Властелин поневоле-6

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Мой второй день в качестве верховного вождя начался с тех же размышлений, какими заканчивался первый. Для меня по-прежнему оставались непонятными цель и смысл моего возведения на трон, хотя отдельные моменты минувшего дня давали определенную пищу для размышлений – и размышлений не самых приятных.

Во-первых, думал я, как минимум два представителя местной элиты – верховный жрец и начальник воинов – в полной мере меня повелителем не воспринимают. Это совершенно очевидно. Хотя внешне они демонстрируют по отношению ко мне полный набор приемов тамошнего политеса, я, как говорится, кожей чувствую, что настоящим повелителем для них продолжает оставаться кто-то совсем другой. Но ведь без их готовности видеть меня на троне я бы там ни за что не оказался – это тоже не менее очевидно. Так что же это за игра, в которую меня вовлекли помимо моей воли, по каким правилам она развивается и что будет считаться ее финалом?

Во-вторых, мне до сих пор не давал покоя нечаянный вопрос Славны: «Никогда – или только пока властвуешь ты?» Если сопоставить это со словами Сурова, употребленными по отношению к бывшему вождю в настоящем времени, получается, что я у этих островитян – калиф на час. Но для чего?

Так и не придя ни к какому определенному заключению, я решил после завтрака побродить по окрестностям Большого дома в надежде раздобыть какую-нибудь дополнительную информацию, которая, возможно, прояснит мое положение.

Я неторопливо шел, наблюдая, как вокруг меня течет повседневная хозяйственная жизнь, обеспечивавшая потребности обитателя Большого дома и тех, кто его обслуживал. У Хитра, разумеется, тут же нашлись дела, заставившие его пуститься вслед за мной тем же самым маршрутом. Правда, он то и дело останавливался, чтобы переброситься с работавшими не-сколькими короткими фразами, но тем не менее умудрялся при этом ни на секунду не упускать меня из виду.

Я миновал нескольких гончаров, с философской отрешенностью в глазах превращавших комья сырой глины в горшки и миски. По соседству с ними сбилась в кружок кучка женщин, которые, опустившись на колени и усевшись на собственные пятки, с помощью зернотерок сосредоточенно превращали зерна местных злаков в муку. Чуть дальше расположились очаги, около которых уже хорошо знакомые мне стряпухи хлопотали над обедом, разделывая тушки каких-то зверьков и птиц и очищая коренья.

Я поймал брошенный мельком благодарный взгляд Славны и подумал, что если мне вдруг понадобится какая-то помощь, то Славна, пожалуй, будет готова сделать для меня все, что в ее силах. Мне очень хотелось, чтобы такая же уверенность была у меня и в отношении Ясны, но Ясна пока что оставалась для меня вещью в себе.

Как жалел я сейчас, что за все время жизни на острове ни разу не удосужился поинтересоваться местными погребальными традициями! Разумеется, до вчерашнего дня знание всяких похоронных дел мне было ни к чему. Это космоархеологи и космоэтнографы первым делом расспрашивают аборигенов насчет загробных ритуалов. А я – бакенщик, монтажник, мое дело – астромаяки… Зато теперь подобная информация лишней бы совсем не оказалась. Знай я, как прощаются островитяне с покойным, как провожают его в мир предков, соблюдают ли траур и в какой форме, я наверняка обнаружил бы в окрестностях Большого дома хоть какие-то зацепки, позволяющие сделать вывод, жив старый вождь или нет. Именно этот вопрос, подсказывала мне интуиция, сейчас для меня самый важный, перед которым отступают на второй план и вопрос об обойденном престолонаследнике, и все прочее.

Странно, конечно, что все, кого я успел об этом спросить, вместо ясного и прямого ответа туманно уходили в сторону. Но это тоже еще ни о чем не говорило: тема смерти верховного вождя могла являться для островитян табу и обсуждению не подлежала.

Кстати, а что может поведать об этом Хитр? Его-то я еще о судьбе бывшего вождя не спрашивал.

Движением руки я поманил своего адъютанта-соглядатая.

– А скажи-ка мне, Хитр, когда ваш повелитель уходит в мир предков, он… совсем уходит?

Более нелепого вопроса я не задавал, наверно, никогда в жизни. Однако Хитр отнесся к нему вполне серьезно.

– Нет, – объяснил он. – Тень его тела остается здесь. Она переходит к тому, кто заменил его в Большом доме. С ее помощью преемник призванного предками великого властелина получает его доблесть, отвагу, мужество и мудрость.

– А ко мне перешла тень тела властителя вчерашних дней?

Прежде чем ответить, Хитр смерил меня взглядом, в котором я последовательно прочитал недоумение, удивление и превосходство.

