Блаженная

«И с вами я с сего часа и дня и до скончания века»
(Евангеелие от Луки)

Опять передо мной пустая комната. За окном опять осень, темень, дождь. На моём маленьком пустом столике горит свеча и лежит девственно белый лист бумаги. Трудно сказать, почему я решил это написать, но каждому порой хочется излить душу, и у каждого к этому свой путь. Я это знаю.
В то лето я приехал к родной тётке в город Н в надежде отдохнуть, развлечь себя рыбалкой и переменить на время обстановку. Небо было затянуто тучами, и мне казалось, что всё было покрыто слоем свинца. От станции дорога шла через лес, и я, не мешкая, направился по ней к конечному пункту своего путешествия. Я шёл, предаваясь своим мыслям, никого и ничего не замечая вокруг. Вдруг я почувствовал чей-то взгляд, а спустя мгновение чей-то голос произнёс:
— Дай копеечку, добрый человек!
В той, другой, жизни я никогда не подаю. Не потому что мне жалко, а просто не верю в такие просьбы. Но на сей раз рука сама пошарила в кармане и нашла мелочь.
— Вот, держи. — протянул я руку.
— Спасибо, ты добрый.
Тут только я поднял глаза и увидел то ли девушку, то ли женщину. Взгляд её меня поразил. Её лицо было полудетским и каким-то странным. Но больше всего меня удивили глаза: серые, запавшие, они были полны какой-то неземной глубины и великого страдания, которые так свойственны русской душе. Волосы незнакомки были на удивление чистыми, оттенка серого дождя. Простое ситцевое платье гармонировало с её статью. Башмаков или туфель на ней не было.
Сами собой у меня родились слова:
— Откуда ты, прекрасное дитя?
— «Лесное» знаешь?
Мне ничего не оставалось, как кивнуть головой. Это название я слышал, но мне оно ничего не говорило.
— Вот сразу видно, что ты приезжий.
— Как ты угадала? — спросил я.
— Взгляд у тебя другой. — Она опять перешла со мной на «ты».
— А сама откуда будешь?
Она замялась, явно не зная, что мне сказать.
— Где ты живёшь? — задал я другой вопрос.
— За лесом, оттуда я. Туда братья из «Лесного» приходят, да и в деревне всяк тебе скажет. Спроси Ксению блаженную, тебе всякий скажет. Копеечку дашь?
— На вот тебе.
Я вынул пятиалтынный и положил ей в ладонь. Ладонь была детская, маленькая, узенькая с длинными пальцами.
— Спаси тебя Христос! — сказала она и скрылась за деревьями.
«Вот чудо-то лесное! — подумал я, — И пахнет от неё как-то не по-нашему: ягодами да травами».
Придя домой к тётке и сидя у неё за чаем, я спросил:
— Знаешь ли ты, тётка Марфа, про Ксению?
— А кто же её, милок, не знает.
Тут она рассказала мне её историю:
— Жил в тех краях купец. Богато жил, к людям хорошо относился. И была у него дочка Ксения. Души он в ней не чаял. А в округе был у нас парень. Фомой звали. Удалью и красотой Бог не обидел. За что не возьмётся, всё у него в руках горит. Вот как-то пошёл Фома в лес по грибы, август в ту пору был жаркий. Ходил, ходил, да и заблудился. Одно хорошо — грибов много набрал. Тут из-за дерева выходит она к нему. Что там было, неведомо, только сказывают у нас, полюбили они друг друга крепко. Друг от друга они ни на шаг, и родители были не против свадьбы. Всё вроде устроилось.
Да случилась в ту пору война. Фому, конечно, призвали в солдаты, а Ксения осталась его ждать. Мало ли много ли времени прошло, не знаю, только получила письмо от кума мать Фомы. А в письме-то говорится, так мол и так, погиб ваш сын геройской смертью в битве при Шипке, в стране Болгарии. Кума в слёзы. Оно-то понятно, единственный сын. Поплакала, утешилась, но только Ксении про то решили не говорить: кто знает, что с девкой будет. Любила она его крепко.
