. Это был Коди. Его губы растянулись в презрительно–сожалеющей улыбке:
– Право, мне жаль, что ты не умер там, на Авентида Дуарте. Это избавило бы тебя от необходимости умирать еще раз, здесь. Но это плохо лишь для тебя. Что касается нас, ты сэкономил нам деньги. Эй, ребята! А ну–ка, обыщите его. У него по карманам валяется тонна кредиток без всякого дела. Нашли? Отлично. Деньги ваши, как и договаривались.
Рауля усадили на единственный стул, периодически страдающий падучей. Один из наемников принялся деловито приматывать липкой лентой его щиколотки к ножкам стула. Руки Рауля остались свободны. Но он настолько оказался парализованным страхом, что не мог пошевелить и пальцем, а лишь с мольбой испуганного животного смотрел на своих будущих убийц. Те, похоже, понимали его состояние и ничуть не опасались бунта. Вдруг ворох старых рекламных брошюрок смыла с обеденного стола прохладная волна сквозняка.
– Кто забыл закрыть дверь? – рявкнул Коди. – Как мне иметь дело с такими молокососами?
Мордовороты виновато переглянулись, и один из них метнулся в прихожую. Почти сразу оттуда донесся сдавленный крик и шум падения чего–то тяжелого. В комнату своей легкой развинченной походкой скользнул Тарсонд. Второй наемник бросился к нему. В руке Тарсонда сверкнуло что–то, похожее на чайную ложечку, после чего та мгновенно порхнула в горло амбалу. В момент появления правой руки Армандо, Коди рванул из подмышки черный ствол пистолета. Какая–то неведомая сила подкинула Рауля с его места. Он попытался сделать шаг, и тут же начал падать вперед вместе со стулом. Но его длинные руки и скрюченные пальцы все равно в яростно–мучительной попытке дотянулись до лица Коди. Не отдавая отчета в своих действиях, Рауль, что есть силы ткнул своего недруга прямо в глаз и по инерции навалился на него всей тяжестью. Оба повалились на пол. Оглушительно грохнул выстрел. Грудь Рауля ожгло пламенем. Не обращая внимания на боль, он под собой нашарил на лице Коди другой глаз и принялся давить, давить. Из горла сквозь скотч прорывалось иступленное рычание. Если бы он мог, он бы, наверное, вцепился зубами в глотку своему врагу и остервенело грыз бы его вены и сухожилья. Подручный Плешивого сначала хрипел под ним, затем затих. Через вечность его плечо затрясла уверенная рука. Скотч сорвали с его лица. С всхлипом через раскрытый рот в легкие Рауля хлынул мощный поток воздуха.
– Эй, ты как? Тебя задело? Можешь встать? Ага, что там у нас… Ого, а ты везунчик! Пуля прошла по касательной. Ты прижал пистолет своим телом к нему вплотную. Только царапина и ожог! Но свой шрам от пулевого ранения ты успел заработать! Вот ловкач! – Тарсонд ободряюще похлопал Раулю по плечу.
      Но тот лишь тупо смотрел на прожженную майку и багровый вздувающийся под ней рубец. Тарсонд перевел взгляд на Коди. Слегка пнул труп ногой.
– Готов. Хочу отдать тебе должное – ты настоящий садист. Давно я не видел столь жестокого убийства. Ну, свернуть шею, перерезать горло, это ладно, это бывает, но залезть в мозг через обе глазницы – хм, думаю, слишком личный подход к вопросу.
Рауль перевел взгляд на тело Коди и тут же рефлекторно опорожнил пищевод. И затрясся в рыданиях, зажимая рот рукой. Слюна, наполненная желчью, стекала у него по подбородку. Тарсонд легонько, но повелительно отвел его в душ и направил на лицо прохладные искры воды. Сходил на кухню, нацедил из сифона немного содовой в старую немытую кружку, кинул в нее какую–то пилюлю, отчего вода мгновенно вскипела, и протянул Раулю.
– Выпей. Коктейль чемпионов.
