В кадре!

Самое мое отчетливое воспоминание о работе на РБК ТВ такое - я просыпаюсь в пять утра. Или даже в пол пятого утра. Зима. Темно. Холодно. Пытаюсь что-то съесть, пью чай. Выхожу на улицу. Тишина. Мороз. Снег хрустит. Машина задубевшая, сижу грею двигатель минут пять. Потом в еду по садовому и пустой Профсоюзной улице на Калужскую. Доезжал обычно минут за двадцать.


Офис РБК ТВ располагался в здании бывшего НИИ. Здание было старым и везде стоял специфический запах, который бывает в больницах, школах, детских садах и таких вот советских НИИ. Чтобы дойти до студии, нужно было пройти через массу коридоров. Больше всего я запомнил один застекленный переход через крышу из одного здания в другое. В нем было всегда очень холодно. Если сказать кратко - то это был обычный совковый институт, причем действующий - там до сих пор кто-то работал. Тень совка чувствовалась во всем - и в обшарпанных стенах, и в отвратительном запахе столовой (который появлялся ближе к обеду), и в какой-то общей неустроенности и раз****яйстве. Было стойкое ощущение, что на здание давно уже махнули рукой. На здание, на всех кто там работал, на этих бабулек и дедулек, которые остались в прошлом веке… Это было очень гнетущее ощущение лично для меня. Все мое детство было наполнено остатками советской действительности, и вот, после пяти лет работы в чистом, теплом и прекрасном офисе западной компании, я иду по этим коридорам, с заплеванными коврами, поднимаюсь про лестнице, впитавший запах миллионов бычков, выкуренных здесь - с разводами и «запятыми» от сигарет на стенах…

По сути, только сама студия - то есть то, что показывают «в кадре», была современной. От всего остального, включая офис, веяло духом девяностых. У ведущих, за редкими исключениями, не было даже отдельного собственного компьютера - за каждой допотопной машиной работали несколько человек, посменно. Бумагу экономили, и поэтому печатали второй раз на обратной стороне уже напечатанной. Туалеты - о, по туалетам можно многое сказать - подтвердили мои худшие подозрения.

Противоположностью всему этому были люди. Люди были прекрасные, и работать с ними было одно удовольствие. Задумчиво интеллигентный Дима Волотовский, лучащийся оптимизмом Володя Василенко, юный и порывистый Костя Цыганков, ворчливый Андрей Карабьянц, харизматичный Тимофей Мартынов, непреклонная Вита Бровко, и конечно же мой шеф Данила Бабич, всегда позитивный и веселый.

Но, вернемся к типичному дню. Итак, где-то в шесть утра я приезжал в студию, и у меня был час, чтобы подготовиться ко всем семи выпускам, которые шли с интервалом в двадцать минут с семи до одиннадцати. Я запускал терминалы рейтерс и блумберг, смотрел что произошло ночью, как торгуются азиатские рынки и как вчера закрылись российские акции. Иногда я приезжал первым, так как вначале тратил много времени на подготовку, иногда в нашей комнате уже сидел режиссер.

Схема очень простая - режиссер и ведущий работают в паре - режиссер отвечает за все, что происходит с технической точки зрения. Он переключает камеры, дает крупный и дальний план, когда это нужно, регулирует звук и дает «синхроны», - видео-вставки с записанной речью какого-либо аналитика, к примеру.  Кроме этого, режиссер организует прямое включение - когда ведущий в режиме реального времени разговаривает с кем-то. Обычно у нас были прямые включения с Московской Биржи (тогда еще РТС) и из разных брокерских домов, из числа тех, кто проплатил подобную имиджевую рекламу .

В общем, режиссер полностью контролирует работу целой команды людей, которые одновременно следят за всеми параметрами, сидя за «пультом». Пульт располагает в соседней комнате рядом со студией, там висит множество экранов и расположено очень специфическое оборудование для сведение всего этого в одну нормальную картинку с нормальным звуком.

Для связи ведущего и режиссера используется маленькая штучка, которая засовывается в ухо. Для краткости, она так и называлась - «ухо». Например, - «Где ухо? - Возьми вон там на столе». Внешне "ухо" совершенно незаметно, но ты можешь слышать все, что говорит тебе режиссер. Например, что прямое включение готово, и можно к нему переходить. Или что у тебя осталось тридцать секунд до конца выпуска. Или что у тебя волосы торчат, или на столе в кадре лежит кем-то забытый телефон, который надо срочно убрать.

