Игры звука на пересеченной местности

( О книге стихотворений Александра Петрушкина «ОТИДО: Черновики 2011-2013 гг., Кыштым- Челябинск, «Издательство Марины Волковой», 2013 )


Здесь будут осиные гнезда, просевшие звезды, замерзшие ангелы, испещренная ходьбой карта внутреннего Урала и прочее движение от себя к  себе, то есть, собственно поэзия - со смертью, любовью и жизнью вперемешку. Речь об Александре Петрушкине и его «ОТИДО: Черновики 2011-2013 гг. книга стихотворений», вышла в конце 2013 г. в «Изд-ве Марии Волковой», Челябинск.

метафизический свой сад
я описал бы так что циркуль
своё гнездо же разорял

Если с начала до конца не дочитаете, не отыскав там отзвуки «серебряного века» и синюю «синьку», и мужицкую нежность, зажатую в кулак с соплями, и забытые классические аллегории, и неудобоваримые рэпу размеры ХУIII- ХIХ веков, и фантасмагорию деревянно-кирпично-бетонных реальностей двадцать первого – то вам, скорее всего, не сюда. Сюда – тем, кому жадностью языка и его производными рвет альвеолы, воображение, иногда бытие. Кому смерть – «счастливая роженица», кому «откроют листья золотые рты», кому «вертикальна» холодная вода, кому баба с пузом – миллион миров, кому хочется просто живого, непричесанного иногда (черновики же), настоящего поэтического слова.

Колеблется ли свет,
подвешенный на трубах
печных в домах ночных,
шагающих в стадах
на водопои тьмы…

Читать петрушкинские «ОТИДО» можно с любой страницы, не роман со схемой-граффити. Удобно откладывать в сторонку, и есть места, где комфортно восклицательно материться карандашу. Таких набралось не два и не три –  в первую очередь,  многовариантные «Письма» - Кате Симоновой (аж 10) и Даниле Давыдову (целых пять), и поэмка без героя «Начало великого похода», и еще, и еще…Вот из Постскриптума к первым:

василь иваныч и чапаев
плывёт по каменной реке
стрекочет как кузнечик в юбке
рябой Максимка вдалеке

Не знаю, порадуется ли читатель замысловатым тропам и пост-символизму на разноуровневой речевой станине, но как же симпатична шершавым языком черновика, иной метафоричностью поэтическая речь Петрушкина.

Я выучил уральский разговор
татарских веток, бьющихся в окно,
скрипит пружина воздуха внутри
озона. Начинается озноб…

Поскольку выворачивание себя наружу  лирические герои Петрушкина
производят под сонм бабочек, кузнечиков, ос, пчёл и прочей саранчи, горы уральского снега и тонно-километры дождей и слякоти, а в прозрачную метафизику глаза-зрака поэта открыт полный доступ – давайте, испытаем, как это:

В срез неба заглянул – а там колодец,
свернувшись, спит высокою водой
…
Голову ангела в вёдрах несу –
словно соломенный ломоть отцу
…
на двадцать третье на углах убого
разложен снег как баба плечевая

Звуки у него в стихах нередко одухотворены, по крайней мере, зооморфичны
 
« и разбухает голосом чебачьим », а то

ходит по кругу воронки
пернатый как треск
и [беспросветен как горло]
светящийся лес

либо делают так:

входя в мой дом, припомни, что в меня
обернут ключ от голоса и смерти

Смерть у Петрушкина во всех ипостасях – женщина, свисток, сущность, «жующая свой хлеб беззубый», снеговик, соглядатай-двойник, собутыльник персонажа…Лёгкая, словно рифма, или не совсем. Как и жизнь – эта, впрочем, ощутимо тяжелее.

и наблюдает, как быки
теряют листья в эту осень,
и на веревочке тоски
с собою пастбища уносят.
…
Войным-война здесь, Катя, непогода
по воздуху вползает запах йода.
…
Пока я умолкал с недетской оспой
крапленой речью щебет начинала
мужицкая невыспанная свора,
сидящая грачиной у вокзала.

