Из прошлого

               

        Сначала её долго не было, так долго, что он даже позабыл запах её волос и переливы смеха. Потом она стала приходить к нему каждую ночь – во сне.
        Это были тяжёлые чёрно-белые видения, где они неизменно оказывались в одной постели. Иногда в эти сны вторгались совершенно незнакомые люди. Такое случалось, когда они, распростёршись на серых смятых простынях, покрывали поцелуями обнажённые тела друг друга, и он, на мгновение выходя из любовного забытья, вдруг видел: рядом появился кто-то третий – мужчина или женщина. Сюжет резко менял направление, и уже не страсть, а безобразные сцены ревности диктовали свои законы.
        Он просыпался в холодном поту, в ушах стояли обрывки фраз и её голос, на губах – послевкусие поцелуев. Пробуждение это походило на стремительный подъём из глубины океана. Как пловец, чудом выскочивший на поверхность, он делал жадный вдох и ещё... и ещё...
        Жена укрывала его одеялом и, словно младенца  прижимая к себе, сонно лепетала:
- Опять тебе сняться кошмары... Переверни подушку или ложись на другой бок, и всё пройдёт...
        И он, послушным ребёнком, совершал данный ритуал, но, провалившись в глубокий сон, снова видел: обшарпанные стены, продавленный скрипучий диван, на котором он и она – другая, так и не ставшая его женой... а рядом – люди, их взгляды, жесты, оскорбительны шепоток...   
        Поутру он влезал под душ с единственной надеждой - избавиться от грязи, накопившейся в сознании. Однако картины ночных свалок держались в его голове до позднего вечера. Не отвлекали ни дела, ни люди. Его бросало, как тряпичную куклу, то в приторно-сладкую истому   любовных объятий, то в остервенение   ревности. А потом наступала ночь, приносившая с собой целую обойму отупляюще  похожих историй.
Жена всё чаще задавала вопрос:
- Что тебе снилось?
Он неизменно отвечал:
- Не помню.
Не хотелось напоминать ей о давней сопернице и, уж понятное дело, совершенно ни к чему делиться с собственной женой ночными эротическими переживаниями.
        Так прошла неделя. Он чувствовал себя истощённым, словно и не спал все эти ночи. Сновидения заполнили его внутреннюю жизнь полностью – до краёв. Ночные картины мелькали перед глазами, как видеофильм. Некоторые сцены он «прокручивал» многократно, пытаясь угадать некий скрытый смысл и ругая себя за это пустое занятие. Если он оказывался на улице, взгляд его начинал непроизвольно блуждать в поисках фигуры, глаз, причёски той, почти забытой им молодой женщины.
        Как-то, по-пути домой,  вспомнилось, что среди старых бумаг должна быть её фотография. Влетев в квартиру, он извлёк из кладовой два потёртых чемодана, где хранил детскую коллекцию марок, письма, свои дневники, студенческие конспекты и ещё много всякой никчёмной чепухи. За несколько минут комната превратилась в склад макулатуры. Он вёл поиски, как человек утерявший билет на самолёт за час до рейса.
        И вот – маленький выцветший квадратик, там ей лет двадцать, не больше. До боли в глазах вглядывался он в тот снимок и никак не мог понять, что особенного в этой девчонке? Почему столько лет спустя от неё нет покоя? По какой причине она появляется, исчезает и вновь, через некий промежуток времени, входит в его сны, пронзая навылет память, остаётся там, безраздельно властвуя над его эмоциями? Были ведь и другие – не глупее, красивее...
        Но сны продолжали вторгаться его жизнь.
Однажды, проснувшись рано утром, он увидел на подушке рядом с собой её лицо. Не   веря себе, провёл ладонью по её щеке, по волосам. Под этим прикосновением черты лица стали медленно изменяться, словно в сказке – рядом с ним спала жена. Она сонно открыла глаза и по-детски прошептала:
- Тебе опять снятся страшилки?
- Да, снятся, - сознался он, с удивлением разглядывая лицо.
- Давай сходим ко врачу. Извёлся ты уже. Я же вижу. Так и с ума сойти не долго.
«Правда – не долго»,- подумал он, а вслух сказал:
- Всё будет хорошо. С кем не бывает?..

