Пикт. Жизнь на Земле. Полнолунные сны. Радость

Когда не помнишь того, что с тобой было, начинаешь думать, что всего этого на самом деле не существует и не существовало никогда.
То есть, как сказать - не существует. Внутри себя ты еще продолжаешь надеяться, что все то, что виделось тебе во снах, на самом деле и есть настоящее, а мир вокруг тебя - тоже настоящий, но по-другому. Две параллельно существующие реальности никак не могут уложиться в твоей голове. Ты растешь - и с каждым годом убеждаешься в том, что в мир, о котором ты мечтаешь, невозможно попасть никаким иным способом, кроме как через сны.
Ты не рассказываешь никому о том, что ты видишь. Так изначально повелось, что ты молчишь. Другие дети мечтают о том, как через волшебный шкаф попаудут в волшебную страну, а ты молчишь. Родители купили тебе книгу писателя со странно знакомым именем - но ты даже не удосаживаешься взять ее в руки, и заветный томик пылится на полке. Мир фантазий, кажется, совсем не интересует тебя, - ты целиком и полностью поглощен реальным миром - стучишь на отцовских барабанах, терзаешь игрушечную гитару, носишься по двору с воплями и улюлюканьем, дразнишь и таскаешь за волосы сестренку. У тебя отвратный характер; живущие по соседству дети сторонятся тебя, так как знают, что ты капризный, громкий и избалованный родительским вниманием. Но тебе не нужны соседские дети. Ты гораздо больше любишь животных - кошек, собак, попугаев и прочую живность. Их - да еще своих родителей. Правда, в последнее время их поведение оставляет желать лучшего.
Никто не знает, о чем ты думаешь. Да и в сущности, знать им об этом не надо - так как, в отличие от большинства детей, ты не думаешь вообще. Ты живешь. Ты живешь и чувствуешь мир - на запах и на вкус, ты впитываешь каждое дуновение ветра, каждый звук, каждое слово. Все для тебя интересно, - и на пустые мечты о дальних странах у тебя просто нет времени. Иногда, правда, в твою душу прорывается что-то иное. Что-то, что ты как будто бы смутно помнишь, - и ты тянешься к этому чему-то, как к давно знакомому и дорогому, - но потом ощущение пропадает, и ты снова остаешься один на один с солнцем, ветром, запахом трав, звездным небом над головой.
Когда ты начинаешь скучать в одиночестве, ты разговариваешь сам с собой. То есть, как сказать - сам с собой, - скорее не сам с собой, а с кем-то, кто старше и опытнее тебя в деле познания мира, - но вместе с тем, и не совсем взрослый. Ты любишь этого кого-то почти так же, как родителей и свою кошку. Этот кто-то всегда рядом, хотя ты порой и забываешь о нем.
Однажды ты мельком видишь отрывок из какого-то фильма про инопланетян. Видишь - и с тех пор не можешь о нем забыть; перед твоими глазами все время стоят эти смешные рожицы с огромными черными глазами. Ты знаешь, что настоящие инопланетяне выглядят не так, но чем-то смутно знакомым веет от этого странного образа, и вскоре тебе во сне приходит твое первое видение.
Ты видишь огромный город под каким-то хрустальным куполом, неспешно движущийся на фоне мерцающего звездного неба. Ты догадываешься, что находится этот город в космосе, и с тех пор начинаешь собирать по крупицам всю информацию об инопланетянах, которую только удается достать. Это удается тебе достаточно легко - благо что в мире, где ты живешь, всячески поддерживается инопланетная истерия, и тысячи людей верят в "братьев по разуму" и "летающие тарелки". Ты тоже как бы веришь в них - но лишь отчасти, так как чувствуешь, что на самом деле все не совсем так, как они себе представляют.
Обстановка в доме становится все более напряженной. Твои родители ссорятся каждый вечер; иногда и ты попадаешься им "под горячую руку" и они кричат на тебя и говорят тебе обидные слова, как будто ты в чем-то виноват. После этого ты запираешься у себя в комнате и плачешь. Ты не можешь понять, почему они так делают, но в глубине души понимаешь, что так делать нельзя.
