Альбинос

 На первый взгляд кровать казалась пустой. Иссохшее тело едва просматривалось под одеялом. Старенький, седовласый дедушка лежал в белоснежной постели и в редкие проблески сознания его губы шептали: - Ягорий, где ты ? Мне так не хватает тепла...
  Но невидящие глаза старца не могли рассмотреть склонённую над ним фигуру мужчины, а непослушное тело ощутить его тёплую руку, которая сжимала холодеющие пальцы. Тут же, рядом, на стуле сидела женщина и утирала невольно струящиеся по шекам слёзы...


*****

  Виктор - имя-то какое(!) - сидел на бугорке земли, оставшемся от недавнего ещё бруствера окопа, в котором стояла пушка. Теперь от укрытия осталась только развороченная взрывами земля и орудие без колеса, перевёрнутое взрывной волной.
  Рядом с ним, на снарядном ящике, задумчиво курил самокрутку - обжигая пальцы, один из двух бойцов, оставшихся от недавнего ещё дивизиона артиллеристов. Второй, ездовой, что-то "колдовал" возле стригущих ушами перепуганных лошадей, пытаясь успокоить их грязными кусочками сахара, завалявшимися в карманах. Ездовые всегда держали в запасе то куски хлеба, то эту сладость. Война и для тягловых животных тоже огромное испытание.
 
  В ушах стоял непрекращающийся звон от контузии и командир расчёта почти ничего не слышал. Голова раскалывалась от боли. Постепенно приходя в себя он понимал, что остатки батареи оказались в тылу врага, а наши части отступили - оставив их одних, видимо посчитав убитыми.

  - Ну что будем делать, командир ? - спросил, докуривший и аккуратно затоптавший окурок, солдат;
  - Надо пробираться к своим. Давай налегке..?
  - Какой, нахрен, налегке! Вон пушка стоит целая. Лошади есть. Нельзя нам бросать орудие.
  - Так оно же без замка. - пытался уговорить упрямого командира, боец. Но тут подошёл ездовой и сказал:
  - Да вон в кустах валяется затвор. Я видел, как немчура его выбрасывала.

 И опять наступила гнетущая тишина, если не считать далёкой канонады, доносившейся откуда-то с востока. Виктор, после долгих раздумий, решил пробираться к своим с оставшимся целым, орудием. И превозмогая слабость, давящую невыносимой головной болью, приказал запрягать и погрузить на лафет пару ящиков со снарядами. Сам же поднял с земли затвор и аккуратно протерев и смазав, укомплектовал орудие.
 Бойцы нехотя повиновались и через час пара лошадей тянула пушку в сторону линии фронта. Плюс был и в том, что местность лесистая. Это, хоть немного, но обнадёживало укрыться от посторонних глаз. Что ждало расчёт впереди: одному Богу было известно. По пути встретили ещё одного бродячего коня и пополнили им упряжку. Благо - о корме заботиться не надо. Лето в разгаре. Кругом полно травы. Днём кони паслись, а сами они отдыхали. Пробирались, в основном, по ночам, предварительно произведя разведку. Ведь вокруг, ставшая вражеской, территория. Несколько раз бойцы повторно пытались уговорить командира, чтобы бросить пушку. Но упрямый в своих стремлениях Виктор, пригрозил:
  - Ещё раз услышу, пойдёте под трибунал!

 На этом нытьё закончилось и солдаты смирились со своей участью, доверившись командиру - который был моложе их по возрасту, но наделён праведной властью над ними.
 Через месяц скитаний, дважды преодолев реки, встретившиеся на пути, расчёт наконец-то пробрался за линию фронта, к своим. Тех, первоначальных коней уже не было. Загнали. В упряжке были немецкие тяжеловозы, выкраденные у фашистов. И все перенесённые испытания, не укладываются в современное понимание жизни. Одни только переправы через реки - чего стоили..!? Но такова доля солдата: умри, но сделай! Выправив документы ( легче было пробираться по тылам врага ), вернулись в часть и попали к особисту, который несколько дней дотошно выспрашивал: - " Что, да как..? "


 К счастью, ими заинтересовался командующий, приехавший по своим делам. И после беседы приказал оставить бойцов в покое, и представить к наградам, а на командира расчёта написать представление к званию - Героя Советского Союза. И опять потянулись фронтовые будни, с постоянным запахом пороха, крови, разлагающихся туш животных, а иногда и врагов. Ход войны начал стремительно менять своё направление и войска, с боями, продвигались вперёд - выбивая противника с наших территорий.

 Как-то Виктора вызвали в штаб и сказали, что представление отменено: Батька до революции был мелким чиновником в трамвайном депо Питера.
 Сжав зубы от обиды - не за отмену, а ту, штабистскую номенклатурщину, которая расправлялась со многими и проглотив оскорбление рода, он с боями прошёл всю войну. Потом уже был награждён несколькими орденами и медалями. Но осадок в сердце остался надолго.


