Солнечный остров, глава тридцать первая

Г л а в а    т р и д ц а т ь   п е р в а я

ШАБАШ НА СТАРТЕ



В детстве картинки сменяют друг друга как в цветном калейдоскопе. Легкий поворот – и разноцветные стеклышки складываются в новый ажурный узор. Разве же мы наслаждаемся им достаточно долго, чтобы осознать собственноручное творение нового мира? Разве не торопимся довернуть еще немножко, чтобы стеклышки разом переместились, воздвигнув новую солнечную сказку? Детство богато на создание новых миров. Бог это ребенок.
Детство не умеет задерживать взгляд на любой из картинок слишком долго. Слезы его коротки. Решения стремительны.
Завидев Юрку, постовой заторопился навстречу.
- Извини! – он восторженно обнял шлемоносца. – Я-то тебя сразу узнал! С кем не бывает!
Сбивчивая речь постового смутила Юрку и слегка притупила его решительность. Он с недоумением глянул на стража порядка.
- Я про папку! – пояснил постовой. – Он у тебя!.. Эх, всем бы такого батю! Мы его Батей кличем! Гордись!
В смятении нам помогают сторонние предметы. Разум цепляется за них и приходит в равновесие. Юрка уставился на желтый велосипед. Само быстро было бы укатить на нем, и тогда невыносимый груз обрушится на взрослый мир, минуя Юркины плечи. Мир изменился. Он никогда уже не будет прежним. Ильич или Евгеньевич этот мир, пошел он к чеъту!
На багажник поместится портфель с заветной книгой. Маршрут известен – Солнечный остров. Проще не бывает. Ориентируемся по Солнцу.
- Я вот что хотел!.. – неловко приступил постовой. – Ты намекнул бы? Бате.
Мы никогда не узнаем, о чем хотел просить постовой. Скорее всего – поломать ему жизнь. Перевестись в убойный отдел, спать на кривой раскладушке с вырванными пружинами, курить до одури над схемой преступления, есть в столовке и то по случаю. Редко звонить домой и слушать младенца по телефону, не заметив разверзшейся пропасти в собственной душе.
Хорошо, что не узнаем. Надеемся, не получится. Пусть живет и тоскует по горячим делам, лучше у подножия вулкана, чем в жерле. Помилуем властью автора.
Юрка тронул велосипед, и это изменило цепь событий. Она перекинулась на другое зубчатое колесо. В пользу Юрке.
- Чуток пораньше бы! – заговорщицки шепнул постовой. – Я бы дал тебе во дворике покататься. А так!..
Он показал за окошко.
- Сейчас его в багажник погрузят.
За окном виднелась «Победа» темно-вишневого цвета, рядом расстроено курил Мишкин папа. Он снова был во всем виноват. Ему уже нагорело от бухгалтера. Он дважды промчал по всем улицам, высматривая следы пропавшего Буржуя. Водителя спасло только то, что всякий мальчишка в этом городе грезил желтым велосипедом, и пальцем указал его маршрут. Теперь надлежало погрузить велосипед и начальственного сынка, и вихрем доставить по домашнему адресу. В чем же обвинялся Мишкин папа? А во всем! Внутри героя – гора Эверест. Внутри обычного человека – плато. Внутри неудачника –  разверзшаяся пропасть для сброса всех и всяческих вин. В Мишкином папе в свое время воспитали ужасающее для жизни качество – чувство вины, и назвали его совестью. Совесть все больше обрубала берега его пропасти, все помогали ей. Мишкин папа стыдился себя и всего, что с собою связано.
Итог. Теперь он расстроено курил, не выключая двигателя, и стекла в отделе милиции подрагивали в такт. Может быть, занять велосипед, подумал Юрка, у Мишкиного папы? Печальные люди обыкновенно уступчивы. Юрка шмыгнул носом и поплелся с тяжеленным портфелем на выход.
- Так как насчет Бати? – безнадежно напомнил о себе постовой. – Да или нет?
Мы часто проглатываем просьбу и ждем положительного решения. Герои приходят с требованием, как с путеводной звездой.
- Да! – ответил Юрка и стукнул себя по шлему для храбрости.
Теперь ему твердо нужен был велосипед. Это было условие Солнечного острова. Никаких неудач! Юрка снова стукнул себя по шлему, и шлем отозвался ему.
На этот звук Мишкин папа поднял взгляд и увидел Юрку, решительно шагающего к нему по ступеням.
