Отелло в заводском клубе

                Сквозь рубища грешок ничтожный виден,
                Но бархат мантий прикрывает всё.
                Позолоти порок - о позолоту
                Судья копье сломает, но одень
                Его в лохмотья - камышом проколешь.

                В.Шекспир. Король Лир. Акт III,
                сцена 4.


      Паро-трубный завод "Красный свисток" считался градообразующим предприятием для поселка Ивашкино, притулившемся вдоль речки Вертяйка. Жизнь в поселке текла скучно и однообразно до тех пор, пока сюда не прислали молодую учительницу Варю Галушкину, только что окончившую Педагогическую Академию в райцентре Пяткино.
      Учительницу из-за отсутствия свободного жилья поселили в одной из угловых комнатушек поселкового клуба, название которого, ввиду его дряхлости, забыли даже местные старожилы.
      Варя не жаловалась - по крайней мере, во-первых, это было первое в ее жизни отдельное жилье, а, во-вторых, клуб отапливался, крыша не текла и пол не проваливался. А что еще нужно молодому энтузиасту, который, горя желанием изменить жизнь к лучшему, стремился растормошить глухое болото жизни заводчан.
      Еще в Академии она занималась в драматическом кружке и, как говорил ее руководитель, имела неплохие успехи на сцене. Естественно, в клубе она взвалила на себя роль худрука и начала подбирать труппу.
      Директор завода с энтузиастом воспринял ее идею и предложил своему заместителю пройтись с Варей по цехам, чтобы она набрала народ на роль будущих актеров. По замыслу Вари, ставить следовало классический и всем понятный спектакль "Отелло" по пьесе Вильяма Шекспира, поэтому актеры должны соответствовать великому замыслу.
      Со списком вероятных кандидатов она вернулась в кабинет директора, который тут же распорядился привести к нему после смены всех тех, кто был замечен Варей.
      Слесарь Витька Шалапутов, приглашенный вместе с другими, наклонился к крановщице Люське и тихо спросил:
      - По какому поводу сходняк?
      Та пожала плечами и также тихо ответила:
      - Понятия не имею!
      В это время директор предоставил слово Варе, которая с пылом стала говорить о том, что больше нельзя так жить, что пора приучаться к великой классической культуре и что им выпала счастливая честь стать непосредственными  участниками великого действа, которое вдохнет новую струю в замшелую жизнь поселка...
      Витька, раздосадованный тем, что его удерживают из-за такого ничтожного пустяка в то время, когда его за проходной ждут друзья, вполголоса пробормотал:
      - Нахрена козе баян?
      Директор, услышав Витькину реплику, глядя на него, но обращаясь ко всем. весомо проговорил:
      - Вы, конечно, можете не соглашаться. Это ваше право. Но и у нас есть право избавляться от несознательных работников.
      Кроме как на заводе, работы в поселке не было. Поэтому угроза директора была воспринята буквально. Будущие актеры в разноголосицу завопили:
      - Наконец-то театр будет!
      - Как хорошо это придумали...
      - Давно пора...
      - Конечно, согласны, чего там...
      Громче всех кричала Люська: в труппе большинство составляли парни, а это как раз было то, что ей нужно больше всего
      Репетиции начались уже на следующий день и проходили ежедневно. В зале Наташка из Дома Быта, притащив с собой швейную машинку с ручным приводом, шила костюмы для актеров. Для Отелло было выбрана белая накидка, больше напоминающая ночную рубашку бальзаковского Гобсека. Материалом для пошива этой накидки и чалмы послужили списанные из больницы простыни. Чтобы обозначить принадлежность Кассио к военным, на пиджак Сереги Смышляева, которому выпала эта роль, нашили позументов, на плечи нацепили эполеты и на всякий случай на грудь пришпилили чью-то медаль "За отвагу на пожаре".
      Витька с Серегой пару раз пытались отлынить от репетиций, но Варя-режиссер и постановщик напомнила им об обещании директора уволить, и они остепенились, правда иногда приходили с заметным винным душком.
      Как говорят в народе, всему есть начало и есть конец. Премьера была назначена на 5 января. учитывая, что актеры и зрители к этому времени полностью отойдут от Новогоднего празднества. 
      В комнате Вари, превращенной в гримерную, священнодействовала парикмахерша Светка Негодова.
      По убеждению режиссера, у генерала Отелло должна быть прическа английского аристократа - прямые, зачесанные назад волосы, плотно прилегающие к черепу. У Витьки же была пышная шевелюра с вьющимися волосами.
      Не долго думая. Светка вылила на голову Витьки половину баллона лака для волос и плотно прижала прическу марлевой косынкой. Через полчаса под вопли и матерщину "Отелло" она начала сдирать прилипшую марлю. После того, как борьба с косынкой была закончена. Витька и Светка одновременно глянули в зеркало, обозревая результаты своей работы. То, что они увидели, ввергло их в шок. Лакированные волосы стянули кожу на Витькиной голове так, что брови уползли куда-то вверх. а глаза вылезли наружу, словно у парня была последняя стадия базедовой болезни.
      - Мама, - тихо пискнула Светка, отстраняясь от зеркала.
      - Ты чё сделала? - растерянно просипел Витька, едва шевеля вздернутой верхней губой.
      - Я сейчас все поправлю, - простонала гримерша и начала приклеивать ему густые синтетические веки. - Ты веками прикрывай глаза, они поменьше станут.
      Закончив клейку, Светка выскользнула из гримерной. столкнувшись в двери с Генкой в костюме Яго. Увидев его, Витька-Отелло спросил:
      - Купил?
      - Купил, - ответил тот и достал из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку с водкой.
      В это время сторож дядя Гриша забренчал школьным колокольчиком.
      - О, первый звонок. Скоро мой выход, - пролепетал Генка-Яго. - Даже руки дрожат. Я, пожалуй, хлебну для храбрости.
      - Давай, - согласился Витька-Отелло.
      Генка сделал большой глоток, громко выдохнул и обреченно сказал:
      - Ну, я пошел...
      - Давай, - напутствовал его Витька-Отелло. - Ни пуха, ни пера...
      За кулисами Генку уже ждал Толька-Родриго. Учуяв винный запах от коллеги, он пробурчал:
      - Складывались на троих, а ты уже начал без нас...
      Договорить он не успел - дядя Гриша позвонил в последний раз и начал тянуть за веревку, раздвигая занавес.
      - Пошли, мальчики, - подтолкнула их Варя. - С богом!
      Толька с Генкой бодро вышли на сцену и Толька-Яго начал с обидой излагать текст роли, весьма подходящий к только что состоявшемуся разговору с напарником:

