Властелин поневоле-3
Дальнейший ход трапезы ничем нарушен не был. Но как только я насытился, из соседнего помещения донеслось негромкое просительное покашливание.
– Кто там? Великому вождю угодно, чтобы ты предстал перед ним!
В дверном проеме показалась безобразная невероятной толщины старуха.
– Да продлятся дни повелителя до тысячи тысяч солнцеворотов! – поприветствовала она меня.
– И твой день пусть будет удачным и спокойным. Кто ты?
– Я – Толста, старшая смотрительница прекрасного цветника великого вождя.
Вот оно что! Впрочем, об этом мне уже было известно: института евнухов у островитян не было – за «цветочками» властелина присматривали и ухаживали состарившиеся женщины, которые сами когда-то были его женами и наложницами. Я смотрел на Толсту, пытаясь представить ее облик в те годы, когда погасшие глаза старухи, полускрытые нависшими мешками морщинистой кожи, были большими, ясными и извергавшими огонь страсти, а тело будило желание обладать им у самого верховного вождя. Пытался представить – но не мог…
– Что привело тебя сюда, Толста?
– После полуденной трапезы повелитель хочет отдохнуть, – опять-таки совсем как верховный жрец, с абсолютно утвердительной интонацией произнесла она. – Моя обязанность – сделать его отдых сладостным и полным неги. Вождь пока еще не знаком ни с одной из красавиц, которые готовы в любой момент доставить ему величайшее блаженство. Поэтому да будет мне позволено возложить на его ложе женщину по своему собственному выбору и разумению.
«Вот у кого я смогу толком узнать обо всех придворных табу и предписаниях, – осенило меня. – У жен и наложниц!»
– Повелитель доверяет тебе сделать этот выбор, Толста.
– Пусть он только соизволит сказать, какие женщины для него слаще всех.
Слаще всех… Ну что ей на это ответить? Не стану же я объяснять этой распорядительнице совокуплений вождя, что та, которая для меня слаще всех – да что там «слаще», «слаще» совсем не то слово… Короче, что самая дорогая для меня женщина сейчас так далеко, что ей, Толсте, этого и не представить. Но будь это расстояние хоть вдесятеро большим, ничто не заставит меня открыть свое сердце другой, даже если в него будет стучаться сказочно прекрасная фея.
– Повелитель готов принять любой твой выбор, Толста.
– Да восславят боги беспредельную милость повелителя! Тогда я осмелюсь привести пред очи моего высокого властелина одну из тех, кто появился в прекрасном цветнике вождя со-всем недавно. Господин будет доволен – она совсем молоденькая, но такая аппетитная! И он может не сомневаться – за это Толста ручается головой – ее прелестей еще ни разу не касалась рука мужчины. Повелитель вчерашних дней даже не успел позвать ее к себе. Сегодня ты первым сорвешь этот едва распустившийся цветок – один из самых прекрасных в цветнике моего господина – и в полной мере насладишься его благоуханием…
– Спасибо, Толста! Ты наделена даром говорить о взращиваемых тобой прекрасных цветах так, что одни лишь твои слова способны воспламенять тело любовным жаром. И великий повелитель непременно отметит твое усердие…
От неожиданной похвалы у старухи едва не подкосились ноги, а рот, уже почти беззубый, расплылся в широкой счастливой улыбке. Мне же пришлось прервать фразу на полуслове, так как я абсолютно не представлял, чем здесь принято отмечать за усердие вообще и, в частности, за усердие подобного рода.
– Но сегодня, – продолжил я после некоторой паузы, – твой господин, который, как известно, новый человек в ваших краях, предпочел бы насладиться благоуханием цветка, который несколько дольше украшает собой твой прекрасный цветник и более сведущ в том, что касается жизни Большого дома.
– Да победит милосердие великого повелителя его справедливое желание покарать бестолковость верной Толсты! Я сейчас же приведу сюда именно такую красавицу, о которой ты говоришь.
