Каникулы. предисловие

Много лет пишу книгу, всё время переделываю, добавляю.
И вот, решил написать новое предисловие. В виде кусочков из событий, которые будут происходить дальше.
Почему 18+? Потому что я решил начать книгу с описания смерти всех основных героев, чтобы потом запутать читателя. Мне хочется отойти от всяких "предсказаний" "избранных" и т д, поэтому я их буду упоминать как пародию, а "избранные главные герои" спокойно погибнут.
Наверно, это не очень хорошо, но за последние полгода книга стала более жестокой. Осторожней, кто не любит жестокость - не читайте.
Что я хочу узнать:
- Это вообще читаемо?
- Что режет глаз/чувства?
Мне тут задали вопрос. Предисловие состоит из кусочков, "вырванных" из сюжета, которые должны заинтриговать, а главное - запутать читателя, подготовить неожиданные повороты событий.

Нога нащупала опору, камень был холодным, спина изогнулась, ещё один шаг под прохладным солнцем.
Вся жизнь — движение.
Яркая вспышка.
Пахнуло палёным. Почерневшая гусеница соскользнула с камня.
Упав на покрытую коркой грязи, когда-то чёрную кожу сапога.
Сапог рванулся с места, и через несколько секунд, на его месте тоже столбом взвилось вверх пламя.
Валя заскочила за небольшой камень и нагнулось, поток тепла окатил спину — барьер был почти разрушен.
Девушка вовремя обратила внимание на гвардейца, отстреливавшегося сверху. Тот  подобрался поближе и прыгнул с кинжалом на неё сзади, но отбитый потоком отлетел на пару метров, стукнувшись спиной о землю, быстро вскочил и отступил. Провожавшая его взглядом Валя чуть не получила по макушке.
Радость от встречи с королевским отрядом улетучилась — они успели пройти всего пару километров вместе, пока их не обстреляли с лесистого склона горы гвардейцы. Застигнутые на открытом месте, солдаты короля потеряли несколько людей, и добежав до леса вступили в бой. Врагов теснили выше, благодаря численному превосходству, но гвардейцы сопротивлялись упорно, обходили наступавших с флангов и наскакивали из укрытий, разя кинжалами. Лес внизу уже выгорел, то тут то там тлели небольшие костерки — следы тепловых ударов.
Валя устала, утренняя беготня забрала много энергии, непривычный горный воздух   бултыхался в лёгких. Пригибаясь — она шла впереди атаки, поэтому по ней  периодически били справа и слева, и сзади и спереди, она спринтом кинулась вверх, виляя и перепрыгивая через здоровенные камни. Гвардеец выжил после прямого удара, естественно, но упал неудачно и был заторможен. Отбив пару ударов, он попробовал сделать выпад, но пропустил поток холода. Валя на несколько секунд смотрела на дергающегося гвардейца, покрывающегося коркой льда, пока сама не почувствовала удар по правой стороне туловища и лица. Её бросило на камни, вся сторона пылала болью, острый обломок дерева порезал ногу. Через секунду слитный удар нескольких профессионалов снес начисто кусок опушки, разметал камни и отбросил Валю. Следовавший неподалёку вольный мастер поставил отдалённый барьер, прикрывая её, но тот быстро разрушился.
Новый грохот и ударная волна повалила вольного мастера. Деревья в радиусе нескольких метров вырвало с корнем. Пару гвардейцев швырнуло вверх по каменистому склону. Валя, ослеплённая собственной вспышкой, на ходу выплюнув растраченный аккумулятор, попыталась встать, но ноги не слушались, одна была заморожена, на другой медленно росло красное пятно.
Град пущенных наугад энергий забарабанил по лоскуткам защитного поля. Боль, резкими ударами била девочку то там, то там. Почувствовав, как ледяная корка начинает покрывать её живот, девочка почему-то перестала сопротивляться. Только медленно поднесла деревенеющую руку к глазам, глядя как по ней поднимаются серые прожилки.
На окраине леса раздался громкий смех.  Командир отряда короля, бежавший сюда, чтобы измордовать Валю, из-за взрыва которой покалечило одного солдата, со злости, наотмашь, врезал только поднявшемуся вольному мастеру, отбросив его обратно на камни.   