Твой друг пытается утешить тебя, как может. По ночам ты видишь цветные сны все про тот же заветный Город-в-Космосе. Тебе снится, что ты живешь в нем и что-то делаешь, видишь его жителей, - высоких, улыбающихся, со светлыми лицами; видишь странные места, где ты как будто бы уже бывал. Проснувшись, ты спрашиваешь у своего незримого товарища, что все это значит, но тот отвечает как-то путано. Были, говорит, когда-то на земле такие особенные, волшебные люди, которые и построили этот город и переселились в него. На вопрос, почему они это сделали, твой друг не отвечает - говорит - узнаешь позже. Ты киваешь, соглашаясь с ним, а наутро продолжаешь жить своей обычной жизнью, иногда, впрочем, обращая взгляд на небо.
Однажды твои родители решают развестись. Когда ты узнаешь об этом, то сначала сидишь, как громом пораженный, не будучи в силах поверить в это, а потом вскакиваешь и издаешь пронзительный вопль. Мать, как может, пытается утихомирить тебя, но ты выворачиваешься у нее из рук, как уж, и убегаешь наверх, в свою комнату. Ты еще плохо представляешь себе, что такое развод, но уже чувствуешь, как зло и больно звучит это слово. "Они не должны были так со мной поступать, - шепчешь ты, кусая подушку и обливаясь слезами. - Они не должны были бросать меня; что теперь будет?!" В какой-то момент в тебе просыпается другой ты, старше и взрослее, и этот "другой ты" знает, что что-то пошло не так, как было задумано. Что-то пошло не так; ты на одну сотую координаты отклонился от курса, а одна сотая координаты - это много, очень много. Ты чувствуешь, что должен был выполнить что-то, и для того, чтобы тебе было легче это выполнить, твои родители должны были быть вместе. Но сделанного не воротишь. Детская, острая, как зубы молодого кота, злоба волной поднимается в тебе и начинает терзать твое сердце. "Ненавижу их, - шепчешь ты. - Ненавижу."
Этой ночью тебе снится твой первый кошмар. Ты видишь себя, одетого в грязные лохмотья; твои руки покрыты грязью, на ногах - стоптанные сапоги. Вокруг тебя темнота. Ты идешь по темному коридору, - и внезапно во мраке перед тобой загораются раскосые красно-оранжевые глаза.
Первый удар, похожий на удушливую волну неприятного запаха, тебе удается отразить, а вот со вторым все сложнее. Существо во мраке дышит; ты и сам дышишь - прерывисто и хрипло, чувствуя, как подкашиваются ноги от страха. Но тем не менее, ты не собираешься уходить. Ты смотришь существу в глаза, а оно смотрит в глаза тебе.
- Поиграем, - наконец раздается голос, высокий и холодный. Обычный человеческий голос - но в сочетании с этими желтыми глазами он звучит жутко. - Ты занятный малыш. Давай я попробую угадать, как тебя зовут?
После этого должен последовать твой ответ - но ты медлишь. Существо терпеливо ждет; тебе кажется, что оно способно ждать вечность. Наконец, ты набираешь воздуху в легкие и отвечаешь:
- Разве мое имя так важно тебе, о Владыка? Я - всего лишь часть твоей огромной армии, и если завтра я умру в бою, прославляя тебя, ты даже и не заметишь этого.
- Ошибаешься, - отвечает голос. - Ты глубоко ошибаешься, мой мальчик - я знаю наперечет всех своих воинов, ведь я живу в душе каждого из них, и мне ведомы их тайные помыслы. Знаю, как им бывает больно, когда они умирают, как они кричат, распялив рты в предмертном вдохе. Я знаю, что ты боишься. Ты боишься меня; но ты правильно делаешь - хороший воин должен бояться своего Владыки. В любой момент я могу отсечь тебя, как отсекают зараженную конечность, - но я не делаю этого, потому что надеюсь, что ты еще на что-то сгодишься. Жалко лишаться одной руки, даже если у тебя их великое множество.
