Данилкино горе

                Выбери, что свершить.
                Об этом не враг умоляет,
                Но человек, что к тебе
                уже крепко привязан, но крепче
                Жаждет связаться с тобой
                и плотнее узлом затянуться.
                Долг соблюдать - старикам;
                что дозволено, что назаконно
                Или законно, пускай вопрошают,
                права разбирая, -
                Дерзкая нашим годам
                подобает Венера. Нам рано
                Знать, что можно, что нет,
                готовы мы верить, что можно
                Все, - и великих мы следуем
                в этом примеру.
                Нет, ни суровость отца,
                ни почтение к толку людскому
                Нас не удержит, ни страх.
                Так нечего нам и страшиться!
                Сладостный сердцу обман
                прикроем с тобой именами
                "Брат" и "сестра". Я могу
                говорить потихоньку с тобою.
                Мы обниматься вольны,
                мы целуем друг друга открыто.
                Недостает нам чего?
                Над признанием сжалься любовным!

                Публий Овидий Назон (43 г. до н.э. -
                17 г. н.э.). Метаморфозы. Кн. 9 "Деянира,
                Геркулес на Эте. Ст. 548-561.


     Недавно окончившаяся война перемешала, перемолола судьбы многих людей, оставив в их сердцах неизгладимое, незаживающее до самой смерти горе.    
     Сотни тысяч, нет, миллионы вдов. Осиротевших матерей и детей, инвалидов без рук или ног, слепых стали основным населением страны. Вдовы забыли о плотской любви, сироты так и не ощутили сильного объятия отцовских рук, инвалиды в основном большинстве своем нищенствовали с наигранной веселостью, а вечерами. собравшись в грязных заброшенных углах, пили горькую, стараясь утопить в ней свою несчастную и безвыходную судьбину. Иные не выдерживали и кончали с собой, так и не сообщив бывшим боевым товарищам адрес семьи из прошлой, довоенной жизни.
     В самом конце войны Данилкина мать, надорвавшаяся на тяжелой колхозной работе, когда бабам приходилось браться за рукоятки плуга и вообще выполнять всю работу за ушедших на фронт мужиков, однажды слегла и, так и не встав, вскорости скончалась.
     Отцу Данилки, Петру Саввичу, так и не сообщили о смерти супруги - что беспокоить человека, который и без того ежечасно играл в жмурки со смертью. Да и к смертям вроде как-то привыкли - услышав плач над очередной похоронкой, поревут, поохают вместе с новой вдовой, скажут необходимые к случаю утешительные слова, да и снова за работу. А дома зажгут лампадку и коротко помолятся перед образами: слава богу, что не мой! А сердце-то застучит, застучит...
     Все заботы о Данилке взяла на себя бабушка, мать отца, которая со времени тех далеких довоенных времен жила вместе с ними и помогала, чем могла.
     Сделав необходимые дела по дому, бабка Стеша Власьевна вместе с Данилкой уходили вечерять к соседям, где ее товарка Матрёна Семёновна нянчила четверых внуков, помогая невестке поддерживать недавно осиротевшую семью. Вместе с ними Стеше Власьевне и Данилке было не то что веселее, но как-то спокойнее
     Данилка был старшим из детей, даже старше старшей голенастой и постоянно босой девчонки Зойки на целых три года. Поэтому ему было не интересно с малышней, тем более, что трое из них - девчонки, которые бесконечно возились с единственной безликой тряпичной куклой, то кутая ее в какие-то тряпки, то укладывая спать, то баюкая на руках, словно грудного ребенка.
     В хорошую погоду Данилка удирал на единственную деревенскую улицу и до темноты играл со сверстниками. Но сегодня было пасмурно, накрапывал легкий дождик и дул довольно-таки холодный ветер. Поэтому он сел на скамейку возле окна и смотрел на взъерошенных воробьев на ветках, постоянно стряхивающих с перьев капли дождя.
     Вдруг обитатели дома услышали, как кто-то затопал на рыльце, обивая мокрень с обуви. потом вошел в сени и начал стряхивать промокшую верхнюю одежду. Двери в деревенских домах закрывались лишь на ночь, поэтому неизвестный посетитель смог войти совершенно беспрепятственно.
