Истории из прошлых жизней

          Страшным периодом в жизни любого писателя, несомненно, является творческий кризис. Мне казалось, что для меня он будет нескончаемым. Главный редактор требовал от меня хоть какую-нибудь интересную статью за последнее время. Я написал тысячи бессмысленных слов и пару десятков материалов на разные темы, но всё это было совершенно не интересно и, соответственно, никому не нужно. «Нет статей - нет денег» - закон жизни уличного поэта. Я был на мели. По радио передали, что сегодня на проспекте пройдёт грандиозный парад в честь дня основания города. Может быть, стоит его посетить?
          В этот обыкновенный ничем не примечательный солнечный день я просто шёл через парк, чтобы развеяться, уже не надеясь обрести вдохновение. Бредя по аллее, я вдруг остановился. Мой взор приковал к себе странный старик в грязном порванном сюртуке.
          «Что общего между мною и тобой?» - угрюмо приговаривал он, сидя на скамейке в городском парке. Он играл сам с собою в шахматы, записывая что-то на клочках старых нью-йоркских газет. Мне стало любопытно, и я подсел к нему. Сперва я счёл его сумасшедшим. Он напомнил мне бездомных, не имеющих ничего за душой, кроме самой души. Я был уверен, что старик начнёт рассказывать о своей несчастной жизни и о том, как дошёл до такого состояния, живя в канаве и питаясь отбросами. Но мне не приходилось выбирать. Мне нужны были идеи. Хоть какие-нибудь идеи! Ещё со времён учёбы на факультете журналистики я усвоил одно незыблемое правило: «Людям нравится читать и обсуждать окружающих, которые беднее, уродливее и никчёмнее, чем они сами. Это даёт осознание того, что не всё ещё потеряно для них самих. Ведь если есть судьбы ещё хуже, чем их, значит, можно продолжать существовать так же, как прежде, не стремясь к совершенству души и тела».
Итак, я достал свою записную книжку и потёртый отцовский диктофон.
         - Добрый день. Меня зовут Эрик Фицпаттер. Но Вы можете называть меня просто Эрик! - я улыбнулся, стараясь расположить к себе старика, на что он, не подымая голову, пробормотал:
         - А, ещё один писака. И ты хочешь влезть в мою душу? - старик убрал стопку исписанных газет под стол.
«Ещё один? Значит, были и другие?» Вот так номер, чутьё меня не подвело! Он действительно владеет нужной мне информацией. Усмехнувшись, я продолжил:
         - О нет, сэр, я считаю Вас очень интересной личностью. Вы не могли бы мне рассказать свою историю?
          - А зачем? - не отрывая глаз от шахматной доски, спросил старик.
         - Ну, я хотел бы написать о Вас статью, и, если история меня заинтригует, я смогу дать Вам немного денег. Скажем, долларов двадцать Вас устроит? - порыскав в кармане, я выудил лишь жалкую скомканную купюру с изображением Авраама Линкольна с прилипшей к ней жевательной резинкой. Это были мои последние пять долларов. Со вздохом я протянул их бездомному. Смешно, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы мой собеседник начал рассказывать свою историю.
         - Знаешь, парень, я работал на разных стройплощадках в этом городе. У меня была хорошая робота и хорошая жизнь. Я был женат. Мы планировали завести детей, как только меня повысят до управляющего. Я хоть и не заканчивал престижные университеты, но был смышлёным пареньком, всего добившимся собственными силами. Администрация ценила меня. Наверное, даже больше, чем этих молодых принстонских и йелльских выскочек, которые, начитавшись теории градостроительства, заняли руководящие посты. Сам понимаешь, теория - теорией, а практика... Ну, в общем, ты понимаешь. Двенадцать лет тому назад мне поручили возглавить строительство несложного объекта в Нью-Йорке. Это был мой шанс доказать всем, а главное - самому себе, чего я стою.
          В тот день всё было как обычно, за исключением одного - сильный ветер тряс плохо закреплённую конструкцию. С ней бы ничего не случилось, но по роковой случайности один из грузовиков зацепил опору натянутого троса, удерживающего западную часть строения. Короче говоря, вся эта громадная металлоконструкция с грохотом обрушилась на нас. Троих сварщиков убило на месте, ещё семерых рабочих травмировало. В этот момент я находился возле пустых цистерн, где меня «слегка» придавила двутавровая балка. С тех пор у меня бесконечные боли в груди. Так как я был ответственным за проект, то, конечно, меня признали виновным в случившемся.
       - А Вы не считаете себя виновным?
       - Я виноват лишь в том, что у меня такая карма! Мене суждено в этой жизни быть несчастным! - крикнул старик.
       - Карма? Неужели Вы верите в карму? При чём здесь она? - я попытался скрыть усмешку.
        - Дослушай мой рассказ до конца, юноша. Юристы фирмы отобрали у меня всё: дом, машину, сбережения. Жена ушла, друзья винили меня в смерти людей и все как один отвернулись. Я остался один, совершенно один. Но вовсе не это не давало мне покоя. Ты можешь мне не верить, но не смерть этих людей или моя изувеченная жизнь сделали меня таким несчастным. А совершенно иное!