– Величайшему из смертных не положено спрашивать об этом раньше времени. Наступит положенный час – и ему откроется ответ на его вопрос.

Ну вот, и Хитр тоже ушел от прямого ответа.

Мы прошли мимо разложенной для просушки мытой шерсти, мимо прядильщиц, превращавших уже высушенную шерсть в нити, мимо ткачей, изготавливающих из этих нитей холст, мимо плотников, которые с необыкновенной ловкостью орудовали своими каменными инструментами. Впереди оставались только оружейники. Никаких аргументов – ни за то, что старый вождь жив, ни за то, что его уже нет на свете – моя прогулка так и не дала.

Поравнявшись с оружейниками, я вдруг увидел премьер-министра. Он сидел на превращенном в кресло обрубке древесного ствола, рассеянно глядя на происходящий перед ним трудовой процесс.

«И этот, должно быть, озабочен тем, как проникнуть в секрет изготовления дальнобойных луков, – подумал я. – А жил бы в более позднюю эпоху – и думал бы, как заполучить самые большие пушки, потом – самые быстрые танки и самолеты, потом – самые разрушительные ядерные бомбы, еще позже – самые несокрушимые космические крейсера. Интересно, есть ли во Вселенной хоть одно солнце, под которым облеченные высокой властью видят свое счастье в чем-то ином – не в том, чтобы обладать игрушками, хоть чуть-чуть более смертоносными, чем у соседа? И как поздно приходит понимание того, насколько эти игрушки опасны для них же самих: вон сколько рассеяно по Вселенной планет с останками уничтоживших себя цивилизаций – там вообще не успели понять это, пока понимать хоть что-то еще имело смысл...»

Однако я ошибался – премьер-министр думал не о луках. Поприветствовав меня, он заговорил совсем о другом:

– Если слух величайшего из великих не обременят пустые речи его преданнейшего слуги, да будет мне позволено высказать то, что давно уже тяжким грузом лежит на сердце.

– Что же так гнетет тебя?

– В неустанных заботах о том, как заслужить милость богов, дарующих блага нашему племени, все чаще вспоминаю я одно красивое и загадочное слово, которое произнес твой друг, когда вы, оказавшись на нашем острове, пришли выразить свое почтение властителю вчерашних дней.

– Ну и какое же это слово?

– Это замечательное слово – прогресс.

Я едва не сел на землю прямо там, где стоял. Да, как только доведется увидеть уважаемого Сему, он может не сомневаться: основательный нагоняй ему обеспечен – за употребление подобной лексики в обществе аборигенов, живущих, по земным меркам, в эпоху неолита. Кстати, и мне самому тоже не помешает внимательнее следить за языком – а то снова вырвется ненароком что-нибудь ненормативное вроде вчерашней обороноспособности.

– Мой друг объяснил тебе, что означает это слово?

– Нет. Но я и сам сумел догадаться. Это имя всемогущего божества, которому вы оба служите у себя на родине. А за это служение Прогресс щедро наделяет вас необыкновенными способностями – умением беспрепятственно проникать в мир подземных духов, взмывать в небеса, превращаясь в яркую звезду, говорить друг с другом, какие бы огромные пространства вас ни разделяли… Ну и множеством других удивительных вещей – я же не знаю обо всех способностях, которыми ты обладаешь, великий повелитель.

Что ж, выходит, я служу всемогущему божеству по имени Прогресс. А ведь туземный премьер не так уж и не прав…

– Но почему мысль об этом так печалит тебя?

– Потому что, великий вождь, твой всемогущий Прогресс не хочет обратить свой сияющий лик на наш остров. Если бы ты снизошел к мольбе твоего покорного слуги и обратился к своему богу, потревожив его внимание с тем почтением, которого он непременно заслуживает, может быть, Прогресс осчастливил бы и наше племя, согласившись уделить малую толику своего бесконечного могущества на благо твоим подданным.

– А что могло бы, например, стать для них таким благом?

– Великий вождь знает, с какими трудами достаются нам плоды земли. Едва только светает, мужчины отправляются расчищать от леса место под новые поля. И до самой темноты они рубят деревья, корчуют пни, сжигают все это, чтобы, когда придет срок, было куда посеять зерна. Поначалу земля на этом расчищенном поле бывает щедрой. Но проходит совсем немного времени – и ее животворная сила иссякает. Нужно опять расчищать от леса новые участки. Но главное даже не в том, что этот тяжелый труд отнимает столько сил и времени. Старые поля приходится забрасывать, пока на них не вырастет новый лес. И ждать этого долго, очень долго. Два поколения успевают прежде уйти в страну теней. И я с содроганием в душе думаю, что когда-нибудь на нашем острове станет столько людей, что заброшенные поля потребуется расчищать раньше, чем на них успеет как следует вырасти лес. А ведь это означает, что на наших потомков обрушится великий голод…