- Жив ваш Мишка! – обрадовал Юрка. – Не волнуйтесь!
- Какой еще Мишка? – оторопел водитель. – Боренька где?
- Боренька?
Юрка внимательно осмотрел водителя.
- Но вы же Мишкин папа…
- Я на работе! – сурово ответил водитель. – Мишкин папа я после шести.
Юрка перевел задумчивый взгляд на подрагивающий капот автомобиля. Машина быстрее велосипеда. Новое предложение  Солнечного острова. Оно понравилось.
Юрка мог прокатиться на уже заведенном мотоцикле. Машина тоже была заведена. Хорошо ли занять машину хотя бы до Солнечного острова? Побеждает ли тот, что не идет до конца? Евгений Иванович учил, что победа – это чуть большее усилие. Чем поражение.
- Бореньку видел? – тревожно спросил Мишкин папа. – Он в порядке? Слушай, а кто вам пропуск заказывал? Как вы туда попали? Внутрь.
- Видел Бореньку! – ответил Юрка. – Значит, вы не Мишкин папа? А Борькин. И машина Борькина?
- В каком-то смысле! – ответил Мишкин папа.
В каком-то смысле все всегда так, как именно ты утверждаешь. Значит, ты всегда прав в каком-то смысле. И все, что ты делаешь, в каком-то смысле правильно. Идеально в каком-то смысле.
Дурацкое выражение, но таков Мишкин папа.
- Точно, Борькина? – на всякий случай справился Юрка.
Это было важно. Для дальнейшего действия. Как мы помним, цепь событий уже перекинута и неумолимо влечет нас к Солнечному острову.
Мишкин отец невнимательно кивнул. Напрасно. В небрежных вопросах часто скрывается главное.
- Значит, Боренькина! А Боренька там! – шлемоносец указал на стеклянную дверь.
Совесть его очистилась пуще младенческой слезы.
– Красивая машина. А где в ней газ? У мотоцикла – на ручке.
- Мотоцикл! – усмехнулся Мишкин папа. – Ты бы еще с велосипедом сравнил!
Это отняло у велосипеда последний шанс оказаться на острове.
Желтый велосипед! Ты хорош, пока не явилась вишневая «Победа».
Мишкин папа небрежно кивнул куда-то под руль.
- Газ у нее на педалях! – пояснил Мишкин папа.
Юрка потерся носом о стекло. На стекле остался дымный след. Стекло свистело. Педалей было  три.
- На них ничего не написано! – посетовал Юрка.
Мишкин папа смеялся редко, и то на шутки начальника. Здесь он сделал для Юрки исключение. Посмеялся, зато от души.
- Три педали! – выдохнул Юрка и стекло замутилось.
- Сцепление, тормоз и газ! – согласился Мишкин папа. – Сбегай за Боренькой.
- Слева направо?
На это Мишкин папа задумался.
- Тормоз, сцепление, газ! – уточнил он.
- Это важно! – согласился Юрка. – Слева направо?
- Слушай! – рассердился Мишкин папа. –  Сгоняешь за Боренькой или нет?
- Нет! – признался Юрка и посмотрел ему в глаза кристальным взглядом. – Не сгоняю. Сами сгоняете. В каком-то смысле.
- Что тебе – трудно? – обиделся Мишкин папа. Все-таки Юрка был сыном главного инженера. А Боренька сыном главного бухгалтера. По мнению водителя, такие сыновья должны дружить, кто же еще.
- Я потом вас обоих по домам развезу! – пообещал Мишкин папа.
- Двоих обоих? А нас целый класс! – ответил непокорный шлемоносец. – Идите. Он вас в милиции ждет.
Это добавило драматизма. Может быть, что-нибудь с Боренькой случилось. Может, кто собирался его обидеть.
- А что случилось? – испугался Мишкин папа.
Юрка уклончиво пожал плечом.
- Случилось что? – Мишкин папа встряхнул его за плечи.
- В каком-то смысле! – признался Юрка.
Нервы у Мишкиного папы не отличались крепостью. Если представить их сетью как в учебнике, то эта сеточка у него изорвана в лохмы. Мелкая рыбка казалась ему большой. Селедка акулой.
- В каком-то смысле! – саркастически воскликнул Мишкин папа. На самом деле он воскликнул в ужасе, но рот искривился, и оказалось – саркастически. Постовой посмотрел на него в окошко, а Мишкин папа уже бежал к посту.
- Стоять! – вскричал постовой, когда Мишкин папа принялся крушить его вертушку. – Гражданин, отойти на три шага!
