Ты мой самый любимый немец

                Глава 1.
Ты – в плаще. И дым сигареты.
Дождь. И мокрый асфальт Берлина.
Лица – словно теней портреты.
Храм готический – как картина.

Ветер шелестел в верхушках деревьев, которые, казалось, тянулись до небес. До серых облаков, которые застилали все небо и спрятали солнечный свет от людей. Как давно это произошло точно сказать нельзя. Прошел день, два, неделя, а может и больше. На улице холодно, слишком холодно, для начала октября. Выходящий из легких воздух мгновенно превращается в густой белый пар, застилающий глаза.
Шедший по одной из Богом забытых улиц брюнет поправил кожаный плащ, а затем начал застегивать его на все пуговицы. Он любил кожу, до безумия. Любил белую, черную, цветастую; искусственную, натуральную, человеческую - любую. Из кожи были сделаны почти все детали его одежды, исключая, разве что, нижнее белье и белую рубашку. Черный, как тень, облаченный в плащ и тяжелые сапоги, он нагонял страх и заставлял сжаться под внимательным и тяжелым взглядом стальных глаз. Хотя, может быть, его шрамы тоже играли особую роль в этом. Темные длинные полосы расчерчивали его руки от запястий и до локтей, такой же шрам имелся и на лице. Проходил через правый глаз, черный и украшенный следами от стежков.
Уронив недокуренную сигарету одну из луж, мужчина выдохнул едкий черный дым, который так умиротворяюще разъедал легкие. Проследив взглядом за падением, он перешагнул через место последней секунды жизни сигареты и пошел дальше. Прохожие не смотрели таким как он в лицо. Брюнет никогда не ловил на себе любопытных или заинтересованных взглядов общественности. Никогда не оставлял у себя постоянного любовника, даже при том, что его пристрастием были мужчины. О женщинах брюнет и не думал, с ними гораздо больше мороки.


Сейчас Германия вела очередную войну, но не крупную. Никаких крупных побоищ, военной техники на улицах и жарких перестрелок. Только подставные люди, пионы и киллеры. Брюнет был задействован именно в этой сфере, и за это ему не хило платили. Организация под руководством его давнего товарища обосновалась в одном из старых зданий, будто списанного со страниц фантастических романов. Темное. Большое. Гиблое. Оно напоминало готический замок.
Но, так или иначе, работа остается работой везде, независимо от того, в каком месте она протекает, любоваться фасадами было некогда. Подойдя к массивным кованным воротам, брюнет вставил в скважину ключ и провернул его 3 раза. Дверь скрипнула, потом поддалась и позволила человеку пойти внутрь...


В коридоре слышался приглушенный гул шагов. Этот звук разносился по коридорам и казалось, что он идет отовсюду. Взгляд скользнул по увешанной старыми фотографиями стене, потом снова устремился вперед. Усмешка. Мужчину забавляло желание коллег сделать это место уютным, они даже развесили старинные фотографии на стенах, однако от этого здание уютнее не стало. Скорее начало напоминать галерею. Брюнет снова усмехнулся. Улыбаться он не умел, выходило слишком криво, да и в свете последних событий улыбки начинали раздражать. Их он видел каждый день. Невыносимые и горящие яростью на разбитых губах. Снова ухмылка. Только один  человек мог заставить немца дрожать от ненависти и похоти одновременно. Итальянец. Доставленный с другими шпионами два месяца назад, он сразу приглянулся немцу и заставил обратить на себя внимание. В парнишке было что-то необычное, что-то такое, чего в других людях нет. Это заставляет ненавидеть, любить, унижать одновременно.


Я тебя дожидаюсь в ванной.
А ты не хочешь ко мне подняться.
Сколько ждать ещё, мой желанный?
Я так хочу тебя вновь бояться.

Светлая комната на одном из верхних этажей. Помещение отделено от остальных длинным коридором, а сама комната закрыла на ключ снаружи и имеет отдельную ванную. Доносится шум воды. Прохладные капли стекают по светлому, даже бледному телу, попадая на края, как давних, так и оставленных совсем недавно, ран, и вызывая шипение. Больно и в тоже время приятно… Шипение от боли превращается в стоны удовольствия, я стоны удовольствия переходят в шипение.
Пара минут и сидящий в наполненной ванне вылезает из нее, накидывая на себя полотенце. Шлепая босыми ногами по кафелю, оставляет дорожку красных следов – потерял много крови, наверное, скоро умрет. Да что там, точно умрет, об этом известно очень давно как ему самому, так и немцу, который придет в скором времени. Парень обтирает полотенцем лицо и сушит волосы, затем откладывает уже ненужный предмет на полку. Он ждет, ждет, когда дубовая дверь откроется и в помещение войдет человек в коже. Черный. Пропахший сигаретным дымом и порохом. Затем все как по сюжету: проведет грубой рукой по светлым, пшеничным, волосам, посмотрит на посиневшее от побоев лицо и нахмурится, заметив оскал; после удар по ребрам, алый след на шее и поцелуи, сравнимые с ударами плети. Этот сюжет они разыгрывали каждый раз, каждый день. И оба в глубине души понимали, что им это чертовски нравится.
Светловолосый подошел к окну так, что все его тело было видно из большого окна, занимающего пол стены. Парень уставился на фигурку идущего ко входу в особняк  мужчине. Он не волновался и не осторожничал, плевать, если его увидят нагим другие, им, скорее всего, нет дела до какого-то там шпиона, удерживаемого здесь уже которым месяц. Слишком велико было желание этого тела и страха, который оно приносило. Прислонившись лицом и ладонями к тонкому холодному стеклу, блондин что-то шептал. От его дыхания на стекле появилась испарина, которая тут же пропадала, растворяясь странными, никому не известными мелкими узорами.
Казалось, идущий сюда немец мог слышать тот тихий невнятный шепот. Он поднял голову и посмотрел на фигуру в окне, после снял перчатку, положил ее в карман и ускорил шаг.