Когда жизнь долго бьёт человека, человек привыкает, привыкает чувствовать боль и потери. Его душа становится грубее, он легче переноси смерть близких, беды знакомых и родных. Остаётся только хребет. Костяк человека, способный только сопротивляться постоянным бедам, выживать, а не жить.

- Смотрите, вот он!!! - бородатый мужчина, низенький, с круглой лысой головой, выхватил у что-то вдохновенно говорящей женщины и  заорал в громкоговоритель.
Через беснующуюся толпу через коридор, установленный полицией временного правительства, вели несколько мужчин. Центральная площадь Тверди была заполнена до отказа. На фоне обгоревших домов, стены которых были во многих местах пробиты снарядами, выделялись люди нового мира. Молодые, бледные, многие с забинтованными конечностями, со свежими царапинами и шрамами на лицах, взрослые, с почерневшими от постоянного дыма лицами в ярких, цветастых кепках и куртках, одетых вместо, или поверх грязной одежды, простеньких пиджачков и кафтанов из грубых материалов, которые были распространены у черни королевства.
Толпа ликовала. Средневековые нравы, царившие в королевстве, встали людям поперёк горла. Бюрократия, королевские чиновники, кравшие огромные суммы и пирующие в своих поместьях в то время, когда простой люд пухнул с голоду. Неповоротливая военная машина, которую правительство направило на соседнюю, демократическую империю, где были свободы, где экономика позволяла жить  безбедно, и это не красивое словцо, практически всем гражданам. Образ врага, ложь, которая позволяла правительству держать большую часть населения под контролем, пропитала страну, превращая население в бездушных, агрессивных ватников, не способных подумать самостоятельно.
Страна скатывалась, и именно поэтому люди выходили на улицы, в то время ,как королевские войска подавляли выступления без пощады, а глашатаи и газеты писали о проплаченных империей митингах. Образование и медицина накрылись медным тазом, лекари становились малодоступными. Деньги, требовавшиеся для содержания армии, бесконечного строительства оборонительных сооружений по всей границе. Дороги разваливались, весной по ним невозможно было приехать. Многие торговцы разорялись, другие уходили в подпольную торговлю,  перевозя контрабанду и способствуя росту преступных банд по всей стране.
И вот, после нескольких лет безуспешных попыток, удача улыбнулась сторонникам развития. Набрав как можно больше сил, они стали захватывать по всему Пограничью городские ратуши, блокировать дороги и пользуясь инертностью жителей королевства, составили временное правительство, объявившее независимость,  и попросившее Империю, хранительницу демократических ценностей, защитить народ Пограничья от короля.
И вот, теперь, ведя выживших чиновников из ратуши, довольные, счастливые тем, что на них смотрит толпа таких же храбрецов, молодые люди из Пограничья чувствовали себя теми маленькими шестерёнками, которые толкают неповоротливый маховик истории, заставляя эту скрипящую, не смазанную дубину двигаться вперёд.
- На колени, *!
Мужчина в грязной одежде, прикрыв глаза дернулся от пинка.
Вор. Продававший собственный народ.
Судьбы сотни тысяч людей Пограничья ложились на новый курс, и никто не сомневался, что хотя в начале будет тяжело, потом всё будет хорошо.


Бомбардировка города трясла людей уже несколько часов. Колоссальные заряды, обрушиваемые на огромный купол, накрывший Зеленоград и окрестности, разбивались с громовым грохотом. 
Василий повернул назад голову. Марк, вольный мастер, бежавший вместе с ними из павшего королевства, похрапывал на казарменной кровати, натянув на голову защитную сферу.
- Скажи мне ещё раз. Скажи!
Напротив Василия, на грубом, деревянном стуле у стены примостился крепкий  старик. Сейчас уже согнутый годами, он тем не менее был широкоплеч, мощные когда-то плечи виднелись под чёрной рясой. Длинной палкой он задумчиво чертил на полу светящиеся контуры цветочной поляны. Улыбающийся взгляд на секунду вынырнул из-под мохнатых бровей.