     Дверь в горницу открылась и в притворе двери образовался мужчина в мокрой одежде и военной форме. Некоторое время все недоуменно смотрели на него, а потом Данилка с криком бросился ему на шею:
     - Папка, папка!
     Петр Саввич, а это был действительно он, поднял сынишку на вытянутые руки и целовал, целовал... Потом повернулся к старушкам, поздоровался. а мать обнял, и они долго стояли, не говоря ни слова, а только поливая друг друга слезами.
     Потом он обнял и сына и сказал:
     - Вот вы оказывается где! А я зашел домой. а там никого. Потом гляжу - здесь свет в окошке. Ну, думаю, вот они где сгрудились. Мамка-то где? Неужели до сих пор на работе?
     Все замолчали и перестали улыбаться.
     - Что вы молчите? Языки откусили? - тихо спросил он. - Говорите, не томите...
     - Похоронили мы ее, сынок, - тихо проговорила мать, поглаживая его по рукаву. - Надорвалась на работе, да и за тебя переживала - вон ведь сколь мужиков осталось в чужой земле-то...
     - Михайло наш погиб, - вытирая слезы, вмешалась в разговор Матрёна Семёновна. - Вон какую ватагу осиротил, - кивнула она на ребятишек.
     Снова наступила тишина, только захныкал маленький Никитка. Зойка взяла его на руки и стала что-то шептать на ушко.
     - Ну, пойдем в дом, - вздохнула Стеша Власьевна. - Хозяин вернулся, надо кормить...
     Данилка обнял отца и они пошли вслед за ней.
     Дома мужчина долго сидел за столом, крепко сцепив пальцы рук, потом достал дорожный мешок и начал выкладывать на стол продукты: несколько банок консервов. мешочек с кусковым сахаром, несколько пакетиков сахарина, буханку черного хлеба, кулек со слипшимися конфетами-подушечками. Потом спросил у матери:
     - Как же вы тут вдвоем-то?
     - Перебиваемся потихоньку, - мать поставила перед ним горшок с вареной картошкой и тарелку с солеными огурцами. - Да и много ли нам надо?
     В это время дверь отворилась и в избу вошла соседка Капитолина, мать Зойки, Светки, Надюхи и Никитки. Поздоровавшись, она спросила:
     - Отслужился? Насовсем прибыл?
     - Капа, присаживайся к столу, посидим, - пригласила гостью Стеша Власьевна.
     - Да я на минутку забежала, посмотреть на живого соседа. Слава богу, что хоть ты уберегся, - начала было отнекиваться Капитолина, но Петр встал из-за стола, приобнял женщину и усадил ее на лавку. Потом достал из своего мешка бутылку водки, запечатанную сургучной печатью, и разлил жидкость по стаканам.
     - Давайте-ка, бабоньки, выпьем за то, что все кончилось, за Мишку твоего, за мою жену, за всех нас, - глухо сказал он, подняв свой стакан.
     - Упокой, Господи. их душеньки, - перекрестилась Стеша Власьевна.
     Капитолина уронила слезу в водку и одним махом выпила ее. Потом резко встала и, закрыв лицо руками, выскочила из избы.
     - Тяжело бабенке с четырьмя-то ребятишками, - вздохнула мать. - Бьется, бьется, гляди того свалится. И что тогда? Пропадет детвора...
     Выпив еще немного, Петр отложил в сторону пару банок тушенки, несколько кусков сахара и половину всех конфет и попросил сына:
     - Отнеси им.
     Данилка забрал гостинцы и выскочил из избы.
     - Хорошая женщина, - как бы про себя проговорила мать. - Мается одна, а воз тянет. И нам с Данилкой постоянно помогала. Уж и не знаю, как бы мы без нее...
     Ничего не ответив, Петр свернул самокрутку и вышел на крыльцо покурить.
     Вернувшийся Данилка сел рядом с отцом на ступеньку, отец обнял его и они долго сидели молча, думая каждый о своем...