Связь была односторонней - я не мог ответить режиссеру в прямом эфире. Но я мог определенными словами дать понять, что от него жду. Обычно взаимодействие заключалось в том, чтобы вовремя поставить синхрон. То есть режиссеру нужно было понять по моим словам, когда его ставить. Какой именно синхрон, - я писал на листочке зарнее, и когда наступало адекватное время, нужно было сделать «подводку». Например, говоришь что-то нибудь по поводу нефти, а потом в один прекрасный момент вставляешь «а вот что по этому поводу думает аналитик Голдман Сакс». Ну и режиссер понимает, что нужно дать синхрон и ставит видео. Подводки нужно было делать разнообразными и небанальными, - это была вообще тема для импровизации.

Вот эти вот «подводки» и умение переключаться на активную камеру - это два самых основных прикладных умения ведущего прямого эфира. На каждой камере есть красная лампочка, которая загорается, когда камера активна. Соответственно, когда лампочка на одной камере гаснет, а на другой загорается, нужно быстро перевести взгляд на активную камеру и продолжить, как ни в чем не бывало. С опытом это получается абсолютно автоматически, но вначале иногда забываешь. Режиссеру это дико не нравится и тогда тебе в «ухо» кричат номер камеры.

Кстати, про «ухо». Эти адские устройства имели странную привычку «взрываться», то есть в какой-то момент, абсолютно внезапно, в ухе начинался непрерывный громкий скрежет и после этого оно становилось непригодным до конца эфриа. Говорили, что это из-за того, что там садится батарейка. Как-то раз у меня ухо «взорвалось», доставив мне немало панических моментов - прямо во время прямого эфира! Стою, что то говорю - и внезапно - невыносимо громкий шум в ухе и полное отсутствие связи с режиссером! Катастрофа и паника!

Пришлось самому смотреть на часы и пытаться понять, сколько времени осталось до конца, чтобы выстроить речь таким образом, чтобы уложить мысль и не прерваться на половине фразы. Кстати, опытным ведущим не нужны подсказки по времени - они сами успевают смотреть на часы и все отслеживать. Ну а я, с тех пор, всегда клал запасное «ухо» в карман перед эфиром.

Кстати, тайминг - это еще одно критическое умение ведущего! Бывали моменты, когда приходилось быстро быстро договаривать последние слова уже под музыку, которой завершался каждый выпуск. Иногда мысль рвалась и ты не успевал дать ту информацию, которую хотел, и от этого лично у меня оставался какой-то неприятный осадок. Хотя, скорее всего, кроме меня, этого никто не замечал.

Режиссеры, как и ведущие, были все время разные. С кем-то было работать более приятно, с кем-то менее, но в целом, к ведущим относились очень позитивно и доброжелательно. Атмосфера была довольно расслаблена, и так как я никогда не видел начальства выше Данилы Бабича, то создавалось полное впечатление, что мы, наш отдел «аналитических программ» - работаем совершенно автономно, сами по себе. Все другие программы и департаменты находились или на другом этаже, или вообще в другом здании, поэтому мой маршрут передвижения был между комнатой «Рынков», гримерной и студией прямого эфира, которая была этажом ниже.

Гримерная - о, это было очень особенное место. Здесь можно было встретить других ведущих! Несколько раз я встречал Игоря Виттеля, однажды он даже удостоил меня какой-то реплики. Виттель оказался неожиданно мал ростом - примерно мне по грудь, хотя я и сам не великан. Но в эфире этого не видно. Да и не в росте дело, он был талантлив. Все, кого я спрашивал про РБК ТВ, говорили всегда что-то вроде: «А, помню, там у вас такой лысый, который всех подкалывает еще». Лысых на РБК было двое, Игорь Виттель и мой шеф Данила Бабич. Но подкалывал всех именно Игорь Виттель, этим, похоже, и запоминался.

Что крайне немаловажно, в гримерной были красивые девушки! Садишься в кресло, и над тобой начинают колдовать. Прическа, лицо - убирают круги под глазами, прыщи и прочее. Выходишь оттуда лучше, чем ты есть. Лично я всегда кайфовал, когда меня гриммировали, потому что жутко люблю, когда с мной что-то делают, и не важно что: стригут волосы или ногти, массаж делают или еще что-то. Это своего рода особый кайф!

Как мне говорили, убрать можно практически все. Только если фингал тебе поставили, тогда наверное будет сложновато. Тогда уже надо договариваться, если у тебя есть «сменщик», чтобы он тебя подменил.

