Полцарства 10

10.

Эрика привели домой, подогрели по настоянию хозяйственной сенталарки ручей (очень удобное приобретение Ромеса: вода в ручье была именно такой, какая требовалась – горячая, тёплая, ледяная в зависимости от желания); Паукашка, слопавшая шоколадку и очень довольная, лично следила за тем, как моется Эрик, а потом не выдержала, выскочила из-за кустов, откуда вела бдительное наблюдение, чем немало смутила Эрика, который думал, что он один на один с ручьём, и находился в весьма откровенном виде. Но Паукашка не стала отпускать замечаний, а просто плюхнулась в воду и стала делать вид, что плавает, перебирая по дну лапами. Для настоящего плавания существовала река, протекающая неподалёку. Ручей служил для чисто хозяйственных целей.

После купания и одевания в благословенно чистую одежду Эрика по-человечески накормили и напоили, а потом, разморенного, препроводили в уютную опочивальню, выполненную в янтарно-коричневых тонах, где он, невзирая на недавнюю спячку в погребе, моментально уснул.

- Да, видел я, как ты сражался с Джошуа, - с усмешкой сказал Рэли Ромесу, когда они все (кроме Эрика) сидели в зале, похожем на небо, - голубом, где летали облака, на которых можно было сидеть и даже лежать.

- И что ты думаешь о Джошуа? – заинтересовался Ромес.

- Я встречал его когда-то… - Рэли с улыбкой прикрыл глаза. – Правда, его тогда звали не так, и о роли царя и бога он и не помышлял, но всё же… О да, этого человека можно было любить.

- Так ты знаешь, что я думал о нём? – смутился Ромес.

- Милый, по твоим глазам всё видно!

- Вот как? А я надеялся…

- Нечего стесняться, я сам когда-то был таким же. А Джошуа… Джошуа и в самом деле необыкновенен. Мало того – по-моему, Конрой когда-то тоже повстречал Джошуа и оказался, как и все, очарованным им. Ты не заметил некоторого сходства  в их поведении? Конрой пытался подражать. Знаешь, почему у него не получилось? Он не был Джошуа.

В «небе» открылось окно – на сей раз настоящее, а не ведущее в Междумирья, и оттуда влетело странное сооружение из бумаги, которое, покружив по залу, опустилось в руки Ромесу.

«Если хочешь увидеть свою подружку, - прочитал вслух Ромес, - приходи сейчас в старый парк. Несомненно, ты найдёшь его, как только захочешь, и не ошибёшься. Можешь привалить со всей компанией, и это будет на твоей совести. Но если возьмёшь оружие, всем вам несдобровать. Я думаю, в этом ты будешь честен, а впрочем – только думаю, не так ли? В общем, я жду, не опаздывай. Если ты не придёшь раньше, чем мне надоест ждать, я уйду, и тогда попробуй найти меня в мирах! А тем более попробуй найти свою девочку. Итак, решай. Время пошло, и я уже жду. Приветик несравненному Эрику!»

- Пожалуй, всем ясно, кто автор послания, - хмуро сказал Ромес. – Вы останетесь здесь, и без возражений! Случиться может всякое. Я пойду один.

- Ты не пойдёшь один! – горячо возразил Синерок. – Даже если ты меня закуёшь в кандалы, я пойду за тобой в кандалах, а если ты замуруешь меня в подземелье, я пойду за тобой вместе с подземельем.

- Тогда я тебя убью! – решил Ромес. – Это будет безопаснее, чем идти к Конрою.

- За тобой пойдёт моё привидение. Только и всего.

- И я пойду, - сказал Лайт. – Я имею право увидеть, как умрёт Конрой.

- Я бы на это меньше всего рассчитывал, - посоветовал Рэли. – Посиди лучше с Эриком. Он не должен быть один, когда проснётся. Паукашка, а тебя я попросил бы присмотреть за Лайтом. За ним глаз да глаз нужен.

- Хорошо, - буркнула Паукашка. – А за мной кто присмотрит?

- А за тобой присмотрит Лайт. Ром, я пойду с тобой. Мне кажется, потребуется моя помощь.

- Кому? – спросил Ромес.

- Тебе, кому ж ещё? С тобой-то пока ничего не случится…

- А с Джиной?

- Ну, с Джиной тем более.
-
 Ладно, только имейте в виду, Рэли и Синерок, я вас в это дело впутывать не хотел!