Тебя передергивает. Ты знаешь, что не являешься частью этого существа, говорящего во мраке - да и его хваленые "воины" на самом деле не являются его частями - это он внушил им, что без него они - ничто. Но, тем не менее, ты собираешься с духом и отвечаешь:
- Я готов быть верной твоей рукой или чем прикажешь, о Владыка.
- Я, кажется, не задавал тебе вопросов, - глаза говорящего во мраке суживаются, в них полыхает нехороший огонь. - Зачем же ты отвечаешь мне, когда я не задаю вопросов? Настоящие воины не делают так. Так делают только те, кто служит Богине и считает женщину выше себя. Это они торопятся со словами и говорят много, как настоящие бабы; это они готовы стоять на коленях перед мерзкой, течной сукой, вымаливая - какой позор! - прикосновения или взгляда, - все потому, что духом они слишком слабы, чтобы просто подойти и взять то, что им причитается. Взять все и без остатка! Выжать все соки и отшвырнуть за ненадобностью, как сломанную игрушку, - пусть потом эта сука ползает на коленях перед тобой, пусть тычет тебе в лицо своим мерзким округлившимся брюхом - ты - мужчина, ты взял свое, а остальное тебя не касается! Ну, что ты молчишь! Отвечай же!
Ты не знаешь, что и ответить; от возмущения у тебя пересохло в горле. Однако прежде, чем ты собираешься с мыслями, мрак перед тобой расступается, и под ноги тебе с тихим стоном падает нечто. Ты смотришь вниз и видишь грязную, закованную в цепи худую рабыню. Ее глаза полны ужаса; она смотрит на тебя снизу вверх подобрстрастным взглядом, и ты понимаешь, что это - конец.
- Ну же! - гремит голос. - Что ты стоишь?! Ударь ее, как настоящий мужчина, заставь ее вылизывать тебе ноги! Посмотри - это даже не женщина, это мерзкий, готовый для тебя на все кусок дерьма! Но это опасный кусок дерьма, мой мальчик! Когда-то она была красива, и сотни мужчин хотели ее, - но я сумел укротить ее силу и подчинить ее своим нуждам! Что ты стоишь? Ждешь, пока эта змея сама кинется на тебя?! Ну же, наступи ей на горло! Заставь ее почувствовать, кто здесь главный!
Рабыня смотрит на тебя, ее губы беззвучно шевелятся. Ее лицо - сплошной кровоподтек; во рту догнивают последние остатки зубов. Но даже если бы она была в сто раз прекрасней, ты бы не захотел ее. Ты не можешь - взять и вот так ударить женщину просто за то, что она женщина.
- Если ты не победишь эту суку, она победит тебя. Выбирай, - произносит голос.
Но ты поднимаешь глаза и отчетливо отвечаешь:
- Нет.
Удар, подобный лавине, обрушивается на тебя, но ты держишься. Рабыня исчезает, а мрак приобретает очертания огромной фигуры с развевающимися щупальцами волос. Голос, возвысившись, ударяется в потолок и волной несется на тебя - но ты делаешь глубокий вдох и начинаешь петь.
Мрак сгущается вокруг тебя, пытаясь вплестись в твою песню, но ты не видишь. Ты поешь из последних сил, тебе не хватает дыхания, мерзко колет в солнечном сплетении, - но ты поешь, заново создавая в своей памяти тот образ, благодаря которому ты прошел сквозь мрак и пришел сюда. Тот единственный образ, который сохранился в твоем сердце. Все остальное уже не имеет значения.
Славься, о Великая Дану,
Дающая жизнь тем, у кого ее нет,
Привечающая бездомных
Странников, которые сбились с пути и пришли к Тебе.
Славься, о Великая Мать,
Рожающая заново наши души,
Пропускающая их сквозь свое звездное сердце,
Выдыхающая их легким паром, очищенные и обновленные.