В гримерке стоял диванчик, где гости ждали своей очереди перед эфиром. Гостей, кстати, практически не гримировали - только своих ведущих. В гримерке всегда стоял особенный запах, почти как в парикмахерской, пахло смесью парфюма, кремов и всяких лаков для укладки. Девушки-гримерши были простыми и веселыми, с ними можно было поболтать, пошутить, пообщаться. У них стоял телевизор и они смотрели все эфиры, могли сказать - «ну ты вчера классно выглядел» или что-то прокомментировать. Помню, что одна, с темными длинными волосами, мне нравилась. Если предположить, что у меня был бы служебный роман, то скорее всего - именно с ней. Забыл, как звали ее, но она была хороша!

На самом нижнем этаже была костюмерная - там была одежда персонально для каждого. Для мужчин там хранились специально купленные костюмы, для женщин - блузки и прочий «верх». Несмотря на общую бедность РБК, костюмы были хорошие и дорогие, известных итальянских марок. Костюмеров было несколько, они менялись. Помню, одна дама-костюмер была очень удивлена, что я москвич. Сказала, что среди ведущих очень редко кто родился в Москве. Было приятно, хотя это и не моя заслуга.

Прямой эфир! Первый месяц - это был прямой вброс адреналина прямо в кровь! Примерно как прыжок с парашютом. Все так же:  очень много волнения, подготовки - потом прыгаешь и летишь. И самый невероятный кайф, когда понимаешь, что самое опасное позади. Вот это искреннее, ничем не замутненное счастье! Ради такого люди и прыгают с парашютом. Ну, - или ведут прямые эфиры. Начиналось все с магической фразы, которую говорил режиссер тебе в «ухо» в момент, когда тебя выпускали в эфир. Это были два слова: «В кадре!».

«В кадре!» - и адреналин прямо в кровь. «В кадре!» - и ты на ста процентах. «В кадре!» - и все остальное перестает существовать. С этих слов начиналась магия!

Вести «Рынки» - это особое искусство. Никаких суфлеров, никаких заранее подготовленных текстов. Все, что ты скажешь, и то, как ты это скажешь - планируешь только ты сам. Мы все выходили в эфир с листочками бумаги. Это могли быть распечатки каких-то статей из блумберга, в основном на английском, мог быть план выпуска. И обязательно названия синхронов, чтобы не забыть и не перепутать.
Количество бумажек у всех было разным. Кто-то выходил с одним листиком, сложенным пополам - и это было самым удобным решение, а у кого была целая стопка. Проблема была в том, что если у тебя много бумаг, то сложно найти нужную. Ну а стоять молча и копаться в кипе бумаг, естествественно, никому не хотелось. Не дай бог еще что-то упадет!

Выпуски были двух видов. «Стоячие» и «сидячие», как я их называл.

В первых ведущий работал около «стены». Это сооружение из нескольких плазменных экранов, составленных вместе, на котором транслировались котировки. Ведущий должен быть красиво и элегантно ходить и комментировать цифры в каждом квадратике, ну а камера плавно перемещалась за ним.  Специально обученный человек из «пультовой» менял эти экраны в заранее заданном и согласованном заранее перед эфиром порядке. Бывало, что кто-то там «засыпал», и ты подводил смену экрана, а он все никак не менялся. Или показывали совершенно другой экран. Это был косяк режиссера, и нужно было аккуратно выйти из этой ситуации, переиграть план выпуска и начать говорить что-то другое, импровизировать.

В стоячем варианте самое главное было ходить плавно, не бегать, двигаться предсказуемо, чтобы оператор успевал вести тебя в кадре. Иногда я про это забывал, убегал из кадра и - получал заслуженный нагоняй от режиссера.

«Сидячий» вариант выпусков был, на мой взгляд, намного проще. В нем ведущий сидит за столом, перед ним лежат бумаги и никуда ходить не нужно. Работаю только две камеры - крупный план и общий план, который дают в начале и в самом конце.


Первый мой эфир был не в одиночку, а с Тимофеем Мартыновым, тем самым человеком, благодаря которому я и попал на РБК-ТВ. Было это примерно так: Тимофей, опытный ведущий со стажем, привычно оттарабанил новости, потом повернулся ко мне, представил и задал вопрос, что-то из серии - «Как вы считаете, Георгий, как сегодняшнее снижение цены на калий скажется на динамике акций компании Уралкалий?».

Ну и тут я, конечно же, заранее подготовившийся, мельком взглянул на листочек - и с таким видом, как будто я последние пару недель думал исключительно только о калии, выдал свое экспертное мнение. Внутри меня была буря, я буквально трясся! Но… все прошло гладко!