     Председатель колхоза выделил бывшему танкисту единственный старый трактор, приводить который в порядок пришлось более двух недель. Немыслимо какими путями председатель раздобыл где-то бочку дизельного топлива и вскоре Петр Саввич начал пахоту под озимые.
     Деревенские вдовы с интересом поглядывали на здорового и молодого мужика и, надо признаться, он иногда уединялся с какой-то из них то в мастерской, а то и прямо в поле возле трактора.
     - Не дело это, сынок, - корила его мать. - Обнадёживаешь ты их. а ведь любой бабе покой, семья нужна. Женился бы ты, и Данилке было бы лучше с новой-то матерью...
     - Да ить вдов-то вон сколько, на всех не женишься, - обычно отмахивался он.
     - А на всех и не надо, - настаивала мать. - Вон Капитолина, чем не хороша? И хозяйственная, и работящая, и дети у нее в порядке. И Данилку обиходила, как своих. Поговори-ка с ней, может все и сладится.
     - Ладно, - пробормотал сын, лишь бы отвязаться от нее. Но со временем стал все внимательней приглядываться к соседке. А однажды. когда они с ней пилили дрова на две избы, просто спросил:
     - Тяжко одной-то?
     - Так одна ли я такая? - тихо ответила она. - Многим тяжело. А что делать-то?
     - Так переезжай ко мне, вдвоем легче будет. И за ребятишками пригляд...
     - Зачем тебе этот хомут: моих четверо, да твой сын. Вон Лушка. с которой ты барахтался намедни, вообще без детей. Родит она тебе, а мне-то уж куда нищету плодить?
     - То. что кувыркался с другими, не серчай. За столь лет войны баб-то у нас не было. Изголодался...
     - Вот и продолжай насыщаться - вдов много, не откажут.
     - Это все так, только покоя хочется, нормальной семьи. Чтобы придти с работы, а тут веселая гурьба ребятишек, жена... Ты подумай, я ведь серьезно.
     - Подумать не грех, а вот решиться...
     Через несколько дней Петр, взяв бутылку вина в сельмаге, заявился в дом Капитолины и попросил ее мать погулять с детьми или сходить к его матери. Капитолина докормила кашей Никитку и передала его старшей дочери.
     - Подите к Данилке, нам поговорить надо.
     Когда они остались одни, она села к столу и с усмешкой спросила:
     - Никак свататься пришел?
     - А хоть бы и свататься. Не дело нам так маяться. Решайся, о детях подумай.
     - Быстро ты свою Глашу забыл. Чуть боле года, как она умерла. А тебя уже снова жениться потянуло.
     - Глашу не забуду. Да и ты едва ли забудешь своего Мишку. Вот здесь они
у нас останутся, - он постучал себя по груди. - На всю жизнь. А только жить-то надо. Что уж тут поделаешь. Мы не виноваты в наших бедах.
     - Не виноваты, - как эхом отозвалась Капитолина и заплакала.
     Петр обнял ее, начал успокаивать и одновременно расстегивать пуговицы на кофточке.
     - Ну, не сейчас же, - слегка отстранилась она.
     - А чего время-то терять? - Петр стал более настойчив, взял женщину на руки по понес к кровати...

     Через несколько лет Петр с помощью Капитолины и подросшего Данилки разобрал свой дом и соорудил из дома Капитолины крепкий и просторный пятистенок.. Здесь убралась вся их многочисленная семья, включая маленького Пашку, рожденного Капитолиной два года назад. Объединенные огороды давали неплохой урожай овощей и картошки, так что еды с избытком хватало на всю семью.
     Подкопив деньжат от продажи собранных в лесу ягод и грибов, излишков картошки и от левых приработков Павла на тракторе, на которые председатель колхоза, дорожа хорошим работником, закрывал глаза, семейство обзавелось коровенкой, курами, поросенком, мясо которого также шло на рынок.
     Дети были обуты и одеты, старшие ходили в школу в соседнее село, расположенное в трех километрах от их деревни. Данилка закончил девять классов и не стал продолжать учение, полагая, что этого достаточно, а отцу надо помогать в полную силу.