Мишкин папа тут же отдернул руки и что-то забормотал. Неудачники очень решительны в панике.
- Мне нужно! – громче повторил Мишкин папа. – Пропустите!
- Без пропуска не могу! – хмуро огрызнулся постовой. – К кому?
- Он к Бореньке! – вставил счастливый Шалышкин, повиснувший на другой стороне вертушки. – Юрка, ты где? Тебя там все ищут!
Юрка сделал ему малоприметный знак, все довершило Сережкино любопытство. Он тоже затряс вертушку, но только с другой стороны, и трижды попробовал просочиться между прутьями. На третий раз он застрял, так его и провернули на свободу.
Шалышкин выскочил рядом с Юркой как чертик из табакерки.
- Громы небесные! Юрка! – он бросился обниматься.
Юрка с досадой уклонился от приятеля:
- Рулить умеешь?
- Умею! А чем?
Юрка тайно кивнул на вишневую «Победу».
- Еще бы! – обиделся Шалышкин. – Это же не самолет! Где там у нее газ, показывай!
Два носа прильнули к стеклу и протянули по нему две пилотажные дымки.
- Три педали! – доложил Шалышкин.
- Одна из них газ! – пояснил шлемоносец.
Шалышкин недолго посопел и скосил глаза на Юрку:
- Интересно, какая? Просто твое мнение.
- Рядом с тормозом! – показал глазами Юрка.
- Ага! Понятно!
Наступило долгое молчание. Приятели изучали педали блуждающим взором, никто ни в чем не хотел признаваться.
- Как думаешь, Мишка умеет рулить? – не выдержал Юрка. – Как думаешь, его научили?
Сережка хмыкнул.
- Был бы самолет! Самолет я умею! Давай лучше Мишку подождем!
– Ты жди! – озабоченно ответил Юрка. – А мне пора. Скажешь Борьке, что я машину занял. Я ему новую пришлю.
Сережка недоуменно посмотрел на него. Потом опустил глаза на портфель между Юркиных ног. Увидел выступающий фолиант и снова поднял взгляд на шлемоносца.
- Солнечный остров? – прошептал Сережка. – Ну да! Я с тобой.
- Со мной! – досадливо передразнил его Юрка. – А как же мы с места тронемся? Где газ?
- Нажмем по очереди! – предложил Сережка. – Всего-то три педали! Подумаешь!
Юрка нахмурился.
- Все не так просто. Одна из них сцепление. Зачем?
– Вот именно! – согласился  Сережка. – Газ – понятно! Тормоз понятно. Сцепление! Кому оно нужно? Без Мишки не разберемся! Я сгоняю? Только ты никуда не уезжай. Ни за какие плюшки!
- Борьку прихвати! – неохотно прибавил Юрка. – Его машина. Придется и Борьку брать. Нехорошо обманывать.
- А Майку? – с тайной надеждой вопросил Шалышкин. – Нехорошо и Майку обманывать.
Шалышкин! Многое нехорошо! Сейчас не об этом нужно думать!
- Борьку схватят! – шлемоносец прищурился в сторону Мишкиного папы. – А машина Борькина. И Мишку схватят. А он все педали знает.
- Не схватят! – решительно отмел Сережка. – Шалышкин я или нет? Что-нибудь придумаю. Только Майку возьмем?
На свою беду Мишкин папа уже победил! Он уговорил постового – пусть на минуточку, пусть с сопровождающим…Постовой неохотно кивнул,  вертушка тронулась.
- Мигом! – скомандовал Юрка. – У тебя есть тридцать секунд!
- Десять! – кивнул Шалышкин.
- Пять!
В тот же миг на месте Шалышкина взвихрилась пыль, он сказочным образом вынырнул перед Мишкиным папой, крутанул вертушкой и почесал по коридору как ужаленный. Юрка отвернулся к трем педалям.
Газ – тормоз – сцепление. Или сцепление – тормоз – газ? Капот подрагивал. Двигатель был заведен. Солнечный остров ждал его. А Юрка заблудился в трех педалях.
Юрка поднял голову на прохожих. В те далекие времена советские граждане были пешеходами. Автомобилей выпускалось так мало, что никто не умел водить – только народные артисты и шоферюги. Шел какой-то человек. Народный артист. Он гордо нес свою львиную голову, выбрасывая вперед при каждом шаге костяную трость. Прохожие трепетно здоровались, оборачивались, улыбались. В руке народного артиста покачивался белый чемоданчик с красным крестом.