Славься, о Прекрасная,
Забирающая нашу боль
И превращающая ее в светящееся благоухание.
Славься, о Бесконечная,
Дающая нам веру в свои необозримые пространства
И в иные миры, в которых для нас однажды найдется дом.
Славься, о Милосердная,
Знающая, что и те, кто отвратил лицо свое от собственной матери
Однажды вернутся к Тебе.
Славься, Великая!
Славься, Дану!
Да пребудет Твой свет во веки веков!
- Твою мать! - вопит твой противник, срываясь на фальцет. - Твою же мать!!!
Этот мерзкий, леденящий душу вопль окончательно выбивает тебя из колеи. Ты был так занят созданием образа, так отчаянно цеплялся за ту последнюю ниточку, еще связывающую тебя с Домом, с Небесами, с Матерью, что не выдерживаешь этого, казалось бы, пустякового удара. Мрак обрушивается на тебя удушливой волной - и ты падаешь под его напором, продолжая, впрочем, думать о том, что где-то еще есть Небеса, и Великая Мать ждет тебя, чтобы принять твою истерзанную душу в свои ласковые объятия. Больше у тебя не остается ничего. В последний момент ты видишь тонкое, озаренное светом девичье лицо; губы что-то шепчут, тонкие пальцы трогают твое лицо - а потом свет гаснет окончательно, и ты проваливаешься. Темнота под тобой бесконечна - а ты все падаешь, падаешь, падаешь...
Наконец, делая резкий вдох, ты заставляешь себя проснуться и с коротким вскриком садишься в постели. Твой дикий взгляд обшаривает комнату, залитую лунным сиянием - в окне висит огромная, в пол-неба, круглая Луна. Ты смотришь на эту Луну, потом смотришь на свои руки - и понимаешь, что это твои, настоящие, живые руки. Облегченно вздохнув, ты падаешь обратно в постель и снова закрываешь глаза. В этот момент ты ощущаешь себя странно взрослым и понимаешь, что от родителей, в принципе, не зависит твое счастье. Ты пойдешь своей дорогой, отличной от их общего пути, и быть может, потом будут те, кто пойдет за тобой. Те, у кого никогда не было матери. Те, у кого никогда не было отца.
С этими мыслями ты снова засыпаешь, и тебе снятся залитые солнечным светом необозримые луга, по которым ты идешь, задевая руками цветы и колосья. Дует ветер; вдалеке слышится негромкое пение. Ты идешь туда, откуда доносится голос, и знаешь - тебя там ждут.
После этого сна твоя жизнь начинает стремительно меняться. Ты, до этого жадно познававший мир, теперь начинаешь познавать себя самого. Ты не знаешь, кто ты, и только по снам узнаешь какие-то подробности своих прошлых жизней. Ты отчего-то уверен, что они у тебя были. Ты начинаешь увлекаться книжками по эзотерике; и, хотя пишут там чаще всего полную ерунду, ты довольно быстро отбираешь нужную тебе информацию. Ночные кошмары повторяются у тебя каждое полнолуние, но ты никому о них не рассказываешь. Местные считают психами всех, кто на них не похож.
Друзей у тебя мало, и в основном это - девчонки. Тебе неуютно среди представителей своего пола. Они, как правило, заняты тем, что мутузят друг друга или часами гоняют мяч, а тебе не слишком интересны такие занятия. Кроме того, они обижают девочек, - а ты, хотя и издевался в детстве над собственной сестрой, понимаешь, что больше так делать не стоит. Да и потом, ты прекрасно понимаешь, что пройдет еще пара лет - и те, кто вчера бил девчонок по голове или засовывал им в волосы жевательную резинку, будут пресмыкаться перед ними, повзрослевшими и оформившимися, а девчонки - те, которые понапроистей, будут крутить ими, как хотят, соблазняя их всевозможными перспективами. Потом, разумеется, последуют разочарования, и вчерашние королевы превратятся в ненавистных, презираемых, но все же желанных шлюх, которых будут хотеть и бояться. Ты не такой. Ты не боишься женщин. Ты хочешь, чтобы у тебя все было иначе.
