Я помню запах детства Часть вторая Страшный сон

В высшей степени забавно устроен этот мир. Хитра задумка Творца всего живого на земле. Рада каждая тварь бытию своему, такому, какое оно есть. Вот только непонятно, почему динозавры сгинули, не понравилось им что-то, или согрешили усердно. Ну да ладно, кто доволен, тот остался.
Прекрасная работа, ничего не скажешь, особенно в оконцовке, когда, поспешая отдохнуть от трудов праведных, из остатка материала Он создал человека. Вообще-то поговаривают, что когда Бог создавал людей, он в это время болел. Может быть, так оно и было. Кто знает?
Наделил Создатель свою живность разными способностями, особенностями, навыками, инстинктами, рефлексами и, наконец, чувствами. Вот с последним особенно здорово получилось. Причем, чтобы жизнь медом не казалась, ввинтил он оба чувства, и положительное и отрицательное.
Ну а потом, оглядев результаты этого творения, стало ему жалко тварей своих, перегруженных свойствами, и решил он давать им отдохнуть, то бишь, поспать. И создал он ночь, закрутив планету, чтобы солнце в глаза не било. И стали все по ночам спать.
К чему несу я, с умной рожей, всю эту белиберду, как будто при этом присутствовал? А-а! Легла как-то Гульнара в очередной раз спать. Как какая Гульнара? Ну та, которую все знают и любят по своему. От такой кипучей и насыщенной жизни, притомилась, легла спать и уснула.
В семь утра в аэропорту ожидал ее самолет в Москву. Точнее ожидала передняя часть самолета, для второй половины летательного аппарата рейс, как всегда, был задержан по погодным условиям.
Самолету предстояло доставить Гульнару, и ее неподдающуюся счету свиту с багажом, на открытие дней узбекской культуры в Москве. Узбекская культура уехала в Москву на поезде двумя неделями раньше, прихватив с собой казан, хлопковое масло, желтую морковь и рис для приготовления плова, а также побольше пасты ГОИ, чтоб карнаи блестели.
Гульнара должна была торжественно перерезать красную ленту для открытия экспозиции узбекских мастеров глиняного зодчества, резьбы по дереву, разукрашивания тыквы, всякой пестрой вышивки и прочей ерунды с элементами изношенности. Для этого, смотровой зал, максимально отделан под кишлачные мотивы. Люстра из колеса ишачьей арбы была так же кстати, как клубника на кончике мороженого.
Из опыта прошлых лет, было прихвачено два мешка браслетов и головных повязок, сплетенных из разноцветных ниток, на которые так падки свободные художники и староверы-вегетарианцы. А эта страсть к деревянным бусам, которых обожают женщины с искаженным мироощущением, не нуждается в комментариях. 
Гвоздем программы, помимо бесплатного плова, должно стать дефиле с дизайнерскими симфониями самой Гульнары, в виде женских атласных брюк и мужского галстука из остатков того же атласа.   
Ну так вот, Гульнаре надо было встать и полететь в Москву.
Проснулась она в половине одиннадцатого, но с каким-то непонятным чувством. Что-то было не так. Может заболела? Высунув голову из-под одеяла, начала оглядываться. Вроде все свое - кровать, комната, дом. Лениво пройдя надлежащие гигиенические процедуры, не найдя ничего интересного на обеденном столе, надев заготовленную одежду, Гульнара очутилась на крыльце. Во дворе стояла колонна заведенных черных машин. Свита уже понявшая, что у «шефа» нет настроения, обреченно безмолвствовала, отводя взгляд в сторону. От возникшей паузы, сложилось такое ощущение, что сейчас вынесут покойника. Непонятная мизансцена, наконец, разрешилась. Грациозными и отточенными в многолетней практике движениями Рустам открыл дверь «гламуровоза», усадил свою музу и, тройным прыжком обогнув машину, шмыгнул к ней.
Молниеносно рассевшаяся по машинам свита, уже многозначительно, но молча, переглядывалась друг на друга. Машины, как стадо африканских слонов, с воинственным стоном выехали со двора особняка в направление правительственного аэропорта.
Помедитировав немного, Гульнара заговорила:

- Руся, у меня какое-то не хорошее предчувствие. Непонятный гул в ушах.

- Может нам отменить поездку – заботливо предложил ей суженый-ряженый.

- Что там с нашим проектом? Что говорят партнеры? Деньги на счет пришли?

- Там возникли некоторые проблемы, можно я в самолете расскажу.