Но так было не всегда, конечно же. Если детально описывать косяки, которые я допускал в прямом эфире, то можно было бы выпустить многотомник. Я путал слова, делал ошибки в ударениях, убегал из кадра, смотрел не в ту камеру, не успевал закончить выпуск, и порой просто нес абсолютную чушь! Хорошо, что зрители этого всего практически не замечали, ну а мои коллеги и сами были не без греха и поэтому относились к моим ошибкам вполне лояльно. Данила Бабич так и вообще был полным душкой, если у него и было какое-то мнение по моей работе, то он его никогда не показывал и всегда излучал улыбки, сыпал шутками и был самим позитивом.

Вот, помню один вопиющий косяк! Однажды я перепутал имя господина Дворковича, мнение которого цитировал, и назвал его вместо Аркадия - Алексеем. Возможно я думал о Алексее Кудрине в этот момент, точно уже не припомню. Но этот кошмарный косяк уничтожил мою самооценку на какое-то время, и я даже думал, что кто-то это заметит и меня уволят. Но ничего из этого не произошло. Может быть никто из недосягаемого начальства не смотрел этот выпуск, может быть - всем было наплевать, но ведущих из-за таких вещей уж точно не увольняли.

График работы был таков - одну неделю два дня, другую неделю три дня. И так по очереди. Утренние выпуски начинались в семь ноль пять, заканчивались в одиннадцать утра. Изначально мне казалось, что это совсем ни о чем, халява - ведь что такое четыре часа два или три раза в неделю? Фигня, -думал я, - практически и не работаешь. Но реальность, как оно часто бывает, оказалось совсем не такой.

Ранний подъем - я вставал в пять утра, плюс психологическое напряжение эфиров давали о себе знать. По ощущениям вначале было тяжелее, чем когда я работал полный день в офисе. Да и какое сравнение может быть? В офисе ты комфортно занимаешься теми делами, которые сам наметил, приехав к десяти или даже к одиннадцати. А тут тебе нужно встать в пять утра, и быть в полной форме, в тонусе, все четыре часа - ведь выпуски идут один за другим.

Когда я заранее думал об этом, у меня возникали самые фантастические мысли - а что, например, если я где-то не там позавтракаю, и у меня скрутит живот во время прямого эфира? Ведь никуда не убежишь! И вот эта вот ограниченность вариантов - ведь в случае ошибки ее увидят миллионы человек по всей стране - конечно, сказывалась на общем психологическом состоянии. Но в реальности, конечно, ничего такого не происходило. Я всегда успевал на эфир, никаких форс-мажоров с организмом не случалось.

И хотя временами у меня были забавные мысли, к примеру, - «как быстро меня уволят, если я скажу «***» в прямом эфире», - и, главное, войду ли я после этого бездарного поступка в историю отечественного телевидения, - но в реальности, конечно же, я как паинька делал выпуск за выпуском, снова и снова рассказывая бизнесменам и домохозяйкам, желающим приобщиться к экономической мудрости, как там чувствует себя рынок золота, и куда пойдет сегодня американский индекс S&P500...

Как-то я повстречал своего бывшего коллегу, который продолжал делать карьеру в айти-бизнесе. На его вопрос о том, чем сейчас занимаюсь, рассказал, что теперь работаю на РБК-ТВ ведущим. Парень буквально поперхнулся чаем, когда я ему это сказал. Честно говоря, и мне самому было трудно поверить, что я веду прямые эфиры. Что называется, жизнь дала крутой поворот! Неожиданно я оказался приобщенным к особенному, закрытому миру, куда довольно сложно проникнуть.
Что скрывать, все вокруг считали, что работать на ТВ - это круто!

Даже мои отец, вечный скептик и пессимист, признавал, что я в очередной раз его удивил. «Теперь ты - публичная фигура», - говорил он. И добавлял: « - Это совсем другой уровень». В структуре телевизонной все крутится вокруг ведущих, и мне было приятно чувствовать себя в своем роде избранным. Это сладкое чувство, надо признать. На входе в офис РБК висел телевизор, и мне было приятно увидеть там себя: например, когда выпуск шел в повторе. Да что там говорить - черт побери! - я просто не мог в это поверить - я, обычный парень, в телевизоре, в костюме, в серьезным видом вещаю что-то умное на всю страну!

Да я в школе на тройки учился! В институте я даже из диплома написал сам всего несколько страниц! Как вообще это могло произойти? Почему я?! Это было реально чудом. И этого никогда бы не было, если бы я не решил оставить многолетнюю карьеру в айти.