Он скользнул по трём солдатам, режущимися в покер на маленьком столике.
- Этой не ходи. Червями ходи.
- Батюшка, не мешайте — раздражённо отозвался соперник.
- Нет, ты мне скажи! Скажи, что, правда есть? И поделом досталось? - Василий не унимался. Перед этим он с полчаса молчал, глядя на полыхающее небо.
- И детям, значит, тоже? - обиженным голосом.  Ему было страшно, закрывая глаза он отчётливо видел, как кристаллическая структура защиты города безумно колеблется. А линии выгибаются, чувствуя сосредоточение чужеродной энергии направленной чудовищной волей десятков тысяч врагов на этот клочок земли.
- Да.
- Не принимаю!! Ложь! - Василий вскочил, обиженно-разозлёно глядя на этого человека, смеющего обвинять столько людей, и его, его Василия, никогда никому ничего плохого не сделавшегося.
Монах опять поднял свой взгляд.
- Собирайтесь, скоро начнётся.
Молоденький солдат, проигрывавший несколько сребреников шлёпнул карты на стол, показывая, что игра закончена. Ему стало совсем плохо. Надежда на барьер ещё была жива, надежда, что армия мастеров остановится на границах.
Солдаты выходили. Мрачный Василий, разбудив Марка, заметил краем глаза, как монах напрягся, расправил плечи и через пару секунд на него кинулся молоденький солдат, ухватившись дрожащими руками за плечи.
- Я буду жить!? Скажи! Скажи! Скажи я буду?
Солдатик застыл, глядя в серьёзные глаза.
- Нет, нет, - он бормотал пятясь назад.
- Будешь, - тихо сказал монах.
- Буду, я буду... Буду... Ложь! Я вижу! - взвизгнул он. - Обманщик! Хотя бы день!  … - ответа не было -  Нет! Ложь!
Стуча сапогами, он вылетел из комнаты. Василий взял с дивана оставленный солдатиком  пояс с кинжалом. Два парня и два взрослых мужчины смотрели на старика. На старика, который был такой приятный и страшный. Непонятный, со своими сумасшедшими словами. Но эти слова давали ему силу. Силу видеть будущее и силу противостоять козням мастеров. Этот человек обвинял род человеческий в собственной гибели и ничтожестве. Клеймил. И не имел доказательств. Не было, не было ещё ни одного  кто исправился.  А ведь пытались, десятки, сотни, ломались.
- Нет, не человек он. Что-то другое и чуждое. А как иначе? Не может так быть. Не наше. Чужое. Я не виноват. Никто не виноват. - Василий покачнулся. - опять.
Голоса смерти несколько дней мучили его, после проклятой среды. Теперь опять проклятое наваждение.
Или нет?
Выстрел из уродливой осадной бомбарды армии империи, щедро зачерпнув мощи у свинцовой тучи, накрывшей небо города, пробил защиту города, и облизнул огненными языками несколько близлежащих домов, щупальцами  протягиваясь внутрь жилищ.
Молодой солдатик, застигнутый врасплох, обгорел до черноты, но ещё двигался и кричал, уже тихо.
- Всё.
Монах выбежал первым, щедро окатив мостовую ледяной энергией.
- Да придёт твое время брат. А род твой сохранит огонь и пищу.
Василий крутанулся на каблуках военных сапог, как можно скорее отвернувшись от умирающего. Марк, верный старым традициям королевства, пробормотав слова прощания резким движением отсёк отвратительную голову. Почерневшую, с красными кусками мяса.
Обычай королевства был чужд местным жителям. Солдаты, вышедшие из дома, не осмеливались ничего сказать вольному мастеру, но смотрели с презрением, как на варвара.
- Меня зовут, - монах полуприкрыв глаза смотрел в мрачные тучи и облака над городом. Все невольно замерли. Чаще всего именно небо, или ведро воды служило монахам зеркалом, через которое они читали настоящее, прошлое и будущее. Порыв ветра  ударил по улице, сбивая с ног. Вольные мастера напряглись, скорее даже ощущая, чем видя изменение мира. Порыв ветра ударил по улице и через секунду закрутился вихрем вокруг человека.