                Ни слова больше. Это низость, Яго.
                Ты деньги брал, а этот случай скрыл.

      Генка-Яго дернул плечом и ответил:

                Я сам не знал. Вы не хотите слушать!
                Об этом я не думал, не гадал.

      За кулисами тихо крестилась Вера-постановщик спектакля.
      В это самое время Витька-Отелло, уставясь в зеркало, старался натянуть приклеенные веки на глаза. Он даже пальцами пытался стянуть их друг к другу. Иногда это ему удавалось и тогда из зеркала на него смотрел прищурившийся китаец...
      - Что вы делаете? - остановила его Светка.
      Вскоре дверь в гримерную с шумом распахнулась и внутрь буквально ввалился Толька-Родриго. Громко отдуваясь, он сел на край Вариной постели и, взяв фляжку, присосался к ней.
      - Ты не очень-то, - остановил его Витька. - На троих куплено.
      Тут же в двери возникла физиономия Генки-Яго и, обращаясь к Витьке,  он произнес:
      - Пошли на сцену, сердечный. Наш выход.
      По пути, за кулисами, Витька пожаловался:
      - Толька так разволновался, что выхлестал, паразит, почти половину фляжки. Убивать таких надо...
      Но в этот самый момент  Варя подтолкнула их вперед - надо было начинать вторую сцену спектакля.
      Впереди Витьки-Отелло и Генки-Яго шли факельщики. Поскольку пожарник запретил использовать в клубе открытый огонь, в руках у них были включенные электрические фонари.
      В зале раздался легкий смешок, но он стих, как только Яго начал декламировать:

                Хоть на войне я убивал людей,
                Убийство в мирной жизни - преступленье.
                Так я смотрю. Мне б было легче жить
                Без всякой щепетильности. Раз десять
                Хотелось мне пырнуть его в живот.