Но только недолго тайну удалось сохранить. Злые люди всё разболтали. Рыдала девка долго, а потом ничего, утешилась, но странная какая-то стала: птичек, собак, кошек лечить начала и людям помогать стала. А тут монахи пришли, храм божий поставили в лесу. Монастырь называется «Лесное». И она подле них стала жить. Понятно тебе, милый?
— Понятно, тётушка. — ответил я, поблагодарил за чай с пирогами и ушёл спать. Мне ещё многое надо было обдумать.
Перед рассветом я проснулся, сам не зная от чего, и вспомнил всё, что произошло со мной. И чем больше я об этом думал, тем всё больше приходил к выводу, что не со мной всё это произошло. Уж больно всё походило на сказку: зелёный лес, красивая русоволосая девушка с глазами неземной бесконечности. Сразу вспомнилась повесть Куприна «Олеся». Только там была выдумка, здесь же всё походило на правду.
«Стой, — сказал я себе, — зачем об этом думать. Было и прошло. Да и было ли вообще?»
Я быстро собрался и вышел за околицу. Путь мой лежал к реке. Местные старожилы говорили, что это приток Волги или Оки. Ещё местные говорили, что в реке водится много рыбы, вот это-то я и решил проверить. Я шёл к зарослям ивняка, где ещё с прошлого лета оставил лодку. Лодка, как я и ожидал, осталась на месте. Спустя время я уже правил вдоль берега. Мысли о Ксении начисто выветрились у меня из головы. Бросив якорь на середине реки, я забросил удочку. Рыба клевала плохо, но уходить мне всё равно не хотелось: до того пленили меня тишина и покой, что были вокруг меня. Я сидел и улыбался своим мыслям.
Вдруг на небосклоне появилась большая туча. Она быстро увеличивалась в размерах, пока не заполнила собой всё окружающее пространство. Я взялся за весло, но было поздно. Откуда-то налетел холодный и резкий ветер, сверкнула молния, началась настоящая буря. Сидя на дне лодки, я непроизвольно повторял про себя:
— Господи Иисусе Христе, сын божий, помилуй меня грешного.
Повторив это три раза, я отдал себя на волю провидения. Ещё более резкий порыв ветра погнал мою лодку и, наконец, опрокинул её. Последнее, что я помню, перед тем как потерять сознание, было:
— Держись!
Дальше всё поглотила острая боль. Очнулся я на своей  кровати в доме у тётки. Не знаю, сколько прошло времени, ибо я потерял ему счёт. Я попробовал пошевелиться и тут же оставил эту затею. Всё тело наполнилось тяжестью, но удивительное дело, боли не было.
— Спаси тебя Христос! Очнулся!
Тетка Марфа села рядом со мной.
— Как я здесь очутился? — спросил я.
— Спасибо Ксении, нашла тебя с братьями. Если бы не она, тебя бы, милок, и на свете не было.
Тут я узнал историю своего спасения. Когда лодку перевернуло, я ударился о дно и стал тонуть, но чьи-то цепкие руки стали тащить меня наверх. Оказалось, что это блаженная Ксения кинулась в воду и каким-то чудом вытащила меня, потом побежала за братьями монахами. Вот так я и очутился дома.
— Чудеса, да и только! — сказал я, выслушав рассказ тётки.
— То ли бывает, милок, то ли бывает.
Она напоила меня чаем с малиновым вареньем и ушла, напоследок строго сказав:
— Спи.
Что мне было делать. Я опять отдал себя в руки Морфею. Мне снились красивые сны. Содержание их я не запомнил. Но перед тем, как я проснулся, мне приснилась Ксения со своей загадочной улыбкой.
Открыв глаза, я увидел, что за окном солнце и на синем небе ни облачка. Немного погодя пришла тётушка.
— Проснулся? А о тебе уже и спрашивали.