Рауль послушно, как ребенок, начал пить сладковатый раствор. Через минуту боль и переживание ушли. В голове резко прояснилось. В теле появилась легкость. Казалось, его распирала и переполняла энергия. Тарсонд заглянул в его глаза и кивнул:
– Вот и хорошо. У тебя есть другая майка? Беги, переоденься. Эту запихни в карман. Ее тоже мы берем с собой. А я пойду, приберусь.
     Еще через минуту Рауль стоял около входной двери, готовый к выходу или штурму президентского дворца. Из комнаты явственно потянуло дымом и вонью от горящего пластика. Тарсонд подошел, еще раз придирчиво окинул все вокруг внимательным взглядом и скомандовал:
– Все. Рвем когти. Даже если копов кто–то вызвал, они все равно не приедут без звонка Коди. Но слишком уповать на это и рассиживаться здесь нам не стоит. Тебе открывать дверь, между прочим. Моим отпечаткам нечего делать на твоей дверной ручке.
Тарсонд легко вел старенький «тахо» по лабиринту узких улочек. Наконец они вырвались из города, и лицо Рауля охладил прохладный напор дорожного ветра. Тарсонд повернулся к нему.
– Слушай, до старта еще больше часа, а мы уже почти приехали. Кормежка на орбите, конечно, ничего, но… ты не хочешь заскочить на полчаса в придорожное заведение и на прощание полакомиться тарелкой «La Bandera»?
Рауль не имел ничего против бобов и мяса, но есть ему сейчас отчего–то совсем не хотелось.
– А вот я, если ты не возражаешь, с удовольствием употреблю тарелочку. Хочу надолго запомнить вкус родного блюда. Тебе закажу кружку пива.
Они сидели за столиком у окна. Внезапно Рауль поднялся и направился к стационарному телефону. Его мобильный остался в квартире, в кармане одного из наемников Коди. В голове Рауля мгновенно сложился текст, который он сейчас выдаст Тесс: «Привет, подруга. Я даю тебе отставку. Хватит морочить мне голову. Я достаточно наслушался от твоих соседей, как ты вертишь хвостом в порту за моей спиной. Пошла ты… И вообще, я сматываюсь из этого паршивого городишки и улетаю в космос. Пока!»
Около телефона стоял небритый детина в клетчатой рубахе и с кем–то вел неспешный диалог. Увидев Рауля, мужик демонстративно повернулся к нему спиной. Но уже через секунду он сидел на полу и изумленно потирал вывихнутую руку. Его дружки начали подниматься из–за столика, ворча, как стая бродячих псов. Рауль повернулся к ним с шальной улыбкой на лице. Рядом с его плечом выросла приземистая фигура Тарсонда. Дальнобойщики тут же невозмутимо расселись по своим местам.
– Ничего себе, ты выдал номер, – уважительно промолвил Тарсонд, еще раз вглядываясь в Рауля. – И, между прочим, кому это ты собрался звонить?
– Одной блудливой стерве.
– Рвешь все нитки? Не вовремя. У тебя мозги набекрень после случившегося. Сейчас тебе лучше не светить, что остался жив. В твоей квартире был пожар. Найденные тела еще не сегодня опознают. А мы к тому времени будем уже очень далеко. Садись на место и закажи себе еще одно пиво.
– Прости. Я и вправду пока туго соображаю.
– Ничего. Научишься.

В космосе нет времени суток. Есть вахты. Первая, вторая, третья вахта. Сейчас была бы самая трудная – третья. Если бы они были на работе. Бивень, могучий здоровяк с глубоким шрамом на полувыбритом черепе плеснул себе виски и передал бутылку Раулю.
– Ему нельзя. Доктор пока запретил, – бросил Тарсонд.
– Плевать, – вяло отозвался Рауль и налил себе на два пальца.
Тарсонд, сидевший на банке, сдал «пятую улицу». Бивень вскрыл карты.
– Два туза.
– Две пары, – ухмыльнулся Рауль, открывая свои.
Бивень вздохнул.
– Опять я утонул в реке, на «ривере». Черт знает, как везет этому новичку. Прямо жуть берет, когда играешь против него.
Тарсонд усмехнулся.
– Он, похоже, вообще удачливый сукин сын.
Они подняли стаканы и сказали друг другу традиционное:
– Салют.