Они втроём спустились с холма, где стоял дворец, который периодически выглядел, как замок, и который сейчас являлся домом Ромеса. Миновав дубраву и перейдя через ручей, они прошли по ярко освещённой солнцем поляне с поющими цветами и приблизились к тёмному массиву старинного парка, наспех выдуманного Ромесом. По сторонам от входа смутно белели полуразрушенные мраморные фигурки каких-то мифических животных на мраморных пьедесталах со стёршимися, некогда золотыми надписями. В тёмную глубину парка вела посыпанная жёлтым песком дорожка. Трое приятелей пошли по тенистой аллее, обсаженной развесистыми огромными старинными липами. За липами таился влажный сумрак, в котором перекликались таинственными голосами неведомые животные. Временами из тёмной чащи огненными точками сверкали их глаза, но кому эти глаза принадлежали, трудно было определить. То там, то здесь встречались древние, затянутые ряской пруды с изящными каменными русалками, чьи задумчиво-пустые глаза веками смотрели на зелёную спокойную воду, гладь которой беспокоили только маленькие, неуловимо скользящие водомерки.

- Что ж, вот парк, а где тот, кто вызывал меня на дуэль? – останавливаясь, спросил Ромес.

- Не торопись, ещё успеешь вдоволь насмотреться на его рожу, - ответил Синерок.

- Тут ты не ошибся, - сказал ему Рэли.

- А ты что-то знаешь? – насторожился Синерок. – Что-то, может быть, предвидишь?

- Может, и предвижу, - почти согласился Рэли. – А может, и нет.

- Ну ладно, я тебе это припомню когда-нибудь, если не забуду, - прищурив глаза и медленно кивая, пообещал Синерок.

- А, тогда мне можно не беспокоиться, - облегчённо вздохнул Рэли.

- Эй! – внезапно глухо донеслось издалека.

- Что это было? – вздрогнул Синерок.

- Здесь иногда бывает странное эхо, - неуверенно произнёс Ромес. – Во всяком случае, это я так думаю. Но точно не знаю.

- Не думаю, что сейчас это именно эхо, - сказал Рэли, прислушиваясь. – Пожалуй, что-то другое. Возможно, где-то там бродит…

- Кто? – со страхом спросил Синерок.

- Заблудившийся Конрой, - пожал плечами Рэли.

- И таскает за собой мою Джину? – возмутился Ромес.

- Твою?! – вскипел Синерок. – Кажется, не так давно кто-то противился всякому намёку на общение с этой барышней, и вот теперь… Я ушам своим не верю!

- Напрасно. Собственным частям тела следует доверять, иначе как же ты жить-то собираешься? Как же ты людям будешь верить? – скептически осведомился Ромес.

- Да ну тебя совсем! – надулся Синерок.

- И долго мне ещё ждать? – вновь донеслось издалека, только уже громче.

- Так и есть, это Конрой, - определил Рэли. – Я думаю, Ром, нам придётся брать сейчас ноги в руки и мчаться на его голос. Конрой – существо коварное, и мало ли чего от него можно ожидать?

- Например?.. – спросил Синерок.

- Например, когда мы явимся, он может заявить, что мы уже опоздали.

- Тогда бежим!

- Бежим!

И они не побежали – они помчались, как будто за ними гналась стая разъярённых Паукашек, чтоб забросать тортами.

Стрелой они вылетели на более широкую аллею, чем та, по которой бежали. Жёлтый песок золотился под солнцем, лучи которого отбрасывали кружевную тень от листвы старых деревьев, шелестящих зелёно-золотыми кронами в дыхании тёплого ласкового ветерка. Невдалеке в тени стоял Конрой, держащий за руку Джину. Девушка снизу вверх смотрела на него взглядом, в котором светилось обожание.

- Вот так влипла девочка, - пробормотал Синерок, увидевший её. – Наде её немедленно вы… э… вылепить!

- Ага, ты всё-таки явился! – торжествующе закричал Конрой. – Значит, она тебе небезразлична! Если так, попробуй её у меня отобрать! Догони меня! – и он бросился бежать, волоча Джину за собой. А она покорно следовала за ним; правда, тяжеленько ей приходилось – для Конроя она была слишком уж маленькой, особенно когда надо было с ним бежать. Но она старалась.