        Он перестал бриться, щетина придала его лицу сероватый оттенок, глаза впали и потемнели. Некоторые знакомые не сразу узнавали его. Всё рассыпалось и дома, и на работе, но, казалось, его это нисколечко не задевает.
        И снова:
Они лежали на кровати в комнате без одной стены. Кровать, как раз, стояла рядом с  отсутствующей стеной. Внизу – город. Высота – этаж восьмой. Дул ветер. Очень сильный ветер. Её волосы развивались. Она повернулась  к нему. За её спиной панорама города. Согласуясь с порывами ветра, кончики её волос доставали до его лица. Она улыбалась, он целовал её ладонь и поднимался дорожкой из поцелуев к плечу, к ключице, затем, отстраняясь на расстояние вытянутой руки, смотрел  в глаза и слушал её учащающееся дыхание.
- Ты улыбаешься, как на своей фотографии, - сказал он.
Она молчала, прикрыв глаза, и он вновь припадал губами к отполированной солнцем голени.
- Ты перестал бриться, - томно проговорила она и, усмехнувшись, добавила, - Ёжик...
- Вышел ёжик из тумана, вынул ножик из кармана, - шептал он ей в ушко и снова, отстраняясь, заглядывал в глаза, а она улыбалась, откинув голову и глядя на него сквозь полуопущенные ресницы. За её спиной бушевал ветер, пролетали обрывки газет, целлофановые пакеты и бумажные листы. Только что в низу были, разбегающиеся в разные стороны, улицы, а теперь возникла то ли стройка, то ли руины – не понять.
        И тут он заметил, что они разделены стеклом. Его ладони бродили по прозрачной перегородке...  Она по-прежнему улыбалась и вдруг начала стремительно удаляться вверх, в открытое пространство. Он орал, колотил кулаками по толстому стеклу, звал на помощь, но никто не пришёл. Он оказался в ловушке – в огромном стеклянном кубе....
        Разбудила жена. Хрипя, как хронический астматик, он поплёлся на кухню, где, закурив сигарету, уставился в чёрный провал окна.
- Ну не хочешь ты по врачам ходить, не ходи! Но ведь что-то делать надо! Ты ведь, как лунатик  во сне кулаками о стенку лупишь,- причитала жена. – Хоть в церковь сходи! Во врачей не веришь! А в Бога?!
        Эта мысль показалась ему здравой, и назавтра он отправился в церковь.
        По-видимому, служба была в самом разгаре. Он потерянно шарил глазами по переполненному залу и, наконец, рассеянно спросил в пространство.
- Я первый раз... Не подскажите, куда свечи ставить?
- Если за здравие, то можно здесь, у любой иконки, а если за упокой – это там, - ответила старушка, не сводя глаз с алтаря.
        Он не знал ни одной молитвы и только беспомощно лепетал:
- Господи прости... Укрой раны минувшего своим одеянием. Господи прости язычника... раба... и рабу...
        Когда он собрался уходить, прихожане запели «Символ Веры». Голоса зазвучали разом, со всех сторон и сверху, оттуда, где находился хор. В какой-то миг ему показалось, что между молящимися возникли тончайшие незримые нити, и всё пространство вокруг пронизано ими – от человека к человеку – от души к душе. Он впервые слышал эту молитву, но она зазвучала где-то внутри его, проникая со всех сторон – насквозь, как лучи через тень. Ему и вправду казалось, что он поёт вместе со всеми, а на самом деле, пытаясь попасть в ритм слов, он допевал лишь окончания.
        Он вышел из храма с твёрдым решением сделать то, чего не делал со времени своей свадьбы. Для начала набрал номер телефона и предупредил жену:
- Я сегодня задержусь.
На том конце провода возникло молчание, затем последовал вопрос:
- Ты едешь к ней?
- Да,- ответил он. – Так надо.
На той стороне шмыгнули носом.
- Я тебя люблю,- сказал он.
- Она всё-таки сведёт тебя с ума,- всхлипнула жена.
- Без слёз, ладно? – попросил он.- К ужину буду дома.

        Он так давно не был там, что даже испугался: не заблудится ли, но ноги сами несли по привычной дорожке. В руках у него были её любимые цветы – розы. От волнения он не слышал, как похрустывают в крепко сжатой ладони их стебли, и как шипы впиваются в кожу.
        Открыв дверцу, он шагнул к ней, с удивлением отметив, что за все эти годы здесь ничего не изменилось.
        А потом, когда унялся шторм эмоций и воспоминаний, он говорил, а она смотрела на него, улыбаясь точно так, как на его маленьком фото...
        Он просил у неё прощения за  долгое отсутствие. Нет, не забыл... Первую любовь не забывают... Но прошло столько лет... Теперь он женат – по любви... И не стоит изводить его и свою души мыслями о прошлом. Надо отпустить друг друга... Надо жить – жить настоящим...
        Она слушала и улыбалась, но он знал – она его понимала.
- Я за тебя свечку поставил, - очень тихо сказал он перед прощанием.
        Положив цветы рядом с ней, он опустился на колени и, прислонился лбом к холодной мраморной плите. На кладбище стояла небывалая тишина. Даже птицы умолкли.
        Бесшумно прикрыв за собой калитку, он взглянул на часы.   Нынче его ждали сильнее обычного, а он умел ценить понимание. Кроме того,  самому хотелось как можно скорее добраться до дома, словно он не был там очень-очень давно...