Василий, прикрыв голову рукой с расползающимся щитом, пригнулся, пытаясь сохранить равновесие, как ему в бок заехало что-то железное, больно придавив к телу острый край пряжки.
-*.
- Что за *? - Спросил Марк, чья рука и нанесла удар, пока её хозяин пытался удержать равновесие.
Вольные мастера замерли  - сетчатку решетил яркий свет, несколько смерчей, темнеющих с каждой секунды от втягиваемой пыли, грязи и дыма, стелющихся над городом набрав в высоте добрые две сотни метров вонзились в тяжёлые свинцовые тучи, нависшие над городом. Голову Василия сотряс удар грома, больно стукнув по перепонкам. Василий, задрав голову, ощущая в голове неприятный гудёж, смотрел как разбитая смерчами на несколько кусков, огромная свинцовая туча, нависшая над городом с грохотом разваливалась, и её куски, всё ускоряясь падали на город.
Василия окутал страх, сотворив над собой защиту, он побежал к дому, будто тот мог его защитить. Налетев плечом на солдата, он свалился. Ладони, коснувшись влажного камня мостовой вспыхнули огнём, оттолкнувшись коленкой от лужа он вскочил и вбежал внутрь. Секунду постоял в нерешительности, пока не начал выписывать кисточкой на потолке символ укрепления.
В это время на небольшую каменную площадку, вершину самой высокой горы Величественного хребта, похожую на маленький, в которой с трудом бы сумел свернуться и заснуть взрослый человек, обледенелый кратер — от попавшего сюда шального снаряда, опустилась, толкая перед собой воздух, плита, отколовшаяся с неба. Каменная крошка брызнула в разные стороны. Гора загудела — часть вершины, отколовшись, помчалась вниз и, съехав с каменного плеча горы, полетела обтяпывая массивными ударами почти отвесный склон.
Туча от удара прорвалась и от места разрывы во все стороны стремительно побежали огромные трещины. Куски тучи растворялись, другие падали, пропахивая землю, круша дома и давя людей.
Василию «повезло» - кусок, падавший на их район растаял и превратился в облако энергии. По стенам запрыгали огоньки, ручные установки вспыхнули, обжигая кожу и паля одежду.
Город загорелся. Раздавленный, сожженный, лишённый многовековой защиты, окружённый со всех сторон, он приготовился умирать.
Так показалось Марку, выбравшемуся из каменного погреба и увидевшего мёртвого товарища и тело безумного монаха, долгую жизнь которого забрал этот непонятный смерч.

Валя уже поняла, что это был сон. Ведь так бывает — видишь сны, бежишь, смотришь, чего-то боишься, и вдруг понимаешь, что ты спишь. Небольшой секрет для маленькой такой компании — во сне можно всё! Стоит только понять, что ты спишь — и вперёд. У тебя есть несколько минут настоящего всемогущества. Ты можешь переноситься усилием мысли в любое место, расшвыривать ужастиков как солому, да чего там перечислять, и так понятно, раз можно делать всё. Как часто люди просыпаются во сне, это другой вопрос.
Так или иначе, Вале в этот раз не повезло, она просто проснулась во сне, замерла на изменённой улице перед домом, где жила в Кировограде. Странный мир, мир наших иллюзий и впечатлений. Дом во сне был в несколько раз выше, на нижних этажах не было окон, лишь бетонные стены, уходящий вниз спуск к подземному гаражу. В большом дворе стояли голые деревья, высокие, раскидистые, похожие друг на друга и неприятно тёмно-коричневые. Футбольная площадка в мире иллюзий сбросила всё яркое и оделась в мрачные цвета. Крепкий деревянный забор сменился на ржавый железный, ухоженные дорожки  стали утоптанной грязью, поперёк всего двора протянулись уродливые газовые трубы.
В воздухе параллельного мира, живущего по непонятным законам,  витала тревога. Издалека доносились периодические завывания сирены.