— Кто? — тихо спросил я, поскольку знакомых, кроме тётушки, у меня здесь  не было.
— А ты будто не знаешь. — лукаво сказала она.
— Неужели Ксения?
— Она самая. Заходила к тебе. Вот и гостинец тебе принесла, на столе в горнице стоит.
Горницей в городе обычно называли столовую и место общего сбора гостей. На столе действительно стоял туесок и объемистый кувшин молока. В туеске была земляника. Я ею и позавтракал, запивая молоком, и только после этого спросил:
— Как она вообще?
— Нормально. Что ей сделается. Лес её дом родной.
— А как же она меня вытащила из реки?
— Милый, она ещё и не то может.
— А где мне её найти?
— Не знаю. Кто ей понравится, того она сама находит.
Я написал несколько писем и в задумчивости вышел из дома. Письма отдал извозчику, который направлялся в столицу губернии, а сам пошёл по тихой улочке маленького города, где когда-то родился. Сам не заметил, как очутился в лесу и всё в той же задумчивости забрёл в лесную чащу.
Очнулся я, когда стало уже смеркаться, а от деревьев пошли длинные причудливые тени. Вскоре на небе зажглись первые звёзды. Поняв, что заблудился, я присел под деревом и попытался уснуть.
— Добрый вечер! Как твоё здоровье?
Я поднял голову и увидел её. Ксения стояла невдалеке от меня всё в том же простом ситцевом платье, простоволосая и босая.
— Спасибо, хорошо, — ответил я. — И тебе спасибо!
— А мне-то за что? — весело спросила она.
— За то, что из реки вытащила.
— Не я тебя вытащила.
— А кто?
— Господь помог.
— А ты его видела?
— А как же.
— Ну, и какой он?
— Красивый, — сказала Ксения, — и светится весь, аж глазам больно.
— А какие у него глаза?
— Голубые и полные добра и печали. А как тебя зовут, добрый человек?
Я назвал себя
— Георгий. — ещё раз повторила она, — Ну ладно, пошли. Выведу тебя из леса!
— Куда идти-то? Вон тучи наползли, и луна скрылась.
— Сказано тебе, пошли.
— А куда же ты пойдёшь босая?
— А меня земля греет.
— Ну, коли так, пошли. — сказал я с неохотой.
Ксения шла первая и что-то шептала про себя. И тут вдали я заметил маленькие огоньки. Они были где-то впереди и словно звали за собой.
— А это что такое?
— Известно что. Нам с тобой дорогу указывают. — серьёзно сказала Ксения.
Больше мы не разговаривали, но Ксения, то ли из-за боязни за меня , то ли ещё почему-то, подала мне руку.
— Держи, а то пропадёшь. Болото проходим.
Мне было жалко брать её маленькую детскую ладошку, а она, знай себе, твердила одно:
— Держись крепче, не то сгинешь!
Делать мне было нечего и я, что есть силы, сжал её ладонь и уже не отпускал до самого дома.
— Слава Богу! Вывела. – вздохнула она, когда показался дом тётки. Потом серьёзно посмотрела на меня и сказала: — Ты очень хороший человек, Георгий, но ты должен мне обещать, что в лес без меня не пойдёшь, иначе сгинешь и мне беду принесёшь. Беду тяжёлую. — прибавила она.
— А если захочу погулять?
— Выйди за околицу, я там тебя ждать буду.
— Когда?
— А хоть завтра, — рассмеялась она и, помахав рукой, исчезла в темноте.
Эту ночь, как и следующую, я не спал, всё думал и думал. Думал, что это: сказка или быль, и если быль, то почему Ксения выбрала меня. Почему ей не холодно во время дождя? Так ничего и не поняв, спустя два дня я отправился в «Лесное». Не потому что хотел её увидеть, просто в душе появилось чувство опустошённости. Было ещё желание исповедаться, всё равно кому: священнику или просто опытному человеку. Так или иначе, ноги сами принесли меня туда, куда я шёл. Первый, кого я встретил, был седобородый монах. Я выложил ему всю свою прошлую жизнь, рассказал всё вплоть до событий последнего времени.