Щелк. Щелк.
Замок скрипнул и начал двигаться, открывая сразу три щеколды. Дверь открылась, и на пороге показался он. Как и раньше, одетый в черную кожу и хмурый, хотя нет, этот человек был скорее задумчивым. Он всегда думал о чем-то своем, а о чем именно – никто не знал.
Пленник сидел на кровати абсолютно голый и ждал его прихода. Поглаживал тонкими и длинными пальцами кованую спинку кровати. Казалось, ему не терпится быть прикованным к этой самой спинке и сжимать зубы от соприкосновения кожи и плети. Повернув голову, светловолосый посмотрел на пришедшего немца. На губах расцвела улыбка.


Немец стоял прямо, вытянувшись по швам, в руке его был извечный кнут, его мужчина из рук не выпускал до тех пор, пока не покинет пределы этой просторной комнаты. Взглядом хищника, немец изучал сидящего на кровати чуть больше минуты. Потом шагнул вперед и громко хлопнул дверью, даже не повернувшись. Руки мальчишки дрожали от желания, а глаза манили к себе.
Неспешно шагая к кровати его, брюнет молчал. Но как много всего было в этом молчании.
- Встань – хриплый голос нарушил тишину, призывая шпиона подняться с кровати и поравняться со своим мучителем. Мальчишка подчинился сразу же. Покорно встал, но продолжил смотреть на немца все тем же непокорным взглядом, каким он одаривает его уже несколько месяцев.
Изрисованная шрамами рука скользнула по волосам, зарываясь в пшеничные мягкие пряди.
- Нравится?
- Да… – приглушенный ответ, на что немец недовольно скалится, а пленник получает по щеке.
- Как ты должен меня называть?
- Да, хозяин. –парень сжимает зубы, а дыхание его учащается. Как это унизительно - чувствовать себя ниже. Но одновременно это так же круто, разве это не счастье, подчиняться тому, кого любишь в глубине души?


Холодные пальцы перебирали шелковые пряди волос,  в то время, как точеное лицо было бесстрастным. Немое превосходство горело в глазах брюнета и заставляло слабых людей падать на колени и молиться за победу Германии. Но этот пленник никогда не был таким слабым. Каким бы податливым он не был,  внутри все равно оставался металл, который под силу было согнуть лишь одному немцу. Правда, на это ушло слишком много времени. Так много, что его практически нет.


- Последний раз повторяю, где твои сообщники? – спросил немец на грани рычания. Складывающаяся ситуация начинала медленно доводить его до ручки, а ответа на свой вопрос он так и не получит. Вернее, получил, но совсем не тот.
- Не знаю… - пленник мечтательно улыбнулся, растянув губы в улыбке. В эту же секунду на многострадальную спину обрушилась плеть, оставив на молочно-белой коже еще одну красную отметину, из нее на простыни начали капать алые капли солоноватой жидкости. Прикованный наручниками к спинке кровати, шпион не мог пошевелиться и принимал все удары, продолжая игнорировать вопросы брюнета и понимать, что за те месяцы успел стать мазохистом.

Я дарю тебе букеты алых слёз из моего запястья,
Я хочу найти ответы на вопрос о том, что значит счастье.


                Глава 2.

Я – в горячей воде. И вены
Не болят, только кровь струится.
Белым кафелем давят стены.
Жаль, что времени нет проститься…