Человек, с раздутыми руками и уродливой головой пробежал мимо девочки. Валя сделала пару шагов и поняла, что несётся над землёй высоко в небе. Солнца не была. Глухая ночь без звёзд и луны. Светится красноватым светом сама земля, похожая на гигантскую гнилушку. Что-то серое, массивное, колючее покрыло землю. И больше ничего. Ни на востоке, ни на западе, ни на юге, ни на севере.
Валя не надолго очнулась. Ощутила, что этот мир только сон и сдвинула его. Сдвинула серый мир в сторону. Огромная каменная площадь, под вечернем небом, окруженная высокой стеной без выхода. Серый камень. Что за мрачные сны у девочки в восемнадцать лет?
В центре площади — квадратные ворота, висящие в воздухе. Проход.
Вся площадь заполнена тенями. Перед воротами стоит большая фигура, человеческая, не светящаяся, а наоборот черная, чернее ночи, которая забирала, затягивала свет.
Что-то неведомое подхватило Валю и понесло вверх, к этому, чёрному. И чем ближе она к нему подлетала, тем больше он становился. Влетев в темноту Валя почувствовала рядом с собой кого-то. Обернулась. Справа от неё  - согнулся в нелепой позе высокий мужчина, в роскошной одежде, местами прожжённой до тела. Его голова и рука (второй не было) эпилептически дёргались. Нечеловечески.
-Убей его.
Валя обернулась. Слева от неё шагал, тяжело дыша Ваня, её сосед по общаги, высокий, светловолосый, с длинным носом и грустными глазами. Перспективный молодой человек, которого разрывали между собой службы набора в отряд поисковиков и в академию.
- Зачем?
Ваня не ответил.
Они двигались дальше, пока внезапно  начали падать. Живот у Вали закрутило, голова поехала.
Что-то выдернуло её из этого падения. Перед её глазами опять появился Ваня. Бледный. Из его груди торчало с десяток бескровных кончиков мечей и кинжалов.
Статуя, облачённая в тунику, держа на руках большую пирамиду и что-то трепыхающееся, остановилась в паре метров. Окружающий мир, по которому хаотически ползли разноцветные разводы и орнаменты, посинел. Валя пригляделась и поняла, что на каменной руке корчится в беззвучных мучениях фигурка того самого человека в роскошной одежде.
Валя пыталась вырваться. Приказывала сну, щипала себя за щёки  и руки.
Лицо этого несчастного мучило её.
Сон кончился неожиданно. Валя вернула съехавшее с кровати одеяло и снова заснула.
 
Василиса лежала на лавке. Из угла избы на неё со страхом смотрел маленький мальчик  из племени древовичей. Печь давно остыла. Около мальчика лежал опрокинутый горшок, на стенках которого засохли крошечные лепёшки белёсой пшенной каши. Он принёс сюда горшок, когда в нём ещё была еда, чтобы реже ходить мимо скамейки, на которую притащили Василису.
Уже несколько дней деревня была на ушах. Папа мальчика пропал ещё несколько дней назад, вместо него пришли  другие, два больших, странно пахнущих мужчины со страшными глазами, которых мальчик испугался и спрятался под лавку. Они о чём-то говорили с матерью. Говорили громко и сердито, а мальчик сидел под лавкой и плакал. Наконец, его плеча коснулась ласковая горячая рука. Мальчик успокоился и вылез. Но ни мамы ни мужчин уже не было.
Он плакал и смотрел в окошко, сделанное из больших кусков битого стекла. По деревни, мимо их дома шли люди много людей. Больше чем мальчик видел за всю свою жизнь. Они пели и кричали. Загорелся дом дяди Пети. А мужчины шли. Мальчик заснул у окна. Его разбудила мать. Она накормила его и устроилась вместе с ним спать в укромном месте — под полками с посудой, за печкой.
Ночью было шумно. Сквозь сон мальчик слышал, как приходили и уходили люди, говорили, кричали. Ему понравился сильный, мощный голос, похожий на голос его отца. Голос приходил пару раз, и когда он говорил, было тихо.
На следующий день мать стала спешить, бегала на двор и стояла у окна. Потом она опять ушла, оставив горячую кашу в тулупчике и пол каравая хлеба.
