Круглый стол, двадцать лет спустя

Однажды, когда сумерки лёгкой растушёвкой стёрли очертания предметов и Круглый Стол погрузился в воспоминания, совершенно неожиданно раздался тоненький голосок Вазочки для одного цветочка: 

- И как это понимать - «ближе к Парижу»?

- Неужели вы не знаете? - удивилась надменная  медная  Мельница для кофе.
 
- Просто…

- Не столь просто, как столь не просто, - отыграл гранями Графоман Хрустальный.   

- К чему осложнения, Граф? Париж - это мечта, а мечта... она заглушает  боль... - откликнулся Гранёный Стакан, ненароком оказавшийся в гостиной.
 
- Не думаю, - протянула Ликёрная Рюмочка, - мечта и есть боль… тоска… страдание.

Маленькие Часики - червонного золота, промолчавшие лет сто, вдруг  заговорили, видимо задетые  за живое:

- Увидеть Париж - и умереть!   

-  Если так уж необходимо умирать в Париже, то пусть это будет в Люксембургском Саду, - произнесла задумчиво Цветочная Ваза, играя, как бы нехотя,  угасающими  бликами.

- Хватит молоть из пустого в порожнее! – Мельница для кофе даже позеленела от злости.

- Вы ускользаете от смысла  фразы! - Графоман Хрустальный слегка запотел и  был очень притягательным. 

- Будьте любезны, объясните, в чём же смысл? - вежливая  китайская  Пиала с выжженными рисовыми зёрнышками пыталась сконцентрировать весьма рассеянное внимание, но что-то не получалось.

- Услышанное вас не порадует, но,если вы настаиваете... - начала скрип Мельница для кофе.   

- В моей молодости можно было увидеть Париж, но… безвозвратно.    Прежнюю жизнь с любимыми  кофейными чашечками, мудрейшим Графоманом Хрустальным, толстухой Вечной Супницей, красавцами Пурпурными Бокалами и прочими жителями Стеклянного Буфета надо было бросить  на  произвол  Судьбы –  такое жестокое условие!

- Как? Не понимаю! - вскрикнула Пиала с выжженными рисовыми зёрнышками.

- У меня на руках трое малюток, фарфоровые ложечки. Они даже есть самостоятельно не умеют! Меня бросать нельзя! 

- Мага и не бросила, - скрипнула Мельница, - она осталась с вами. Но, с тех пор, когда  разбивалась очередная фарфоровая чашка из сервиза или любимая тарелка - вздыхала  печально и говорила - «ближе к Парижу».

Вечная Супница заволновалась:

- Да, да… помню! Перестройка! Всё кувырком! Поднос не выдержал, споткнулся…  и - в осколки весь английский «Dickens»! Я слышала тогда: 

- Ближе к Парижу. Мы уже в Булонском лесу...   

- Ах, житиё-битиё... - посокрушался Кузнецовский Соусничек, сиротинушка,  из, надо сказать, некогда весьма многочисленной фамилии.   

– Что же это получается, не могу сообразить. Когда никого из нас не останется, можно будет налегке укатить в Париж? – надулся китайский Чайничек для заварки.      

Цветочная Ваза заиграла всеми цветами радуги:   
 
- Не отчаивайтесь, любезнейший, сейчас уже не то время. Летают в Париж все  кому не лень, туда и обратно, и - налегке! Так что, можете спокойно  продолжать ваши чайные церемонии.

- «Ближе к Парижу» – это – минимализм! - Гранёному Стакану пора было возвращаться на кухню и он любил сказать нечто под занавес.

- В Люксембургском Саду цветы - необыкновенной  красоты! Особенно осенью… Роскошные  розовые  пионы... - Цветочная Ваза театрально  вздохнула...   

Круглый Стол представил её, искрящуюся хрусталём… с люксембургскими  розовыми пионами… и танцующими Пурпурными бокалами... Необыкновенно красиво...

- Лучше жить, рискуя каждый момент, - воскликнул очарованный Пурпурный Бокал, но  Цветочная Ваза прервала:

- Нет! Лучше жить в Люксембургском Саду!   

Раритеты из Стеклянного Буфета загалдели, каждый хотел сказать что–то  важное, имеющее глубокий смысл. 

Только Стол молчал, добрый старый Круглый Стол, очень даже возможно, Стол  самого короля  Артура.



Одесса  2009