Сознание пленника плыло. Рассеивалось. Медленно и размеренно.
Открыв глаза, он попытался сфокусировать зрение с начала на покрывающем стены белом кафеле, а потом и на ванной, где он лежал. Надо сказать, его немало удивил цвет воды. Бледно-розовая. Для прозрачной жидкости этот цвет был необычным.
Юноша зажмурился, приводя мысли в порядок, а затем снова открыл глаза. Перед глазами стоял его фриц, как и до этого, в комнате, одетый в черную кожу и тяжелую обувь. Брюнет сидел у края ванной и лезвием оставлял на коже пленного порезы. Безумным взглядом он наблюдал, как кожа на руке парня расползается, а кровь окрашивает воду в тот непривычный для нее бледно-розовый цвет. Надавив на один из порезов, брюнет удостоился болезненного стона со стороны светловолосого.
- Может, теперь ты все же ответишь на мой вопрос? - усмехнувшись, нарочито ласково поинтересовался немец.
- Неа… Я раньше этого не сделал и сейчас менять решение не собираюсь… - вторил ему пленник, весело улыбаясь. В данный момент он находился под действием дряни, которая заставляет мозг отключаться или плыть в другую сторону. Кокаин – полезная вещь, он ломает многих. И немец надеялся, что на этот раз он тоже сыграет свою роль в этом затянувшемся спектакле.
- Как ты мне надоел. – мужчина выругался и поднес лезвие к губам пленника. Надавив, он провел лезвие по губам, оставляя глубокий и кровоточащий порез. Алая жидкость мгновенно окрасила губы в красный цвет, но юноша стерпел и это.
Фрицу эта выдержка приходилась не по душе, она раздражала. Заставляла его трястись от злобы. Взяв с тумбочки бутылку с прозрачной жидкостью, он сделал глоток и зажмурился. Затем брюнет наклонился и припал губами к израненным губам пленника. Напиток сразу же обжег раны, вызывая острую боль.
- Что это? – юноша с пшеничными волосами удивился. Он спросил, одновременно морщась от боли и шипя.
- Водка. Недавно привезли.
- Идеально… - губы снова растянулись в Сапогом по губам. И плётка.

Поцелуй – словно жгучий перец.
Кокаин, героин и водка.
Ты – мой самый любимый немец…

Сощурив глаза, немец залез в ванную, не соизволив раздеться или хотя бы снять обувь. Он навис над пленником и снова повторился, опаляя его лицо горячим дыханием.
-Так что?
-Не скажу. Иначе ты перестанешь со мной играть. - Тихо ответил пленник и начал хихикать.
Последовавший за этим удар заставил его повернуть голову и удариться о край ванной. В области виска появилась кровоточащая рана.
Встав, фриц поднес ногу к лицу парня, упираясь кончиком сапога в его губы. Пленник на пару миллиметров осел в ванну. Это было не видно, но сам парень это почувствовал.
-Ты жалок.
-Будь я другим, разве узнал бы я вкус твоих сапогов?- промямлил сквозь зажатые черный кожей губы пленник.


Тишина снова была нарушена. Часы пробили полдень и немец выпрямился, вставая по швам. Его время вышло. Завтра он уже не придет к этому блондину, и не будет пытаться поставить его на колени. Потому что того парня казнят. Смертная казнь через расстрел – этого и стоило было ожидать. Фриц знал дату приговора заранее и ждал этого. Ждал, маниакально смеясь и улыбаясь счастливой улыбкой, но теперь он стал сомневаться в этой радости. Без пленника ему будет очень скучно…
Этот приговор знал и сам пленный, но он об этом старался не думать. Даже теперь, когда время его истекло, он оставался спокойным. Таким же, как и всегда. В уже протрезвевшей голове крутилась лишь мысль о том, что вынудило ушедшего мучителя оставить свою любимую перчатку. Это же перчатка из его любимой кожи – немец их не снимал, однако, пару секунд назад он стянул ее с правой руки и небрежно бросил на руки парня, перед тем, как уйти из комнаты.

Я дарю тебе букеты
Алых слёз из моего запястья,
Я держу в руках ответы
На вопрос о том, что значит счастье...


                Глава 3. 

Утром в комнату парня снова вошли. Однако, на этот раз это был не человек в черной коже, а пара белохалатников. Они наспех привели парнишку в божеский вид, забинтовали некоторые его раны, чтобы не пачкал ковры организации своей грязной кровью. Затем пленника вывели из комнаты под руки и повели дальше по коридору – там, в самом его конце, находилась дверь в комнату главного. Приказы принимал именно он и именно он должен был решить, что делать с этим избитым, но так и не сломленным человеком.
Доведя пленного до кабинета, белохалатники втолкнули его в полутемное помещение и удалились по своим делам. Юноша остался один на один с человеком, восседавшим в темном кресле из кожи. Это был мужчина в возрасте примерно 48-60 лет, седой, задумчивый и, в данный момент, читающий книжку. Спустя мгновение он поднял голубые глаза на пленника и жестом приказал ему подойти.
- И что мне с тобой делать? – прозвучал риторический вопрос.
- Не знаю… Расстрелять. Или собакам скормить… – набравшись наглости ответил светловолосый и пожал плечами.
Однако его ожидания не оправдались. Мужчина сунул ему в руки свернутый в несколько раз листок бумаги и сказал, что с этого момента пленник свободен и должен будет отправиться в город, где его уже ждут по адресу, написанному в бумажке. Это был самый лучший и самый маловероятный исход из всех. Он свободен, правда теперь обязан будет работать с тем человеком, адрес которого указали на листке. Могло быть куда хуже, согласитесь.
Юноша развернул тот самый листок и увидел написанный адрес, а ниже еще одна рукописная строчка. «Du bist mein Lieblings der Gefangene*» - прочитав ее, губы парня снова растянулись в странной и шальной улыбке, а тишину нарушил тихий шепот.
– Ты - мой любимый немец…


(Du bist mein Lieblings der Gefangene* - Ты мой любимый заключенный.)