А вечером, когда мальчик уже решился выйти, на пороге послышались шаги, дверь отворилась и тяжёлые сапоги приволокли что-то тяжёлое.
- Дверь закройте, а эти собаки так и норовят сожрать всё что можно!
Мальчик вылез, когда дверь захлопнули. На лавке у окна лежала тётенька, лежала неудобно, свесив с лавки обессилившую руку. Мальчик замер и прислушался. Тихо. Он долго-долго ждал, когда она пошевельнётся. Он хотел позвать маму, сказать что-то, но голос отказывался ему служить.  Страшная тётя у окна пугала, давила. Мальчик сидел и смотрел на неё, боясь, что та вскочит и побежит к нему. 
Он заснул. Пока он спал, изба загорелась, загорелась под ударом всепожирающей огненной энергии. Невидимый едкий дым, погубивший не одну тысячу древовичей, принял мальчика в свои холодные объятия.
Василису заметили сразу — когда мастера,  отряды маркиза, тушили подожжённую деревню.
А вот мальчик ещё несколько недель пролежал под придавившими его брёвнами. Вытащивший его бородатый лесник — древович долго матерился и плакал и опять матерился, неся обгорелое тельце с перебитыми ручками к большому кургану, в который после войны сложили тела жителей деревни, найденных на пепелище и в ближайших лесах. Тела находили в землянках, лесных тропах, обгорелых шалашах — от гвардейцев, за километр чующих живого человека, скрыться проще было в толпе, чем на огромных лесных пространствах.
Древович выкопал у края кургана могилку, положил на тельце деревянную статуэтку. Выпил, сидя на дубовом пенёчке, пообещал посадить тут через пару дней маленькую берёзку, чтобы всё как у людей было. Хоть туда, чин по чину малец отправился.
Берёза там и по сей день не растёт. Запил древович, вернувшись домой, так и помер, ведь и семью свою схоронил на войне сам, по правилу. А что ещё? Что ещё человек сделать может, кроме как хоронить по чину и помнить?
 Всё умирает. Любовь чувства, уходит память. Только берёзы, деревья хранящие землю, передают друг другу силу и память о всех живших.  Такова вера древовичей.

- А теперь слушайте.
- В прошлом году, когда эти, эти вот. Пришли к нам в Пограничье. Палили, жгли.  Убивали в домах, на порогах, на трактах жгли толпы, когда наши уже подняли тревогу. Брали в плен. Брали много, брали для издевательств. Брали, а потом убивали.
Я не ободряю вас. За нами никто не придёт. Не вернётся. Не пожалеет.
За нами нет больше ничего. Ни стен, ни проклятий, ни благословений. Ваши деды и жены сейчас карабкаются по горным тропам к западному берегу, где бесхребетные царьки и вожди будут уничтожены собаками за несколько дней.
Но я прошу вас. Не приказываю, а прошу. Прошу потому что нам уже приказали, приказали деды и прадеды, весь Ваш род, все ваши предки, чей род хочет уничтожить Тиран. Стоять тут, бить этих нелюдей, чтобы не подохнуть предателями на побережье.
- *, он так говорит, зачем? - Петю от этих мрачных слов била дрожь, ужас от битвы при Андреевке не прошёл до сих пор, хотя он и не мог признать это из-за своей гордости. Голоса не пришли к нему после боя, но появлялись по ночам, тихо нашёптывая и шелестя невидимой материей. Бледное лицо и мешки под глазами живописно показывали, как хорошо жилось рядовому участнику авантюры принца.
Он решил говорить, говорить своим срывающимся, ломанным голосом, который поверг отряд охраны в безмолвие.
- Как мы можем знать, что там что-то есть?  Нет ничего и нас нет. А раз так, то зачем всё это? Зачем смерть? Жить больше, сильнее, веселись, нищета без вечной жизни, ибо завтра у тебя не будет уже ничего... - Петя много бы сказал, но почувствовал, что его рот за долю секунды залепила мастерски сделанная биозаплатка, приняв вид нормального лица. Петя, не имеющий возможности высказать своё негодование, повернулся и уставился в роскошный кафтан.