Да, это не дальнобойные луки, секретом которых хочет во что бы то ни стало овладеть Суров! То, о чем говорил премьер-министр, и то, как он это говорил, вызывало глубокую симпатию к нему. Особенно трогательно воспринималась его наивная вера в то, что я как служитель неведомого и далекого ему, но всесильного божества Прогресса непременно смогу убедить своего высокого патрона решить проблемы островитян. И я, пожалуй, впервые за свою космофлотскую службу по-настоящему пожалел, что не вправе передавать аборигенам других планет какие бы то ни было знания и технологии.

– Так в чем вам мог бы здесь помочь Прогресс?

– Очень далеко отсюда в океане лежат большие острова. Морские торговцы, которые приплывают к нам, никогда не достигали этих земель. Они знают о них лишь от других торговцев, с которыми иногда встречаются на середине пути туда. Так вот, они рассказывают, что тамошние племена знают, как на протяжении многих и многих солнцеворотов возделывать одни и те же поля так, чтобы на них не скудела почва. Поэтому живущие там избавлены от забот о том, чтобы каждый раз расчищать от леса под посевы новые участки. Им не надо тратить на это силы – и они научились возводить своим божествам огромные каменные святилища немыслимой высоты. Конечно, такое почитание нравится богам, и они посылают на эти острова все новые и новые милости. Так неужели всемогущему Прогрессу было бы трудно сделать, чтобы и на нашем острове научились обходиться без постоянных расчисток земли? А мы бы уж в благодарность за это так чтили твоего всемогущего бога, как не чтим ни одного из наших. И возвели бы в его честь большое и высокое каменное святилище, какого и на тех далеких островах не видывали.

– А ваш верховный жрец? Разве ему понравится, что племя, забыв своих богов, оказывает великие почести чужому божеству?

Премьер посмотрел на меня со смертной тоской в глазах.

– Ты попал в самое больное место, о мудрейший из всех, кто когда-либо занимал наш трон. И дело даже не в чужом боге. Говорить с верховным жрецом о чем-нибудь, чего не было раньше – все равно, что пытаться ходить пешком по морю. Как было все во дни дедов наших дедов, так и должно оставаться до времен внуков наших внуков – вот на чем он стоит незыблемо.

– Так может быть, следовало поговорить с властителем вчерашних дней, чтобы через морских торговцев он договорился с вождями тех далеких островов? Вы бы собрали сколько-то юношей – умных, умелых, отважных – и отправили бы их с помощью тех же торговцев на далекие острова. Одни из них переняли бы искусство возделывать землю, чтобы растущее на ней не оскудевало, другие – умение возводить каменные святилища, третьи научились бы еще чему-нибудь полезному. Я думаю, это целиком совпало бы и с волей Прогресса, который очень любит настойчивых и целеустремленных. Именно таким он дарует свои милости – но так, что со стороны кажется, будто они сами всего достигли.

– Когда я возвысился, властитель вчерашних дней был уже стар. И для его ушей куда приятнее оказывались речи верховного жреца о том, что все зло – от перемен. Но ты, мудрейший повелитель, подсказал мне мысль, достойную служителя всемогущего Прогресса. Я, пожалуй, так и поступлю. И пусть он узнает об этом, только когда те юноши возвратятся…

Премьер вдруг осекся, поняв, что сказал лишнее. Ведь «он» явно относилось к старому вождю. Я постарался сделать вид, будто не услышал в его словах ничего особенного. Но теперь я мог считать, что моя прогулка предпринята не зря. По крайней мере, ответ на один из своих вопросов я получил.

Да, не просто так спросила Славна: «Никогда – или только пока властвуешь ты?» И Суров вовсе не оговорился, упомянув старого вождя в настоящем времени. Не прошло еще его время! Он вернется на трон, и весьма скоро – теперь я знал это точно. Вот только зачем он уступил его мне? В чем смысл этого временного царствования? И как будет обставлено мое низложение? Что ж, попытаемся со временем получить ответы и на это. В конце концов, как бы у них ни было принято решать такие дела, бояться мне нечего. Рука непроизвольно потянулась к кобуре боевого излучателя, с которым я ни на минуту теперь не расставался. Жаль, конечно, если придется пускать в ход эту штуку…

– Смеет ли твой верный слуга удалиться, дабы не досаждать своим присутствием великому повелителю? – прервал мои мысли голос премьера.

– Да. Ты свободен. И я очень доволен нашей беседой, – совершенно искренне сказал я.

(Продолжение http://www.proza.ru/2014/06/04/1250)