     В один из дней, когда Петр Саввич убирался в хлеву, к нему заявился Данилка.
     - Ты чего? - спросил его отец.
     - Тятя, меня в армию забирают, - коротко сообщил сын.
     - О как! - изумился отец. - А я и не заметил, что ты уже дорос до армии. Когда?
     - Через неделю велено явиться в сельсовет, оттуда, собрав всех из ближних деревень, повезут в военкомат.
     Отец отставил вилы и спросил:
     - Дома-то сказал?
     - Нет, я сразу к тебе.
     - Ну-ка, плесни мне на руки и пойдем. Надо все обмозговать.
     Услышав новость, старушки и приемная мать всплакнули было, но Петр остановил их:
     - Чего реветь-то? Чай не война теперя. Отслужит, как положено, мужиком вернется. Давайте-ка лучше по такому случаю накроем стол.
     Зойка вышла, а когда вернулась, Данилка едва не разинул рот от удивления. Вместо голенастой и босоногой девчонки к столу вышла красивая девушка в красном платье и с золотистыми вьющимися волосами.
     "Господи, и это Зойка! - подумал он про себя. - Какая же красавица из нее получилась!"
     Девушка почувствовала восхищение Данилки и слегка смутилась. Заметив это,  отец строго посмотрел на сына, но не сказал ничего.   
     За день до отправления Данилы, как и положено. пригласили соседей и хорошо посидели. Отец с Капитолиной не поскупились на угощение - на столе были купленные в городе продукты и даже шампанское, чего в деревне не видывали давненько.
     Жизнь продолжалась. Данила не скупился на письма и писал довольно часто, подробно описывая свою армейскую жизнь и непременно перечислял в приветах всех поименно, не забывая даже ближних соседей.
     - Уважительный человек, - говорили соседки про него, что вызывало в Капитолине чувство гордости за приемного сына. Как-никак, а и она вложила в него частицу этого уважения.
     Но когда-то все кончается, закончилась и служба Данилы. Встречавший его в городе отец привез домой подросшего, крепко сколоченного молодого человека, в котором уже не угадывался тот босоногий пацаненок.
     Началась новая жизнь. Парень в полную силу включился в сельскую работу, помогая отцу в поле и дома.
     А однажды случилось такое, что изменило всю налаженную жизнь семьи.
     Возвращаясь с сенокоса, Капитолина случайно заметила за копёшкой сена сидевшую там пару. Подойдя ближе. она увидела, что здесь целовались ее Зойка с Данилой.
     - Ах ты бесстыжая! - закричала она на дочь. - А ну, марш домой! А ты, кобель, соображаешь, что творишь?
     Дом состоялся неприятный разговор. Отец сердито отчитывал сына, а Капитолина в запале кричала, размахивая руками:
     - Она же сестра тебе, ты хоть это понимаешь?
     - Какая же сестра, - оправдывался Данила. - У нас отцы и матери разные.
     - Но мы - одна семья, а значит, вы - брат и сестра.
     - Мы любим друг друга и хотели бы пожениться, - не отступал парень.
     - Не будет этого! - кричала, задыхаясь, Капитолина. - Слышишь, никогда! Пока я живу, не допущу...
     Зоя сидела возле окна, красная, как и ее платье. Наконец, не выдержав, она с плачем выскочила из избы.
     - Тятя, скажи ты, - обратился Данила к отцу.
     - А чего тут говорить? - ответил тот, явно не желая ссориться с женой. - Вы хоть и неродные, а все-таки брат и сестра. Нехорошо как-то получается...
     Посмотрев на отца с упреком. Данила промолчал и неторопливо направился к выходу.
     - Не позорьте нас на старости лет, не славьте на всю деревню! - крикнула ему вслед мачеха.
     У самой двери Данила остановился, внимательно посмотрел на отца и приемную мать и, ничего не сказав, вышел.
     - Господи, только нам этого не хватало! - Капитолина села на стул и уткнула лицо в ладони
     - Ладно, все образуется, - начал было успокаивать ее Петр Саввич, но вышло это как-то неуклюже и неубедительно.