Придворный мастер изящно стоял на самом краю бетонной стенки. Только маленький кусочек ступни его правой ноги опирался на стену, завораживающее зрелище. Сильное для неискушённых людей.
- Верно, не можем, но есть такое слово, как долг. Мы часто стоим перед выбором. Мы можем выбрать одну из двух тропинок, по которой пойдёт наша судьба. Когда мы стоим на развилке, то руководствуемся именно этим. Вспоминаем дорогих и близких людей, любимых, и наш выбор — идти на ту тропинку, где у всех людей будет больше жизни, где они могут жить сильнее и ярче. Когда стоим на развилке.
Но сейчас развилки нет. Путь один. Только против Маркиза. Мы будем пробиваться к нему группами, заманивать в ловушки. Пытаться убить его генералов, отправить на тот свет как можно больше гвардейцев. И мы сделаем всё. Есть другие страны и другие народы, где могут укрыться и наши дети, женщины. И их жизнь зависит от нас. Ежесекундно помните — от каждого вашего движения, от малейшего усилия вложенного в  меч или лук, зависит будущее людей, будущее мира.
Сегодня мы не имеем права просто умереть. Когда нас будут протыкать стрелами и мечами, сжигать и замораживать, мы будем вставать, вставать, преодолевая любую боль и экономя силы. Вставать, чтобы сражаться ещё и ещё. И так до тех пор, пока в наших головах теплится мысль.
- Ты хочешь сказать что-то ещё? - придворный мастер обратился к Пете, который совершенно расквасился, но был зол как швабра — собери то что у тебя есть, гордость, храбрость, доброту, нам всё равно, собери в кулак и используй сегодня. Пусть они питают твоё сердце и мышцы, мастера сегодня особенно дороги для королевства.

В имперских городах длинные коридоры.
Высокий, среднего телосложения, с полуприкрытыми глазами мужчина в алом плаще, украшенном золотой вышивкой, в черном кожаном камзоле, не касаясь пола не торопясь летел по коридору, чуть наклонив вперёд корпус, ритмично двигая в стороны ногами.
Следом за ним, двумя рядами безмолвно следовали высокие и статные мужчины в одинаковых чернённых доспехах.
Мужчина смотрел вниз невидящими глазами. Их не слепил яркий свет. Он устал. Под его глазами серыми тенями легли мешки, нос казался высушено тонким, на шее немного виднелись красные полосы, оставленные шлемом.
- Камень будет моим, - внутри сказал он и сжал кулаки до сизых прожилок.
- Пора, Ваше высочество, - еле слышимо нарушил тишину охранник за правым плечом.
Маркиз повёл шею в сторону и наклонившись, стрелой помчался вперёд. Потом вверх. Труба. Ещё около ста метров и резко затормозив, он вошёл в узкое отверстие и моментально приземлился на ноги посреди огня, впрочем, моментально затихшего.

Большой дворец требует большого подъезда и хорошей дороги к нему. Дворец Мастеров, расположенный в огромной пещере в глубине Птичьего кряжа обычно наполнялся народом только пару раз в году. В остальное время там бродили в темноте   (дань памяти первым двум собраниям парламентариев во времена Войны Разума проходивших в полуосвещённых катакомбах на восточном побережье) только автоматические уборщики и серьёзные парламентарии, которые отрабатывали своё красноречие на  коллегах по уже давно решённым и всем известным вопросам, как говорили злые языки.
А вот с начала мая дворец оживал. По нескольким движущим конвейерам в массивное здание непрерывно шли прямо с заводов тонны еды и алкоголя. Неделю всё это складировалось в закромах, а затем раскладывалось горами в прямом смысле этого слова в больших залах вместе с пакетами психотропных стимуляторов, игровых автоматов, огромных динамиков и компьютеров. А как иначе? В империи было всего навалом, так что единственное, чем можно выделить праздник — положить кучи всего самого лучшего.

Над густой толпой, в позе лотоса настолько, насколько позволяли ей немолодые суставы, Аглая Николаевна слегка покачиваясь в такт музыки, смотрела на происходящее внизу — ритуальную коронацию, радостно ревя вместе со всеми приветствие Хранителю Мудрости.