Как-то раз ты находишь в букинистическом магазине краткий справочник по древнегреческой мифологии и оттуда узнаешь о маленьком божестве по имени Ганимед, который был виночерпием у самого Зевса. После этого тебе снится сон о том, как ты ходишь между длинных столов с большим кувшином, а сидящие за столами высокие люди кричат тебе:
- Эй, Желтый! Еще эля! Да поживее; надо как можно скорее напиться, чтобы забыть всю эту дрянь!
Ты подходишь к зовущим тебя и наливаешь им в кубок пахучей, пряной жидкости, а потом идешь дальше. Тебя просят спеть и сыграть; ты ставишь кувшин на стол, берешь в руки странный изогнутый инструмент с натянутыми на него струнами и пробуешь их. Звук у инструмента - непривычный, но приятный. Ты поешь, а осоловевшие от эля длиннолицые худые мужчины подпевают тебе и бьют ладонями по столу; кто-то из них встает со своего места и принимается танцевать, подпрыгивая и высоко вскидывая длинные ноги. Откуда-то выходят белокожие стройные женщины в длинных платьях и начинают кружиться вокруг столов; мужчины пытаются поймать их, но безуспешно; женщины смеются и продолжают свой танец. Наконец кому-то из сидящих за столом удается схватить красотку за руку и усадить ее к себе на колени. Девушка вырывается, но мужчина поглаживает ее по руке и целует взасос. До этого ты видел такое только в фильмах, но теперь даже виденные тобою фильмы не имеют значения - ты видишь это воочию, совсем близко от себя. К столу тем временем подсаживаются и другие красавицы, мужчины обхватывают их сильными руками и притягивают к себе. Никакого насилия - только обоюдное согласие. Тебе становится немного жаль беспечных красавиц, так легкомысленно отдающихся сидящим за столом мужчинам, - но потом ты понимаешь, что эти девушки сами выбрали для себя такую участь, да и тем, кто сидит за столом, должно быть, не стыдно и отдаться - все они, как на подбор, высоки и поджары, словно огромные дикие коты, и лица у них - прекрасные и суровые. Ты понимаешь, что не похож на них, но все же чуточку завидуешь. Завидуешь их дикой, воинственной мощи, завидуешь тому, как стонут и извиваются под ними длинноногие красавицы с белыми мягкими телами. Ты хочешь, чтобы и под тобой кто-то так же стонал и извивался, и про себя вздыхаешь, зная, что одинок.
Этой ночью у тебя случаются первые поллюции. Ты просыпаешься в липких и мокрых штанах и тяжело дышишь, пытаясь прийти в себя. Тебе - всего двенадцать лет, и ты знаешь, что обычно подобные вещи происходят у мальчиков позже. Но факт свершился. Какое-то время после этого ты не можешь нормально общаться с девочками, так как при взгляде на их начинающие проявляться женские формы в твоей голове моментально появляются образы красавиц из сна, и ты стыдишься этого. Так проходит год; твои одноклассники потихоньку начинают баловаться алкоголем и покуривать травку. Ты смотришь на них и втайне завидуешь; образ музыканта из сна не дает тебе покоя, и ты начинаешь учиться играть на гитаре. Способности к музыке наблюдались у тебя и до этого, но теперь ты понимаешь, что пора дать им раскрыться. Ты мечтаешь о том, что однажды тебя пригласят на вечеринку, где ты будешь играть и добьешься всеобщего внимания - и тогда, быть может, кто-нибудь из девчонок, так похожих на тех чудесных женщин из твоего сна, осчастливит тебя. Твой незримый товарищ, с которым ты теперь почти не общаешься, молча наблюдает за всем этим, но не осуждает тебя. Он понимает, что тебе надо дать перерасти это.