- Вот видишь…

В это время грозная колонна уперлась в шлагбаум стоянки для дипломатических машин, куда Гульнара всегда заезжала на полном ходу.
Но в этот раз шлагбаум и не думал подыматься. Рядовой милиционер нехотя вышел из будки и начал руками показывать в сторону платной стоянки. Такого беспредельного хамства Гульнара не видела никогда. Подбежавший с хвоста кортежа охранник собирался накричать на милиционера, но в упреждение услышал:

-  Частний мошина нилза!  Давай туда, на общий! Давай! 

Охранника попеременно кидало в жар, дрожь, в пот. Сухость во рту была невыносима. Держа в руках четыре сотовых аппарата, он не мог сообразить, с какого кому позвонить. Подоспевшие следом охранники также пытались пообщаться с апостолом законности, но он был непоколебим. Он стоял на своем, начальство ему ничего не говорило.
Спустив дверное стекло, Гульнара дала мудрый совет растерявшейся охране:

- Выкиньте отсюда этого урода, на хрен, запишите фамилию и увольте, вместе с его начальником! Поднимай шлагбаум! Чо смотришь, как баран на покрашенные ворота?!

Охрана прижала милиционера к будке, подняла рукой шлагбаум, пропустила колонну и побежала за ней. Заходящую в ВИП-зал толпу во главе с Гульнарой встретил бледный до неузнаваемости ответственный за аэропорт охранник.

- Гульнара Исламовна, я извиняюсь, но наш самолет улетел в Москву по расписанию, в семь утра. Я не виноват. Я сам пришел недавно. Я их предупреждал, чтобы пока вы не приедете, людей в салон не пускали. Но они проигнорировали и отправили самолет по расписанию. Мне ничего не объясняют. Они меня игнорируют. Даже не позвонили мне. Вот этот, вот старший смены, падла… - лепетал он, с трясущимися глазами.

Свита с охраной, чтобы не попасть под горячую руку, ныкаясь по углам ВИП зала, исчезла как шары в лузе.  У Гульнары потемнело в глазах и еще больше зашумело в ушах. Напротив нее стояла сотрудница агентства и, словно робот, оглашала права и обязанности пассажира, настаивая, что единственный выход из данной ситуации - это перерегистрация билета на следующий рейс.

Что происходит? – начала размышлять про себя Гульнара – Кто это делает? Что мне делать сейчас? Поднять шум? Кричать на всех? Устроить разборки? Надо позвонить. Кому? С кого начать?

Мысли сбил Рустам, доложив, что он связался с руководством авиакомпании, но они сказали, что ничем помочь не могут и порекомендовали обратиться в аэрокассу.

- Поехали домой, там разберемся – скомандовала Гульнара.

Процессия произвела обратный маневр и выехала со стоянки в город, проехав мимо изумленного милиционера, которого забыли уволить. Думая по дороге о происходящем, Гульнара вспомнила о проблемах, про которые говорил Рустам.

- Слушай. Что ты хотел сказать по поводу партнеров?

- Там такая непонятка. Партнеры говорят, что войдут на наш рынок и без нашей помощи, на правительственном уровне. Они говорят: «Передача откатов, тем более в офшорные счета, не предусмотрена политикой нашей компании». Просто, нонсенс какой-то!

- Они что обурели? Хрен, они смогут сюда зайти, минуя нас. Я им все клапана перекрою. Завод они собрались здесь строить. Пошли на фиг. Твари. Еще что?

Не успел Рустам огласить следующую проблему, как у Гульнары зазвонил телефон. Первое, что пришло в голову, наверное, звонят с авиакомпании, чтобы извиниться за допущенную роковую ошибку и попросят вернуться в аэропорт, где ее ждет отдельно выделенный самолет.
Приложив аппарат к уху, Гульнара услышала писклявый девичий голос с отвратительным акцентом:

- Алло, это Каримова Гульнара? Это Гугуша, да?

- Ты кто? – с изумлением спросила Гульнара – кто тебе дал мой номер?

- Это вас с «Узбекнаво» беспокоят. Я ваш номер у продюсера взяла. Гугущя Исламовна, у вас оказывается лицензия не оформлена…

- Ты что несешь, дура!...

- Вы должны нам представить диплом консерватории, копию трудовой книжки о том, что вы не менее двух лет работали учителем пения в школе, а также справку аттестационной комиссии, что вы умеете играть хотя бы на одном национальном музыкальном инструменте. Ну рубаб или дутар… 
 
- Я сейчас приеду к вам и засуну рубаб тебе в одно место! Вы что себе позволяете, твари? Ты вообще понимаешь кому звонишь? Соплячка! Кто твой начальник? Мрази…

- У вас диплом по вокалу есть?

