Мир в ладонях

Сотни мотыльков кружат в мягких лучах, и на них щедро льется медовый солнечный свет. Сто мотыльков кружатся весёлым вихрем и поднимают в воздух пьянящую златую пыльцу.
Взмах легкой сети, затрепетали крылышки - нежнее тончайшего шёлка - но юркие крылья бьются, словно сердца влюбленных и вырывают желанную свободу. Тотчас же страшный, отчаянный бой превращается в игру, и мотыльки щекочут ладонь - ну же, поймай, так ведь близко!
Почти касаются твоих ладоней - соберись, сделай глубокий вдох и поймай их.
Мотыльков немного слепит солнечный свет - не сжигает, однако, как холодный жар лампы. Солнечный свет разжигает озорную искорку, побуждая неудержимой веселости рваться ввысь пузырьками в бокале шампанского.
Жар руки совсем близко - но есть еще время посмеяться и поиграть - мотыльки обязательно вырвутся и продолжат дразнить... только бы порвать эту режущую крылья нить.
Но ладонь все же слишком горячая, а мотыльки слишком лёгкие, чтобы освободиться.
Грудь сдавливает сладкое ощущение того, что дразнящие огоньки наконец-то пойманы...мягкий свет становится блёклым, мотыльки теперь - словно пламя свечи на ветру, что погаснет с первыми каплями дождя. Они ж и в ы, пока свободны.
Мотыльки на ладони - почему-то умирают.

-

Линед прикасается к нежной флейте - девочке восемь, а в ладони у нее примостились ноты. Мягкие звуки струятся по шелку волос, оплетают непослушный хвост и становятся лентой за спиной. Линед заканчивает играть, а за спиной - длинный-длинный шлейф, сплетенный из сотен мелодий - так, сплетаясь друг с другом, рождается музыка.
Линед восемь - себя, впрочем, не считает взрослой - что с нее взять, с девочки с взглядом наивно-лисьим?
Она любит после занятий ходить по улицам и шуршать листьями, ворошить осенний хвост, и вдыхать терпкий воздух полной грудью. Пахнет костром, холодом и немного - корицей. Линед утверждает, что именно так пахнет осень.
А еще Линед любит собирать разноцветные листья в ладонь - ловить кленовые, каштановые, узорчатые - пахнущие корицей, несомненно. Девочка набирает янтарного добра в охапку, но никогда не берется плести венки.
Линед подходит к мостику над дорогой - здесь всегда ветрено и немного сыро. В общем-то, она не любит это место, да и флейта от слетающих с деревьев капель промокнет. Но Линед смеется в пустоту и утверждает приблудной разноглазой кошке, что у неё на ладонях юркой ящерицей примостился мир. Нет, впрочем, не ящерицей - мотыльком - он щекочет ладони, разжигая искру и дразнит Линед на пару с ветром.
Ветер, вырвав из жара маленьких ладоней, подхватывает листья и ласково переворачивает их, закручивает в багрово-золотистый вихрь. Линед не может удержать юркие листья - те с неуловимой, почти кошачьей грацией вьются в воздухе.
- Я никогда не поймаю мотыльков - шепчет Линед, и непонятно, чего в её голосе больше - сожаления, или разочарования. Но так или иначе, девочка спешит домой - за шиворот весело стекают по спине холодные капли, и чехол для флейты немного промок.

-

В пятнадцать Линед откликается на громкое "Эй, Лин!" и обожает путешествовать. После одного такого путешествия, за семь морей и дальше, осень приобретает новый вкус.
Теперь Линед, идущая по промозглому городу, в лёгком совсем-не-греющем шарфике с юга, уверена: осень пахнет восточно - корицей и имбирём.
Осень - две дольки рахат-лукума - в них еще застыло солнце, но сверху они уже покрываются узарчатым инеем. Осень - шербет, сладкий и немного пьянящий, но с кусочками льда, освежающими, точно горсть капель за шиворот.
Осенью асфальт посыпан шелестящей корицей - мёд золотит деревья вверху, а имбирь витает в воздухе - особенно после дождя. Линед сгребает в ладони горсть шуршащих листьев и вдыхает пряный аромат. Ей кажется, что она держит весь мир в своей горсти - багровый, с редкими всполохами солнечного счастья.
Линед дышит на мир - охапку листьев настойчиво вырывает из рук ветер - на них тает сеть ледяных узоров.

-

Через два года Линед ненавидит легкие и совершенно бесполезные шарфы, привезенные из далеких стран, предпочитая вязать колючие и согревающие шали. Она терпеть не может беспардонное "Эй, Лин!" и отдергивает руки от холодного стекла.
Линед идет по городу - он покрыт дурманящей корицей и расшитым золотом платком. Линед ловит звонкие капли за шиворот и не дрожит от ветра на пешеходном мостике.
Линед протягивает руку - ветер услужливо приносит четыре сухих листка - они шелестят, как пожелтевшие страницы книги. Вместе с разноцветными страницами осени в руку ложится еще что-то.
Оно мягкое, хрупкое, пахнет корицей и укутано в шарф, связанный вручную.
Линед поднимает голову к акварельному, утомленному дождями небу и беззвучно благодарит того, кто держит рассвет над городом и опускает багровую шаль заката, а затем шерстяную осеннюю ночь. И того, кто держит за тонкие нити стайку мотыльков, невесомо касающихся ее ладоней.
...а нити, между тем, превратились в пряную пыль и теперь пахнут гарью.
В руках Линед бабочкой трепыхается мир.
Мир почему-то умирает.