Аниото

           Тяжёлые своды гигантской крыши сомкнулись над головами случайных зевак, постоянных посетителей и особо влиятельных персон, зашедших на очередной огонёк в ресторан, уютно разместившийся на одном из бульваров близ окраины города N. Основанный семьёй одного престарелого итальянца, двух гражданских жен и трёх незаконнорожденных сыновей , он с самого основания собирал толпы посетителей: гурманов и простаков, ценителей прекрасного и простых как винные пробки рабочих. Колонны времён третьей империи поддерживали грузную аркаду, возвышавшуюся Атласом над стойкой бара, гладкие пилястры, покрывшиеся от времени слоем маленьких трещин и тёмных пятен от дыма ароматных сигар выступали из отделанных шёлком стен, а в воздухе витал чуть сладковатый запах готовящейся на кухне утки. Аромат виноградной лозой взбирался по колоннам к самой вершине маленького итальянского мира, спускался по стенам и вновь закручивался вихрем мнимого вкуса, стягиваясь к центру зала. Туда-сюда сновали официанты в белых сорочках и угольно-чёрных жилетах. Каждое их плавное движение ласкало глаз, а чернёные подносы, приносимые ими к старым барочным столам услаждали язык.
           Каждый стол был произведением искусства, ровно как ресторан и блюда, летающие по залу на руках ловких служащих. За одним из таких столов, прямо напротив большой длинной печи, подле которой суетились повара, сидел мужчина лет тридцати пяти. Его чёрные волосы, остриженные коротко, были гладко уложены, отзываясь небольшим блеском на свет свечей, расставленных по залу. Внимательный мог заметить небольшой шрам, расположившийся поперёк его левой брови, и лишь самый растерянный мог не заметить скромную горбинку на его носе. Одет он был в изысканный фрачный костюм с белоснежно-белой сорочкой, угольно-чёрной бабочкой и кобальтового цвета запонками. Жилистой левой рукой он держал вилку, которой беззвучно водил по тарелке с салатом, в народе получившем имя греческого, правая же теребила маленькую чёрную маслину, перекатывая её взад-вперёд, пропуская между пальцами, вдоль указательного к безымянному и обратно.
           Даже если бы среди гостей благородного заведения сидел сотрудник Интерпола, и если бы он сидел прямо напротив мужчины, он всё равно не узнал бы в нём Микаэля Родосского – наёмного убийцу, среди преступной среды и народных домыслов получившего имя Грек. Тридцать четыре убийства и ни единой зацепки или улики, ни одного попадания на глаза наблюдателей, ни одного промаха или второго выстрела. Каждый заказчик хотел видеть за спиной своего клиента тяжелые руки Грека, готов был заплатить больше чем кому-либо, отдать все свои многомесячные сбережения ради достижения своей цели при помощи этого наёмника. И единственным минусом работы Грека было то, что заказчик, будучи пойманным за рукав длинной рукой, уходил в мир иной вслед за клиентом, также таинственно и неожиданно.
           Знаток своего дела, Грек готовился к тридцать пятому успешно нераскрытому делу. Перекатывая меж пальцев маслину, он буравил своими серыми зрачками чернокожего повара, стоящего у большой печи. Большой и массивный, африканец в белом фартуке и слегка примятом колпаке был вороном среди всех остальных сотрудников. Нигериец, тридцать девять лет, имя или прозвище – Аниото. На вид угрозы не представляет, однако заказчик, обливаясь холодным потом, велел под страхом смерти держать ухо востро, мотивируя это «личными особенности» клиента.
           Грек усмехнулся – настолько лёгкого контракта не было давно. Закинув в рот маслину, правой рукой он полез в брючный карман. Нащупав среди груды бесполезных бумажек портсигар, вытянул его из кармана, чинно раскрыл и достал маленькую трубочку, всецело говорящую окружающим о намерении джентльмена закурить. Однако же внутри трубочки, замещая табак, находился один из главных секретов работы наёмника. Острая игла, пропитанная ядом, способным свалить с ног даже белого медведя. Сарбакан – эту игрушку он перенял у одного индейского племени во время очередной рабочей командировки. Убийца набрал воздуха в лёгкие, когда темнокожий повернулся, и они встретились взглядом. Глаза цвета спелого апельсина угрожающе сверкнули, мышцы лица исказились, обнажая белоснежные клыки и всё меньше оставаясь похожими на человеческие черты лица.
           Раздался оглушительный визг. С места, где только что стоял темнокожий повар, в сторону мужчины, сидящего напротив, прыгнул в своем смертоносном броске гепард. Жало иглы, затерявшееся среди шерсти зверя отзывалось обжигающей болью, сжигающей всё внутри и разрушавшей всё мироздание вокруг. Во все стороны летела щепа от разломленных и отброшенных в стороны столов, рык обезумевшего зверя заполонил всё пространство под сводами театра смерти, повсюду был слышен звук бьющейся посуды, крики, плач.
           И в один момент время остановилось. Всё закончилось также быстро как и началось, затих рык, последние остатки посуды превратились в керамическую крошку, столы утратили свою величавость и, казалось, даже запах утки, сводивший с ума не один десяток посетителей исчез, уступив своё место тонкому духу ржавчины, повисшему в воздухе. Среди груд осколков, щепок и остатков греческого салата лежал придавленный гигантской кошкой мужчина в изысканном фрачном костюме с белоснежной сорочкой и угольно-чёрной бабочкой и кобальтового цвета запонками, одна из которых разбилась об мрамор пола. Шея его была покрыта кровью, глаза, слепо смотрящие в пустоту, мутнели, ни гепард, ни мужчина не двигались. Свой последний, тридцать пятый заказ Грек выполнил всё так же идеально, как и всегда, – без промаха, улик и без единой зацепки.