Наконец, заветная мечта исполняется - тебя приглашают на вечеринку. Ты, научившийся уже довольно сносно играть на гитаре, несешься туда со всех ног, ожидая увидеть там нечто грандиозное. Но когда ты прибываешь на место, выясняется, что там нет ни длинных, заставленных едой столов, ни высоких бледнолицых воинов, ни прекрасных дев, отдающихся им. Все, что есть - это пара продавленных диванов, куча воздушной кукурузы, два ящика с пивом и ватага полобных тебе подростков возрастом от четырнадцати до семнадцати лет. Тебе скоро становится скучно, и ты стараешься хоть как-то разрядить обстановку, играя на гитаре, - но пара мальчишек постарше говорят тебе, что твоя музыка - отстой. Ты обижаешься и хочешь уйти, но какая-то добрая душа ловит тебя за руку и предлагает странного вида помятую сигарету: "На, попробуй. Расслабься".
Делать тебе все равно нечего, и ты нехотя принимаешь этот подарок. До этого ты никогда не курил марихуану, но теперь впервые узнаешь, что это такое. Первые пару часов ты действительно, расслаблен до невозможности; тебе не хочется никуда идти и не хочется ничего делать, и ты просто сидишь на диване и глупо улыбаешься проходящим мимо девчонкам. Однако, потом начинается кое-что поинтересней.
Тебе внезапно кажется, что то самое ужасное существо из твоих снов наверняка пробралось в дом и где-то прячется. Ты заглядываешь под диван; но существа там нет; ты идешь на кухню и заглядываешь в холодильник, но существа нет и там. От страха ты набираешь себе кучу еды, садишься за стол и начинаешь лихорадочно ее поглощать, и чем больше ты ешь, тем вкуснее тебе кажется еда. На кухню заходит какая-то парочка, испуганно косится на тебя и тут же выходит. Ты сидишь за столом, по уши в ореховом мороженом, и уплетаешь шоколадный батончик, периодически поглядывая по сторонам – нет ли чудовища?
Чудовища нигде не видно, но ты на всякий случай строишь перед собой батарею из пакетиков сока и банок колы, на полном серьезе полагая, что она может его задержать. Заходящие на кухню люди смотрят на тебя с недоумением, некоторые глумливо хихикают. Но тебе абсолютно до фонаря, что о тебе подумают. Ты занят едой и выглядыванием чудовища. Мало-помалу тебя начинает отпускать; есть тебе больше не хочется, и чудовище уже не мерещится. Зато теперь ты понимаешь, что объелся, и с этим надо что-то делать. Ты идешь в туалет и проводишь там добрые полчаса – но судя по всему, опорожниться тебе так и не грозит, потому что у тебя, похоже, начался запор. Живот крутит так, что ты готов лезть на стену от распирающих тебя чувств. В конце концов ты находишь выход – становишься на коленки, суешь два пальца в рот и щекочешь небо. Все возвращается на круги своя.
Все возвращается на круги своя – и по мере того, как ты взрослеешь, память постепенно возвращается к тебе. Ты чувствуешь свою значимость и растущую силу; ты мучительно тоскуешь по той жизни – Неизвестно Где и Неизвестно Когда. Сны тебе, как ни странно, почти не снятся, - и ты не можешь полагаться на свою интуицию; ты придумываешь несуществующие подробности своих прошлых жизней и одновременно изо всех сил пытаешься вспомнить все. Твои одноклассники уже вовсю курят травку; ты, чтобы не отставать от них, куришь тоже, но, в отличие от них, тебе это нравится. В четырнадцать лет ты пробуешь впервые заняться сексом с одноклассницей; у тебя, разумеется, ничего не выходит, а одноклассница потом рассказывает обо всем своим старшим братьям, которые приходят в твою школу с тем, чтобы избить тебя. Тебе удается смыться от них через окно в туалете, но из школы после этого приходится уйти. Этим же летом ты идешь на первый в жизни рок-концерт, и там впервые в жизни по-настоящему напиваешься. Тебя приносят домой друзья, и, пока они тащат тебя, ты вырываешься у них из рук и вопишь:
- Пустите, пустите меня, дайте мне сразиться с Красноглазым!