Если в кибировском «Шалтай-Болтае», в кузминских стансах, в наследии Георгия Иванова, в упорядоченных  цветом картинах Петрова-Водкина, в осторожной ломке льда сосноровщины Крикуновым, в божьем лепете Боратынского и гомерическом хохоте Блока… список легко продолжить упоминанием поэтик и имён, в том числе совсем уже малознакомых и современных -  нет нисколько нынешнего Петрушкина – значит, не  прочиталось. Но как же вкусно, самобытно получается вот такое:

Печален облик из окна
промокшего -  зима ли ждёт,
что выйдем мы из дома на
холодный воздух, обожжет

мою стареющую кожу
зима, в которой Пушкин спит –
печален вид и невозможен –
как ложка длинная лежит.

Или такое:

ключи скрипят внутри у скважин
как будто женщина полна
мужчин и Бога по порядку
выводит в озеро она

Теогония по Петрушкину – отдельное евангелие. ОН или рядом, или равен, или беспечен, но никогда не равнодушен –  даже «между бетонных плит, к земле прибитый на закланье», да хоть и «жидкий», хоть « высохший до сосен», или когда поэт смотрит в замочную скважину, в которую на него глядит Бог (сюжет одноименного стихотворения из книжки).

Перспектива в фокусе автора соприкасается местностями, плоскостями, плотью и духовным началом. Поэтому любовь и семейные ценности у него – те же божества, язычески и лирически превозносимые, в которых стержень такой привлекательной мощи, что им напитывается творчество. Эта энергетика автором передается тексту.
 
И вот, любимая, мы в разной
с тобой чуме…
…
Чудь белоглазая, мой ангел,
ключ деревянный поверни –
пастух под облаками ходит
зашитыми вовнутрь детьми.

Цельность, как и задумал Александр Петрушкин - представитель «озерной школы» уральской поэзии – присуща сборнику «ОТИДО» от начала до конца. Нет случайных или проходных текстов, даже если отдельные стихи пытаются выпасть из общей концепции книги стихотворений – не выйдет, не вырваться.
Любопытны вещи, подобные «Рисунку», где угадываешь «минусовкой»  наизусть из Бродского «плывет в тоске необъяснимой». Такие не часты, но и они оправданы. Поэт, не стесняясь авторитетов, играет с размерами, легко вырывается из классических канонов, и наоборот, органичен в архаичных ритмах, пусть даже лексика, метафоры и образы – сегодняшние. Перед глазами страница за страницей - новейшая история Урала, срез поколенческих судеб, быт и переживания современников –  талантливо поданные непростым, но выразительным языком. Грачевни, голубятни, леса, суровые картины древнего края. Города и веси с характеристиками в одно-два слова – « горбатый Уфалей», « всесветный Тагил», а то и в строфу:

Свердловск начинался сюртучный,
все суки махали вослед
лимонного цвета платками,
линяя в коньячный ответ.      

Почему «черновики»? Думается, всё закономерно: если поэт спокойно работает и в реликтовых размерах, и в дольнике, управляется с вольным и свободным стихом, легко улавливает ассонансы и диссонанс, не прочь экспериментировать с родным языком  -  тогда и неотшлифованные редактурой-корректурой тексты совсем не режут слух и не колют глаз. Вольности с грамматикой и лексикой только добавляют глубины восприятию текста. Адекватности прочтения написанному.
К тому же, графически автор разными скобками-кавычками предлагает многовариантное приближение к оригиналу. Не дает затормозить перед  новациями вроде «в начале от родясь», «тусторонний сад», «листьепад», «тыблоко» и прочей прелестью языковой. Ибо в размере или вне, в строке-строфе и в целом тексте – всё  н а  м е с т е. Редкий случай возможного прощения автора. Тем. Кто прочтёт. Все 156 страниц поэтических игр и раздумий в столбик.