- Пошла на … - с этой протестной речью, Гульнара бросила телефон к ногам водителя.

С удивленным багровым лицом она посмотрела на Рустама, который был уверен, что сейчас получит в нюню, за слабый контроль объектов культуры. Задыхаясь, Гульнара потребовала включить радио:

- Ну-ка включи мой канал, может, эти козлы, перестали мои песни прокручивать. Рустам, что вообще происходит? Кто-нибудь может мне объяснить?!

Рустам понимал только одно, если в ближайшие несколько минут не прозвучит хоть какая-нибудь песня из «золотого фонда», живым из машины он уже не выйдет. Тишину салона нарушил шум радио. Шел концерт по заявке радиослушателей. Очередной позвонивший, одержимый современной узбекской эстрадой, судя по окружающему фону, имел отношение к животноводству. С детской радостью, оттого что дозвонился, он сказал следующее:

  - Салом алейкум! Бу радиоми? Эта говорит Шервоз из Кашкадарьё. Поставьте мне песню певицы Лолы Юлдашевой под названием «Сен кетарсан» (Ты уйдешь). Рахмат!

Диктор одобрила вкус радиослушателя и охотно согласилась поставить песню.
У Гульнары запульсировала артерия на шее. Пока звучала заказанная песня, ее авто уже три раза проехало мимо рекламных щитов, которые кричали об открытии нового ресторана «Ля-Новот» и сети магазинов компакт дисков «Эйфория». Гугуша извергла истошный крик кристально чистого меццо-сопрано:

- Стойте! Останови машину! Кто это? Чьи это заведения? Где наша реклама «Ля-Шакар» и «Нирвана»?!  Что происходит? Кто издевается надо мной?!

Гульнара, как ужаленная, выскочила из машины, уселась на край бетонного бордюра и начала анализировать происходящее:

-  Что происходит? Этого же не должно быть! Это невозможно и недопустимо! Может это сон? Действительно! Так это же все сон! Мне все это снится. Но тогда почему я не просыпаюсь. Я должна проснуться и весь этот кошмар исчезнет. Точно!! Я должна проснуться и все. Надо просто открыть глаза и все станет на свои места. Странно, почему не происходит пробуждение. Мое тело, наверное, уже покрылось потом, я стону во сне, надо мной стоят гувернантки и пытаются меня разбудить.

Гульнара обхватила голову обеими руками:
 
- Господи, неужели это ты? Неужели это твои проделки? Для чего все это? Неужели я перед тобой виновата? Ты хочешь сказать что я грешна? Ты хочешь отделить мою душу от тела? Эй, ты, что вообще себе позволяешь. Ты кто такой? Что хочу то и творю. Ты в этом хочешь меня упрекнуть? Все грешные! Что только я одна во всем виновата? Все виноваты! У всех рыло в пуху! Почему ты их не трогаешь? Что ты ко мне прицепился? Знаю, запуталась я в своей жизни. Что, только я одна такая?  Сколько хорошего я для людей сделала.

Тут Гульнара вскинула глаза к Небу и уже хотела было взмолиться о пощаде, покаяться во всех своих прегрешениях и может быть даже сообщить точную цифру своего состояния.
Небо молчало, лишь пролетавший мимо сизый голубь снайперски окропил ее чело тепленьким пометом из красного тутовника. Гульнара вздрогнула, размазала послание по лицу и сказала:

- Я поняла тебя, Господи…

И тут Гульнара проснулась. Оглядев  спросонок свою пыльную захламленную трешку, пенсионерка облегченно вздохнула: все вернулось на свои обычные места - из соседней комнаты, как всегда, доносился храп великовозрастного карапузика, дочурка спозаранку уже убежала на дежурство.    
- Тьфу ты! Проклятый! Это, действительно, был сон, старый страшный сон, пришедший из молодости. На старости лет, он опять напомнил о былом. Кошмарные воспоминания. Неужели это моя кара, вновь и вновь переживать муки воспоминаний всей своей жизни.   

Встав с постели, почесывая задницу поверх несвежей ночнушки, увядающая былая «икона стиля» и «эталон красоты», шаркая и покряхтывая вышла на кухню накапать «Корвалолчику».


Фарит Давлетшин