Процессия начала удаляться, и народ стал спускаться с массивных трибун, собираясь в огромную толпу-процессию, которая пойдёт  вслед за Маркизом и верным ему войскам до Дворца Мастеров. Само шествие, кстати, также носило символическое значение.
Парад Страха, Великий Парад прошёл по этим залам почти шестьдесят лет назад. Шествие сотен тысяч воинов Совета Содействия Индустриализации на войну, на обезумевшего правителя-тирана Старой Империи.
К Аглае Николаевне подлетел и круто затормозил в полуметре от неё пожилой мужчина с улыбкой до ушей,  чуть не проехавшись ботинками по голове двухметрового амбала.
- Аглая Николаевна!
- Евсей Семёнович! С Принятием!
- С Принятием! Отвали!
Массивный башмак всё-таки саданул по башке амбала, решившего выразить своё негодование.
- Сегодня особый рамах праздников, Аглая Николаевна.
- Да уж, этот год был радостным и успешным.
- И мы находимся в самом центре торжеств, вы верно тоже получили приглашение во Дворец?
- Да, но я, наверно, не пойду.
- Боевые морщины? Мы должны ими гордиться. - Евсей Семёнович несколько минут нёс привычную для имперцев и совершенно непривычную нормальным людям (то бишь вам, читатели) ахинею про величие империи, гордость и обязанности рядовых граждан.
Его излияния были прерваны массивным гулом — грохнули вдалеке барабаны и трубы.
- Ого, я думал в этом году жертвоприносящих не будет, - слова Евсея начались недовольным тоном, а кончились почтительным.
Маркиз тоже так думал. Собственно вышагивая по большому тоннелю мимо сотен полков, в грохоте музыки он и не собирался отправлять никого на торжественную казнь — в этом году пленных было немеренное количество. Из них делали еду и одежду, а уж заполнить их кровью большие песочные часы, установленные на одной из башен Дворца и  вообще было проще простого.
Правитель был зол. И зол, несмотря на колоссальные успехи империи в уходящем году. Альянс двух независимых школ мастеров, города Зеленограда и Свободного королевства был разбит.  Но камень Маркиз так и не нашёл. Камень.
Ещё пол часа назад он сидел, совсем разбитый бесплодными поисками в своём кабинете и с ужасом слушал бред какого-то мастера-наёмника с другого континента, который уверял его, что над искусственной горой-саркофагом над Золотыми воротами, выходившими в Сибирской глуши, появился сильный источник электромагнитных волн,  который породил портал в другое измерение, где и находится камень. Полная бредятина. Но слушая этот бред, Маркиз впервые почувствовал себя отчаявшимся, понял, что и сам частенько несёт такую же чепуху.
 Вчерашняя прогулка по Неспокойным землям давала знать. Залатанная рука саднила, давление скачет, в неискусственных частях глаз потемнело.
- Аккумуляторы срочно менять...
Похожая на эпилептическую судорога прошла по правой половине тела. И его рука, изменившая хозяину, одним взмахом обрекла на гибель две тысячи человек.
Маркиз резко обернулся на всё также склонившегося в почтительной  позе полковника, в его помутневшее поле зрения, пульсирующее в такт  грохоту музыки, попало до боли знакомое лицо. Этим летом, этот молодой солдат спас ему жизнь.
Маркиз не удивлялся. Не жалел. Не раскаивался. Слишком много лет он прожил уже на земле, узнал настоящую цену жизни. Поэтому не изменившись в лице, крутанулся на каблуках и сделал первый, тяжёлый шаг. Первый шаг всегда самый тяжёлый.  Шаг выбора. Простить? Вернуть, нарушить традицию? Или оставить? Убить человека, который спас? Но как же традиции, установленные правила не имели в империи исключительных случаев. Прямо сейчас, обернуться и крикнуть — нет, они будут жить?  А не усомнятся ли они в его твёрдости и силе? А что скажут другие командиры? Правда, что они скажут? Признать, что он может ошибаться? Признать, что и у него бывают промахи? У него, у второго по могуществу человека, когда-либо существовавшего в Безграничье? Нет, нельзя. Нельзя отступать.