        - Подождите, одну минутку. Если не смерть тех рабочих, тогда что же сделало Вас таким жалким? - Поменяв плёнку на диктофоне, я приготовился внимательно слушать.
         - Когда я находился в реанимации и был при смерти, я увидел то, чего не могло быть наяву. Это произошло после самой важной победы над врагом во всей моей жизни. Я отчётливо увидел себя молодым фараоном, восседавшим на троне, который был усеян драгоценными камнями. Над моей головой жрицы вознесли золотую ритуальную чашу, венчавшую на царствование, после чего меня провозгласили спасителем и защитником всего Египта. В тот же день я приказал жестоко казнить всех пленных, захваченных мною во время предыдущей битвы. За каждую смерть невинных я расплачиваюсь по сей день. И буду расплачиваться до тех пор, пока своими страданиями не искуплю горе десятков тысяч рабов, замученных мною когда-то. С тех пор я рождался и умирал в мучениях множество раз.
       Я помню, как погиб в XVIII веке где-то в колониальном Индокитае в возрасте восемнадцати лет от тропической заразы, только-только получив долгожданный офицерский чин. Я помню, как в 1943-м году меня, раненого солдата 45-го пехотного гренадерского полка, переехал советский танк Т-34 на опушке леса возле Кёнигсберга. Но самые страшные воспоминания - это мои последние дни во времена Французской революции, когда моя душа находилась в теле девушки.
          - Прошу прощения, - я уже не старался сдержать ехидный смешок. - Неужели Вы думаете, что я поверю в эти басни о карме, перевоплощениях, воспоминаниях?
          - Я лишь об этом могу тебе рассказать, мой друг. Разве ты не в поисках занятной истории заговорил со мною?
         - Ну ладно, расскажите мне про то, как Вы... Ну, она... В общем, об этой девушке.
          - Во время Французской революции на наш двухэтажный особняк, расположенный в центре Парижа, напали мятежники. Я в это время дышала свежим воздухом на балконе, попивая чай за книжным столиком и наслаждаясь стихами тогдашнего поэта-современника Роберта Бёрнса. Через парадную дверь потоком хлынула разъярённая толпа, убивая слуг и забирая всё ценное, что было в доме.  Родители в это неспокойное время отлучились в Англию по делам, поэтому мы, дети, были предоставлены самим себе. Мне стало очень страшно. С младшей сестрой мы заперлись в просторной комнате, подперев дверь шкафом и трюмо. Но это их не удержало. Выломав дверь, народ устремился сгребать с полок все вещи без разбору. Один из нападавших ударил мою сестру прикладом ружья по голове, и она тотчас замертво упала на пол, истекая кровью. Моя же участь была куда хуже. Бунтовщики повалили меня на ковёр и принялись насиловать. Когда же всё закончилось, я очнулась в тюрьме, где надо мною стоял жирный тюремщик, натягивая грязные панталоны. Я желала смерти. Я мечтала об избавлении от этих мучительных страданий. Но до этого было ещё так далеко... Тюремщик часто приходил ко мне. Я более не сопротивлялась. Не было сил.
           Спустя несколько дней, на рассвете, разъярённый надзиратель вбежал в камеру, схватил меня за волосы и поволок по холодному полу через коридор на улицу. Там меня, голую и полумёртвую от голода, бросили в повозку, словно тушу кабана, застреленного на охоте. В ней находились десятки таких же, как и я, несчастных нагих измождённых людей. Сумев найти в себе немного сил, чтобы повернуть голову, я узнала многих из них. С одними мы встречались на балах при дворе, с другими пили чай на лужайке перед домом моей гостеприимной, ныне покойной тётушки Маргарет.
           Нас всех привезли на городскую площадь. На ней уже собралась галдящая толпа. Восходя на эшафот, я увидела, как палач рубит голову епископу. Подняв отсечённую голову за волосы, изверг швырнул её обезумевшей публике, яростно ликовавшей после каждой казни. Меня отвели на плаху, где заплечных дел мастер занёс над моей головой топор, и единственное, о чём я сожалела в тот момент - что золотой крестик, который с рождения всегда был со мною и оберегал меня от напастей, тюремщик присвоил себе...

***
       «Да, ещё один безумный выдумщик», - разочарованно подумал писатель.
И хоть старик продолжал рассказывать о своей жизни то во Франции, то в Египте, писатель слушал его вполуха. «Прошлые жизни?! Да кто же мне поверит? Что за бред невменяемого маразматика? Зря только время потерял. Надо всё-таки идти на тот парад. Может, там найду что-то интересное...»
Прервав старика на полуслове, писатель внезапно встал:
       - Прошу прощения, но у меня возникли неотложные дела. Спасибо, что уделили мне время. Всех благ и удачи.
        Бросив в сумку диктофон, писатель удалился, оставив старика наедине со своими мыслями. Проходя мимо урны, журналист раздражённо бросил в неё скомканные странички блокнота с сегодняшними записями, сетуя, что впустую потратил время на этого безумца.
        Старик пристально посмотрел ему вслед и достал припрятанные ветхие газеты, исписанные корявым почерком изломанной души. Он снова погрузился в своё занятие, продолжив чёркать на них египетскими иероглифами что-то своё, лишь одному ему ведомое - истории из прошлых жизней...