- Товарищ! – Юрка засуетился вокруг артиста, закружил как шмель. – Вы народный артист? Я вас видел, в художественном фильме. Не знаете, где тормоз?
- И я тебя видел, Юрочка! – народный артист благосклонно кивнул, и в гриве его мелькнула белая докторская шапочка. – В том же фильме. Называется «Корь». Только зачем тебе тормоз? Схватись за любое дерево.
Юрка стал как вкопанный. Доктор Савицкий, зашептались прохожие, кто не знает доктора Савицкого? Этот мальчик, наверное, не из нашего города.
Ну и что, отвернулся Юрка, просто редко болею.
Пять его пальцев на левой руке зажались, и это значило, что пять секунд прошли. Затем зажались пальцы на правой  руке. Затем пошевелились желтые ботинки. Затем они пошевелились в обратном порядке, и по очереди разжались все пальцы на руках.
Юрка поднял перетянутый шпагатом портфель и с тоской посмотрел на входную дверь. Постовой указывал Мишкиному папе на двери актового зала. Желтый велосипед прислонялся к стене за вертушкой. У него было всего две педали, и он тоже был Борькин.
Юрка посмотрел себе на ботинки. Могли ли они дошагать до Солнечного острова? Неизвестно. Известно что? Судьба поездки решалась на этом крыльце. Сережка с Борькой – или Мишкин папа? Кто появится первым, тот и выиграл.
Первой появилась очень толстая девчонка.
Она была изумительно толстая. Похоже, она съедала быка на обед. Она была как пышка, как ватрушка с творогом, роль творога исполнял белый бант. Она выпирала из платья и воздух вокруг нее сгущался. Носят ли белые слоны ученическую форму? Носят!
Девочка неуверенно шагнула на ступень и почесала сандалией ногу. Затем она шмыгнула носом и подтерла его рукавом. Что-то треснуло, девочка принялась изучать рукава. Что-то треснуло снова, она натянула платье на коленки и громко выругалась басом. Мишкин папа и постовой  передернулись. Некоторые девочки так ругаются басом!
Пышка увидела Юрку и слоновьей поступью потопала прямо к нему.
- Юрка! – взревела она. – Наконец-то!
Юрка оглянулся по сторонам и попятился.
- Ты куда? – пробасила девочка. – Ты меня не узнаешь? Это я!
- Иди своей дорогой, больная! – отмахнулся Юрка и на всякий случай забежал за машину. – Я тебя не знаю!
- Как же не знаешь! – пышка расплылась в довольной улыбке и поклонилась. – Боренька!
- Буржуй! – Юрка недоверчиво присмотрелся. – Ты чего девчонкой заделался?
- Все заделались! – громко прошептал Буржуй. – Чтобы никого не узнали! Сережка сказал, что засада. Все друг в друга переодеваются. Видишь Майку Савицкую?
В дверях показалось чудище. Руки его были раскинуты как у пугала, с головы свисала чалма из Буржуйского шарфика, глаза были выпучены, щеки раздуты. Доктор Савицкий оглянулся на пугало, закашлялся и выронил трость. В его анналах не было такого диагноза. Жизнь обгоняла медицинскую науку. На карте Советского Союза появились страшные дети.
Четвертый «Е» выступал парадом чудовищ! Следом за пугалом явился водяной, выпрыгнул леший, захромал страшила. С каждым выходом постовой приседал все ниже, пока от него не осталась одна фуражка. Мишкин папа крался по стеночке, лицо его не выделялось на побелке. Демонстрацию монстров замыкала баба Яга с помелом и в ступе. Милицейская фуражка исчезла, Мишкин папа бросился бежать, а злобная старуха пригрозила всем окрест крючковатым пальцем. Допрыгав в ступе до выхода, она загремела вниз и все раскидала по ступеням. Помело обернулось метелкой, а ступа жестяным ведром.
Доктор Савицкий заторопился к себе в больницу – телефон его, должно быть,  разрывался! Понадобится бригада врачей, чтобы локализовать невиданную эпидемию! Иначе город захватят детские монстры!
Неожиданно через вертушку пошли обычные мальчики и девочки. Фуражка снова появилась в окошке. Девочки здоровались и прощались одновременно.  Мальчики спрашивали, где записаться в милицию. Это были самые примерные пионеры. Что за наваждение, потер глаза постовой! Он высунулся по пояс в окошко.
Монстры тем временем окружали машину.
- Твоя?