Это, конечно же, больше бравада, чем правда – никакого Красноглазого поблизости нет, но ты чувствуешь себя настолько храбрым, что готов задать трепку хоть ему, хоть любому другому монстру. Твой громкий голос привлекает полицейских, они пытаются задержать вас, но в последний момент вам удается улизнуть. Ты трезвеешь моментально и несешься вместе с друзьями по ночным улицам. Приходите в себя вы на какой-то крыше, уже оторвавшиеся от погони, потные, пахнущие алкоголем, но счастливые. С тех пор в тебе появляется абсолютная уверенность в том, что ты будешь рок-музыкантом. Ты еще не знаешь, зачем это тебе – но чувствуешь, что это будет чертовски весело.
Позже, разумеется, твоя идея обрастает различного рода подтверждениями. Ты понимаешь, что все то, что ты видишь во снах, дается тебе не просто так, и начинаешь пытаться это выразить . Сначала у тебя ничего не получается, но ты не бросаешь попыток что-нибудь написать и хоть как-то озвучить свои мысли. О Городе, странных существах и своем воображаемом друге ты не рассказывешь, - но зато впитываешь, как губка, все, что слышишь во время своих ночных странствий, и пытаешься применить услышанное к реальной жизни. Вокруг тебя живут люди; ради них ты пришел сюда. Люди эти в основном глупые и мелочные; их образ мышления отчасти напоминает тебе Красноглазого из твоего сна. Людям хочется подчинить себе все – начиная от природы и заканчивая человеческими чувствами – но ты пытаешься их любить. Пытаешься искать в них что-то хорошее, хотя это удается тебе с трудом – потому что иначе ты не видишь смысла жить.
Ты изо всех сил пытаешься не обращать внимания на постоянно меняющихся ухажеров своей матери, хотя это и задевает твое самолюбие. Ты дерешься с одноклассниками, когда они называют тебя «безотцовщиной», но стараешься не держать на них зла. Ты дружишь с парнями-геями, потому что больше никто не хочет с ними дружить, и понимаешь, что эти парни – куда умнее и добрее прочих твоих сверстников. Ты пытаешься прощать людям многое, ты глотаешь обиды, и расстраиваешься, что это у тебя не всегда выходит.
На самом деле ты прекрасно знаешь, что характер у тебя – скверный, а сердце – холодное, и этот внутренний холод не дает тебе покоя. Ты видишь, как твои одноклассники и соседи влюбляются, как они искренне соболезнуют друг другу, - все эти люди, способные травить себе подобных, тем не менее, способны и любить. Ты видишь, что твоя мать отчаянно хочет, чтобы у ее детей наконец-то был отец, что она изо всех сил старается обеспечить семью, - и тебе больно оттого, что все ее старания не находят в твоей душе никакого отклика. И поэтому ты стараешься быть добрым. Стараешься быть хорошим, чтобы никто не узнал о том, что на самом деле ты равнодушен и слаб. Чтобы никто не увидел, как стыдно тебе от собственного равнодушия.
На самом деле все, что ты хочешь – это петь и смеяться. Тебе не хочется никого спасать и вытаскивать, не хочется быть ни с кем нарочито-добрым – тебе просто хочется петь и кружиться, рассыпая кругом рассветные искры, запрокинув голову в небо. Ты хочешь быть Радостью, ты хочешь дарить себя без причины, просто так, а не потому, что кому-то это жизненно необходимо, и «он же без тебя пропадет». На самом деле ты знаешь, что люди редко умирают от отсутствия внимания, - но все усиленно требуют этого внимания от тебя, людям хочется находиться рядом с тобой, и, хотя они над тобой смеются, ты чувствуешь – они без тебя не могут. И ты не уходишь от них. Ты улыбаешься, ты позволяешь себе всевозможные выкрутасы, зная, что люди все равно простят их тебе, потому что им нужна твоя Радость…
Но никто не знает, что тому, кого считают Радостью, порой совсем не хочется радоваться, а хочется зарыться лицом в чье-то плечо и горько плакать. Плакать от одиночества и тоски, плакать оттого, что рядом нет того, с кем можно было бы просто быть собой в море Радости и в море Печали. Ты пытаешься выразить то, что словами выразить нельзя. Ты знаешь, что люди примут твои слезы, и их посчитав за Радость, но пока что боишься их ранить. «Еще не время, - шепчет тебе твой внутренний голос. – Еще не время».