  По возвращении с войны в родной уголок страны, Виктор недолго радовался мирной жизни в своей многочисленной семье. Жили, как в народе говорили: " Семеро по лавкам. " Не считая престарелых родителей, ютившихся и зимой, и летом, на печи. Хатка была маленькой и неказистой. Стояла на отшибе довольно большой, тогда, деревни. Потому, наверно, и уцелела в годы войны.
 Наиболее зажиточные усадьбы были сожжены отступающими фашистами, а хозяева с детишками мыкались, где придётся. Кто в погребах, а кто и вовсе в пустующих хлевах. Скотину отбирали и забивали на мясо немцы, а крупный скот угоняли на запад. Леса кишели бандами бандеровцев, фашистскими недобитками и однажды ночью в двери постучали, грубо, с бранью:
  -  Ну что, Хер-рой! Позвякиваешь своими медальками!?  Наслышаны!!! ( хотя, в первый же день после возвращения, он втихаря закопал награды под яблоней: видимо сболтнули братья и сёстры, мал-мала меньше. ) - прохрипел бородатый мужик со "шмайсером" на плече.
 Хату обдало вонью немытых тел ввалившихся бандитов. Перерыв скудное содержимое помещения и ничего не обнаружив, приказали:
  - Собирайся. С нами пойдёшь! Теперь повоюешь за нашу свободу! Или всех твоих ублюдков перебьём, а тебя зароем живьём.
 
  Тяжело вздохнув, Виктор, понимая что выбора у него нет, кое  как собрал котомку, распрощался с близкими. И всё это под, горящими злобой, глазами бандюков.
 Через месяц пробежал слух, что банду перебили, а оставшихся в живых ждёт суд. Среди них был и Виктор, которого лишили наград и не разбираясь, влепили десять лет лагерей.
 Наступило мирное время. Страна постепенно начала восстанавливаться из разрухи, которую оставила война. Незаметно для общества пролетели и те десять лет, которые Виктор провёл на северах , заготавливая лес для новостроек. И опять хлебнул через край... Ведь и прожжённые уголовники не прощали предателей, каковым этот человек никогда и не был.
 Даже блуждая с бандой, он не позволял себе тех зверств, которые чинили его вынужденные сотоварищи. Наоборот, рискуя.., он старался какими нибудь способами предупредить.


   Вернувшись после отсидки домой, встречен был слезами матери. Отец так и не дождался возвращения сына. Власти сразу же занесли Виктора в списки неблагонадёжных и ни о каком карьерном росте речи быть не могло, хотя до войны он получил неплохое, по тем временам, образование. Женщины тоже сторонились его. С годами реабилитированный, но подсознательно он всё равно считался врагом народа. Да что там говорить, если даже близкие тянулись к Виктору ради унаследованного золота - доставшегося за страдания и спрятанного матерью в надёжном месте, известном только ему. Это ещё больше злило завистливых родственников, которых он спас когда-то ценой своей, истерзанной и, не состоявшейся жизни.


    В те Светлые дни, когда вся страна отмечала день Победы, а фронтовики со светящимися от гордости глазами, от ощущения своей значимости, поблескивая орденами и медалями, шли в первых рядах праздничных колон, Виктор одиноко сидел в сторожевой будке небольшого заводика, и горестно предавался своим воспоминаниям. Не от обиды, а той несправедливости и бездушия к растерзанным судьбам многих тысяч таких же, как сам.

 
 Со временем женился на бездетной старой деве. И был рад, что есть кому обстирать и покормить. Жена была из бедной, многодетной семьи: совершенно безграмотная, но очень добрая и чуткая женщина. Каким-то образом она сошлась с матерью Григория и та помогала ей в поездках за дефицитными тогда, товарами в Прибалтику.
 Гоша же порой помогал этим добрым людям в заготовке сена. Да и самому доставляло удовольствие оторваться от городских будней и побывать на свежем, деревенском воздухе, с незабываемыми запахами и ароматами.
 Рядышком озеро, всегда с детишками на берегу - съезжавшимися на лето к бабушкам и дедушкам. Золотые были времена для паренька.

 Но рутина бытия, последовавшая за детством, оставила лишь лёгкий след воспоминаний. Запах сена, на котором иногда ночевали с друзьями. Дух деревенской избы, до сих пор иногда посещающий мысли Григория.
 А богатая рыбалка на этом маленьком озерке, с бреденьком. Потом, проголодавшись, на столе появлялось парное молоко и домашний - свежевыпеченный хлеб с хрустящей корочкой. А в период сенокосов с удовольствием поглощался кусок домашней же колбасы, или шматок окорока, специально хранимый до этой поры. Но всё это лирика прошлых дней - незабываемых, для уже состоявшегося-взрослого мужчины, имеющего свою семью и каждодневные заботы о ней. Реальность же будущего Виктора, бездетного, одинокого, намного плачевней. Хотя, казалось бы: Куда ещё хуже?