Старуха удалилась.
А я стал думать, как лучше построить разговор с той, которая должна была появиться. С момента метаморфозы, превратившей космофлотского бакенщика, занятого ремонтом астромаяка, в вождя аборигенов, не прошло еще и дня, а у меня возник уже целый ворох вопросов, которые требовали разрешения – и по возможности немедленного. Потому что теперь ситуация, в которую я, мягко говоря, имел неосторожность вляпаться, с каждым часом представлялась все более серьезной и все менее благоприятной для меня.
Помимо того, что я все еще ни на йоту не продвинулся в поисках ответа на то, какие причины заставили островитян так внезапно поставить над собой нового правителя и какова судьба моего предшественника, совсем недавно пребывавшего в добром здравии, – ответа, от которого в моем теперешнем положении могло столь многое зависеть, – теперь в мозгу свербило еще одно соображение, также оптимизма отнюдь не добавлявшее.
Эта мысль, даже не пришедшая в голову, когда премьер и верховный жрец ошарашили меня предложением возложить на себя бремя верховной власти, сейчас мучила все сильнее. Я вдруг сообразил, что если у островитян имеется верховный вождь, значит, обязательно должен существовать и порядок престолонаследия. То есть, на острове непременно есть кто-то, кому было положено занять освободившийся престол – или как это место у них называется. Но некие силы возвели на престол меня, тем самым сразу же вольно или невольно превратив в потенциальную мишень для сил, поддерживающих обойденного престолонаследника.
Так что если я не рвусь изо всех сил к тому, чтобы все, что, возможно, от меня останется, возвратилось на Землю, бережно накрытое большим флагом Космофлота, – а я к этому отнюдь не рвусь, – мне следовало безотлагательно разобраться в подоплеке того, каким образом я оказался в Большом доме, выяснить судьбу старого вождя и установить, кому своим водворением на престол я перешел дорогу.
Остальное было уже менее важным. Но и здесь имелось как минимум два примечательных момента. Во-первых, явно негативная реакция верховного жреца на мое желание захватить кое-что из своих вещей в Большой дом. Воля, выраженная подлинно абсолютным властителем, такой реакции не должна была вызвать. Во-вторых, в ушах все еще звучал нечаянно вырвавшийся вопрос Славны: «Никогда – или только пока властвуешь ты?». Что могло означать это «пока властвуешь ты»?
И все это мне предстояло сейчас попытаться выяснить у особы, скорее всего, весьма далекой от местной политической кухни, а может быть, просто откровенно глупой, ибо жизнь гаремной затворницы вряд ли стимулирует развитие интеллекта. Причем выяснить, по возможности не задавая прямых вопросов о том, что меня интересовало больше всего.
В этих размышлениях я и встретил возвращение Толсты, которая вела за руку некое создание, от макушки до пят сплошь закутанное в многочисленные одеяния и от того представлявшееся совершенно бесформенным.
– Желаю моему господину самых сладостных утех и небесного блаженства! – сказала Толста и оставила нас вдвоем.
Существо размотало скрывавший лицо холст. Моему взору предстали большие выразительные глаза, изумительной формы носик и чувственные чуть пухловатые губы. Все это обрамляли пышные локоны длинных вьющихся волос, темный цвет которых еще больше оттенял чистоту и свежесть кожи. В этот момент гостья действительно напоминала некий прекрасный цветок, обреченный быстро завянуть в замшелой сырости своего обиталища, лишенного солнца и тепла радостей жизни.
И весь смысл существования этого чудесного яркого цветка, все его предназначение сводилось лишь к тому, чтобы служить удовлетворению похоти алчущего утех и блаженства старого вождя! Мне, в общем-то, до отношений бывшего правителя со своими наложницами никакого дела не было. Но воображение живо нарисовало ее, выполняющую свой долг и обязанность, и от этого на душе стало как-то очень неуютно.