     Утром следующего дня Данила стал собираться.
     - Куда это ты намылился? - спросил отец.
     - В город.
     - Зачем?
     - Надо.
     - А все-таки? Что за дела у тебя там?
     - Надо, - упрямо ответил сын.
     - Когда тебя ждать7
     - К вечеру.
     Не сказав больше ни слова, Данила ушел.
     - Что это он надумал? - тревожно спросила мужа Капитолина.
     - Да разве из них. молодых, вытянешь что? Заладил свое: "надо" да "надо"
     - Пойду Зойку попытаю, - решила она и пошла искать дочь.
     Та сидела на чурбаке возле сараюшки и горько плакала.
     - Ну, что ты, доча? - Капитолина хотела погладить девушку по голове, но та вскочила и убежала.
     - Господи, помоги нам, - прижав руки к груди, взмолилась женщина. - За что же нам такое?
     Поздно вечером из города вернулся Данила.
     - Удачно съездил? - осторожно спросил его отец, но парень ничего не ответил, разделся и тут же лег спать.
     Петр Саввич не стал донимать его расспросами, вышел на крыльцо и закурил.
     - Чего это он? - присела рядом с ним жена.
     - А кто его знает? Молчит...
     - Может, задумал чего?
     - Может, - пыхнул тот папиросой.
     - А чё делать-то?
     - А теперь уж ничего не сделаешь. Упрямый: чего в башку влезло - не вышибешь.
     - Ну, нельзя же так!
     - А как можно? Как? Ты знаешь?
     Женщина горестно покачала головой.
     - Вот и я не знаю, - он отбросил окурок, яростно растёр его сапогом и ушел в избу.
     А через два дня Данила собрал армейский вещмешок, одел на себя армейскую форму и собрался было уходить, но его остановил отец.
     - Уезжаешь?
     - Уезжаю, - не глядя на него, ответил сын.
     - Куда? Надолго ли?
     - Надолго.
     - Ты хоть не забывай нас, пиши.
     Сын промолчал. А когда отец хотел обнять его, молча отстранился, бросив на отца презрительный взгляд.
     - Возьми вот на дорогу, поешь, - Капитолин протянула ему завернутую в свежее полотенце наскоро собранную еду.
     - Спасибо, не надо, - ответил Данила и подошел к бабушке, обнял ее и долго стоял, положив голову ей на плечо.
     - Может останешься, внучек? - плача, обратилась та к нему.
     Тот оторвался от старушки и молча, низко опустив голову, быстро вышел.
     - Вот ведь как бывает, - Петр Саввич тяжело осел на скамью. - Был сын и нет сына...
     - А Зойка-то где? - встревожилась Капитолина. - Где она?
     Зойка сидела в комнате своей бабушки и горько плакала, прижавшись к ее груди. Та. как могла, утешала внучку. Рядом молча стояли остальные внуки.    

     Куда пропал Данила, долгое время не было известно. Петр Саввич уже несколько раз ездил в город, чтобы через милицию организовать розыск сына, но там лишь разводили руками.
     - Да как же так, - горячился пожилой человек. - Человек - не иголка, а его не могут найти...
     - Э, папаша, - отвечал ему уставший милиционер. - Если бы ты знал, сколько людей у нас бесследно исчезает! А потом то труп найдут без документов, то завербуется какой чудак на север или Камчатку и ищи-свищи. Да ты обратись в Бюро по найму рабочих, может там помогут.
     Седой старичок в Бюро найма долго листал какие-то пыльные гроссбухи. а потом радостно ткнул пальцем в середину листа и спросил:
     - Кошкин Данила Петрович?
     - Да, да, он самый, - посетитель наклонился над столом. - Где он?
     - Вот. Три года назад завербовался на рыбные промыслы на Сахалин.
     - А адрес-то, адрес есть? - горячился Петр Саввич.
     - Здесь только адрес конторы, в которые посылают людей. А уж оттуда перенаправляют на рыбзаводы, на рыболовные и краболовные суда, на прииски. Да мало ли куда? Людей там катастрофически не хватает.