 Григорий, возвратившись из очередной изнуряющей командировки и выкроив денёк, наслаждался тишиной и лёгкой музыкой, едва нарушавшей единение с негой отдыха уставшего тела и духа.
 Неожиданно дверной звонок нарушил эту идиллию и мужчине пришлось встать и повернуть ключ в замочной скважине. Перед ним предстал очень пожилой, сгорбленный старичок и посмотрел в глаза каким-то стыдливым взглядом человека, просящего милостыню...
 Одет он был аккуратно, но бедно. Память молодого мужчины уловила знакомые черты лица давно забытого дяди Вити. Ведь прошло уже несколько десятилетий с момента их последней встречи.
 Узнав старого знакомого, Григорий пригласил его войти. В каждом движении гостя просматривалась некая нервная суетливость, непонятный стыд. Чтобы сгладить напряжение, Григорий помог старичку раздеться и усадив в кресло, начал собирать на стол, не забыв откупорить и бутылочку вина - дежурившую в холодильнике. Постепенно щёки дяди Вити начали розоветь, не-то от выпитого вина, не-то от каких-то слов, готовых выплеснуться наружу, но с трудом сдерживаемых.
 
  Опустошив очередной бокал, деда наконец-то прорвало и он начал излагать свою жизнь последних десятилетий: супруга давно покинула наш грешный мир, и он жил в одиночестве. Но, с годами, здоровье начало подводить и одинокий скиталец стал переходить от одного родственника к другому. Заканчивалось тем, что становился неугодным, мол плохо раскошеливался. А когда оказалось, что кошелёк пуст и его маленькая пенсия никого не интересует, отправили в ту, теперь ставшую полупустой, деревушку. И суть его откровений сводилась к просьбе : - " Ягорий - досмотри мою старость. "  И как бы испуганно оправдываясь, добавил; - " А я подарю тебе свой дом, под дачу " Вернее то, что осталось от когда-то и так неблаговидной хатки.

 Сглотнув подступивший к горлу ком и стараясь не показать своего негодования в адрес близких старичка, Григорий - поражённый услышанным, если бы и хотел, не смог ответить: " Нет. " И даже не задумаваясь о возможных проблемах с очень пожилым организмом этого бедолаги, ответил: "ДА!" - за себя и жену, ибо был уверен, решение будет единогласным.
 Дед Виктор стыдливо засуетился, сославшись на визит к близким. Но о каких родственниках могла идти речь, если они, обобрав - выкинули из жизни спасшего их когда-то..!
 Гордость этого старого воина не позволила ему согласиться и на предложение отвезти его домой. Единственное, что было подарено Григорию - горящий любовью взгляд, в котором светился огонёк надежды, что он кому-то ещё нужен в этом мире. Через день семья стала более многочисленной.

*****
               
 Ушёл из жизни Человек. Это произошло... Но разве имеет значение время ухода. Важно то, что тот незабываемый день - 22 июня, воскресенье, ОН, как и миллионы наших воинов и амазонок, начал в схватке с врагом и.. отсчёт.
 Отсчёт тем 1418 дням и ночам, миллионам смертей в боях за Великую Страну, миллионам замученных в концлагерях, расстрелянным и сожжённым заживо и не только по национальному признаку.
 Планы этого недочеловека, недоарийца, полукровки, были намного шире, чем можно себе представить: истребить основную часть славянствующих народов, а оставшихся - более крепких физически, превратить в рабов, обслугу, которые имели бы право "размножаться" только с разрешения новых хозяев... А потомкам предстоял путь рабов и подопытных кроликов!

 
  Сегодня.. прозападные и прочие особи пытаются перекроить историю, и представить Вторую Мировую Войну в совершенно ином цвете. Народы нынешних верховодящих и кривляющихся стран истинно верят, что победителями были не славяне, а выдуманные воспалёнными мозгами идеологов нации, сыгравшие, в лучшем случае, второстепенную роль. Как же это страшно... Страшно понимать, что за безликие, с непонятными письменами и картинками, не имеющие веса бумажки, можно и продаётся в реальности наша Святость. Чинуши, а может подопытные кролики, переступают через нашу историю, словно они извечно были хозяевами жизни. А фронтовикам,  нашей Гордости, которых с каждым годом становится всё меньше, сегодня торжественно, вместо почестей, поколение нуворишей присылает извещения об их бесплатных похоронах. И это преподносится, как подарок... Но видит Бог: безнаказанность и прочие недальновидные поступки не останутся без покарания!