А ведь началось все с того, что я просто решил записать несколько роликов по трейдингу и выложить их на youtube! Именно эта мысль - что неплохо бы попробовать стать чуточку публичней, чуть заметнее - и привела меня «в кадр», как бы это было не удивительно и неожиданно. Я конечно, не стал знаменитостью, и на улице меня не узнавали. Люди, занятые в финансах, обычно говорили - я вас где-то видел. И я конечно догадывался, где. Конечно же «в кадре», ребята, где же еще!

Я не считал себя хорошим ведущим. Я смотрел свои эфиры и видел только косяки, - здесь запнулся, здесь не то сказал. Думаю, в целом, у меня должно было получаться сносно, особенно после того, как спустя несколько месяцев я расслабился и практически перестал нервничать. 
Так прошло полгода.  Случились перемены, и самым главным было то, что эфиры перестали быть адреналином. Теперь это была просто работа, и неожиданно выяснилось, что работа эта однообразная и даже скучная. Представьте, каждый день примерно одно и то же - ты просто пересказываешь текущие экономические новости, которые тебя не очень то и заботят. Вы удивитесь, но я вам скажу, что я обнаружил: каждое утро в мире происходит примерно одно и то же!  Очередной банк отчитался. Азия открылась в минусе, потому что центробанк японии что-то там заявил. Безработица в еврозоне снизилась. Запасы нефти на прежнем уровне. Ничего нового!

Душа моя жаждала творчества, какой-то авторской программы, но я четко понимал, что подобное мне не светит в ближайшие годы. Есть куда более достойные и опытные товарищи, а то, что я знал о кадровой политике на РБК-ТВ, не вызывало надежды сделать быструю карьеру. Время шло, я ходил по коридорам НИИ, пропахшим плесенью и бычками, операторы засыпали прямо под камерами перед утренними эфирам, новости не менялись, а я все еще не мог справиться с рваным графиком, когда несколько дней в неделю приходилось вставать в пять утра.

Дни стали напоминать дежавю. Работа ведущего индивидуальна, и я с ностальгией вспоминал времена работы в большой западной компании, где все были одной командой, практически каждый день собирались и что-то обсуждали, ставили четкие цели и отслеживали выполнение. На РБК было непривычно, я не замечал никакой обратной связи, как не было и целей. По сути, ты был предоставлен только самому себе, - у меня было именно такое чувство. Мне не хватало команды, динамики и общих задач.
 
Еще одной проблемой было то, что опытным путем я выяснил - торговать на бирже с полной отдачей, и одновременно вести прямые эфиры у меня выходит очень плохо. А ведь таков был изначальный план - совмещать.

Когда магия работы на телевидении стала спадать, я стал задавать себе вопросы,  - зачем я это делаю? Уж точно не из-за денег, так как платили на РБК-ТВ весьма скромно.  Через какое-то время из общения с коллегами и собственных наблюдений, я обнаружил, что на телевидении практически никто не зарабатывает много. В основном, раскрученные люди используют свою известность, чтобы монетизировать ее где-то вне телевизора, например, проводя корпоративы и мероприятия, делая тренинги и мастер-классы, ну или сотрудничая с каким-либо коммерческими компаниями. Но я не был звездой. И даже если бы был - то с трудом представлял себя в роли ведущего мероприятия.
По-правде говоря, я всегда был интровертом! Отдавая себе в этом отчет,  меня все чаще начинали посещать мысли, что что-то надо менять...

Однажды, еще в самом начале моей «телевизионной карьеры», один мой коллега сказал, что с РБК-ТВ, раз ты уже попал сюда ведущим, уже точно не уволят. Если уйдешь, то только сам. Так и получилось. Я проработал на телевидении всего полгода, прежде чем ушел в другую, «обычную»  компанию, с красивым офисом в центре и зарплатой, которая была больше похожа на зарплату.

Но РБК оставило свой след… До сих пор мне иногда говорят - «где то я вас видел», и до сих пор я иногда вспоминаю серые стены старого советского НИИ на калужской, где между этажами, на лестницах курит особенный, телевизионный народ: операторы, гримеры, режиссеры.
В в этом воспоминании я в костюме, с листочками и расширенными от волнения зрачками пробегаю мимо них, на этаж вниз, чтобы войти в студию, сесть за стойку, в спешке приладить «ухо», нащупать глазами камеры, собраться, как перед прыжком в воду с высоты, и услышать магические слова, заставляющие сердце бешено стучать, и открывающие новый, доселе неизведанный и прекрасный мир…

Три… Два… Один… В кадре!