     - Как же мне отыскать его?
     - Ты вот что, приятель, - посоветовал старый служака. - Вот тебе адрес конторы, которая им занималась. Сделай запрос. Если он попадет к порядочному человеку, то он покопается в архивах и, может быть, отыщет его.
     - А если не отыщет? - встревоженно спросил Петр Саввич, но старик в ответ только пожал плечами.
     Запрос был сделан, но ответа на него так и не получили.   

     А через шесть лет Данила приехал...
     Отец на радостях кинулся к сыну, обнял его и... заплакал. Данила стоял столбом, даже не приобняв отца. Рядом замерла Капитолина, не зная, как поступить.
     Обведя взглядом горницу, Данила посмотрел на мачеху. Та поняла его и тихо ответила:
     - Обеих бабушек схоронили, а Зоя замужем. Мальчика родила. Данилкой назвали, в честь тебя, значит...
     - Могу я увидеть ее? - спросил Данила через силу.
     - Неудобно как-то. замужняя. чай, - начала было бормотать Капитолина, но отец сердито перебил ее:
     - Хоть сейчас-то не вставляй им палки в колеса. Хватит, начудили столько, что никакими лопатами не перебросаешь!
     - Да я что, я ничего, - начала было оправдываться та, но Петр Саввич махнул на нее рукой и позвал Надю:
     - Сбегай за сестрой. Тихо скажешь ей, что Данила приехал. Да смотри, чтобы муж об этом не узнал. Скажешь, что мол мать прихворнула, просит придти на минутку.
     Девушка пулей выскочила из избы. а вскоре сюда буквально влетела запыхавшаяся от быстрого бега Зоя и бросилась на грудь Данилы, зарывшись лицом в его рубашку.
     - Пойдем мать, выйдем, - пробормотал Петр Саввич, подталкивая жену к выходу. - Пошли, пошли...
     Уже на крыльце, сидя по привычке на ступеньках, он погнал детей погулять, а сам обратился к жене:
     - Вот как вышло! Вот она, настоящая-то любовь! А мы ее сломали. Грубо, как щепку, не понимая, что творим. Всю жизнь детям испортили. Навсегда... И сын отвернулся от нас. Потеряли мы его. Своего собственного сына, как шелудивого щенка, выбросил из дома. А как он ждал меня с фронта, как радовался, когда я вернулся...
     Капитолина откинулась на стойку крыльца. по ее щекам непрерывным ручьем текли слезы. Кое-как собравшись, она попросила:
     - Не надо, Петенька, не выдержу больше. Не терзай душу, мне и без того плохо.
     В это время в избе Данила слегка отстранил Зою от себя и нежно сказал:
     - Ты стала еще красивей, чем раньше! Как замуж-то вышла?
     - А куда мне было деваться? Ты исчез, искали тебя. искали... Думали, что ты погиб... А мать пристала: "Не век же тебе в девках куковать. Век девичий короток - останешься в старых девах". А сынишку я твоим именем назвала...
     - Зойка, давай уедем! И сына с собой возьмем. У меня деньги есть, заработал. Уедем в другой город и будем жить втроем - только ты, я и маленький Данилка...
     - Поздно, милый. Малыш-то уже знает своего настоящего отца, да и...
     - Что?
     - Я опять беременна...
     - Ну и что?
     - Нет,милый, нет. Не хочу делать горе еще и своим детям. Хватит его мне одной. Прости...
     Она высвободила свои руки из его объятий и медленно пошла к двери.
     - Зоя! - крикнул Данила, но она уже выскочила из избы и стремглав побежала прочь.
     В этот же вечер, несмотря на долгие уговоры отца и мачехи, Данила уехал. Куда, он не сказал.
     В течение последующих лет Петр Саввич почти постоянно метался по милициям, Бюро найму рабочих, но следов сына так и не обнаружил.
     Он быстро состарился и, несмотря на хлопоты жены и врачей, быстро слег и вскоре умер.
     Его похоронили на деревенском погосте рядом с могилками старушек - матери и тещи...