Никогда и никого, если не считать Ромеса, она так не любила. За тем, кого она любила, она готова была идти на край и за край света, прыгнуть в бездну или в кратер вулкана в разгар извержения. Да, теперь она любила Конроя, и он был для неё всем на свете. Она забывала про себя, когда рядом присутствовал он (а он был рядом всё последнее время с тех пор, как она его увидела). Она следовала за ним, как собачка за хозяином, и была счастлива уже от того, что он не гнал её от себя и, в отличие от Ромеса, не пытался уйти от неё. Он всё время был с ней, и она светилась от счастья и гордости. Она любила так, как любят в жизни раз, хотя и Ромеса она любила (и может быть, до сих пор) так же сильно, но этих двух людей никак нельзя было сравнивать. У них не было ничего общего, разве что выглядели оба как люди – как красивые люди – но и красота их была разной. И Джина безнадёжно любила обоих, хотя сейчас, когда рядом находился Конрой, она думала, что любит одного его. Но в том-то и дело, что она ошибалась, хотя пока и не знала, что дело обстоит именно так. Она вообще не подозревала, что чувство её привязанности имеет болезненное происхождение. И поэтому была счастлива.

А сейчас… Сейчас она просто бежала за Конроем, не выпускающим ни на миг её руку. Но если бы Джина бежала свободно, было бы удобнее им обоим, и бежали бы они быстрее. А Конрой про спутницу просто забыл.

И преследуемые, и преследователи очень старались, но преследователи оказались проворнее, и расстояние между бегущими неумолимо сокращалось. Старый парк со всех сторон следил за ними, и в его молчании таилась угроза. Даже Конрою было не по себе. Дальше бежать было просто-таки страшно. Он остановился на ступенях возле взлетающего мраморного пегаса, за которым виднелся неработающий фонтан со стоячей водой. Джина с разбегу налетела на него. Конрой откуда-то выхватил излучатель и прицелился в группу преследующих.

- Рой, что ты собираешься делать? – испуганно вскрикнула Джина.

- Стрелять, милая, ты разве не видишь? – ответил Конрой сквозь зубы, ожидая, когда же бегущие за ним достаточно приблизятся, чтоб попасть наверняка.

- Но в кого? В Ромеса? – Джина уже увидела Ромеса, и сердце её обрадовано-тревожно забилось.

- Не в тебя же!

- Рой, но как же…

- Заткнись!

Джина сжалась. Конрой с ней всегда был такой нежный, ласковый, обходительный… (Всегда – это последние пару дней, с тех пор, как они познакомились). Она не знала его иным, и вот выходит, что он совсем другой? Но она же любила его! Разочарование оказалось слишком горьким. Но Джина всё ещё надеялась, что Конрой всё-таки такой, каким он показался ей с самого начала, когда она увидела его и поняла, что всю жизнь искала именно его (что она также поняла, встретив Ромеса). Она способна была восхищаться, полностью растворяясь в восхищении, и вот теперь её грубо выдернули из её тёплого лучезарного мира, и сделал это тот, кого она боготворила. Джина как бы отключилась, взирая на происходящее со стороны и мало понимая, что творится.

Конрой выстрелил. Из дула его страшного оружия вырвался тонкий прямой, сияющий мёртвым белым неоновым светом луч. Во вспышке исчезла какая-то мраморная статуя. Промазал! Конрой прицелился поточнее и снова выстрелил. Но Ромес, Рэли и Синерок прыгнули в разные стороны, так что луч никого не задел и в этот раз.

Теперь Конрой целился точнее и только в Ромеса. А бедная Джина не знала, что же ей теперь делать. Да, она обожала Конроя, и все его действия казались ей правильными, но не могла же она допустить, чтобы Конрой попал в Ромеса!.. Ромеса ведь она тоже обожала…

Джина, словно в каком-то трансе, протянула свободную руку и вытащила из ножен, висевших на поясе у Конроя, не следящего за её действиями, острый кинжал из голубого металла. Сердце её разрывалось, и возможно, она хорошенько не соображала, что делает. Как бы то ни было, рука с ножом поднялась и опустилась; яркий луч ушёл в землю, расплавив песок; оружие выпало из разжавшихся пальцев – излучатель и кинжал одновременно. Лезвие кинжала целиком, до самой рукоятки, было в чём-то красном…

Конрой выпустил руку Джины и отступил, с удивлением глядя на девушку. В его расширившихся глазах не отражалось ничего, кроме бескрайнего изумления. Он притронулся пальцами к животу и, взглянув на них, увидел кровь. Он протянул окровавленную руку к Джине, и она закричала. Конрой сделал к ней шаг и ничком, не издав ни единого звука, повалился на песок.

Ромес, Рэли и Синерок уже мчались к месту происшествия. Ромес и Рэли склонились над Конроем, оставив Джину на попечение Синерока.