— Вот, батюшка, что мне теперь делать — я не знаю, — закончил я свой рассказ.
Строгие серые глаза монаха взглянули на меня.
— Иди, добрый человек! Смерти на тебе нет, а всё остальное Бог простит. Что же касается Ксении, видать сбылось предсказание, выбрала она тебя, так что терпи.
— Как это выбрала? В качестве кого?
— Милого друга. Сердце-то её другому отдано, а вот душу она тебе открыла.
— А что же мне делать?
— Вот уж не знаю. Могу посоветовать только одно. Неси свой крест.
— Какой крест?
— Тяжкий крест. Её крест.
Так ничего и не поняв, я пошёл дальше. В монастыре кипела работа, труженики поднимали колокол. Большой многопудовый колокол никак не шёл. Я тоже изъявил желание помочь и, переодевшись, с упоением принялся за дело. Колокол мы подняли только к вечеру. Братья звали трапезничать, но я отказался. Один молодой монах подошёл ко мне, крепко пожал руку и проговорил:
— Спасибо за помощь. Видно, не зря она тебя выбрала. Если надо будет чего, спросишь Митьку-звонаря. Меня тут каждый знает.
Обратно я добрался без приключений. И каково же было моё удивление, когда перед воротами я увидел её.
— Здравствуй, Ксения!
— Здравствуй! — защебетала она.
— Что ты тут делаешь?
— Тебя жду.
— Да я в монастыре был.
— Знаю, видела тебя там на колокольне вместе с Митькой.
На другой день я вышел за околицу. Она уже была там, и мы отправились гулять.
— Скажи мне, Ксения, почему ты меня спасла?
— Потому что ты хороший, и душу я тебе отдала. Ты мне в утешение послан.
— В какое ещё утешение?
— Чтобы мне грустно не было.
— А-а-а, — протянул я и тут же спросил. — А ты читать умеешь?
— Умею.
— Тогда я расскажу одну историю.
Она кивнула головой, и я, как умел, пересказал ей повесть Куприна «Олеся». В конце моего рассказа в глазах Ксении показались слёзы, а когда она успокоилась, я спросил:
— Понравилось?
— Да, жалко её. Лешак её утащил.
— А это ещё что за лешак такой?
— Несчастный это, у нас его лешаком кличут. У нас он в болоте живёт. Мы там проходили. Помнишь?
— Ага, значит, тебе страшно?
— Не за себя, а за тебя.
— Почему?
— Хороший ты, — опять повторила Ксения. — Копеечку мне подарил, братьям помог. Разве этого мало?
Разговаривая таким образом, мы вышли к реке.
— Хочешь кувшинку? — спросила Ксения.
— А не жалко?
— Я хочу, чтобы ты меня помнил всегда, — прибавила она. Затем сняла с себя крест и подала мне. — Носи и не снимай, друг милый.
Затем как была босиком, так и пошла по воде. Да-да, не поплыла и не утонула, а именно пошла, ступая по воде, как по сухому месту. Вокруг неё разлилось странное сияние изумрудных тонов. Ни до, ни после я не видел ничего более прекрасного и страшного. Сам не знаю почему, я упал на колени и заплакал, а когда всё утихло, спокойно уснул, и на следующее утро бодрый и полный сил обнаружил подле себя кувшинку. Странное дело, Ксении нигде не было: ни в городе, ни в монастыре, ни в окрестностях.
Спустя некоторое время, я уехал из родных мест. Круговорот жизни кидал меня то туда то сюда, пока судьба не забросила за границу. И сейчас, сидя в маленькой тесной каморке и записывая историю моей юности, я, наконец, начинаю понимать, с кем я встретился, и что мне эта встреча дала. Знаете, по ночам иногда я слышу её смех, и мне становится понятно, для чего дана жизнь человеку.