Юрка сурово посмотрел на толстую девочку. Толстая девочка кивнула:
- Папина. А папа мой.
- Значит, и машина твоя! – заключил шлемоносец. – Она нам нужна.
- Берите! – пробасила толстая девочка. – Только я с вами.
- Юрочка! – пропело пугало. – Может быть, это нехорошо?
- Это хорошо! – нахмурился Юрка. – По-другому нам не добраться.
- А эти? – небрежно кивнул Шалышкин на примерных пионеров. – Все не поместимся. А эти тоже в списке.
- Кто постарался, тот и поместится! – строго ответил Юрка. – Мишка кто?
- Я! – присела в книксене баба Яга.
Книксен получился так себе. Монстры принялись приседать и показывать друг другу как надо. Некоторые упали.
Юрка пристально посмотрел на бабу Ягу.
- Водить умеешь?
Баба Яга обиженно хмыкнула.
- А то!
- А то! – передразнил его Юрка. – Что Шалышкин тоже умел!
- Я самолеты! – выкрикнул Шалышкин. – Дайте мне  самолет! Нет, дайте мне самолет!
Все посмотрели в небо. Его распарывала и зашивала на молнию серебристая звездочка с длинным дымком. Хотелось верить и верить, что Шалышкин умеет летать. Это расширяло их возможности.
- Орудия труда верните! – потребовал постовой из окошка. – Ведро! Метлу! Для пьяниц и дебоширов!
 – Что мы тянем? – заторопился Шалышкин. – Да сейчас Мишкин папа вернется!
Примерные пионеры отправились обратно с  метлой. Они были согласны на Солнечный остров, но не согласны с рисками. Они хотели в светлое будущее, но только парадным строем, маршем по пальмовой аллее, с горнами, барабанами и ужином!
– Что мы тянем? – рассердился Юрка. – Водить умеешь?
- Умею! – набычилась баба Яга.
- Три педали! – напомнил Шалышкин. – Устрой ему этот экзамен!
Юрка кивнул.
- А что за три педали в машине?
 – Подумаешь, экзамен! – сплюнула баба Яга. – Три педали – это газ, сцепление и тормоз. Есть еще ручка переключения скоростей. Без нее машина не сдвинется! Только я до педалей не дотягиваюсь!
 – Дотянешься! – прищурился Юрка и заглянул под рулевую колонку. – Есть одна идейка!
Баба Яга повторила его движение и тоже примерилась под колонку.
- А кто же рулить тогда будет? – выпучилась баба Яга.
Шалышкин затряс рукой:
 – Чур, я!
 – Чур, я! Чур, я! – заторопились монстры.
Примерные пионеры переглянулись. Операция становилась все опасней. Уроки можно не делать – завтра будет не до учебы! Всех поделят на розыскные группы, не забыть бы только мяч и прыгалки!
- Юрку за руль! – пропищало пугало. – Он главный!
- И дорогу знает! – согласился водяной в очках Головастика. – Юрка, ты главный! А ты когда-нибудь водил?
Постовой просунулся в окошко. Ему не нравилась суета чудовищ вокруг дорогого служебного автомобиля. Но примерные пионеры заслонили ему весь вид, вручили ведро в одну руку, а в другую – метлу как скипетр! Из актового зала бежал капитан Скуратов, и постовой в комическом положении вытянулся перед ним.
- Юрка где? – взревел капитан Скуратов, проталкиваясь через юных пионеров. – Кто видел Юрку Скуратова?
Дети вразнобой заголосили, указывая на четыре главные стороны света, четыре промежуточных вроде северо-запада и четыре морских дополнительных вроде «зюйд-зюйд-вест» или «норд-норд-ост». Кому не досталось сторон, показывали в небо и в недра земли, никто в четвертом «Е» не повторялся.
Постовой показал подбородком, безнадежно прижав к себе ступу с помелом. Сказочная феерия для него означала, что теперь в убойный отдел он попадет лишь на ковре-самолете.
- Борька! Велосипед забыл! – вскричали примерные пионеры, толкая и отпихивая капитана Скуратова желтым велосипедом.
Когда же капитан Скуратов выбежал на крыльцо, площадка перед милицией была пустынна. Никто не пищал, перебивая друг друга, никто не размахивал руками как ходулями. Портфели, чернильницы, карнавальные рожицы – нет их, лишь забытая чалма на обочине.
Нет их, да и были ли они?
Наваждение рассеялось как дымок, как сизоватый выхлоп автомобиля.
;