– Наложница великого повелителя Ясна желает своему господину, чтобы боги продлили его дни до тысячи тысяч солнцеворотов! – произнесла она установленную формулу приветствия. Голос Ясны был нежным и звонким.
– И тебе пусть даруют они дни спокойные и удачные! Садись, Ясна!
Ясна удивленно посмотрела на меня.
– Великий повелитель забыл, что сидеть в его присутствии может только любимая жена, – сказала она, и в тоне ее мне послышалась чуть заметная усмешка.
– А остальные?
– А остальным дозволяется только стоять… Или лежать, – после некоторой паузы продолжила она. – Для исполнения того, зачем повелитель призывает нас к себе, другого не требуется.
Мне показалось, что даже в передаче транслейтера в этих словах опять присутствует едва уловимая ирония.
Вот так гаремная затворница!
Впрочем, сейчас мне было не до того, чтобы развивать эту тему дальше. Требовалось наконец расставить точки над «и» в вопросе о прежнем вожде. И уцепившись за то, что Ясна первой упомянула его, я пошел в атаку с новой серией вопросов.
Начал я издалека.
– Давно ли ты живешь в прекрасном цветнике вождя, Ясна?
– Что значит «давно», мой господин? Уже второй солнцеворот пошел с тех пор как меня увели сюда из родительского дома. Для кого-то это всего лишь миг, для кого-то – целая вечность…
Пораженный столь философским ответом, я уставился на нее во все глаза.
– А скажи мне, Ясна, опечалена ли ты отсутствием повелителя вчерашних дней? – спросил я, прежде чем до меня дошло, что после предыдущего ответа девушки такой вопрос совершенно неуместен.
– Я служила ему и старалась, чтобы у господина не было поводов упрекать меня в нерадивости, – спокойно пояснила Ясна. – Однако разве я выбрала для своего ложа повелителя вчерашних дней, чтобы сейчас печалиться и тосковать о нем?
«Да ты не просто красавица, ты – умница!» – подумал я.
Но дальнейшие слова Ясны прозвучали и вовсе неожиданно.
– Прости мою дерзость, великий повелитель, достойный уподобиться богам, но ведь и тебя я тоже не выбирала!
Гм, если они в гареме все такие, с ними не соскучишься!
– А разве попасть в прекрасный цветник вождя – не самая заветная мечта каждой девушки острова? И разве это – не величайшая честь для родителей такой избранницы?
– Выходит, что не каждой…
Ответы Ясны никак не давали мне вывести разговор на то направление, к которому я стремился. Что ж, придется спрашивать ее напрямую.
– Ясна, я пока не могу судить о причинах, которые заставили твоих соплеменников посадить меня в Большом доме. Но я не хочу, чтобы кто-то потом мог обвинить меня в захвате власти. Я должен поговорить с тем, кому по вашим обычаям было положено занять престол после повелителя вчерашних дней. Подскажи мне, как можно устроить такой разговор. Для меня это очень важно…
Ясна молчала, о чем-то напряженно думая.
– А еще я должен узнать, что случилось с повелителем вчерашних дней. Почему престол вдруг оказался свободным? – продолжил я, решив, что раз уж дошло до прямых вопросов, пусть они будут высказаны все сразу.
– Великий повелитель напрасно впустил в свою душу беспокойство, – наконец заговорила девушка. – Его никто ни в чем не обвинит. Наоборот, наступит положенный час – и его будет ждать великая честь: он будет уподоблен богам.
– Буду уподоблен богам? Что это значит?
– Прости, повелитель, но больше ничего я тебе сказать не могу…
(Продолжение http://www.proza.ru/2014/06/01/1462
)
Свидетельство о публикации №214053101479
Борис Готман 17.12.2014 19:54 Заявить о нарушении
Олег Костман 18.12.2014 11:15 Заявить о нарушении