В шестнадцать тебе наконец удается познать женщину, но это стоит тебе твоих отношений с матерью. Она, в итоге нашедшая семейное счастье с каким-то детиной из местных, не может принять того факта, что ты приводишь в дом какую-то девицу, и, как всякая добропорядочная мать, закатывает тебе скандал. На самом деле это – отвлекающий маневр. Ей когда-то где-то сказали, что на первый половой опыт своих детей надо реагировать именно так; да и потом, она страшно боится, что ты повторишь путь своего отца, которого она теперь ненавидит. Она выставляет тебя и твою подружку на улицу, невзирая на ваши вялые протесты, и вы, пораскинув мозгами, решаете продолжить начатое дома у кого-нибудь из друзей. Тебя всего трясет, ты не веришь, что это происходит с тобой, и страшно боишься облажаться. Но все проходит гладко, как говорится, «без сучка, без задоринки», и, сделав дело, ты выходишь на улицу, под дождь, и идешь куда глаза глядят.
Эту ночь ты поводишь под мостом, сидя у реки на холодной гальке и глядя на воду. Ты все еще не можешь поверить в то, что наконец-то стал по-настоящему взрослым. Откуда-то снова появляется твой невидимый друг. Он садится с тобой рядом и говорит: «Поздравляю». Ты молчишь, - только горько усмехаешься. Твоя мечта наконец-то сбылась, но ты отчего-то не рад этому. Может быть, потому, что под мостом холодно, а домой тебя все равно не пустят; может быть, оттого, что то, что ты представлял себе как нечто волшебное, оказалось на самом деле довольно обычным занятием. Когда-то ты клялся, что не умрешь до тех пор, пока впервые не займешься сексом, - и теперь понимаешь, насколько же глупа была твоя клятва. Секс у тебя получился, но ты не умер от счастья, и тебе все еще хочется жить.
«Где же оно, счастье?! – восклицаешь ты и бросаешь в воду камень; раздается всплеск, а за ним тихое «бульк». – Что мне сделать, чтобы найти его?!»
«Работать, - отвечает твой незримый товарищ, сидящий рядом. – Делать то, что хочется. Тогда счастье непременно будет.»
Ты понимаешь, что надо работать. Ты чувствуешь в себе силу. Ее необходимо куда-то девать, иначе она сожжет тебя изнутри. Красноглазый рядом; он не дремлет и все ждет, когда же можно будет на тебя напасть. Но ты не боишься его. Ты знаешь, что отныне ты будешь сражаться с ним – сражаться всю свою жизнь, просто потому, что он мешает тебе радоваться. Ты радуешься, когда люди смеются, ты радуешься, когда люди любят друг друга, ты радуешься, когда людям хорошо оттого, что ты поешь. И ты знаешь, что ни за что не отдашь свою Радость Красноглазому, не позволишь ему навязать людям свои порядки.
Утром ты возвращаешься домой и находишь свои вещи выставленными на крыльцо дома. Мать даже не хочет с тобой разговаривать. Она считает, что, раз уж ты начал заниматься сексом, ты уже вырос и должен обеспечивать себя сам. И ты уходишь. Уходишь, прихватив с собой гитару и немного одежды – большего ты просто не можешь позволить себе взять. Вы с другом решаете поселиться в заброшенном доме на окраине города. Ты бросаешь школу, и окружающие показывают на тебя пальцем, но тебя это не волнует. Ты знаешь, что у тебя есть дело – и ты делаешь его, и хочешь доделать до конца, чего бы это тебе ни стоило.
Ты знаешь, что однажды найдешь такой источник Радости, из которого могли бы пить все.