      Витька-Отелло хотел было согласиться с приятелем, но вспомнив, что он на сцене. ответил по тексту:

                И лучше, что не тронул...

      Вторую сцену в пятом акте Варя считала кульминацией всего спектакля. Чтобы не допустить сбоя, она заранее спряталась за спинкой огромной кровати с балдахином, стоящей посреди сцены.
      Занавес медленно открылся. Возле кровати, ожидая прихода Отелло, стояла Люська-Дездемона в прозрачном пеньюаре, под которым, как  было видно даже зрителям задних рядов, ничего не было. Зал охнул от изумления.
      Витька-Отелло, стоя за кулисами, приосанился и, выпятив грудь, строевым шагом, гремя подкованными сапогами, которые остались у него после службы в армии, двинулся к Дездемоне.

                Это ты, Отелло? -

пропела она нежным голосом, игриво поглядывая на Витьку.
      "Вот дура слепая, - подумал он. - Кто же еще может быть кроме нас двоих?" Но на всякий случай оглянулся назад к кулисам.
      Подойдя к Люське-Дездемоне и увидев ее просвечивающееся сквозь пеньюар обнаженное тело, он остолбенел. А она, зараза, пододвинулась вплотную к нему и уперлась твердыми сосками ему в грудь. Это прикосновение и запах молодого женского тела вскружили парню голову. Он почувствовал, как кровь ударила ему в голову, что-то пошло наперекосяк. и. чтобы не позориться перед публикой, повернулся к залу спиной.

                Ты помолилась на ночь, Дездемона? -

чувствуя, что спектакль может сорваться, зашептала Варя из-за кровати.
       - Я? - повернувшись к ней, также шепотом спросила Люська. - А разве надо?
       - Это его фраза, - зашептала в ответ Варя и на всякий случай повторила еще раз:

                Ты помолилась на ночь, Дездемона?

       Наконец-то до Витьки дошло, что надо продолжать спектакль, но в голове начала действовать выпитая водка. а тут еще близость практически нагой женщины и ее запах...
       Взяв себя в руки, он решил добавить трагизма в сцену, для чего выпучил глаза так, что они наполовину вылезли из глазниц, брови взлетели вверх...
       Увидев эту рожу, Люська-Дездемона в ужасе отшатнулась и хотела было убежать со сцены, как Витька-Отелло уперся кулаками в бока, нагнулся к ней и брякнул басом:

                Ты похмелилась на ночь, Дездемона?

       У Люськи челюсть отвисла до самых грудей. Зал на мгновение замер, осмысливая услышанное. а потом грохнул таким хохотом, что директор клуба, сидящий в ложе размером с суфлерскую будку, всерьез испугался за целостность вверенного ему учреждения.
       За кроватью что-то упало. Это Варя от страха выронила книгу с текстом, но быстро подняла ее и начала лихорадочно листать, отыскивая нужную страницу.
       После того, как хохот в зале стал затихать, Люська-Дездемона пришла в себя и с возмущением ответила:
       - Не-а.
       Потом также, как и Витька. уперла руки в бока и, не помня себя, возмущенно закричала:
       - А ты наливал мне? На халяву рассчитываешь?
       Зал активно включился в ход спектакля. Оттуда на сцену понеслись крики:
       - Люська, не поддавайся! Вечно эти мужики норовят задаром прокатиться!
       - Врежь ему по сусалам!
       - Ишь какой! Сам поддал, а она всухую?
       - Витька, придуши ее слегка, она, стерва, податливей станет...
       Дядя Гриша, почувствовав, что спектакль пошел не по сценарию, нервно задергал веревку, сводя вместе половинки занавеса. Последнее, что увидели зрители, Витька-Отелло с упавшей с головы чалмой боролся с Люськой-Дездемоной. стремясь затащить ее на широкую кровать с балдахином, а сценическая жена героя слабо сопротивлялась.
       Продолжая смеяться, зрители стали расходиться, сожалея, что не увидели захватывающую сцену душегубства. А на сцене, лежа на полу за спинкой кровати, горько рыдала Варя...